Натаниэль прижал меня к себе. Мне было слышно, что сердце у него стучит как молот.
— Слава Богу, ты жива, — прерывисто проговорил он. — Никогда больше не пытайся сделать что-нибудь подобное.
— Я не потерплю, чтобы мной командовали, ни ты, ни кто другой, — выпалила я, прежде чем до моего затуманенного сознания дошло, что им движет беспокойство за меня.
Мейбл хлопотала вокруг Миллисент, потом она заметила ковыляющего к нам от своего дома доктора Грили в ночной рубашке с лицом, серым как пепел.
— Миллисент повредила руку, — простонала она. — Вы должны что-то сделать, доктор.
— Мой дом, труд моей жизни, — слезливо пробормотал доктор, оглядываясь на развалины, оставшиеся от его дома.
— Сейчас не время предаваться жалости к себе, — сурово сказал Натаниэль. — У вас больной, которому нужна помощь, и я уверен, что скоро таких людей будет множество.
Остекленевший взгляд доктора прояснился.
— Да, да, конечно, — закивал он, подходя к Миллисент, чтобы осмотреть ее. — Рука сломана, — объявил он некоторое время спустя. — Ее необходимо зафиксировать. Но мои лекарства, инструменты, моя медицинская сумка…
— Благодаря предусмотрительности Тейлор у меня в доме есть перевязочный материал и кое-какие лекарства. Пожалуйста, вы можете ими воспользоваться.
— Этого молодого человека? — Док Грили прищурился, приглядываясь ко мне внимательнее. — Это было замечательно — пролезть под всеми этими камнями и спасти ее, паренек. И мужество для этого нужно немалое, если хотите знать мое мнение.
— Это кузина мистера Стюарта, — Миллисент неодобрительно фыркнула, — особа женского пола.
Очевидно, то, что ей спасли жизнь, нисколько не улучшило ее характера, решила я, а доктор Грили, приглядевшись еще внимательнее, нахмурился, узнав меня.
— Вы, вы знали, что это должно произойти, — запинаясь, проговорила Мейбл, глядя на меня так, словно подозревала, что я каким-то образом вызвала землетрясение.
— Ловлю вас на слове, — обратился доктор к Натаниэлю. — Но мне нужно, чтобы вы держали ее, пока я буду вправлять кость. В данный момент нам ни к чему дамские обмороки.
Я сжала зубы, сдерживая раздражение, вызванное этим покровительственным замечанием. Вчетвером мы перешли улицу и направились к дому Натаниэля. Раздражение мое перешло в досаду, когда Натаниэль поручил мне приготовить для всех завтрак, пока они с доктором Грили будут заниматься Миллисент. Откуда он взял, что я сумею что-то приготовить без газа, электричества, не говоря уже о микроволновой печи? Или он считал, что раз я женщина, то это само собой разумеется?
Спустя некоторое время, вытерев пот с лица, выступивший оттого, что я буквально надорвалась, орудуя у горячей плиты, я вышла из кухни и обнаружила, что Миллисент удобно устроилась на кушетке в гостиной. Натаниэль держал ее за руку, а она хлопала глазами на доктора Грили, который заматывал кусок ткани вокруг самодельной шины, сделанной из доски. Док осушил стакан виски Натаниэля, пробормотав что-то о боли в ноге, которая, видимо, была не настолько сильной, чтобы помешать ему отвечать на явное заигрывание Миллисент. Мейбл сметала осколки люстры, усыпавшие холл и лестницу.
— Не могу в себя прийти от того, что вы заранее знали о землетрясении, — заговорила она, увидев, как я вошла с кухни. Немного помолчала, опершись на метлу и глядя на Миллисент, обменивавшуюся улыбками с доктором. — Скажите мне, зазвонят ли свадебные колокола для моей сестры?
Я застонала. Как я смогу ужиться здесь, если все будут просить меня предсказать их будущее? Я не смогу, поняла я, и мучительный спазм сжал мне внутренности. Раньше или позже мне придется думать о том, как зарабатывать себе на жизнь, найти собственное жилье… Я не успела придумать какой-нибудь вежливый ответ на вопрос Мейбл, так как почувствовала запах горелого.
— О Боже, завтрак! — Я бросилась на кухню и сдвинула с плиты чугунную сковороду, обжегши при этом руку. Я потратила полчаса на то, чтобы додуматься, как без спичек разжечь плиту. И то мне помогла Мейбл. Но все мои труды пошли прахом.
Сердце у меня упало, когда, потыкав вилкой бекон на сковороде, я обнаружила, что он с обеих сторон больше похож на угольки. Я сняла крышку с другой сковороды, не забыв на сей раз воспользоваться полотенцем, и уставилась на подгоревшие ломтики хлеба, который остался после вчерашнего обеда и который я попыталась разогреть. Стиснув зубы я выбросила завтрак в мусорное ведро. Я никогда не была искусной кулинаркой, но мне все же удавалось приготовить гренки в тостере и бекон в микроволновой печи. Да, привыкать к здешней жизни будет, судя по всему, гораздо более тяжелым делом, чем я это себе представляла.
Я положила грязные сковороды в раковину и повернула кран, собираясь замочить их, но вода не потекла. С запозданием я вспомнила, что водопровод в городе поврежден. Мне пришлось опустить сковороды в одно из ведер, которые миссис 0'Хара накануне наполнила водой. Вообще-то, угрюмо подумала я по дальнейшем размышлении, мне не следовало расходовать воду, которая может понадобиться для питья или готовки, на то, чтобы очистить грязные вонючие сковороды, ставшие такими по моей вине.
— Послушайте, давайте я всем этим займусь, — предложила Мейбл. — А вы идите подождите с остальными.
Поблагодарив ее, я ушла из кухни, думая, как было бы хорошо, если бы я сейчас проснулась и обнаружила, что все происходящее было лишь ночным кошмаром. Я не создана для ведения домашнего хозяйства, и у меня не было ни малейшего желания становиться добропорядочной хозяйкой дома — единственная приемлемая для женщин того времени роль. Я ошибалась, полагая, что смогу приспособиться ко всем особенностям времени Натаниэля с той же легкостью, с какой привыкла к новой одежде. Внутри у меня все похолодело. Я была чужой здесь и навсегда такой и останусь.
Необходимость заняться каким-то физическим трудом, чтобы избавиться от чувства тяжкого разочарования, заставила меня взять в руки метлу и приняться за нелегкое дело расчистки дома от мусорных завалов. И почему только никто не придумал дастбастеры несколькими десятилетиями ранее, спрашивала я себя, сгребая в совок кучу мусора.
Спустя двадцать минут Мейбл накормила нас вкусными блинами из дрожжевого теста.
— Я научилась готовить их давным-давно, когда только что вышла замуж и муж работал на горных разработках, — сказала она, и глаза ее затуманились при воспоминании о тех днях.
Блины. Для нее это был так просто. Смогу ли я когда-нибудь справиться с такой несложной задачей, как приготовление завтрака, не думая о том, как было бы хорошо оказаться в собственном времени.
После завтрака Натаниэль отвел меня в сторону.
— Я должен пойти проверить, что делается на пристани и на складах. Обещай мне, что ты не выйдешь за порог до моего возвращения.
— Я пойду с тобой.
Он положил руки мне на плечи и посмотрел в глаза.
— Тейлор, ты хотя бы раз в жизни можешь сделать так, как тебе говорят? Ты убедила меня, что этот дом — самое безопасное место в городе. На улицах опасно — там пожары, падающие камни, оборванные трамвайные y? провода, поврежденные газовые трубы.
— Мне все равно.
Не успел он возразить, как я открыла дверь и вышла наружу, прихватив по пути с полукруглого столика у двери его камеру. Поравнявшись со мной он откашлялся.
— Несмотря на то, что ты упрямее любой другой женщины из тех, что попадались мне на пути, я горжусь тобой. Док Грили был прав — спасение Миллисент было мужественным поступком. Не многие женщины полезли бы под эту гору камней спасать человека, которого они едва знают.
Я удивленно подняла брови.
— Ты хочешь сказать, что одобряешь такой неженский поступок?
— Это был смелый поступок, хотя я предпочел бы, чтобы больше ты так не рисковала. Тебя могло завалить.
— В моем времени есть женщины-пожарные. Они постоянно занимаются спасением людей.
Его лицо приняло скептическое выражение, и у меня внутри возникло неприятное тянущее ощущение. Что если Натаниэль больше не верит мне? Не верит, что я из будущего? В конце концов я не вернулась в будущее во время землетрясения. Кроме пузырька с напечатанной на этикетке датой у него не было никаких доказательств того, что я не какой-нибудь псих из его собственного времени.
— Должно быть, тебе очень тяжело, — сказал Натаниэль, будто прочитав мои мысли. — Знать, что не можешь вернуться в свое время, к семье. Перед тем, как на меня свалилась полка, я видел тебя — или, вернее сказать, игру света и тени там, где ты стояла. Ты превращалась в какой-то неясный силуэт, будто таяла. Ничего более жуткого я не видел.
— Ты видел? Значит, ты знаешь…
— Я верю тебе. Тейлор, я хочу, чтобы ты знала. Я здесь к твоим услугам. Я всегда охотно помогу тебе, если тебе понадобится моя помощь.
Конечно, ты мне нужен, мысленно воскликнула я. Нужен, чтобы обнять меня и сказать, что ты никогда меня не отпустишь, что я нужна тебе… так же как ты нужен мне, и я хочу тебя, люблю тебя. Но я не могла сказать ему этого.
— Сейчас мне нужно выбраться отсюда, — ответила я.
Я не собиралась проводить утро с соседями Натаниэля, беспокоясь, как бы с ним чего не случилось. Если я буду с ним, то, имея представление о последствиях землетрясения, смогу уберечь его.
— С тобой или без тебя, — добавила я. Он сжал челюсти при этих моих словах, но, по крайней мере, больше не пытался убедить меня остаться дома. Мы подошли к дверям каретного сарая. Там он взял меня за руки и посмотрел на меня так пристально, что я вздрогнула.
— Мне очень жаль, что ты не смогла вернуться в свое время, — сказал он натянуто. — Я знаю, ты осталась из-за меня, но тебе не стоило этого делать.
Что-то оборвалось у меня внутри. Он сожалел, что я не ушла от него. Я стала обузой, нежеланной гостьей, которая никак не хочет уходить домой.
— Как только все успокоится, я не стану тебе мешать, — заверила я его. — Я не могу здесь больше оставаться. Я найду работу, уеду в другой город, если понадобится.
Привыкать к жизни в другом времени и так будет нелегко, но если я буду находиться рядом с Натаниэлем, зная, что не могу быть его любовью, я просто сойду с ума.
Морщинки вокруг его глаз углубились.
— Если тебе так хочется.
Наклонившись, он поднял большую ветку, упавшую перед дверью в сарай, и отбросил ее с силой большей, чем это было необходимо.
Открыв дверь, он усадил меня в машину и завел мотор. Я смотрела через открытые двери на улицу: все вокруг напоминало картину из кошмарного сна. Внезапно мне в голову пришла тревожная мысль. Да, я располагала кое-какими отрывочными сведениями о пожарах, возникших в городе после землетрясения. Но ведь ни Натаниэль, ни я не должны были здесь находиться.
Страх холодной рукой сжал мне сердце, когда я увидела клубы черного дыма, которые поднимались над центральной частью города, загораживая солнце.
Впервые с того момента, как я попала в это время, я не имела ни малейшего понятия о том, что ждет Натаниэля — или меня — в будущем.
Отныне впереди была только неопределенность.
Глава 17
Картины, мелькавшие за окнами машины, напоминали кадры из фильма ужасов, и, даже закрыв глаза, я продолжала их видеть. Люди пробирались по улицам, неся детей, чемоданы, птичьи клетки. Некоторые толкали перед собой небольшие тележки или детские коляски, в которых лежали буханки хлеба, одеяла, семейные фотографии. Все направлялись в сторону порта, и путь из города превратился в кошмар наяву. Каждый раз, когда людские пробки вынуждали Натаниэля останавливать машину, я делала снимки его фотоаппаратом. Чувствовала я себя при этом циничным репортером какой-нибудь бульварной газетенки — охотником за сенсациями, однако историк во мне понукал меня запечатлевать сам процесс истории.
К югу от Слота бушевал пожар, который медленно, но верно приближался к центру города. Отовсюду доносились плач и молитвы, перекрывая сухой треск пламени. Дым ел мне глаза, обжигал горло. Взглянув на Натаниэля, я увидела, что голова и плечи у него засыпаны пеплом, который дождем падал на город.
Толпы бездомных горожан заполняли улицы, вынуждая Натаниэля ехать боковыми улочками и переулками. На Маркет-стрит трамвайные рельсы выглядели так, будто чья-то гигантская рука оторвала их от мостовой и, , скрутив, бросила. Из поврежденной, трубы на мостовую вытекала драгоценная вода и бессмысленно стекала в переполненные сточные канавы. Театр «Мажестик» лежал в руинах. Изнутри некоторых якобы «огнеупорных» кирпичных домов валил дым.
В центре куполообразная крыша ратуши покачивалась на оголившихся балках, вздымавшихся над остатками фундамента и слоями известки. При виде прикрытых грязными лохмотьями переломанных рук и ног, торчащих из обломков, к горлу у меня подступила тошнота.
— Бродяги, — проговорил Натаниэль, качая головой. На его лице читалась жалость. Он сжал мне руку, желая утешить, но почему-то его прикосновение расстроило меня, вместо того чтобы успокоить. — Бедняги, должно быть, спали на ступенях ратуши, когда она обвалилась.
Невдалеке я увидела пару бродяг, пытавшихся отобрать шелковый вышитый кошелек у молодой китаянки с тремя детьми. Самый младший был привязан к матери, а двое других испуганных ребятишек цеплялись за ее юбку. Натаниэль остановил машину и, выпрыгнув из нее, сбил с ног одного из нападавших, который даже не успел понять, в чем дело. Второй выпустил кошелек и исчез в толпе.
Натаниэль заговорил с женщиной на китайском, который он, видимо, выучил во время своих поездок на Восток, показывая на машину. Сказав что-то в ответ, она забралась на заднее сиденье, крепко прижимая к груди малыша. Старший ребенок сел рядом с ней, а среднего Натаниэль поднял и посадил мне на колени.
— Она говорит, что муж погиб во время землетрясения, — объяснил Натаниэль, садясь за руль. — Я сказал, что мы едем в порт, и предложил подвезти их к месту посадки на суда. Она хочет уехать к сестре в Окленд.
Женщина с любопытством на меня посмотрела, но если ее и удивил мой мужской костюм, она ничего не сказала. Впрочем, и скажи она что-нибудь, я бы все равно ничего не поняла. Я утратила всякое представление о времени, пока мы еле-еле продвигались вперед. Малыш ерзал у меня на коленях. Он прильнул ко мне, испуганно похныкивая, и я принялась гладить шелковистые черные волосы, бормоча что-то утешающим, как я надеялась, тоном.
Краем глаза я перехватила взгляд, брошенный на меня Натаниэлем, — какой-то тоскливо-мечтательный, — который немало меня озадачил. Никогда прежде я не замечала в себе материнского инстинкта, но сейчас, чувствуя тепло детского тельца у себя на коленях, я вдруг испытала сильное, до слез желание иметь ребенка… ребенка от Натаниэля. Я вытерла глаза, надеясь, что другие подумали, будто мне в глаза попал пепел.
На берегу царила еще большая неразбериха, чем в центре.
— Длинная пристань, она разрушена! — воскликнул Натаниэль, останавливая машину. Мы вылезли и ошалело уставились на сваи, полузатонувшие в бухте. Несколько тонн угля, принадлежавшего Южной Тихоокеанской железнодорожной компании, оказались в воде, и по поверхности расползалось омерзительное черное пятно.
Китаянка сказала что-то Натаниэлю, оглядываясь через плечо на клуб черного дыма, приближавшийся к порту. Натаниэль кивнул и, взяв старшего ребенка, посадил его себе на закорки и весело улыбнулся, успокаивая малыша, точно так же, как поступил бы по отношению к собственному сыну любой любящий отец. Сглотнув ком в горле, я взяла .среднего ребенка и вслед за Натаниэлем и китаянкой влилась в толпу людей, пробирающихся к причалу.
Подойдя к причалу, мы обнаружили, что вход на него закрыт. Сотни людей стояли перед воротами, кричали и стучали в них кулаками. Некоторые толпились под причалом. Неожиданно служащий отпер замок и распахнул ворота. Толпа хлынула на причал с ревом, напоминавшим рев раненого животного. Натаниэль пропустил меня и китаянку вперед, защищая нас своим телом как щитом от стены людей, напирающих сзади. Запах пота и сажи был так силен, что, казалось, я вот-вот задохнусь. С ужасом я увидела, как какой-то мужчина упал, а толпа продолжала двигаться вперед, топча его. Крики, издаваемые несчастным, перешли в булькающие хрипы, потом смолкли. Я схватилась за живот и тут же почувствовала теплое тело Натаниэля, прижавшееся к моей спине.
— Не смотри, — проговорил он. Но я не могла. Это ужасное зрелище напомнило мне об одной виденной мной когда-то передаче теленовостей. В ней показывали заснятый на месте событий репортаж о каком-то ненормальном, совершившим акт самосожжения. Я не хотела на это смотреть, но не могла отвести глаз от экрана.
Солнце и лезущий в нос и глаза пепел измотали нас, пока мы, казалось, целую вечность, ждали, когда же наконец толпа вынесет нас к месту посадки. В какой-то момент я испугалась, что нас столкнут в воду, но крепкая рука Натаниэля на моем плече помогла мне быстро справиться с паникой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Слава Богу, ты жива, — прерывисто проговорил он. — Никогда больше не пытайся сделать что-нибудь подобное.
— Я не потерплю, чтобы мной командовали, ни ты, ни кто другой, — выпалила я, прежде чем до моего затуманенного сознания дошло, что им движет беспокойство за меня.
Мейбл хлопотала вокруг Миллисент, потом она заметила ковыляющего к нам от своего дома доктора Грили в ночной рубашке с лицом, серым как пепел.
— Миллисент повредила руку, — простонала она. — Вы должны что-то сделать, доктор.
— Мой дом, труд моей жизни, — слезливо пробормотал доктор, оглядываясь на развалины, оставшиеся от его дома.
— Сейчас не время предаваться жалости к себе, — сурово сказал Натаниэль. — У вас больной, которому нужна помощь, и я уверен, что скоро таких людей будет множество.
Остекленевший взгляд доктора прояснился.
— Да, да, конечно, — закивал он, подходя к Миллисент, чтобы осмотреть ее. — Рука сломана, — объявил он некоторое время спустя. — Ее необходимо зафиксировать. Но мои лекарства, инструменты, моя медицинская сумка…
— Благодаря предусмотрительности Тейлор у меня в доме есть перевязочный материал и кое-какие лекарства. Пожалуйста, вы можете ими воспользоваться.
— Этого молодого человека? — Док Грили прищурился, приглядываясь ко мне внимательнее. — Это было замечательно — пролезть под всеми этими камнями и спасти ее, паренек. И мужество для этого нужно немалое, если хотите знать мое мнение.
— Это кузина мистера Стюарта, — Миллисент неодобрительно фыркнула, — особа женского пола.
Очевидно, то, что ей спасли жизнь, нисколько не улучшило ее характера, решила я, а доктор Грили, приглядевшись еще внимательнее, нахмурился, узнав меня.
— Вы, вы знали, что это должно произойти, — запинаясь, проговорила Мейбл, глядя на меня так, словно подозревала, что я каким-то образом вызвала землетрясение.
— Ловлю вас на слове, — обратился доктор к Натаниэлю. — Но мне нужно, чтобы вы держали ее, пока я буду вправлять кость. В данный момент нам ни к чему дамские обмороки.
Я сжала зубы, сдерживая раздражение, вызванное этим покровительственным замечанием. Вчетвером мы перешли улицу и направились к дому Натаниэля. Раздражение мое перешло в досаду, когда Натаниэль поручил мне приготовить для всех завтрак, пока они с доктором Грили будут заниматься Миллисент. Откуда он взял, что я сумею что-то приготовить без газа, электричества, не говоря уже о микроволновой печи? Или он считал, что раз я женщина, то это само собой разумеется?
Спустя некоторое время, вытерев пот с лица, выступивший оттого, что я буквально надорвалась, орудуя у горячей плиты, я вышла из кухни и обнаружила, что Миллисент удобно устроилась на кушетке в гостиной. Натаниэль держал ее за руку, а она хлопала глазами на доктора Грили, который заматывал кусок ткани вокруг самодельной шины, сделанной из доски. Док осушил стакан виски Натаниэля, пробормотав что-то о боли в ноге, которая, видимо, была не настолько сильной, чтобы помешать ему отвечать на явное заигрывание Миллисент. Мейбл сметала осколки люстры, усыпавшие холл и лестницу.
— Не могу в себя прийти от того, что вы заранее знали о землетрясении, — заговорила она, увидев, как я вошла с кухни. Немного помолчала, опершись на метлу и глядя на Миллисент, обменивавшуюся улыбками с доктором. — Скажите мне, зазвонят ли свадебные колокола для моей сестры?
Я застонала. Как я смогу ужиться здесь, если все будут просить меня предсказать их будущее? Я не смогу, поняла я, и мучительный спазм сжал мне внутренности. Раньше или позже мне придется думать о том, как зарабатывать себе на жизнь, найти собственное жилье… Я не успела придумать какой-нибудь вежливый ответ на вопрос Мейбл, так как почувствовала запах горелого.
— О Боже, завтрак! — Я бросилась на кухню и сдвинула с плиты чугунную сковороду, обжегши при этом руку. Я потратила полчаса на то, чтобы додуматься, как без спичек разжечь плиту. И то мне помогла Мейбл. Но все мои труды пошли прахом.
Сердце у меня упало, когда, потыкав вилкой бекон на сковороде, я обнаружила, что он с обеих сторон больше похож на угольки. Я сняла крышку с другой сковороды, не забыв на сей раз воспользоваться полотенцем, и уставилась на подгоревшие ломтики хлеба, который остался после вчерашнего обеда и который я попыталась разогреть. Стиснув зубы я выбросила завтрак в мусорное ведро. Я никогда не была искусной кулинаркой, но мне все же удавалось приготовить гренки в тостере и бекон в микроволновой печи. Да, привыкать к здешней жизни будет, судя по всему, гораздо более тяжелым делом, чем я это себе представляла.
Я положила грязные сковороды в раковину и повернула кран, собираясь замочить их, но вода не потекла. С запозданием я вспомнила, что водопровод в городе поврежден. Мне пришлось опустить сковороды в одно из ведер, которые миссис 0'Хара накануне наполнила водой. Вообще-то, угрюмо подумала я по дальнейшем размышлении, мне не следовало расходовать воду, которая может понадобиться для питья или готовки, на то, чтобы очистить грязные вонючие сковороды, ставшие такими по моей вине.
— Послушайте, давайте я всем этим займусь, — предложила Мейбл. — А вы идите подождите с остальными.
Поблагодарив ее, я ушла из кухни, думая, как было бы хорошо, если бы я сейчас проснулась и обнаружила, что все происходящее было лишь ночным кошмаром. Я не создана для ведения домашнего хозяйства, и у меня не было ни малейшего желания становиться добропорядочной хозяйкой дома — единственная приемлемая для женщин того времени роль. Я ошибалась, полагая, что смогу приспособиться ко всем особенностям времени Натаниэля с той же легкостью, с какой привыкла к новой одежде. Внутри у меня все похолодело. Я была чужой здесь и навсегда такой и останусь.
Необходимость заняться каким-то физическим трудом, чтобы избавиться от чувства тяжкого разочарования, заставила меня взять в руки метлу и приняться за нелегкое дело расчистки дома от мусорных завалов. И почему только никто не придумал дастбастеры несколькими десятилетиями ранее, спрашивала я себя, сгребая в совок кучу мусора.
Спустя двадцать минут Мейбл накормила нас вкусными блинами из дрожжевого теста.
— Я научилась готовить их давным-давно, когда только что вышла замуж и муж работал на горных разработках, — сказала она, и глаза ее затуманились при воспоминании о тех днях.
Блины. Для нее это был так просто. Смогу ли я когда-нибудь справиться с такой несложной задачей, как приготовление завтрака, не думая о том, как было бы хорошо оказаться в собственном времени.
После завтрака Натаниэль отвел меня в сторону.
— Я должен пойти проверить, что делается на пристани и на складах. Обещай мне, что ты не выйдешь за порог до моего возвращения.
— Я пойду с тобой.
Он положил руки мне на плечи и посмотрел в глаза.
— Тейлор, ты хотя бы раз в жизни можешь сделать так, как тебе говорят? Ты убедила меня, что этот дом — самое безопасное место в городе. На улицах опасно — там пожары, падающие камни, оборванные трамвайные y? провода, поврежденные газовые трубы.
— Мне все равно.
Не успел он возразить, как я открыла дверь и вышла наружу, прихватив по пути с полукруглого столика у двери его камеру. Поравнявшись со мной он откашлялся.
— Несмотря на то, что ты упрямее любой другой женщины из тех, что попадались мне на пути, я горжусь тобой. Док Грили был прав — спасение Миллисент было мужественным поступком. Не многие женщины полезли бы под эту гору камней спасать человека, которого они едва знают.
Я удивленно подняла брови.
— Ты хочешь сказать, что одобряешь такой неженский поступок?
— Это был смелый поступок, хотя я предпочел бы, чтобы больше ты так не рисковала. Тебя могло завалить.
— В моем времени есть женщины-пожарные. Они постоянно занимаются спасением людей.
Его лицо приняло скептическое выражение, и у меня внутри возникло неприятное тянущее ощущение. Что если Натаниэль больше не верит мне? Не верит, что я из будущего? В конце концов я не вернулась в будущее во время землетрясения. Кроме пузырька с напечатанной на этикетке датой у него не было никаких доказательств того, что я не какой-нибудь псих из его собственного времени.
— Должно быть, тебе очень тяжело, — сказал Натаниэль, будто прочитав мои мысли. — Знать, что не можешь вернуться в свое время, к семье. Перед тем, как на меня свалилась полка, я видел тебя — или, вернее сказать, игру света и тени там, где ты стояла. Ты превращалась в какой-то неясный силуэт, будто таяла. Ничего более жуткого я не видел.
— Ты видел? Значит, ты знаешь…
— Я верю тебе. Тейлор, я хочу, чтобы ты знала. Я здесь к твоим услугам. Я всегда охотно помогу тебе, если тебе понадобится моя помощь.
Конечно, ты мне нужен, мысленно воскликнула я. Нужен, чтобы обнять меня и сказать, что ты никогда меня не отпустишь, что я нужна тебе… так же как ты нужен мне, и я хочу тебя, люблю тебя. Но я не могла сказать ему этого.
— Сейчас мне нужно выбраться отсюда, — ответила я.
Я не собиралась проводить утро с соседями Натаниэля, беспокоясь, как бы с ним чего не случилось. Если я буду с ним, то, имея представление о последствиях землетрясения, смогу уберечь его.
— С тобой или без тебя, — добавила я. Он сжал челюсти при этих моих словах, но, по крайней мере, больше не пытался убедить меня остаться дома. Мы подошли к дверям каретного сарая. Там он взял меня за руки и посмотрел на меня так пристально, что я вздрогнула.
— Мне очень жаль, что ты не смогла вернуться в свое время, — сказал он натянуто. — Я знаю, ты осталась из-за меня, но тебе не стоило этого делать.
Что-то оборвалось у меня внутри. Он сожалел, что я не ушла от него. Я стала обузой, нежеланной гостьей, которая никак не хочет уходить домой.
— Как только все успокоится, я не стану тебе мешать, — заверила я его. — Я не могу здесь больше оставаться. Я найду работу, уеду в другой город, если понадобится.
Привыкать к жизни в другом времени и так будет нелегко, но если я буду находиться рядом с Натаниэлем, зная, что не могу быть его любовью, я просто сойду с ума.
Морщинки вокруг его глаз углубились.
— Если тебе так хочется.
Наклонившись, он поднял большую ветку, упавшую перед дверью в сарай, и отбросил ее с силой большей, чем это было необходимо.
Открыв дверь, он усадил меня в машину и завел мотор. Я смотрела через открытые двери на улицу: все вокруг напоминало картину из кошмарного сна. Внезапно мне в голову пришла тревожная мысль. Да, я располагала кое-какими отрывочными сведениями о пожарах, возникших в городе после землетрясения. Но ведь ни Натаниэль, ни я не должны были здесь находиться.
Страх холодной рукой сжал мне сердце, когда я увидела клубы черного дыма, которые поднимались над центральной частью города, загораживая солнце.
Впервые с того момента, как я попала в это время, я не имела ни малейшего понятия о том, что ждет Натаниэля — или меня — в будущем.
Отныне впереди была только неопределенность.
Глава 17
Картины, мелькавшие за окнами машины, напоминали кадры из фильма ужасов, и, даже закрыв глаза, я продолжала их видеть. Люди пробирались по улицам, неся детей, чемоданы, птичьи клетки. Некоторые толкали перед собой небольшие тележки или детские коляски, в которых лежали буханки хлеба, одеяла, семейные фотографии. Все направлялись в сторону порта, и путь из города превратился в кошмар наяву. Каждый раз, когда людские пробки вынуждали Натаниэля останавливать машину, я делала снимки его фотоаппаратом. Чувствовала я себя при этом циничным репортером какой-нибудь бульварной газетенки — охотником за сенсациями, однако историк во мне понукал меня запечатлевать сам процесс истории.
К югу от Слота бушевал пожар, который медленно, но верно приближался к центру города. Отовсюду доносились плач и молитвы, перекрывая сухой треск пламени. Дым ел мне глаза, обжигал горло. Взглянув на Натаниэля, я увидела, что голова и плечи у него засыпаны пеплом, который дождем падал на город.
Толпы бездомных горожан заполняли улицы, вынуждая Натаниэля ехать боковыми улочками и переулками. На Маркет-стрит трамвайные рельсы выглядели так, будто чья-то гигантская рука оторвала их от мостовой и, , скрутив, бросила. Из поврежденной, трубы на мостовую вытекала драгоценная вода и бессмысленно стекала в переполненные сточные канавы. Театр «Мажестик» лежал в руинах. Изнутри некоторых якобы «огнеупорных» кирпичных домов валил дым.
В центре куполообразная крыша ратуши покачивалась на оголившихся балках, вздымавшихся над остатками фундамента и слоями известки. При виде прикрытых грязными лохмотьями переломанных рук и ног, торчащих из обломков, к горлу у меня подступила тошнота.
— Бродяги, — проговорил Натаниэль, качая головой. На его лице читалась жалость. Он сжал мне руку, желая утешить, но почему-то его прикосновение расстроило меня, вместо того чтобы успокоить. — Бедняги, должно быть, спали на ступенях ратуши, когда она обвалилась.
Невдалеке я увидела пару бродяг, пытавшихся отобрать шелковый вышитый кошелек у молодой китаянки с тремя детьми. Самый младший был привязан к матери, а двое других испуганных ребятишек цеплялись за ее юбку. Натаниэль остановил машину и, выпрыгнув из нее, сбил с ног одного из нападавших, который даже не успел понять, в чем дело. Второй выпустил кошелек и исчез в толпе.
Натаниэль заговорил с женщиной на китайском, который он, видимо, выучил во время своих поездок на Восток, показывая на машину. Сказав что-то в ответ, она забралась на заднее сиденье, крепко прижимая к груди малыша. Старший ребенок сел рядом с ней, а среднего Натаниэль поднял и посадил мне на колени.
— Она говорит, что муж погиб во время землетрясения, — объяснил Натаниэль, садясь за руль. — Я сказал, что мы едем в порт, и предложил подвезти их к месту посадки на суда. Она хочет уехать к сестре в Окленд.
Женщина с любопытством на меня посмотрела, но если ее и удивил мой мужской костюм, она ничего не сказала. Впрочем, и скажи она что-нибудь, я бы все равно ничего не поняла. Я утратила всякое представление о времени, пока мы еле-еле продвигались вперед. Малыш ерзал у меня на коленях. Он прильнул ко мне, испуганно похныкивая, и я принялась гладить шелковистые черные волосы, бормоча что-то утешающим, как я надеялась, тоном.
Краем глаза я перехватила взгляд, брошенный на меня Натаниэлем, — какой-то тоскливо-мечтательный, — который немало меня озадачил. Никогда прежде я не замечала в себе материнского инстинкта, но сейчас, чувствуя тепло детского тельца у себя на коленях, я вдруг испытала сильное, до слез желание иметь ребенка… ребенка от Натаниэля. Я вытерла глаза, надеясь, что другие подумали, будто мне в глаза попал пепел.
На берегу царила еще большая неразбериха, чем в центре.
— Длинная пристань, она разрушена! — воскликнул Натаниэль, останавливая машину. Мы вылезли и ошалело уставились на сваи, полузатонувшие в бухте. Несколько тонн угля, принадлежавшего Южной Тихоокеанской железнодорожной компании, оказались в воде, и по поверхности расползалось омерзительное черное пятно.
Китаянка сказала что-то Натаниэлю, оглядываясь через плечо на клуб черного дыма, приближавшийся к порту. Натаниэль кивнул и, взяв старшего ребенка, посадил его себе на закорки и весело улыбнулся, успокаивая малыша, точно так же, как поступил бы по отношению к собственному сыну любой любящий отец. Сглотнув ком в горле, я взяла .среднего ребенка и вслед за Натаниэлем и китаянкой влилась в толпу людей, пробирающихся к причалу.
Подойдя к причалу, мы обнаружили, что вход на него закрыт. Сотни людей стояли перед воротами, кричали и стучали в них кулаками. Некоторые толпились под причалом. Неожиданно служащий отпер замок и распахнул ворота. Толпа хлынула на причал с ревом, напоминавшим рев раненого животного. Натаниэль пропустил меня и китаянку вперед, защищая нас своим телом как щитом от стены людей, напирающих сзади. Запах пота и сажи был так силен, что, казалось, я вот-вот задохнусь. С ужасом я увидела, как какой-то мужчина упал, а толпа продолжала двигаться вперед, топча его. Крики, издаваемые несчастным, перешли в булькающие хрипы, потом смолкли. Я схватилась за живот и тут же почувствовала теплое тело Натаниэля, прижавшееся к моей спине.
— Не смотри, — проговорил он. Но я не могла. Это ужасное зрелище напомнило мне об одной виденной мной когда-то передаче теленовостей. В ней показывали заснятый на месте событий репортаж о каком-то ненормальном, совершившим акт самосожжения. Я не хотела на это смотреть, но не могла отвести глаз от экрана.
Солнце и лезущий в нос и глаза пепел измотали нас, пока мы, казалось, целую вечность, ждали, когда же наконец толпа вынесет нас к месту посадки. В какой-то момент я испугалась, что нас столкнут в воду, но крепкая рука Натаниэля на моем плече помогла мне быстро справиться с паникой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31