С нее достаточно. Она совершенно окоченела. Впервые за все это время Гвин уже не волновало то, что по ту сторону ворот находился Танкреди и что он скоро предстанет перед ней — улыбающийся своей пленительной улыбкой, перед которой она никогда не могла устоять. — Ну ладно. Мы приехали. Дальше что?
Джесс посмотрела на обитую железом дверь и подняла воротник парки, защищаясь от дождя. Колено ныло. Гнев куда-то улетучился, осталось лишь дурное предчувствие, костлявыми пальцами сдавливавшее горло и грудь. В голове звучало эхо бесконечных частых гудков в телефонной трубке.
Несчастная Катриона дрожала. Ей хотелось плакать.
— Там никого нет.
— Разумеется, есть. Должен быть.
Они подождали. Гвиннет во второй раз подергала колокольчик.
— И что же, вы думаете, мы должны… — начала было Катриона.
Но в этот момент дверь на хорошо смазанных петлях бесшумно отворилась.
В дверном проеме стояла стройная фигура, приглушенный свет из прихожей за ее спиной падал на серебристые волосы, четко обрисовывал высокие скулы и глубоко посаженные глаза.
— Кто там? — Женщина разглядывала поздних гостей с явным недоумением. — Что вам нужно? — Тон вдруг изменился:
— Джесс? Гвин? Кэт? Вы… Ну что ж, — смиренно вздохнула Виктория Рейвн, — раз уж вы здесь, думаю, вам лучше войти.
Виктория. Жива и здорова.
Она явно не ожидала приезда подруг и, очевидно, не была осчастливлена подобным обстоятельством.
«Ничего не понимаю», — подумала Гвиннет.
Поставив вещи у ног, они неловко топтались в полутемном холле.
— Мы пытались дозвониться из Обана, — объяснила Джесс.
— Я сняла трубку с рычага. — Виктория крепко зажмурилась, словно пытаясь этим прогнать непрошеное видение.
Открыв глаза, она тем не менее снова увидела трех подруг и поморщилась. — А почему вы вообще приехали?
— По просьбе Танкреди. Он нам позвонил.
Виктория выглядела ошеломленной.
— Тан-кре-ди позвонил? Когда?
— Три дня назад. И говорил очень встревоженно, — ответила Джесс.
— Гвиннет прилетела из Нью-Йорка, — вставила Катриона. — А Джесс проделала свой путь из Мехико.
— Мехико, — эхом повторила Виктория. — Это действительно далеко. — Она сосредоточенно разглядывала подруг, вероятно, пытаясь уловить смысл их приезда. — Но что вам сказал Танкреди?
Джесс глубоко вздохнула. Она была сбита с толку. Неужели их в конце концов одурачили самым глупым образом?
— Он сказал, что мы нужны тебе. Мы приехали помочь.
— Боюсь, что уже не сможете, — покачала головой Виктория.
Ее длинные прямые волосы ярко блестели в свете ламп.
В холле стоял жуткий холод. Тоном, каким запоздало извиняются перед гостями, приехавшими после пятичасового чая, Виктория добавила:
— Спасибо, что приехали, в любом случае очень мило с вашей стороны.
Подруги не знали, что же им делать дальше. Не ждет ли Виктория, что они тотчас развернутся и уберутся восвояси?
— А Танкреди здесь? — спросила Гвиннет. — Может, нам лучше поговорить с ним?
Губы Виктории исказила бессмысленная улыбка.
— Он — наверху. В своей комнате.
Но Виктория и не пошевелилась, чтобы провести подруг к брату.
Гвиннет нервно хрустнула суставами пальцев.
— Могу я подняться? Я знаю, где его комната.
Словно это было только вчера, Гвин представила эту уединенную монашескую комнату с высокими арочными окнами и односпальной кроватью, стол, книги и старинный кувшин с тазом.
— Если хочешь. — Виктория кивнула.
Дверь в комнату Танкреди была закрыта.
Подруги в нерешительности остановились перед ней. Из комнаты не доносилось ни звука.
— Он болен? — спросила Гвиннет шепотом. — Или спит?
Мы не хотим его беспокоить.
— Не обеспокоите. — Виктория открыла дверь, они вошли, и в нос им ударил резкий неприятный запах какого-то дезинфицирующего средства, смешанный с застаревшим «ароматом» плесени и гнили.
Старуха с жидкими седыми волосами поднялась со стула, на котором сидела, и вопросительно повернула к вошедшим каменно-застывшее лицо.
— Все в порядке, Кирсти, — успокоила старуху Виктория. — Это друзья.
Единственным звуком, сопровождавшим их путь до постели, был стук высоких каблуков Гвиннет по голому деревянному полу.
Они встали плечом к плечу у постели и безмолвно уставились на лежавшего на ней человека.
— Но это не… — начала было Гвин.
С первого взгляда это, конечно же, был не Танкреди.
На кровати лежал совершенно изможденный человек: сложенные на груди руки походили на клешни, обтянутые дряблой кожей; волосы — седые, впалые щеки густо покрыты мертвенно-бледными пятнами.
Но это был Танкреди, и он был мертв.
— Сегодня где-то около полудня, — сказала Виктория.
Гвиннет издала слабый невольный страдальческий вздох.
Катриона зажала рот руками и отвернулась.
— Мне так жаль. Я бы никогда не приехала. Мы не знали.
— Разумеется, не знали. Откуда?
Джесс неотрывно смотрела на спокойное, исчахнувшее лицо.
— Как долго он болел?
Виктория пожала плечами.
— Кто знает? Но еще два последних месяца он был не так уж и плох.
В комнате повисло молчание. Как бы извиняясь, Гвин спросила:
— Что это было?
— А что бы вы думали, зная тот образ жизни, который он вел? — раздраженно ответила Виктория. — СПИД, конечно. Надеюсь только, он думал, что это стоит того.
Глава 2
Они сидели в гостиной у оконного выступа, за тем же самым столом, за которым Гвиннет когда-то пила чай с тетушкой Камерон, с той только разницей, что вместо подноса с чайным сервизом на столе стояли стаканы и графин с виски. Путешествие теперь представлялось подругам далеким и таким же нереальным, словно оно было проделано в другое время и кем-то другим.
Кирсти сидела, окаменев, на старинном стуле с гнутой спинкой, слишком маленьком для ее крупной фигуры. Глухим голосом кухарка рассказывала гостям:
— За ленчем все было как обычно. Он даже попросил омлет с грибами и петрушкой, и я поставила на поднос стакан молока… Он так сильно похудел, совсем как мальчишка — кожа да кости… ;
Лицо Кирсти сморщилось в попытке удержаться от рыданий.
Виктория налила стакан виски и вставила его в руку Кирсти:
— Выпей. Тебе полегчает.
Кирсти всхлипнула, выпила, поперхнулась и задумчиво вытерла рот тыльной стороной ладони.
— Не могу поверить, что его уже нет… Ему было шесть лет, — обратилась Кирсти к Джесс, Гвиннет и Катрионе, — когда он приехал сюда в первый раз. Огромные глазищи, черные волосы и осунувшееся лицо, ни слова не говорившие о том, как они жили в той жаркой стране. Мальчика надо было откормить. Я сказала себе: «Хорошая домашняя пища вернет здоровый цвет его впалым щекам». — Кирсти жалобно вздохнула. — Мистеру Танкреди всегда нравилось, как я готовлю.
— Кирсти нашла его сегодня после обеда, — сообщила Виктория.
Глубоко засунув руки в карманы широких штанов, она подошла к окну. Стоя спиной к присутствующим, Виктория смотрела сквозь двойные стекла на сырую темень за окном.
Окрепшим голосом Кирсти продолжила:
— Я поднялась наверх забрать поднос после ленча. Мистер Танкреди выглядел лучше, чем обычно. Он стоял у комода и сам делал какие-то расчеты, видно, молоко и омлет придали ему сил. Улыбаясь, он взял двух кисок и сказал, что у них шерсть, как ворс на ковре. И еще он сказал, что хочет остаться один и поспать до чая. — Глаза Кирсти наполнились слезами. — Я не видела пузырек. Я не думала. Я не могла поверить, что он может это сделать…
— Доктор дал Танкреди могадон, — перебила Кирсти Виктория, — как успокоительное.
— Мистер Танкреди не спал ночами. Бедный мальчик, он так мучился. У него не было сильных болей, но он не мог сомкнуть глаз.
— Он терял память, знаете. Так бывает при болезни Альцгеймера. — Виктория говорила, обращаясь к морю, небу и скалам. — С каждым днем он все больше и больше забывал, терял нить разговора, прерывался на середине предложения…
Но самое худшее заключалось в том, что Танкреди знал, что с ним происходит. Мы играли в триктрак, в шахматы, и я старалась проигрывать… — Виктория сердито покачала головой. — Смерть его не очень волновала. С интеллектуальной точки зрения Танкреди даже нравилось наблюдать, как умирает его тело. Но только не мозг. Для него это было агонией.
Он кричал от злобы и бешенства, пока сам вдруг не забывал, с чего так разошелся. Потом снова вспоминал, что забыл, и начинал плакать…
Кирсти уставилась на свои толстые грубые пальцы.
— Я зашла около шести узнать, не хочет ли он хересу, и сыграть с мисс Викторией в карты. А он, должно быть, уже несколько часов как помер — успел уже остыть. — Кирсти мимоходом рассказала неприятные подробности, сопутствующие смерти: о том, как она, надев толстые резиновые перчатки, драила порошком комнату и убирала невыносимо пахнувшее постельное белье Танкреди, которое тут же сожгла в большой кухонной печи. — Мы обмыли бедного мальчика и сменили на нем пижаму. Это было нетрудно — он стал совсем легким.
В гостиной повисло тягостное молчание.
— Он принял сверхдозу? — спросила наконец Гвиннет. — Вы уверены?
Кирсти кивнула:
— То был новый рецепт. Сто таблеток. Мы нашли пустой пузырек под кроватью.
— Какая разница? — устало спросила Виктория. — Он все равно бы умер через месяц.
— Мы и предположить не могли, что это случится с Танкреди, — призналась Джесс. — Мы думали, что это будет одна из нас.
— Танкреди всегда был одним из нас, — пробормотала Катриона.
Гвиннет не смогла, удержаться от вопроса:
— Но почему он выбрал именно этот день? Почему именно сегодня?
— А что тут такого? — безучастно спросила Виктория.
— Да то, что сегодня — тридцатое июня, день, когда…
— Ах да, — вспомнила Виктория. — Сеанс. Что ж, в этом есть какой-то смысл. Танкреди, видимо, нашел такой ход искусной шуткой. Он всегда славился чувством иронии.
Гвиннет вся подалась вперед на своем стуле.
— Ты хочешь сказать, что Танкреди знал о сеансе?
— Разумеется. Я рассказала о нем много лет назад. Танкреди нашел это забавным. — Видя, как у Гвин перехватило дыхание и на лице у нее застыло чувство крайнего изумления, Виктория удивилась:
— Только не говори мне, что действительно веришь в эту чепуху.
Прошло несколько часов.
Разговор шел бесцельный, несвязными урывками. Подруги не знали, что делать. Лечь спать казалось немыслимым;
Они слишком переутомились.
В третий раз после приезда дедушкины часы в углу комнаты принялись названивать и отбивать время.
Полночь.
День 30 июня наконец официально закончился.
— Ну, — поднялась Виктория, — не можем же мы сидеть тут всю ночь.
Зажав под мышками комплекты постельного белья и одеяла, Джесс, Гвиннет и Катриона отправились в бывшую комнату тетушки Камерон, где должны были провести остаток ночи.
Они оставили Викторию на пороге комнаты Танкреди: темная фигура на фоне бледного освещения.
— Иди спать, Кирсти, — услышали подруги голос Виктории. — Ты совсем измоталась. И не забудь, что доктор Макнаб будет здесь рано утром.
Оскорбленная до глубины души Кирсти закричала:
— Мне уйти? И оставить мистера Танкреди одного?
— Он не будет один.
— Я ему нужна. Он всегда говорил мне…
— Ему больше никто не нужен, Кирсти. Больше не нужен. Но я побуду с ним. Я его сестра. Прошу тебя, иди спать.
— Они собираются просидеть с ним всю ночь, — в ужасе прошептала Джесс. — И ругаются из-за этого.
Внизу, в холле, Виктория кричала:
— Оставь меня в покое! — Потом слабым, молящим голосом попросила:
— Разве ты не понимаешь, что это мой последний шанс. Больше я его не увижу… никогда.
Гвиннет плотно закрыла дверь.
— Не могу слушать.
Джесс первой проснулась от беспокойного сна и посмотрела в окно на зарю, занимавшуюся на кристально чистом, без единого облачка небе. День обещал быть великолепным.
И, познав, как ей думалось, самое худшее, душа Джесс просветлялась, подобно небу. Танкреди умер. Для него все было кончено, но время неумолимо — наступал новый день. День для жизни и новых начинаний.
В огромной, на удивление современной кухне Кирсти разбивала яйца в большую глиняную чашу. На сковороде аппетитно шкворчал бекон. Убитая горем кухарка вяло поздоровалась с подругами и поставила еду на стол.
Пришла Виктория. Выглядела она очень спокойной. На ней были свежевыстиранная светло-коричневая рубашка и синие джинсы; еще влажные после мытья волосы были собраны в тугой пучок на затылке. Нежная кожа под глазами потемнела, подобно свежим синякам.
Кирсти с готовностью засуетилась около Виктории, словно наседка над последним уцелевшим цыпленком.
— Вы должны сейчас же съесть эту яичницу, мисс Виктория. Я поджарила ее очень слабо специально, как вы любите.
В восемь часов прибыл доктор Макнаб — крепкий старик в старомодном твидовом костюме и сером вязаном жилете, поверх которого болтался неопределенного цвета галстук.
Доктор пробыл в комнате Танкреди долго; после этого в гостиной он подписал свидетельство о смерти.
— Это случилось несколько раньше, чем мы предполагали.
— Да, — согласилась Виктория и предложила доктору кофе.
— Спасибо, — поблагодарил Макнаб. — Да, с молоком и сахаром. Вы хотите, чтобы я занялся необходимыми распоряжениями?
— Если вам не трудно. Кремация. И как можно скорее.
Разумеется, никакого вскрытия, доктор Макнаб. — Виктория посмотрела на доктора спокойным усталым взглядом. — Тетушке Камерон это не понравилось бы.
Чуть позже Катриона взяла единственную оставшуюся в Данлевене машину — старинный «бентли» Танкреди (две тонны стали, хрома и отделки ореховым деревом) и поехала в Обан уладить формальности с ремонтом «рейндж-ровер», а заодно позвонить Яну Маккею. Разбитый автомобиль теперь казался почти забавным приключением.
Вернувшись в Данлевен, Катриона обнаружила там неописуемо грязный коричневый фургон и двух молодых людей с каменным выражением на красных лицах. Приехавшие погрузили на носилки завернутый в простыни труп.
Джесс и Гвиннет в неловком молчании стояли у дверей.
За ними с окаменевшим от горя лицом взирала на происходящее Кирсти. Виктория куда-то пропала.
— Нам лучше поискать ее, — предложила Катриона. — Ей не следует оставаться одной. Не сейчас.
Подруги осмотрели замок, но Виктории не было ни на кухне, ни в гостиной, ни в ее спальне, ни в комнате Танкреди.
— Может быть, она уехала? — предположила Катриона.
Но тут Гвиннет вспомнила о библиотеке.
Они вошли в длинный полутемный зал, воздух в котором был холоден и сух; огромный глобус все так же стоял на своей подставке, полки с книгами в кожаных переплетах поднимались вверх до самого сводчатого потолка.
Здесь они и обнаружили Викторию, сидевшую во главе длинного дубового стола, бездумно листавшую страницы старинной книги в изъеденном жуками деревянном переплете, — флорентийское издание семнадцатого века «Энеиды» Вергилия. Рядом на столе лежали бювар и карандаш.
Виктория была занята составлением некролога: «В Шотландии после болезни… семейные похороны. Без цветов».
— Для «Тайме» и «Телеграф», — холодно сообщила Виктория, после чего спросила:
— Его уже увезли? Я не слышала — двери были закрыты.
— Да.
Виктория кивнула.
— Я лучше продиктую это по телефону, — сказала она, вставая и собирая бювар.
Сказала так, словно речь шла об объявлении дня очередного заседания органов местного самоуправления местной газеты.
Катриона вглядывалась в неестественно спокойное лицо и измученные глаза Виктории; ее дрожащие пальцы, постукивающие по карандашу на бюваре, казалось, жили сами по себе.
— Почему бы тебе немного не прилечь, когда ты закончишь с этим делом? — предложила Катриона.
Она подумала о чашке горячего чая с толикой бренди. И разумеется, Виктории следует принять что-нибудь успокоительное, благо Макнаб позаботился об этом. Вначале доктор предполагал, что в доме должно было остаться полно таблеток могадона: минуту или две он подозрительно смотрел то на Викторию, то на Кирсти, но в конце концов, кажется, поверил кухарке, которая сказала, что Танкреди в очередном припадке ярости разбил пузырек и спустил все таблетки в унитаз. Тяжело вздохнув, Макнаб выписал новый рецепт для Виктории.
— К вечеру, как закончу свои дела, непременно заеду, проверю, как вы тут, — уезжая, заверил он…
— Полежать? — Виктория изумленно посмотрела на Катриону.
Джесс поддержала подругу:
— Кэт права. Ты устала больше, чем сама полагаешь.
Почему бы не прилечь, хотя бы ненадолго? Мы ответим на телефонные звонки, если они будут. И съездим за покупками, если тебе что-нибудь нужно.
— Мы посидим с тобой, — предложила Гвиннет, — если тебе нужна компания.
— Нет. Спасибо.
Викторию всегда нелегко было в чем-либо убедить. Она постоянно подчеркивала, что не нуждается в чужих советах.
Но Катриона вспомнила смерть своего отца и Джонатана.
Виктория все же была человеческим существом, и ею владело горе. Катриона обняла подругу за худенькие плечи.
— Ну давай же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Джесс посмотрела на обитую железом дверь и подняла воротник парки, защищаясь от дождя. Колено ныло. Гнев куда-то улетучился, осталось лишь дурное предчувствие, костлявыми пальцами сдавливавшее горло и грудь. В голове звучало эхо бесконечных частых гудков в телефонной трубке.
Несчастная Катриона дрожала. Ей хотелось плакать.
— Там никого нет.
— Разумеется, есть. Должен быть.
Они подождали. Гвиннет во второй раз подергала колокольчик.
— И что же, вы думаете, мы должны… — начала было Катриона.
Но в этот момент дверь на хорошо смазанных петлях бесшумно отворилась.
В дверном проеме стояла стройная фигура, приглушенный свет из прихожей за ее спиной падал на серебристые волосы, четко обрисовывал высокие скулы и глубоко посаженные глаза.
— Кто там? — Женщина разглядывала поздних гостей с явным недоумением. — Что вам нужно? — Тон вдруг изменился:
— Джесс? Гвин? Кэт? Вы… Ну что ж, — смиренно вздохнула Виктория Рейвн, — раз уж вы здесь, думаю, вам лучше войти.
Виктория. Жива и здорова.
Она явно не ожидала приезда подруг и, очевидно, не была осчастливлена подобным обстоятельством.
«Ничего не понимаю», — подумала Гвиннет.
Поставив вещи у ног, они неловко топтались в полутемном холле.
— Мы пытались дозвониться из Обана, — объяснила Джесс.
— Я сняла трубку с рычага. — Виктория крепко зажмурилась, словно пытаясь этим прогнать непрошеное видение.
Открыв глаза, она тем не менее снова увидела трех подруг и поморщилась. — А почему вы вообще приехали?
— По просьбе Танкреди. Он нам позвонил.
Виктория выглядела ошеломленной.
— Тан-кре-ди позвонил? Когда?
— Три дня назад. И говорил очень встревоженно, — ответила Джесс.
— Гвиннет прилетела из Нью-Йорка, — вставила Катриона. — А Джесс проделала свой путь из Мехико.
— Мехико, — эхом повторила Виктория. — Это действительно далеко. — Она сосредоточенно разглядывала подруг, вероятно, пытаясь уловить смысл их приезда. — Но что вам сказал Танкреди?
Джесс глубоко вздохнула. Она была сбита с толку. Неужели их в конце концов одурачили самым глупым образом?
— Он сказал, что мы нужны тебе. Мы приехали помочь.
— Боюсь, что уже не сможете, — покачала головой Виктория.
Ее длинные прямые волосы ярко блестели в свете ламп.
В холле стоял жуткий холод. Тоном, каким запоздало извиняются перед гостями, приехавшими после пятичасового чая, Виктория добавила:
— Спасибо, что приехали, в любом случае очень мило с вашей стороны.
Подруги не знали, что же им делать дальше. Не ждет ли Виктория, что они тотчас развернутся и уберутся восвояси?
— А Танкреди здесь? — спросила Гвиннет. — Может, нам лучше поговорить с ним?
Губы Виктории исказила бессмысленная улыбка.
— Он — наверху. В своей комнате.
Но Виктория и не пошевелилась, чтобы провести подруг к брату.
Гвиннет нервно хрустнула суставами пальцев.
— Могу я подняться? Я знаю, где его комната.
Словно это было только вчера, Гвин представила эту уединенную монашескую комнату с высокими арочными окнами и односпальной кроватью, стол, книги и старинный кувшин с тазом.
— Если хочешь. — Виктория кивнула.
Дверь в комнату Танкреди была закрыта.
Подруги в нерешительности остановились перед ней. Из комнаты не доносилось ни звука.
— Он болен? — спросила Гвиннет шепотом. — Или спит?
Мы не хотим его беспокоить.
— Не обеспокоите. — Виктория открыла дверь, они вошли, и в нос им ударил резкий неприятный запах какого-то дезинфицирующего средства, смешанный с застаревшим «ароматом» плесени и гнили.
Старуха с жидкими седыми волосами поднялась со стула, на котором сидела, и вопросительно повернула к вошедшим каменно-застывшее лицо.
— Все в порядке, Кирсти, — успокоила старуху Виктория. — Это друзья.
Единственным звуком, сопровождавшим их путь до постели, был стук высоких каблуков Гвиннет по голому деревянному полу.
Они встали плечом к плечу у постели и безмолвно уставились на лежавшего на ней человека.
— Но это не… — начала было Гвин.
С первого взгляда это, конечно же, был не Танкреди.
На кровати лежал совершенно изможденный человек: сложенные на груди руки походили на клешни, обтянутые дряблой кожей; волосы — седые, впалые щеки густо покрыты мертвенно-бледными пятнами.
Но это был Танкреди, и он был мертв.
— Сегодня где-то около полудня, — сказала Виктория.
Гвиннет издала слабый невольный страдальческий вздох.
Катриона зажала рот руками и отвернулась.
— Мне так жаль. Я бы никогда не приехала. Мы не знали.
— Разумеется, не знали. Откуда?
Джесс неотрывно смотрела на спокойное, исчахнувшее лицо.
— Как долго он болел?
Виктория пожала плечами.
— Кто знает? Но еще два последних месяца он был не так уж и плох.
В комнате повисло молчание. Как бы извиняясь, Гвин спросила:
— Что это было?
— А что бы вы думали, зная тот образ жизни, который он вел? — раздраженно ответила Виктория. — СПИД, конечно. Надеюсь только, он думал, что это стоит того.
Глава 2
Они сидели в гостиной у оконного выступа, за тем же самым столом, за которым Гвиннет когда-то пила чай с тетушкой Камерон, с той только разницей, что вместо подноса с чайным сервизом на столе стояли стаканы и графин с виски. Путешествие теперь представлялось подругам далеким и таким же нереальным, словно оно было проделано в другое время и кем-то другим.
Кирсти сидела, окаменев, на старинном стуле с гнутой спинкой, слишком маленьком для ее крупной фигуры. Глухим голосом кухарка рассказывала гостям:
— За ленчем все было как обычно. Он даже попросил омлет с грибами и петрушкой, и я поставила на поднос стакан молока… Он так сильно похудел, совсем как мальчишка — кожа да кости… ;
Лицо Кирсти сморщилось в попытке удержаться от рыданий.
Виктория налила стакан виски и вставила его в руку Кирсти:
— Выпей. Тебе полегчает.
Кирсти всхлипнула, выпила, поперхнулась и задумчиво вытерла рот тыльной стороной ладони.
— Не могу поверить, что его уже нет… Ему было шесть лет, — обратилась Кирсти к Джесс, Гвиннет и Катрионе, — когда он приехал сюда в первый раз. Огромные глазищи, черные волосы и осунувшееся лицо, ни слова не говорившие о том, как они жили в той жаркой стране. Мальчика надо было откормить. Я сказала себе: «Хорошая домашняя пища вернет здоровый цвет его впалым щекам». — Кирсти жалобно вздохнула. — Мистеру Танкреди всегда нравилось, как я готовлю.
— Кирсти нашла его сегодня после обеда, — сообщила Виктория.
Глубоко засунув руки в карманы широких штанов, она подошла к окну. Стоя спиной к присутствующим, Виктория смотрела сквозь двойные стекла на сырую темень за окном.
Окрепшим голосом Кирсти продолжила:
— Я поднялась наверх забрать поднос после ленча. Мистер Танкреди выглядел лучше, чем обычно. Он стоял у комода и сам делал какие-то расчеты, видно, молоко и омлет придали ему сил. Улыбаясь, он взял двух кисок и сказал, что у них шерсть, как ворс на ковре. И еще он сказал, что хочет остаться один и поспать до чая. — Глаза Кирсти наполнились слезами. — Я не видела пузырек. Я не думала. Я не могла поверить, что он может это сделать…
— Доктор дал Танкреди могадон, — перебила Кирсти Виктория, — как успокоительное.
— Мистер Танкреди не спал ночами. Бедный мальчик, он так мучился. У него не было сильных болей, но он не мог сомкнуть глаз.
— Он терял память, знаете. Так бывает при болезни Альцгеймера. — Виктория говорила, обращаясь к морю, небу и скалам. — С каждым днем он все больше и больше забывал, терял нить разговора, прерывался на середине предложения…
Но самое худшее заключалось в том, что Танкреди знал, что с ним происходит. Мы играли в триктрак, в шахматы, и я старалась проигрывать… — Виктория сердито покачала головой. — Смерть его не очень волновала. С интеллектуальной точки зрения Танкреди даже нравилось наблюдать, как умирает его тело. Но только не мозг. Для него это было агонией.
Он кричал от злобы и бешенства, пока сам вдруг не забывал, с чего так разошелся. Потом снова вспоминал, что забыл, и начинал плакать…
Кирсти уставилась на свои толстые грубые пальцы.
— Я зашла около шести узнать, не хочет ли он хересу, и сыграть с мисс Викторией в карты. А он, должно быть, уже несколько часов как помер — успел уже остыть. — Кирсти мимоходом рассказала неприятные подробности, сопутствующие смерти: о том, как она, надев толстые резиновые перчатки, драила порошком комнату и убирала невыносимо пахнувшее постельное белье Танкреди, которое тут же сожгла в большой кухонной печи. — Мы обмыли бедного мальчика и сменили на нем пижаму. Это было нетрудно — он стал совсем легким.
В гостиной повисло тягостное молчание.
— Он принял сверхдозу? — спросила наконец Гвиннет. — Вы уверены?
Кирсти кивнула:
— То был новый рецепт. Сто таблеток. Мы нашли пустой пузырек под кроватью.
— Какая разница? — устало спросила Виктория. — Он все равно бы умер через месяц.
— Мы и предположить не могли, что это случится с Танкреди, — призналась Джесс. — Мы думали, что это будет одна из нас.
— Танкреди всегда был одним из нас, — пробормотала Катриона.
Гвиннет не смогла, удержаться от вопроса:
— Но почему он выбрал именно этот день? Почему именно сегодня?
— А что тут такого? — безучастно спросила Виктория.
— Да то, что сегодня — тридцатое июня, день, когда…
— Ах да, — вспомнила Виктория. — Сеанс. Что ж, в этом есть какой-то смысл. Танкреди, видимо, нашел такой ход искусной шуткой. Он всегда славился чувством иронии.
Гвиннет вся подалась вперед на своем стуле.
— Ты хочешь сказать, что Танкреди знал о сеансе?
— Разумеется. Я рассказала о нем много лет назад. Танкреди нашел это забавным. — Видя, как у Гвин перехватило дыхание и на лице у нее застыло чувство крайнего изумления, Виктория удивилась:
— Только не говори мне, что действительно веришь в эту чепуху.
Прошло несколько часов.
Разговор шел бесцельный, несвязными урывками. Подруги не знали, что делать. Лечь спать казалось немыслимым;
Они слишком переутомились.
В третий раз после приезда дедушкины часы в углу комнаты принялись названивать и отбивать время.
Полночь.
День 30 июня наконец официально закончился.
— Ну, — поднялась Виктория, — не можем же мы сидеть тут всю ночь.
Зажав под мышками комплекты постельного белья и одеяла, Джесс, Гвиннет и Катриона отправились в бывшую комнату тетушки Камерон, где должны были провести остаток ночи.
Они оставили Викторию на пороге комнаты Танкреди: темная фигура на фоне бледного освещения.
— Иди спать, Кирсти, — услышали подруги голос Виктории. — Ты совсем измоталась. И не забудь, что доктор Макнаб будет здесь рано утром.
Оскорбленная до глубины души Кирсти закричала:
— Мне уйти? И оставить мистера Танкреди одного?
— Он не будет один.
— Я ему нужна. Он всегда говорил мне…
— Ему больше никто не нужен, Кирсти. Больше не нужен. Но я побуду с ним. Я его сестра. Прошу тебя, иди спать.
— Они собираются просидеть с ним всю ночь, — в ужасе прошептала Джесс. — И ругаются из-за этого.
Внизу, в холле, Виктория кричала:
— Оставь меня в покое! — Потом слабым, молящим голосом попросила:
— Разве ты не понимаешь, что это мой последний шанс. Больше я его не увижу… никогда.
Гвиннет плотно закрыла дверь.
— Не могу слушать.
Джесс первой проснулась от беспокойного сна и посмотрела в окно на зарю, занимавшуюся на кристально чистом, без единого облачка небе. День обещал быть великолепным.
И, познав, как ей думалось, самое худшее, душа Джесс просветлялась, подобно небу. Танкреди умер. Для него все было кончено, но время неумолимо — наступал новый день. День для жизни и новых начинаний.
В огромной, на удивление современной кухне Кирсти разбивала яйца в большую глиняную чашу. На сковороде аппетитно шкворчал бекон. Убитая горем кухарка вяло поздоровалась с подругами и поставила еду на стол.
Пришла Виктория. Выглядела она очень спокойной. На ней были свежевыстиранная светло-коричневая рубашка и синие джинсы; еще влажные после мытья волосы были собраны в тугой пучок на затылке. Нежная кожа под глазами потемнела, подобно свежим синякам.
Кирсти с готовностью засуетилась около Виктории, словно наседка над последним уцелевшим цыпленком.
— Вы должны сейчас же съесть эту яичницу, мисс Виктория. Я поджарила ее очень слабо специально, как вы любите.
В восемь часов прибыл доктор Макнаб — крепкий старик в старомодном твидовом костюме и сером вязаном жилете, поверх которого болтался неопределенного цвета галстук.
Доктор пробыл в комнате Танкреди долго; после этого в гостиной он подписал свидетельство о смерти.
— Это случилось несколько раньше, чем мы предполагали.
— Да, — согласилась Виктория и предложила доктору кофе.
— Спасибо, — поблагодарил Макнаб. — Да, с молоком и сахаром. Вы хотите, чтобы я занялся необходимыми распоряжениями?
— Если вам не трудно. Кремация. И как можно скорее.
Разумеется, никакого вскрытия, доктор Макнаб. — Виктория посмотрела на доктора спокойным усталым взглядом. — Тетушке Камерон это не понравилось бы.
Чуть позже Катриона взяла единственную оставшуюся в Данлевене машину — старинный «бентли» Танкреди (две тонны стали, хрома и отделки ореховым деревом) и поехала в Обан уладить формальности с ремонтом «рейндж-ровер», а заодно позвонить Яну Маккею. Разбитый автомобиль теперь казался почти забавным приключением.
Вернувшись в Данлевен, Катриона обнаружила там неописуемо грязный коричневый фургон и двух молодых людей с каменным выражением на красных лицах. Приехавшие погрузили на носилки завернутый в простыни труп.
Джесс и Гвиннет в неловком молчании стояли у дверей.
За ними с окаменевшим от горя лицом взирала на происходящее Кирсти. Виктория куда-то пропала.
— Нам лучше поискать ее, — предложила Катриона. — Ей не следует оставаться одной. Не сейчас.
Подруги осмотрели замок, но Виктории не было ни на кухне, ни в гостиной, ни в ее спальне, ни в комнате Танкреди.
— Может быть, она уехала? — предположила Катриона.
Но тут Гвиннет вспомнила о библиотеке.
Они вошли в длинный полутемный зал, воздух в котором был холоден и сух; огромный глобус все так же стоял на своей подставке, полки с книгами в кожаных переплетах поднимались вверх до самого сводчатого потолка.
Здесь они и обнаружили Викторию, сидевшую во главе длинного дубового стола, бездумно листавшую страницы старинной книги в изъеденном жуками деревянном переплете, — флорентийское издание семнадцатого века «Энеиды» Вергилия. Рядом на столе лежали бювар и карандаш.
Виктория была занята составлением некролога: «В Шотландии после болезни… семейные похороны. Без цветов».
— Для «Тайме» и «Телеграф», — холодно сообщила Виктория, после чего спросила:
— Его уже увезли? Я не слышала — двери были закрыты.
— Да.
Виктория кивнула.
— Я лучше продиктую это по телефону, — сказала она, вставая и собирая бювар.
Сказала так, словно речь шла об объявлении дня очередного заседания органов местного самоуправления местной газеты.
Катриона вглядывалась в неестественно спокойное лицо и измученные глаза Виктории; ее дрожащие пальцы, постукивающие по карандашу на бюваре, казалось, жили сами по себе.
— Почему бы тебе немного не прилечь, когда ты закончишь с этим делом? — предложила Катриона.
Она подумала о чашке горячего чая с толикой бренди. И разумеется, Виктории следует принять что-нибудь успокоительное, благо Макнаб позаботился об этом. Вначале доктор предполагал, что в доме должно было остаться полно таблеток могадона: минуту или две он подозрительно смотрел то на Викторию, то на Кирсти, но в конце концов, кажется, поверил кухарке, которая сказала, что Танкреди в очередном припадке ярости разбил пузырек и спустил все таблетки в унитаз. Тяжело вздохнув, Макнаб выписал новый рецепт для Виктории.
— К вечеру, как закончу свои дела, непременно заеду, проверю, как вы тут, — уезжая, заверил он…
— Полежать? — Виктория изумленно посмотрела на Катриону.
Джесс поддержала подругу:
— Кэт права. Ты устала больше, чем сама полагаешь.
Почему бы не прилечь, хотя бы ненадолго? Мы ответим на телефонные звонки, если они будут. И съездим за покупками, если тебе что-нибудь нужно.
— Мы посидим с тобой, — предложила Гвиннет, — если тебе нужна компания.
— Нет. Спасибо.
Викторию всегда нелегко было в чем-либо убедить. Она постоянно подчеркивала, что не нуждается в чужих советах.
Но Катриона вспомнила смерть своего отца и Джонатана.
Виктория все же была человеческим существом, и ею владело горе. Катриона обняла подругу за худенькие плечи.
— Ну давай же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39