Хаджи нырнул вместе с ней на глубину восемнадцать футов, чтобы доставить на дно еще три камеры, потом поднялся на поверхность, готовый в случае необходимости прийти на помощь.
Клэй около часа снимала с близкого расстояния ныряльщиков, которые торопливо набивали свои мешки черными и белыми раковинами; затем она пробыла около получаса на глубине десяти футов у гребня рифа, фотографируя любознательную черноносую рифовую акулу, которую сменила огромная морская черепаха, окруженная многочисленными стайками маленьких цветистых рыбок.
За день ловцы жемчуга совершают около сорока быстрых погружений. Клэй же ограничилась двумя, по три часа каждое. Оставшееся время она провела на палубе баркаса, фотографируя ныряльщиков и рабочих, вскрывавших раковины в поисках жемчужин.
– Ныряльщик бывай счастлив, когда находит три черные жемчужины на тысяча раковин, – сообщил Хаджи, подавая ей тарелку с рыбой лапу-лапу, маринованной в соке каламанси. – Белый жемчуг попадайся чаще, но не намного.
– Миз Клэй! Сюда! – крикнул Абдул с противоположного борта баркаса. – Смотрите, что нашел Махакутта! – Он показал Клэй черную жемчужину с темно-серым металлическим отливом, размером с большое кукурузное зерно. – Этот жемчужина, ему лет пять… очень неплох.
– Да она просто прекрасна! – воскликнула Клэй, осторожно беря жемчужину и поворачивая ее к свету предзакатного солнца. – Как вы полагаете, сколько она стоит?
Абдул пожал плечами:
– Две или три тысячи песо.
По подсчетам Клэй, это означало от трех до пяти сотен долларов.
– В конце сезон мы их продавать и делить выручку на всех. Ну и мне тоже кое-что достанется, – добавил Абдул.
Клэй торопливо черкнула в блокноте.
– Скажите, нет ли способа, при помощи которого опытный ныряльщик может сказать, есть ли жемчужина в раковине, прежде чем ее откроют? – поинтересовалась она.
Хаджи и Абдул, переглянувшись, рассмеялись.
– Если бы мы это знать, мы уже давно быть богач, – ответил Хаджи.
Клэй провела с ныряльщиками пять дней и отсняла семь с лишним рулончиков пленки. В других обстоятельствах она задержалась бы дольше – на неделю или около того. Ловцы жемчуга окончательно освоились с ее присутствием и даже порой отвлекались от дел, чтобы показать ту или иную подводную достопримечательность. Настроение у Клэй было отличное: она уже видела, что работа сделана хорошо, и статья получится эффектная.
Однако где-то там, в Маниле, оставался Джош Льюис, а Джоши Льюисы на дороге не валяются, и Клэй опасалась, что не застанет его по возвращении: в этой части мира люди то и дело меняют свои планы. Она не сомневалась, что сумеет найти Джоша, даже если разминется с ним на Востоке, однако свидание где-нибудь в Лос-Анджелесе будет лишено того очарования случайности, которой была отмечена их непредвиденная встреча в дальнем уголке планеты. Если из их знакомства и выйдет какой-нибудь толк, то только здесь и сейчас.
Поэтому Клэй решила поторопиться и, упаковав оборудование, распрощалась с Абдулом и ныряльщиками. Хаджи отвез ее в Замбоангу, а несколько часов спустя она уже сидела в кресле самолета, летевшего в Манилу.
Глава 3
Джош Льюис, выдавливая лаймовый сок на свеженарезанные дольки манго, меланхолично глядел в окно, не слишком радуясь утреннему сиянию Манильского залива. Сегодня он был уверен только в двух вещах: во-первых, что день будет жаркий, во-вторых, он опять пропадет впустую.
Последние семь суток Льюис и его главный оператор Ларс Нудсен провели в дурном расположении духа, коротая послеобеденное время в постели, а вечера – за пивом «Сан-Мигель» и виски «Джонни Уокер».
Нудсен бросил взгляд на часы, висевшие на стене гостиничного кафе.
– Мне пора, в десять часов я осматриваю студии «Метро Манила продакшнз», – сказал он, нехотя поднимаясь на ноги. Нудсен выглядел бодрым и подтянутым, светлая борода придавала ему мужественный вид, и только складка поперек лба да чуть обвисшие веки напоминали о том, что он разменял четвертый десяток. – У меня такое чувство, что в конце концов нам придется тащить оборудование из Сиднея.
– Ну и жизнь, – вздыхая, отозвался Джош. – За то, что Харви втравил нас в это дерьмо, его нужно поджарить в аду.
– Лучше поджарить его здесь, – заметил Нудсен, произнося слова с заметным шведским акцентом. Он мрачно выглянул на улицу, где под палящим солнцем уже едва не плавились каменные плиты тротуара. – Увидимся вечером.
– Пока, Ларс.
Льюис попросил официантку принести еще чашку пряного филиппинского кофе, который он предпочитал пить черным, и закурил сигарету.
Харви Шафнер, подумал он. Испытание терпеливости, выпавшее на долю Льюиса и Ларса, было всецело на его совести. Когда предыдущий продюсер «Золотого треугольника» слег с инфарктом, студия назначила на его место Шафнера, и этот сукин сын первым делом урезал бюджет фильма и послал Джоша и его главного оператора в путешествие по Азии искать дешевые съемочные площадки. Это был ловкий шаг с его стороны; затягивая пояс потуже, Шафнер поднимал свой авторитет в глазах руководства студии и получал возможность утереть Джошу нос.
Когда-то Харви и Джош были друзьями и вместе учились в Академии киноискусств Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Закончив академию, они буквально за гроши сняли кинокомедию «Как быть?», которая, по счастливой случайности, попала на фестиваль в нью-йоркском Линкольновском центре. Хотя прокат картины не принес больших барышей, благодаря доброжелательным отзывам критиков перед Харви и Джошем открылись радужные перспективы.
Потом они сняли пару комедийных ужастиков для «Америкэн интернэшнл». Фильмы оказались весьма прибыльными, и к 1973 году перед молодым тандемом распахнулись двери ведущих студий страны. В течение шести лет они создали четыре кассовые ленты, в том числе «В тени друг друга», которая принесла Джошу премию Оскара. Однако уже следующий их фильм, «Лабиринт», провалился с треском. Еще во время съемок исполнительницу главной женской роли обвинили в хранении кокаина, а артист, исполнявший мужскую роль второго плана, сломал ногу в аварии. Съемка шла с опозданием и перерасходом бюджета, руководство надавило на Харви, и тот отнял фильм у Джоша и вновь сократил его. Джош обратился в арбитражный суд и выиграл дело, после чего началась полоса сплошных неприятностей. Студия самовольно выпустила «Лабиринт» в местный прокат, и ленту постигла финансовая катастрофа.
Харви, однако, было не привыкать к выживанию в голливудских джунглях: он немедленно приступил к съемке нового фильма и неожиданно добился успеха. После этого все, за что бы он ни брался, расходилось миллионными тиражами и приносило огромные прибыли. Примерно в ту же пору Харви отбил у Джоша подружку, юную актрису по имени Марсия Симс, и женился на ней.
Джошу было куда труднее оправиться после неудачи с «Лабиринтом». Он снял недорогую картину, которая получила одобрение критиков и восторженную, хотя и весьма ограниченную, аудиторию. Джош подозревал, что студия не приложила для распространения фильма тех усилий, которых он заслуживал, и чуял в этом деле руку Харви Шафнера.
Чтобы раздобыть средства для съемок «Викторианской пасторали», Джошу пришлось потратить почти год; зато теперь, с каннским гран-при в кармане, он вновь смотрел в будущее с уверенностью. Он был связан со студией контрактными обязательствами и не мог отказаться от «Золотого треугольника», но поначалу и эта работа увлекала его. Саймон Рейнери, прежний продюсер фильма, обещал ему полную свободу действий, но когда он угодил на больничную койку, ему на смену пришел Харви.
Джош боролся как мог, однако условия контракта загнали его в тупик: ему оставалось лишь стиснуть зубы и с достоинством принять удар. Шафнер же, казалось, находил в своем новом назначении какое-то извращенное наслаждение. Все, что одобрял Саймон, Шафнер подвергал жесткой критике, приводя Джоша в яростное исступление. Почему бы Харви не оставить его в покое и не позволить ему сделать хороший фильм? В сущности, Джош знал ответ на этот вопрос. В прошлом году «Мериден-студио» потерпела две неудачи, принесшие многомиллионные убытки, и совет директоров охватила финансовая лихорадка. Этим назначением Харви был не в последнюю очередь обязан своей репутации человека, умеющего снижать расходы и урезать бюджет.
В конце концов отношения Джоша и Харви сделались более чем напряженными, и тем не менее до окончания работы над «Золотым треугольником» они оставались привязаны друг к другу.
Джош допил кофе и в последний раз обвел взглядом зал, набитый завтракающими туристами. Он лелеял безотчетную надежду на то, что сегодня утром вернется из поездки Клэй Фитцджеральд. В сущности, Джош ждал ее возвращения уже третий день, но теперь решил, что она, вероятно, изменила свои планы: с такими дамочками никогда ничего не знаешь наверняка. Неделю назад ему показалось, что он нравится Клэй, но богатый опыт общения с красивыми женщинами подсказывал, что они способны создавать иллюзию интереса к мужчине с той же легкостью, с какой красят губы. «Какого черта, – подумал Джош. – Мы вместе летели на самолете, сходили в ресторан, и ничего более».
Возвращаясь в вестибюль, он задержался у стенда Ассошиэйтед Пресс. Очередная статья о волнениях среди мусульман – мятежники взорвали бомбу на фабрике в Минданао. Последние семь дней до Джоша то и дело доходили слухи о тревожных событиях на юге, хотя в англоязычном «Манила джорнэл» об этом не было ни слова. Тем не менее он продолжал тревожиться и лишь надеялся, что Клэй не угодит в какую-нибудь неприятность.
Заказав на десять тридцать автомобиль, на котором собирался объехать остров, Джош остановился у кассы, разменял несколько дорожных чеков… и первое, что он увидел, повернувшись к выходу, была гора металлических ящиков, которые вносили в дверь взопревшие носильщики.
– Клэй!
Красавица в комбинезоне цвета хаки ковыляла навстречу ему, сгибаясь под тяжестью трех наплечных сумок. При виде Джоша ее лицо просияло.
– Джош! Слава Богу, вы еще здесь!
– Как видите, – приветственно кивая, ответил Джош. – Все это время я не покидал вестибюль из опасения прозевать ваше возвращение.
Клэй улыбнулась:
– А я думала, в мире не осталось настоящих рыцарей.
– Рад видеть вас живой и здоровой. Я уже не раз представлял вас в руках мятежников, напавших на жемчужную отмель, либо в гареме удалого мусульманского борца за свободу, который влюбляется в вас и отказывается взять выкуп. – Джош попытался было взять у нее одну из сумок, но Клэй крепко вцепилась в ремешок.
– Мятеж был в другой части острова. Зато я видела множество акул, которые находились от меня не дальше, чем вы.
– Акулы?.. Я совсем забыл о них… О Господи… – Джош с притворной заботливостью оглядел Клэй со всех сторон: – Похоже, все цело…
– Акулы не так уж часто тревожат ныряльщиков, – засмеялась Клэй. – Впрочем, вы, обитатели Голливуда, знаете о них разве что по фильму «Челюсти». И все же так приятно, что вы беспокоились обо мне.
– Мне было что терять; если помните, в прошлый раз мы прервались на самом интересном месте. Я оставил за собой ваш номер, чтобы начать все сначала, когда вы вернетесь.
– Кажется, вы собирались встретить меня шампанским…
– Помню-помню, шампанское за мной. – Джош глянул на часы. – Сейчас уже половина одиннадцатого, и меня ждет машина с шофером: надо ехать на поиски натуры. Не хотите присоединиться?
– С удовольствием, только зарегистрируюсь и переоденусь. Вернусь через пятнадцать минут! – крикнула через плечо Клэй, уже шагая к конторке администратора.
– Отлично. А я закажу шампанское.
Шофер, стриженный под ежик юный филиппинец, осторожно вел «тойоту-селику» по петляющей дороге.
На полу автомобиля в серебряном ведерке со льдом покоилась основательно початая бутылка «Дом Периньон», а на заднем сиденье между Джошем и Клэй стояла корзина с фруктами из гостиничного ресторана. Они неторопливо потягивали шампанское из стаканчиков с монограммой отеля «Манила», взятых в ванной.
– Если бы мы были в Лос-Анджелесе, – неожиданно заявил Джош, – мы бы сейчас ехали в «линкольн-континентале» длиной в квартал, с телевизором и стерео, с баром, набитым всевозможными напитками и таблетками, со складной кроватью и массажером, а на откидных креслах сидел бы оркестр лос-анджелесской филармонии.
Клэй рассмеялась.
– По-моему, нам и так хорошо, – скромно заметила она.
– Откровенно говоря, я никогда не чувствовал себя очень уж уютно в голливудских лимузинах, но полагаю, что, если бы руководству «Тойоты» захотелось прорваться со своей продукцией на рынок киношных декораций, им стоило бы предложить вам работу в отделе сбыта.
– Без мисс Фитцджеральд «тойота» – всего лишь груда железа на колесах, – проворковала Клэй, подражая призывным голосам рекламных див.
– Преклоняюсь перед вашей логикой. – Джош, наклонившись, поцеловал ее.
Автомобиль мчался на север, минуя полуостров Батан и остров Коррегидор. По пути они много фотографировали, а Джош вдобавок делал пометки в блокноте. К послеобеденному времени, самому жаркому в этой части света, они добрались до пустынных просторов острова Люзон.
– Взгляните на море. – Клэй почувствовала, как у нее перехватило дыхание. – Неужели у вас не возникает желания сорвать с себя одежду и прыгнуть в воду?
Джош наклонился к водителю.
– Мы можем спуститься к морю? – спросил он. В эту минуту машина катила по эстакаде, идущей вдоль гребня горы в двухстах футах над берегом.
– Дороги нет, – ответил шофер. – Только пешком.
Джош оглянулся:
– Что скажете?
– Там, где я родилась, не любят тратить слов попусту. – Клэй растягивала слова на южный манер.
– Тогда останавливаемся здесь. – Джош сделал знак шоферу, и они выбрались из автомобиля с шампанским, фруктами и фотоаппаратами. Клэй остановилась на обочине, глядя вниз на сверкающее море, в то время как Джош подошел к водителю и что-то сказал ему. Машина, взревев мотором, умчалась прочь.
– Куда это он? – удивилась Клэй.
– За шампанским, – лаконично ответил Джош.
– И где же он его достанет?
– Понятия не имею. Во всяком случае, мы хотя бы ненадолго отделались от него.
Джош отыскал тропинку, ведущую вниз по крутому склону заросшего холма, и они спустились на короткую полоску песчаного пляжа, по обе стороны которого к самому урезу воды подступали пальмы, бамбуковые деревца и густой подлесок, оставляя свободным узкий полумесяц пространства длиной в тридцать и шириной в двенадцать ярдов. Пляж тянулся вдоль залива и был защищен от океанских волн; только мягкий накат набегал на песок, полого спускавшийся в темно-синюю глубину.
– Что сначала – пообедаем или окунемся? – спросила Клэй, ставя корзину с фруктами неподалеку от воды.
– И то и другое.
На Клэй было кисейное пурпурное платье, буквально сразившее Джоша, когда она спустилась в нем в вестибюль отеля. «О Господи, – сказал он тогда, – наконец-то я вижу ваши ноги. Это просто сказка!»
Теперь Клэй собиралась показать ему всю себя, но внезапно ею овладела застенчивость. Ей уже доводилось купаться нагишом в обществе людей, которых она знала не лучше, чем Джоша; она желала его, жаждала увидеть его тело, и вот тебе на – нежданный приступ скромности, совсем некстати. Быть может, так случилось оттого, что Клэй не хотела ограничивать знакомство с Джошем мимолетной встречей и это придавало каждому ее поступку особую значимость.
Клэй повернулась к Джошу боком и принялась возиться с застежками, потом бросила на него взгляд через плечо. Джош смотрел на нее, улыбаясь.
– Такое чувство, будто я присутствую на сеансе замедленного стриптиза, – сказал он.
Рассмеявшись, Клэй сорвала с себя одежду и, схватив вино и фрукты, вбежала в воду. Джош последовал за ней.
Несколько минут они нежились в теплом прозрачном море, смакуя ломтики ананаса из плавающей на поверхности корзины и передавая друг другу шампанское, разговаривали, улыбались и рассматривали друг друга; но вскоре Клэй почувствовала, как ступня Джоша коснулась ее икры и скользнула выше по ноге, подбираясь к мягким завиткам на ее лобке.
– М-м-м… – Она судорожно вздохнула и приблизилась к Джошу; он прижался к ней всем телом, целуя ее. – Ляг на спину, – шепнула она. – Держись на воде.
Когда Джош приподнял ноги и раскинул их на поверхности моря, Клэй вплыла между ними.
– Похоже на плавник акулы, – негромко произнесла она, проводя губами по напружиненной плоти Джоша.
– Надеюсь, не всякая из твоих знакомых акул удостаивается такого обращения, – отозвался Джош.
– Не всякая… – согласилась Клэй, но вместо слов из ее уст вырвалось невнятное бормотание.
– Не разговаривай с набитым ртом, – прошептал Джош. – И вообще лучше помолчи.
Чуть позже они выбрались на берег и растянулись на теплом белом песке в тени кокосовой пальмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Клэй около часа снимала с близкого расстояния ныряльщиков, которые торопливо набивали свои мешки черными и белыми раковинами; затем она пробыла около получаса на глубине десяти футов у гребня рифа, фотографируя любознательную черноносую рифовую акулу, которую сменила огромная морская черепаха, окруженная многочисленными стайками маленьких цветистых рыбок.
За день ловцы жемчуга совершают около сорока быстрых погружений. Клэй же ограничилась двумя, по три часа каждое. Оставшееся время она провела на палубе баркаса, фотографируя ныряльщиков и рабочих, вскрывавших раковины в поисках жемчужин.
– Ныряльщик бывай счастлив, когда находит три черные жемчужины на тысяча раковин, – сообщил Хаджи, подавая ей тарелку с рыбой лапу-лапу, маринованной в соке каламанси. – Белый жемчуг попадайся чаще, но не намного.
– Миз Клэй! Сюда! – крикнул Абдул с противоположного борта баркаса. – Смотрите, что нашел Махакутта! – Он показал Клэй черную жемчужину с темно-серым металлическим отливом, размером с большое кукурузное зерно. – Этот жемчужина, ему лет пять… очень неплох.
– Да она просто прекрасна! – воскликнула Клэй, осторожно беря жемчужину и поворачивая ее к свету предзакатного солнца. – Как вы полагаете, сколько она стоит?
Абдул пожал плечами:
– Две или три тысячи песо.
По подсчетам Клэй, это означало от трех до пяти сотен долларов.
– В конце сезон мы их продавать и делить выручку на всех. Ну и мне тоже кое-что достанется, – добавил Абдул.
Клэй торопливо черкнула в блокноте.
– Скажите, нет ли способа, при помощи которого опытный ныряльщик может сказать, есть ли жемчужина в раковине, прежде чем ее откроют? – поинтересовалась она.
Хаджи и Абдул, переглянувшись, рассмеялись.
– Если бы мы это знать, мы уже давно быть богач, – ответил Хаджи.
Клэй провела с ныряльщиками пять дней и отсняла семь с лишним рулончиков пленки. В других обстоятельствах она задержалась бы дольше – на неделю или около того. Ловцы жемчуга окончательно освоились с ее присутствием и даже порой отвлекались от дел, чтобы показать ту или иную подводную достопримечательность. Настроение у Клэй было отличное: она уже видела, что работа сделана хорошо, и статья получится эффектная.
Однако где-то там, в Маниле, оставался Джош Льюис, а Джоши Льюисы на дороге не валяются, и Клэй опасалась, что не застанет его по возвращении: в этой части мира люди то и дело меняют свои планы. Она не сомневалась, что сумеет найти Джоша, даже если разминется с ним на Востоке, однако свидание где-нибудь в Лос-Анджелесе будет лишено того очарования случайности, которой была отмечена их непредвиденная встреча в дальнем уголке планеты. Если из их знакомства и выйдет какой-нибудь толк, то только здесь и сейчас.
Поэтому Клэй решила поторопиться и, упаковав оборудование, распрощалась с Абдулом и ныряльщиками. Хаджи отвез ее в Замбоангу, а несколько часов спустя она уже сидела в кресле самолета, летевшего в Манилу.
Глава 3
Джош Льюис, выдавливая лаймовый сок на свеженарезанные дольки манго, меланхолично глядел в окно, не слишком радуясь утреннему сиянию Манильского залива. Сегодня он был уверен только в двух вещах: во-первых, что день будет жаркий, во-вторых, он опять пропадет впустую.
Последние семь суток Льюис и его главный оператор Ларс Нудсен провели в дурном расположении духа, коротая послеобеденное время в постели, а вечера – за пивом «Сан-Мигель» и виски «Джонни Уокер».
Нудсен бросил взгляд на часы, висевшие на стене гостиничного кафе.
– Мне пора, в десять часов я осматриваю студии «Метро Манила продакшнз», – сказал он, нехотя поднимаясь на ноги. Нудсен выглядел бодрым и подтянутым, светлая борода придавала ему мужественный вид, и только складка поперек лба да чуть обвисшие веки напоминали о том, что он разменял четвертый десяток. – У меня такое чувство, что в конце концов нам придется тащить оборудование из Сиднея.
– Ну и жизнь, – вздыхая, отозвался Джош. – За то, что Харви втравил нас в это дерьмо, его нужно поджарить в аду.
– Лучше поджарить его здесь, – заметил Нудсен, произнося слова с заметным шведским акцентом. Он мрачно выглянул на улицу, где под палящим солнцем уже едва не плавились каменные плиты тротуара. – Увидимся вечером.
– Пока, Ларс.
Льюис попросил официантку принести еще чашку пряного филиппинского кофе, который он предпочитал пить черным, и закурил сигарету.
Харви Шафнер, подумал он. Испытание терпеливости, выпавшее на долю Льюиса и Ларса, было всецело на его совести. Когда предыдущий продюсер «Золотого треугольника» слег с инфарктом, студия назначила на его место Шафнера, и этот сукин сын первым делом урезал бюджет фильма и послал Джоша и его главного оператора в путешествие по Азии искать дешевые съемочные площадки. Это был ловкий шаг с его стороны; затягивая пояс потуже, Шафнер поднимал свой авторитет в глазах руководства студии и получал возможность утереть Джошу нос.
Когда-то Харви и Джош были друзьями и вместе учились в Академии киноискусств Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Закончив академию, они буквально за гроши сняли кинокомедию «Как быть?», которая, по счастливой случайности, попала на фестиваль в нью-йоркском Линкольновском центре. Хотя прокат картины не принес больших барышей, благодаря доброжелательным отзывам критиков перед Харви и Джошем открылись радужные перспективы.
Потом они сняли пару комедийных ужастиков для «Америкэн интернэшнл». Фильмы оказались весьма прибыльными, и к 1973 году перед молодым тандемом распахнулись двери ведущих студий страны. В течение шести лет они создали четыре кассовые ленты, в том числе «В тени друг друга», которая принесла Джошу премию Оскара. Однако уже следующий их фильм, «Лабиринт», провалился с треском. Еще во время съемок исполнительницу главной женской роли обвинили в хранении кокаина, а артист, исполнявший мужскую роль второго плана, сломал ногу в аварии. Съемка шла с опозданием и перерасходом бюджета, руководство надавило на Харви, и тот отнял фильм у Джоша и вновь сократил его. Джош обратился в арбитражный суд и выиграл дело, после чего началась полоса сплошных неприятностей. Студия самовольно выпустила «Лабиринт» в местный прокат, и ленту постигла финансовая катастрофа.
Харви, однако, было не привыкать к выживанию в голливудских джунглях: он немедленно приступил к съемке нового фильма и неожиданно добился успеха. После этого все, за что бы он ни брался, расходилось миллионными тиражами и приносило огромные прибыли. Примерно в ту же пору Харви отбил у Джоша подружку, юную актрису по имени Марсия Симс, и женился на ней.
Джошу было куда труднее оправиться после неудачи с «Лабиринтом». Он снял недорогую картину, которая получила одобрение критиков и восторженную, хотя и весьма ограниченную, аудиторию. Джош подозревал, что студия не приложила для распространения фильма тех усилий, которых он заслуживал, и чуял в этом деле руку Харви Шафнера.
Чтобы раздобыть средства для съемок «Викторианской пасторали», Джошу пришлось потратить почти год; зато теперь, с каннским гран-при в кармане, он вновь смотрел в будущее с уверенностью. Он был связан со студией контрактными обязательствами и не мог отказаться от «Золотого треугольника», но поначалу и эта работа увлекала его. Саймон Рейнери, прежний продюсер фильма, обещал ему полную свободу действий, но когда он угодил на больничную койку, ему на смену пришел Харви.
Джош боролся как мог, однако условия контракта загнали его в тупик: ему оставалось лишь стиснуть зубы и с достоинством принять удар. Шафнер же, казалось, находил в своем новом назначении какое-то извращенное наслаждение. Все, что одобрял Саймон, Шафнер подвергал жесткой критике, приводя Джоша в яростное исступление. Почему бы Харви не оставить его в покое и не позволить ему сделать хороший фильм? В сущности, Джош знал ответ на этот вопрос. В прошлом году «Мериден-студио» потерпела две неудачи, принесшие многомиллионные убытки, и совет директоров охватила финансовая лихорадка. Этим назначением Харви был не в последнюю очередь обязан своей репутации человека, умеющего снижать расходы и урезать бюджет.
В конце концов отношения Джоша и Харви сделались более чем напряженными, и тем не менее до окончания работы над «Золотым треугольником» они оставались привязаны друг к другу.
Джош допил кофе и в последний раз обвел взглядом зал, набитый завтракающими туристами. Он лелеял безотчетную надежду на то, что сегодня утром вернется из поездки Клэй Фитцджеральд. В сущности, Джош ждал ее возвращения уже третий день, но теперь решил, что она, вероятно, изменила свои планы: с такими дамочками никогда ничего не знаешь наверняка. Неделю назад ему показалось, что он нравится Клэй, но богатый опыт общения с красивыми женщинами подсказывал, что они способны создавать иллюзию интереса к мужчине с той же легкостью, с какой красят губы. «Какого черта, – подумал Джош. – Мы вместе летели на самолете, сходили в ресторан, и ничего более».
Возвращаясь в вестибюль, он задержался у стенда Ассошиэйтед Пресс. Очередная статья о волнениях среди мусульман – мятежники взорвали бомбу на фабрике в Минданао. Последние семь дней до Джоша то и дело доходили слухи о тревожных событиях на юге, хотя в англоязычном «Манила джорнэл» об этом не было ни слова. Тем не менее он продолжал тревожиться и лишь надеялся, что Клэй не угодит в какую-нибудь неприятность.
Заказав на десять тридцать автомобиль, на котором собирался объехать остров, Джош остановился у кассы, разменял несколько дорожных чеков… и первое, что он увидел, повернувшись к выходу, была гора металлических ящиков, которые вносили в дверь взопревшие носильщики.
– Клэй!
Красавица в комбинезоне цвета хаки ковыляла навстречу ему, сгибаясь под тяжестью трех наплечных сумок. При виде Джоша ее лицо просияло.
– Джош! Слава Богу, вы еще здесь!
– Как видите, – приветственно кивая, ответил Джош. – Все это время я не покидал вестибюль из опасения прозевать ваше возвращение.
Клэй улыбнулась:
– А я думала, в мире не осталось настоящих рыцарей.
– Рад видеть вас живой и здоровой. Я уже не раз представлял вас в руках мятежников, напавших на жемчужную отмель, либо в гареме удалого мусульманского борца за свободу, который влюбляется в вас и отказывается взять выкуп. – Джош попытался было взять у нее одну из сумок, но Клэй крепко вцепилась в ремешок.
– Мятеж был в другой части острова. Зато я видела множество акул, которые находились от меня не дальше, чем вы.
– Акулы?.. Я совсем забыл о них… О Господи… – Джош с притворной заботливостью оглядел Клэй со всех сторон: – Похоже, все цело…
– Акулы не так уж часто тревожат ныряльщиков, – засмеялась Клэй. – Впрочем, вы, обитатели Голливуда, знаете о них разве что по фильму «Челюсти». И все же так приятно, что вы беспокоились обо мне.
– Мне было что терять; если помните, в прошлый раз мы прервались на самом интересном месте. Я оставил за собой ваш номер, чтобы начать все сначала, когда вы вернетесь.
– Кажется, вы собирались встретить меня шампанским…
– Помню-помню, шампанское за мной. – Джош глянул на часы. – Сейчас уже половина одиннадцатого, и меня ждет машина с шофером: надо ехать на поиски натуры. Не хотите присоединиться?
– С удовольствием, только зарегистрируюсь и переоденусь. Вернусь через пятнадцать минут! – крикнула через плечо Клэй, уже шагая к конторке администратора.
– Отлично. А я закажу шампанское.
Шофер, стриженный под ежик юный филиппинец, осторожно вел «тойоту-селику» по петляющей дороге.
На полу автомобиля в серебряном ведерке со льдом покоилась основательно початая бутылка «Дом Периньон», а на заднем сиденье между Джошем и Клэй стояла корзина с фруктами из гостиничного ресторана. Они неторопливо потягивали шампанское из стаканчиков с монограммой отеля «Манила», взятых в ванной.
– Если бы мы были в Лос-Анджелесе, – неожиданно заявил Джош, – мы бы сейчас ехали в «линкольн-континентале» длиной в квартал, с телевизором и стерео, с баром, набитым всевозможными напитками и таблетками, со складной кроватью и массажером, а на откидных креслах сидел бы оркестр лос-анджелесской филармонии.
Клэй рассмеялась.
– По-моему, нам и так хорошо, – скромно заметила она.
– Откровенно говоря, я никогда не чувствовал себя очень уж уютно в голливудских лимузинах, но полагаю, что, если бы руководству «Тойоты» захотелось прорваться со своей продукцией на рынок киношных декораций, им стоило бы предложить вам работу в отделе сбыта.
– Без мисс Фитцджеральд «тойота» – всего лишь груда железа на колесах, – проворковала Клэй, подражая призывным голосам рекламных див.
– Преклоняюсь перед вашей логикой. – Джош, наклонившись, поцеловал ее.
Автомобиль мчался на север, минуя полуостров Батан и остров Коррегидор. По пути они много фотографировали, а Джош вдобавок делал пометки в блокноте. К послеобеденному времени, самому жаркому в этой части света, они добрались до пустынных просторов острова Люзон.
– Взгляните на море. – Клэй почувствовала, как у нее перехватило дыхание. – Неужели у вас не возникает желания сорвать с себя одежду и прыгнуть в воду?
Джош наклонился к водителю.
– Мы можем спуститься к морю? – спросил он. В эту минуту машина катила по эстакаде, идущей вдоль гребня горы в двухстах футах над берегом.
– Дороги нет, – ответил шофер. – Только пешком.
Джош оглянулся:
– Что скажете?
– Там, где я родилась, не любят тратить слов попусту. – Клэй растягивала слова на южный манер.
– Тогда останавливаемся здесь. – Джош сделал знак шоферу, и они выбрались из автомобиля с шампанским, фруктами и фотоаппаратами. Клэй остановилась на обочине, глядя вниз на сверкающее море, в то время как Джош подошел к водителю и что-то сказал ему. Машина, взревев мотором, умчалась прочь.
– Куда это он? – удивилась Клэй.
– За шампанским, – лаконично ответил Джош.
– И где же он его достанет?
– Понятия не имею. Во всяком случае, мы хотя бы ненадолго отделались от него.
Джош отыскал тропинку, ведущую вниз по крутому склону заросшего холма, и они спустились на короткую полоску песчаного пляжа, по обе стороны которого к самому урезу воды подступали пальмы, бамбуковые деревца и густой подлесок, оставляя свободным узкий полумесяц пространства длиной в тридцать и шириной в двенадцать ярдов. Пляж тянулся вдоль залива и был защищен от океанских волн; только мягкий накат набегал на песок, полого спускавшийся в темно-синюю глубину.
– Что сначала – пообедаем или окунемся? – спросила Клэй, ставя корзину с фруктами неподалеку от воды.
– И то и другое.
На Клэй было кисейное пурпурное платье, буквально сразившее Джоша, когда она спустилась в нем в вестибюль отеля. «О Господи, – сказал он тогда, – наконец-то я вижу ваши ноги. Это просто сказка!»
Теперь Клэй собиралась показать ему всю себя, но внезапно ею овладела застенчивость. Ей уже доводилось купаться нагишом в обществе людей, которых она знала не лучше, чем Джоша; она желала его, жаждала увидеть его тело, и вот тебе на – нежданный приступ скромности, совсем некстати. Быть может, так случилось оттого, что Клэй не хотела ограничивать знакомство с Джошем мимолетной встречей и это придавало каждому ее поступку особую значимость.
Клэй повернулась к Джошу боком и принялась возиться с застежками, потом бросила на него взгляд через плечо. Джош смотрел на нее, улыбаясь.
– Такое чувство, будто я присутствую на сеансе замедленного стриптиза, – сказал он.
Рассмеявшись, Клэй сорвала с себя одежду и, схватив вино и фрукты, вбежала в воду. Джош последовал за ней.
Несколько минут они нежились в теплом прозрачном море, смакуя ломтики ананаса из плавающей на поверхности корзины и передавая друг другу шампанское, разговаривали, улыбались и рассматривали друг друга; но вскоре Клэй почувствовала, как ступня Джоша коснулась ее икры и скользнула выше по ноге, подбираясь к мягким завиткам на ее лобке.
– М-м-м… – Она судорожно вздохнула и приблизилась к Джошу; он прижался к ней всем телом, целуя ее. – Ляг на спину, – шепнула она. – Держись на воде.
Когда Джош приподнял ноги и раскинул их на поверхности моря, Клэй вплыла между ними.
– Похоже на плавник акулы, – негромко произнесла она, проводя губами по напружиненной плоти Джоша.
– Надеюсь, не всякая из твоих знакомых акул удостаивается такого обращения, – отозвался Джош.
– Не всякая… – согласилась Клэй, но вместо слов из ее уст вырвалось невнятное бормотание.
– Не разговаривай с набитым ртом, – прошептал Джош. – И вообще лучше помолчи.
Чуть позже они выбрались на берег и растянулись на теплом белом песке в тени кокосовой пальмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33