Я кивнула:– Вроде того.– Вы твердо настаивали на годичном сроке. Почему?И я вдруг, неожиданно для самой себя, рассказала Саймону все – про отъезд Саскии, про Грязнулю Джоан, про миссис Мортимер, даже про Матисса. Только о Дики умолчала. На предстоящий год мне хотелось начисто исключить из своей биографии этот исторический эпизод. Я уже решила, что нынешний знакомец меня устраивает, и, несмотря на неловкость, случившуюся из-за оранжевой дивы, надеялась, что я его – тоже. Судя по всему, так и оказалось. Во всяком случае, никаких признаков антипатии я не заметила. Мне до смерти надоела эта охота – женщины вообще не предрасположены к охоте, – и хотелось начать наконец получать удовольствие.– Значит, вы – независимая и состоятельная женщина, – заключил он, выслушав мой монолог.Прозвучало это недурно.– Смею думать. А вы?– Я являюсь партнером в одной весьма скромной фирме, но, учитывая нынешнее состояние дел, не жалуюсь. И у меня достаточно свободного времени. В течение нескольких предстоящих месяцев я намерен большую его часть потратить на то, чтобы сбросить напряжение.– У вас тоже реабилитация?Подумав, он покачал головой:– У меня много причин, чтобы так поступить. Главным образом я следую совету друга. И потом… еще три года назад я был женат – у нас не было детей, и с тех пор, кроме случайных встреч на одну ночь, у меня ничего не было. А мне такие однодневки не очень нравятся.Я внезапно испытала разочарование и, прислонившись к спинке стула, голосом классной наставницы произнесла:– Послушайте, это меня настораживает: похоже, вы ведете речь о длительных отношениях. – Следуя его примеру, перевела взгляд на пивную пену и принялась развозить по столу мокрое пятно. – Обязательства, ожидания, все такое прочее – это не для меня. Я серьезно. Мне это настолько ни к чему, что, будь у меня дневник, я бы написала на соответствующей странице: «Сегодня – конец приключения». Если вам это кажется слишком суровым условием, что ж… – Я безразлично пожала плечами.Видимо, уловив мою менторскую интонацию, он по-школьному поднял руку и мирно спросил:– Как насчет девятого апреля?– Что? – не поняла я.– Девятого апреля. Подходит вам это число в качестве заключительной даты? Разумеется, при условии, что нам не захочется расстаться раньше. – Он окинул меня критическим взглядом. – Но, думаю, этого не произойдет. Если, конечно, у вас нет тайных пороков. Впрочем, не похоже. Вы кажетесь существом сердечным, разумным и привлекательным, к тому же – с собственными убеждениями. – Его взгляд стал еще более критическим. – Вы, случайно, не расистка? Не сторонница смертной казни? Не – упаси Бог! – строгая вегетарианка? – Он расхохотался. – Нет, конечно, нет. Уж последнее точно.– Откуда вы знаете? Может, и вегетарианка.– Знаю, потому что вы съели почти все бутерброды с ветчиной.Я инстинктивно оттолкнула тарелку. На ней сиротливо лежал последний оставшийся бутерброд. Когда живешь одна, невольно становишься эгоисткой.– Господи! – виновато воскликнула я. – Простите.Саймон Филлипс встал. На миг мне показалось, что, потрясенный моей неслыханной прожорливостью и жадностью, он решил уйти. Немудрено: что бы подумала я сама, если бы на первом же любовном рандеву купила гору бутербродов, а он съел бы их все, практически ничего мне не оставив? Предполагается, что при знакомстве люди должны проявлять максимум воспитанности. Сжевать же весь его «паек» в ответ на вежливое приглашение угощаться едва ли вежливо.– Мне действительно очень стыдно, – полушутя призналась я. – Очень, очень. Я больше не буду.– Надеюсь, – усмехнулся он и, взяв мой стакан, направился к стойке.Я с облегчением вздохнула, расслабилась, насколько смогла, и вдруг поняла, что так толком и не разглядела его. Думаю, если бы меня попросили очень коротко описать его, то могла бы сказать лишь, что у него дружелюбное выражение лица и с ним легко разговаривать, ну еще что он, слава Богу, не носит блейзеров и мятых фланелевых брюк.Я уставилась ему в спину. Серый джемпер, хлопчатобумажная рубашка, вельветовые брюки цвета морской волны, парусиновые туфли. Безупречно разумен. Но совершенно чужой. Незнакомое тело, прикрытое одеждой, – ни истинной формы его, ни фактуры я не знаю. Как он пахнет, какие у него привычки, манера жестикулировать, запросы? Меня пробрал холодок. Все это полное безумие. И что мы будем делать дальше? Выйдем на деревенскую улицу, пройдемся, потом углубимся в какой-нибудь лесок и начнем трахаться? Трахаться я в любом случае не хотела.То есть хотела… но не трахаться, а… как бы это поточнее выразиться? Я хотела жаркого секса, но все же слегка приправленного особыми отношениями. Без клятв в вечной любви.Нет, все это было хуже, чем безумие. Продолжение вдруг показалось мне абсолютно невозможным. Даже опасным. Совершенно очевидно, что передо мной был не распутник. Он явно стремился к нормальному развитию событий: от симпатии к любви, от любви – к вечной любви со всеми ее грустными разочарованиями. Нет, нет и нет! Для меня все это далеко позади. Безнадежно. Все равно ничего не получится. Я приготовилась объявить ему это прямо в лицо, как только он вернется. Барменша, отсчитывая сдачу, сказала, что позовет его, когда сандвичи будут готовы. И вдруг, уже поворачиваясь, чтобы идти назад, и попутно переговариваясь с оранжевой кариатидой, которая плотоядно улыбалась ему, он посмотрел на меня поверх горного кряжа мощной груди и весело подмигнул. После чего, бросив красотке еще что-то на прощание, вернулся и сел за стол. И тут я сказала себе: «К черту сомнения! Он будет моим любовником». Я поклялась, вернувшись домой, жадно припасть к Овидию. Нет лучшего противоядия от романтической любви. У Овидия, как в жизни, все всегда кончается слезами.– Что она вам сказала?– Что сандвичи будут готовы через минуту.– Не барменша, а та – оранжевая ракетоносица.– Ах эта. Сказала, что у меня симпатичный зад.– Так и заявила? – Я разрывалась между желанием казаться хладнокровной и уже явно обозначившимся инстинктом собственницы. – А он действительно симпатичный? – Ничего другого я, конечно, не могла придумать.Он взял оставшийся бутерброд и ухмыльнулся:– Это уж вам судить…Я потянулась было к стакану, но отдернула руку. За все то время, что мы с Роджером знали друг друга (в библейском и других смыслах), он ни разу не сказал ничего, что заставило бы меня задрожать от предвкушения удовольствия. Я улыбнулась безо всякого притворства и напомнила себе: с любовником сначала нужно поиграть, не следует сразу выдавать все свои секреты. Я вовсе не хотела, чтобы Саймон Филлипс понял, что поразил мишень в самое яблочко.Пока он задумчиво жевал бутерброд, я отчаянно пыталась чем-нибудь занять дрожащие руки, но взять стакан не решалась, чтобы ненароком не выронить. Лучше всего было держать руки под столом, потому что в том состоянии, в какое он меня вогнал, я была способна даже начать грызть пустую пластмассовую тарелку. Как мужчинам удается так хорошо скрывать свои эмоции? Вот этот, например: выдал весьма провокационное заявление и сидит как ни в чем не бывало, словно сказал ничего не значащую фразу вроде: «Неплохая погода для мая». Должна ли я затронуть интимную тему прямо здесь и сейчас? Не зная, как вообще положено вести себя в подобных ситуациях, я с безразличной улыбкой, неестественно приклеившейся к губам, спросила:– А почему именно девятое апреля?– Потому что в этот день я отправляюсь в Никарагуа, – ответил он и, наклонившись ко мне, добавил: – Но не на отдых. – Его взгляд стал более серьезным. – Еду работать. Буду прилагать свои инженерные умения в каком-нибудь медвежьем углу, из которого, вероятно, никогда не выберусь. – И поднес стакан к губам, глядя на меня поверх него.– Что ж … – растерянно протянула я, – звучит очень… м-м… увлекательно.Он снова откинулся на спинку стула, поставил стакан и улыбнулся пенной шапке.– О да, очень. И к тому же опасно. Я еду туда бескорыстно, добровольно и считаю, что поступаю правильно. Это слово, данное мной тамошним моим знакомым, я не могу его нарушить. Вот почему ваше условие оказалось столь соблазнительным для меня. Я должен буду уехать, что бы ни случилось. Боюсь до чертиков. Не исключено, что я умру там от змеиного укуса. Или от пули какого-нибудь цээрушника. Или просто от болотной лихорадки. – Он нарочито беззаботно развел руками. – Самоубийственная миссия, если хотите.– Не хочу. – Я подозревала, что меня разыгрывают. – Вы говорите, как герой романа девятнадцатого века. Хаггарда, например.– У Хаггарда – Африка.– Ну, тогда Маркеса.– Теперь по крайней мере континент назван правильно.– У вас очень покровительственная манера разговаривать.Он хлопнул рукой по столу и весело рассмеялся:– Это точно! Но взгляните на вещи с никарагуанской точки зрения. Страна растерзана гражданской войной, измучена голодом, болезнями, коррупцией. Запад своим вмешательством только усугубил ее беды, а вы спокойно сидите в оксфордширском баре и рассуждаете, толком даже не зная, на каком континенте она находится.– Думаю, – огрызнулась я, – при том, что там, по вашим словам, происходит, никарагуанцы вряд ли заметят мою оплошность.Подоспела новая порция сандвичей. Барменша крикнула, чтобы мы их забрали, а Оранжевая Грудь бросила лаконичный взгляд на наш столик. Я быстро метнулась к стойке, схватила тарелку и с высоко поднятой головой поплыла обратно в свою безопасную гавань, на ходу одарив искусительницу самым дружелюбным взглядом, на какой оказалась в тот момент способна.– Итак, – сказал он, – будем считать, что это была наша первая любовная размолвка. Как вам?– Это было восхитительно, – отозвалась я. – Угощайтесь.– Не хочу относиться к этому слишком серьезно, – смягчился он. – Я вовсе не проповедник и не крестоносец и был бы счастлив – точнее, предпочел бы – не влезать в это дело. Но я принял решение и выполню свой долг, и говорить об этом больше не собираюсь. Однако до отъезда надеюсь немного повеселиться, устроить нечто вроде легкой прогулки…Я рискнула взять еще один сандвич.– Вы имеете в виду эмоционально или… – я откусила, – или сексуально?Он на какую-то долю секунды задумался и показался мне не очень уверенным в себе. Вот и прекрасно. Если мы сражались за контроль над ситуацией, то я хотела продемонстрировать, что у меня в арсенале тоже есть кое-какая артиллерия. Он прожевал, проглотил, запил, поставил стакан на стол и наконец ответил:– И то и другое.Мы оба почувствовали облегчение и невольно рассмеялись.Если полчаса назад мне казалось, что я испытываю ощущение ирреальности происходящего, то это было ничто по сравнению с тем, что чувствовала я теперь. Он ведь еще даже моей руки не коснулся. Хотя, с другой стороны, кто сказал, что это обязательное предварительное условие?Саймон взглянул на часы. На какую-то неуловимую долю секунды мне представилось, что он сейчас скажет: «У меня всего полчаса времени, так что давайте поторопимся». Но Саймон всего лишь сверился с календарем.– В четверг у меня день рождения. Сходим куда-нибудь вместе? Я люблю пасту, вообще итальянскую кухню. А вы?Сегодня вторник. Значит, впереди был один вечер, чтобы освоиться с новым положением, один день, чтобы по-настоящему понервничать, и потом мы снова увидимся.– С удовольствием, – сказала я чистую правду, что оказалось для меня сюрпризом. Не задумываясь над метафорами, я решила немедленно взять быка за рога и с самоуверенностью – несколько показной – спросила:– Ну а как насчет секса?Он совершенно серьезно ответил:– Это зависит от степени вашего нетерпения.Сама Агриппина, усомнись кто-нибудь в ее знании ядов, не почувствовала бы себя более униженной.– Никакого нетерпения я не испытываю. Отнюдь. Просто я думала, что нам следовало бы… гм-м… ну-у… обсудить это.– А вы за или против?Какой глупый вопрос. Я свободная и независимая женщина, не так ли?– Разумеется, я – за, но это вовсе не значит, что мне не терпится.– Что ж, я тоже – за. Значит… – Он пожал плечами, и его лицо приобрело несколько озадаченное выражение, словно в помещении вдруг стало гораздо меньше света. – Значит, это случится?.. – И посмотрел на меня так, что смущение, испытанное, когда он застал меня за созерцанием диковинного бюста, показалось сущим пустяком. – В конце концов, это ведь всего лишь наше первое свидание.Разумеется, он был прав.После этого мы оба вдруг повели себя совершенно естественно, так, словно познакомились где-нибудь у общих друзей и это было наше первое спонтанное свидание, а не результат заранее продуманного предприятия. Мы разговорились об искусстве. Он предупредил, что плохо в нем разбирается, но на поверку оказался знатоком почище многих. Архитектура привлекала его больше, чем живопись, кумиром был Корбюзье. В изобразительных искусствах он отдавал предпочтение экспрессионизму, потому что это течение, по его словам, наилучшим образом отражало турбулентность эпохи. Не понимаю, как ему удалось произнести это безо всякого пафоса, но удалось. Я рассказала о своих рамках, о том, как порой чувствую себя почти богиней, когда удается усилить впечатление, добавив идеальное обрамление совершенному произведению искусства. Не понимаю, как мне удалось произнести это, не вызвав у него внезапного свертывания крови, но удалось.Кстати, уже безо всякой помпезности, он сказал очень приятную для меня вещь – что Иниго Джонс Иниго Джонс (1573 – ок. 1652) – английский архитектор-классицист, ввел палладианский стиль в Англии.

начинал как окантовщик картин. Я этого не знала и с удовольствием спрятала «орешек» в свое беличье дупло, чтобы время от времени вытаскивать его и любоваться им потом, долгими унылыми зимними днями, когда я вернусь в мастерскую и снова окажусь на линии огня между блуждающим взглядом Рэга и махами Джоан. Немного помечтала, представив себя театральной художницей при дворе Карла Третьего, а потом проектировщицей храмов экологии…Кино интересовало его больше, чем театр. Автомобили не интересовали вовсе, их он рассматривал исключительно как средство передвижения. Друзей было мало, но он ими очень дорожил, приятелей – гораздо больше. Он не считал себя ни гурманом, ни кулинаром, любил простую пищу и непритязательную сервировку. Никогда не носил костюмов. Мечтал за предстоящий год посмотреть массу всяких достопримечательностей и в Англии, и в Европе, некоторые – один, другие – в компании. Жил в Клапаме, в квартире, которая ему не принадлежала.Банальные, но такие важные подробности.Я радовалась, что по истечении года он уедет. Характер вырисовывался весьма привлекательный, но всякая привлекательность меркнет, как только натыкаешься на вонючие носки под кроватью.Требовалось прояснить еще один (кроме секса) вопрос, и я сказала:– Думаю, нужно поговорить о деньгах.Он с трудом сдержал смех.– В самом деле? Вы собираетесь назначить цену? – Он изобразил на лице детскую невинность. – Вот уж не предполагал. – Я молчала, не поддаваясь на провокацию. – Так и быть, оставлю вам по завещанию все, – рискованно пообещал он и залпом опорожнил стакан.– Дар принимаю, – язвительно ответила я, еще не решив, счесть себя оскорбленной или нет. Но по размышлении предпочла не обострять отношений.– О деньгах? – уже без ерничества переспросил он.Я молча кивнула.– Вы имеете в виду, кто за что будет платить?– Да.– Об этом я не думал. А вы что предлагаете?– Наверное, лучше, чтобы каждый платил за себя – в большинстве случаев.– Договорились. Это замечательно. Очень практично. «Должен же кто-то из нас быть практичным», – мысленно добавила я и встала.– Так что позвольте мне заплатить мою половину за угощение.– Нет-нет. – Он отвел мою руку с кошельком. – Разрешите сегодня мне расплатиться самому.Я, однако, настаивала. Денежный вопрос может испортить любые отношения, так что я предпочла с самого начала быть на равных.Мы расплатились и вышли. Майское солнце еще ярко сияло на небе, когда мы направились к своим машинам.– Все это немного эксцентрично, вы не находите? – сказала я.– Да, – серьезно согласился он. – Но рассматривайте это как приключение.В целом совет был разумным.– Однако и о романтике забывать не следует, – поддразнила я, открывая дверцу.– Женщины о ней никогда не забывают, – ответил он и чмокнул меня в щеку.От неожиданности я отскочила чуть ли не на фут. Одному Богу известно, что бы я сделала, если бы он вдруг предложил устроить блиц немедленно, на заднем сиденье.– Ну, пока. – И, смущенная, как школьница, я села в машину.Он махнул мне рукой, пока я отъезжала, – весьма неуверенно и не в ту сторону. К тому же я поймала себя на том, что смотрю в зеркало заднего вида, чтобы проверить, не нырнет ли он обратно в паб, на свидание с мисс Грудью, которое, может быть, они успели друг другу назначить. И только спустя несколько минут с несказанной радостью осознала, что ревность не входила в соглашение, подобное нашему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34