Дыхание у меня участилось, и я с кристальной ясностью осознала, что больше всего на свете хочу заняться любовью с Натаниэлем Стюартом. С мужчиной, который считал меня проституткой.
— Я не такая, как ты думаешь, — запротестовала я, откидывая голову назад.
— А какая же ты, скажи на милость? — Он поднял брови, глядя на меня так, что ноги у меня стали как ватные. Мысль о том, что он все еще считает меня потаскухой, не давала мне покоя. А потом я вдруг поняла, что это не имеет значения. Утром я покину его, унося с собой лишь память о нем. Значит сегодня я должна сделать так, чтобы эта память осталась у меня навсегда, как если бы она была выжжена каленым железом у меня в сердце.
— Ты прав, — согласилась я, обнимая его за шею и отвечая на его поцелуй. — Мое прошлое не имеет значения. По крайней мере, сейчас.
— Это землетрясение, — заметил он и бросил беспокойный взгляд на люстру. — Ты сказала, что люстра упадет, хотя сам дом не разрушится. Есть ли в доме безопасное место?
— В твоей спальне мы будем в безопасности, — прошептала я, исследуя кончиками пальцев черты его лица, — хотя я не уверена, что безопасность — то слово, которое здесь, уместно.
Широко улыбнувшись, он подхватил меня на руки и понес по лестнице.
Я задрожала от возбуждения и волнения, когда Натаниэль, развязав мою уличную накидку и положив ее на стул, принялся расстегивать бесчисленные крохотные пуговки сзади у меня на платье. Теплая волна прокатилась по всему телу, когда он спустил лиф платья, нежно провел рукой по моим голым плечам, потом снял платье совсем и отбросил в сторону.
Словно завороженная, я наблюдала, как он начал расстегивать на себе рубашку. Не в силах удержаться, я просунула руки под рубашку и провела по густым темным волосам у него на груди. Его крепкие мускулы напряглись под моими ладонями, он тихонько застонал и, оторвав последнюю пуговицу, бросил рубашку на пол. Вид обнаженного до пояса Натаниэля заставил меня задержать дыхание. Он впился мне в губы поцелуем, от которого меня охватил страстный огонь. Заключив меня в объятия, он опустил меня на мягкую , пуховую перину, развязал и стащил туфли, а затем один за другим стал снимать многочисленные предметы нижнего белья.
— Ты прекрасна, — прошептал он, расшнуровав корсет и освободив мою грудь из этого не слишком удобного заключения, и я затрепетала в предвкушении.
— Я прекрасна? — прошептала я в ответ с пылающим лицом и чувствуя себя словно окутанной бархатным туманом. Я никогда не считала себя красивой. Симпатичной, может, даже привлекательной, когда накладывала макияж и делала завивку. Но прекрасной? Такая мысль не приходила мне в голову даже в самых смелых мечтах.
— Так прекрасна, — пробормотал он, становясь на колени и целуя сначала одну грудь, потом другую. От каждого прикосновения его губ и языка — щекочущих, возбуждающих, дразнящих — во мне словно вспыхивало пламя. Ну, подумала я, утрачивая постепенно связь с реальностью, может, в самых, самых смелых мечтах… какими, наверное, было и то, что происходило сейчас.
— Сегодня все будет не так, как было у тебя раньше, — прошептал он, заключая меня в кольцо своих сильных рук, и я познала, что такое райское блаженство. Он умело снял с меня панталоны и шелковые чулки. — Я хочу доставить тебе удовольствие, как никто другой, — он продолжал ласкать меня пальцами, губами и языком, пока мне не стало казаться, что я умираю от наслаждения, но я просила его не прекращать, совсем как падшая женщина, какой он меня считал.
В тот самый момент, когда я подумала, что больше не выдержу, он перестал ласкать меня и стал медленно снимать с себя оставшуюся одежду и скоро предстал передо мной обнаженный.
У меня дух захватило при виде его обнаженного тела, освещенного мерцающим светом газового светильника, висевшего на стене. Он был великолепен — сплошные узлы мускулов на груди и плечах делали его похожим на бронзовую статую в музее. Темные волосы на груди слегка шевелились от его дыхания. На твердом плоском животе они образовывали узкий треугольник, а ниже…
Увидев, куда направлен мой взгляд, он шутливо приподнял брови.
— Что-нибудь не в порядке? Я почувствовала, что краснею.
— Не в порядке? Нет, конечно. Я просто восхищаюсь костюмом, в котором ты родился. Уголки его рта изогнулись в улыбке.
— Хотя сегодня не мой день рождения, мы все равно можем его отпраздновать, если хочешь.
— Я хочу.
Он шагнул ко мне, словно вошел в мою мечту и, заключив в объятия, стал осыпать страстными поцелуями. Мы упали на его мягкую пуховую постель.
— Я хочу тебя, Тейлор, — прошептал он, щекоча мне ухо своим горячим дыханием. — Больше, чем я когда-либо хотел другую женщину.
— Я тоже хочу тебя, — выдохнула я, перебирая волосы у него на груди, затем стала водить пальцами по его мускулистой спине, наслаждаясь каждым мигом этого «исследования». Он склонился надо мной, творя чудеса губами и языком. Накрыв мою руку своей, он направил мою ладонь ниже, себе на бедро. Затем без предупреждения опустился на меня всем телом, и я получила мощный заряд адреналина, почувствовав налившееся жизнью доказательство его желания. Со стоном Натаниэль положил руку на мое влажное лоно. Пальцы его проникли внутрь. Я выгнулась от этого прикосновения, охваченная страстью, которой в себе не подозревала.
Наконец, когда я почувствовала, что больше не выдержу этой утонченной пытки, он вошел в меня, наполнив жаром и болью — казалось, меня пронзил огненный стержень. Я прикусила язык, полная решимости не показывать ему, как мне больно.
Он вдруг замер, глядя на меня так, словно увидел впервые. Он знает, подумала я, каким-то образом он знает, что он мой первый мужчина.
— Не знаю, откуда ты появилась, — прошептал он хрипло, — но уж точно не из борделя. Как же я не понял этого сразу?
Его губы снова слились с моими. Нежный сначала поцелуй вскоре стал требовательным. Его язык скользнул между моими полураскрытыми губами, посылая по всему моему телу волны наслаждения, разжигая начавшее было затухать внутри меня пламя.
Я обвила его шею руками, и он начал двигаться внутри меня, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Я инстинктивно подлаживалась под его ритм. Боль внутри затихла, осталось только наслаждение — волны наслаждения, накатывавшие одна за другой. Я испытывала чувство необыкновенной свободы, словно танцевала вальс на облаке или парила высоко в небе. Даже радость, испытанная мной, когда я поднялась с Натаниэлем в небо в его летательном аппарате, не шла ни в какое сравнение с тем головокружительным ощущением, которое заполнило меня сейчас, когда мы вдвоем парили на волшебных высотах, двигаясь навстречу восходу солнца. Прошлое и будущее перестали существовать для нас, осталось только чудесное настоящее. Больше всего мне хотелось, чтобы это настоящее никогда не кончалось, даже после того как Натаниэль завершил свой полет страсти, вознеся меня так близко к райским кущам, как мне не представлялось возможным.
Что-то, зревшее внутри меня, освободилось с силой, превосходящей силу любого землетрясения. Если бы только эта ночь не кончалась, снова подумала я. Натаниэль ощутил мою потребность и, ответив на мое невысказанное словами желание, заново начал извечный цикл любви между мужчиной и женщиной, то единственное, что не изменилось за тысячи лет и не изменится еще за тысячи.
Остальное, как говорится, относится к области истории.
Глава 15
— Ты изменилась. — Натаниэль, опершись на локоть, приподнялся в кровати, протирая заспанные глаза. Улыбка медленно расползалась по его лицу, пока он жадно оглядывал изгибы и выпуклости моей фигуры, обтянутой леотардом и ярко-розовым трико, которые я успела надеть, пока он спал. — Знаешь, подумав, я решил, что мне нужен еще один урок, чтобы усвоить, как действует эта «молния». Я с сожалением покачала головой.
— Мне пора идти.
— Идти? — На его лице отразилось недоумение, затем гнев. — Ты не можешь уйти сейчас, после того что произошло. Ты сказала, что будет землетрясение, — он замолчал и взглянул на часы — теперь уже меньше, чем через полчаса. Куда, черт возьми, ты собралась идти?
Я сжала сумочку, висевшую у меня на поясе.
— Туда, откуда я пришла. Он сел прямо и пристально посмотрел мне в глаза.
— Я думаю, — проговорил он, похлопывая ладонью по одеялу, — давно пора рассказать мне, откуда же ты пришла.
Кивнув, я подошла к кровати и села. Щеки у меня покраснели при воспоминании о тех любовных утехах, которым мы предавались на этой кровати всего несколько часов назад. Я представила его обнаженное тело и с трудом подавила почти непреодолимое желание забраться к нему под одеяло.
— Я пыталась сказать тебе об этом раньше, но ты мне не поверил.
Он вопросительно поднял брови.
— Этот вздор о том, что ты цыганка, умеющая предсказывать будущее?
— Я выдумала это, потому что ты не поверил бы, скажи я правду.
— Но почему ты не сказала мне, что ты девственница? — Он говорил очень нежно и водил пальцем по моей ладони, отчего по ней словно пробегали электрические искры. — Какие ужасные вещи ты хотела скрыть, если предпочла, чтобы я считал тебя падшей женщиной?
— Я пыталась рассказать тебе, но ты не захотел слушать.
— Увидев тебя в этом костюме, я предположил… — Он вздохнул. — Ну, хорошо, я признаю свою вину. Так скажи же мне теперь ту правду, которую я так упрямо отказывался выслушать раньше.
Я тоже вздохнула, предвидя его реакцию.
— Правда заключается в том, что я из будущего.
Он потрясение уставился на меня.
— Все эти немыслимые истории о самолетах и ракетах, летающих на Луну…
— Это все правда. Клянусь. — Расстегнув свою сумочку, я достала из нее пузырек с таблетками и протянула ему. — Может это убедит тебя.
Он повертел пузырек в руках, недоверчиво его рассматривая.
— Из чего он сделан? Я никогда раньше не видел подобного материала.
— Это пластик, — объяснила я. — Синтетический материал, изготовленный человеком. В моем времени из него делают множество вещей — молочные бутылки, игрушки, даже мебель. И пузырьки для лекарств, как этот.
— Пузырек для таблеток, — он подозрительно посмотрел на меня. Сердце у меня упало: он не поверил мне. Он зажал крышечку между большим и указательным пальцами и нахмурился. — Как он открывается? — Ты поворачиваешь ее, как указывает стрелка, вот так, — показала я. — Это для того, чтобы дети не могли открыть пузырек.
— Похвальная предусмотрительность, — он попробовал открыть пузырек и, сняв крышечку, заглянул внутрь, потом потряс его. — Твои таблетки помогли Виктории, хотя… — он замолчал, не закончив предложения — взгляд его упал на дату, обозначающую срок годности.-1990?
Он потер пальцем цифры, глядя то на них, то на меня. Затем положил пузырек и уставился на меня так, словно у меня только что выросли крылья и я полетела по комнате. Затем медленно глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.
— Ты бы не могла это подделать, это напечатано. Вот, значит, почему ты знала об извержении Везувия и обо всем остальном.
— В своем времени я была историком, — пояснила я. — Я писала магистерскую диссертацию на тему о восстановлении старых домов, относящихся к тому периоду, в котором живешь ты. Так я познакомилась с Викторией.
— Невероятно… — Он покачал головой. — Если бы я сам не был свидетелем тому, как ты предсказываешь будущее, я бы никогда не поверил, что такое возможно, — но… — Он посмотрел мне прямо в глаза.
— Я знаю, это похоже на бред, — сказала я. — Это…
— Чудо, -закончил он благоговейным тоном.
— Возможно, — согласилась я. — Не буду говорить, что понимаю, как это произошло. Я читала немного о тектонических плитах и…
— Каких плитах?
— Тектонических. Это научная теория, объясняющая причину землетрясений. Огромные плиты наталкиваются друг на друга, давление вызывает колебания земной коры.
Он кивнул. В глазах зажегся огонек исследовательского интереса.
— В этом есть смысл. В этом случае высвобождается огромное количество энергии…
— …Достаточное для того, чтобы вызвать и перемещения во времени, — добавила я. — Я находилась на чердаке этого дома, когда в 1989 году началось землетрясение. Я предположила, что, если я окажусь на чердаке сегодня в момент землетрясения…
— То ты вернешься в свое время, — договорил он, и на его лице появилось понимающее выражение. — Да, я начинаю верить, что такое возможно. Да, это вполне допустимо. Может, в глубинах земли есть место, где временная последовательность нарушена. Это объясняет, кстати, почему в этом доме выходят из строя компасы.
— Геомагнитные силы, действующие с отклонением…
— …Колоссальные силы, — согласился он, привлекая меня к себе.
— Да, колоссальные, — успела прошептать я, перед тем как он накрыл мой рот своим в нежном поцелуе, от которого угольки, оставшиеся от костра страсти, горевшего в нас ночью, стали разгораться заново. Казалось, он и не думает отпускать меня. Его объятие вызвало у меня желание лечь с ним в постель и заниматься любовью — сейчас и всегда.
Я не хотела возвращаться домой, в свое время. Родители как-нибудь обойдутся без меня, а Виктория… что ж, ее жизнь была, в конце концов, почти закончена. Молодой Виктории я была нужна даже больше.
Я задержала дыхание, когда Натаниэль оторвался от меня.
— Это твое будущее, какое оно? — спросил он.
Я поколебалась.
— Ну, в нем есть свои плюсы и минусы. Транспорт и преступность вызывают беспокойство. С другой стороны, у нас есть новые технологии — сотовые телефоны, лазерная хирургия, микроволновые печи. Все эти вещи делают жизнь более удобной во многих отношениях.
— Сотовые телефоны? Лазеры? Микроволновые печи?
— Переносные телефоны без проводов. Можно поговорить с кем угодно, находясь, к примеру, в машине. Лазеры — это концентрированные световые лучи. Хирурги пользуются ими вместо скальпеля.
— Поразительно, — сказал он с восхищением в голосе. — А микроволновые печи?
— Это печи, в которых используют микроволны — электромагнитные волны очень малой длины. Мне далеко до Джулии Чайлд — это известный шеф-повар, — но в такой печи даже я могу приготовить вкусное блюдо за считанные минуты.
Он помолчал, обдумывая мои слова.
— Тебе конечно же не хватает всех этих новинок, — наконец произнес он.
— Я начинаю привыкать жить по старинке, — солгала я.
— И твоя семья, — продолжал он, будто не слыша моих слов. — Они, должно быть, с ума сходят от беспокойства.
— Мама обычно начинала беспокоиться и воображать, что на меня напали хулиганы, если я приходила из школы на полчаса позже обычного, — признала я.
С тревогой я ждала тех слов, которые заставили бы меня остаться. Ему всего-то и нужно было сказать, что он любит меня, что все еще хочет меня теперь, когда знает обо мне правду.
Я сдерживала дыхание, наблюдая за борьбой чувств, отражавшейся на его лице, но наконец оно принял решительное выражение.
— Я никогда тебя не забуду, — проговорил он, нежно гладя меня по волосам, — но мне совершенно ясно, что ты принадлежишь своему времени.
С таким же успехом он мог взять нож и вонзить его мне в сердце. Я прижалась лицом к его плечу, исполненная решимости не дать ему увидеть, как мне больно. Губы у меня дрожали. Я боролась с подступавшими слезами.
Он мягко отстранил меня и потянулся за своей курткой. Надев ее, он взял меня за руку и повел к двери на чердак.
Вынув часы, он долго, дольше, чем необходимо, смотрел на них.
— Пора, — он вложил мне в руку часы и зажал вокруг них мои пальцы. — Это на память обо мне. — Голос его дрожал от волнения, чего раньше я никогда за ним не замечала.
— Спасибо, — хрипло поблагодарила я, едва узнавая собственный голос. Я открепила одометр со встроенным компасом от своей сумочки и протянула Натаниэлю. — Компасом вряд ли сможешь пользоваться в этом твоем ненормальном доме, — я изо всех сил старалась говорить ровным голосом, хотя сердце у меня разрывалось на части, — а одометр может пригодиться тебе в полетах. Он показывает, сколько миль ты п… прошел…
Не в силах договорить, опасаясь, что вот-вот разрыдаюсь, я замолчала. Натаниэль тоже молчал с несчастным видом. Наконец он прервал неловкое молчание.
— Что ж, больше ничего и не скажешь. Я кивнула.
— Да, полагаю, это так. Я ждала, моля про себя Бога, чтобы он попросил меня остаться.
— Да, — повторил он. Его взгляд притягивало ко мне как магнитом. — Благослови тебя Бог, любовь моя.
Я сжала дверную ручку и рывком открыла дверь.
— Натаниэль… — проговорила я полушепотом, поворачиваясь к нему.
— Да?
«Я люблю тебя», — мысленно воскликнула я. Но я не могла произнести эти слова вслух. Я спала с ним, я влюбилась в него, но он любил меня недостаточно для того, чтобы попросить остаться. А может, не верил, что я смогу приспособиться к их образу жизни, подумала я, лихорадочно пытаясь найти ответ на вопрос, так ли это на самом деле. Он знает, что я здесь чужая и навсегда останусь чужой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Я не такая, как ты думаешь, — запротестовала я, откидывая голову назад.
— А какая же ты, скажи на милость? — Он поднял брови, глядя на меня так, что ноги у меня стали как ватные. Мысль о том, что он все еще считает меня потаскухой, не давала мне покоя. А потом я вдруг поняла, что это не имеет значения. Утром я покину его, унося с собой лишь память о нем. Значит сегодня я должна сделать так, чтобы эта память осталась у меня навсегда, как если бы она была выжжена каленым железом у меня в сердце.
— Ты прав, — согласилась я, обнимая его за шею и отвечая на его поцелуй. — Мое прошлое не имеет значения. По крайней мере, сейчас.
— Это землетрясение, — заметил он и бросил беспокойный взгляд на люстру. — Ты сказала, что люстра упадет, хотя сам дом не разрушится. Есть ли в доме безопасное место?
— В твоей спальне мы будем в безопасности, — прошептала я, исследуя кончиками пальцев черты его лица, — хотя я не уверена, что безопасность — то слово, которое здесь, уместно.
Широко улыбнувшись, он подхватил меня на руки и понес по лестнице.
Я задрожала от возбуждения и волнения, когда Натаниэль, развязав мою уличную накидку и положив ее на стул, принялся расстегивать бесчисленные крохотные пуговки сзади у меня на платье. Теплая волна прокатилась по всему телу, когда он спустил лиф платья, нежно провел рукой по моим голым плечам, потом снял платье совсем и отбросил в сторону.
Словно завороженная, я наблюдала, как он начал расстегивать на себе рубашку. Не в силах удержаться, я просунула руки под рубашку и провела по густым темным волосам у него на груди. Его крепкие мускулы напряглись под моими ладонями, он тихонько застонал и, оторвав последнюю пуговицу, бросил рубашку на пол. Вид обнаженного до пояса Натаниэля заставил меня задержать дыхание. Он впился мне в губы поцелуем, от которого меня охватил страстный огонь. Заключив меня в объятия, он опустил меня на мягкую , пуховую перину, развязал и стащил туфли, а затем один за другим стал снимать многочисленные предметы нижнего белья.
— Ты прекрасна, — прошептал он, расшнуровав корсет и освободив мою грудь из этого не слишком удобного заключения, и я затрепетала в предвкушении.
— Я прекрасна? — прошептала я в ответ с пылающим лицом и чувствуя себя словно окутанной бархатным туманом. Я никогда не считала себя красивой. Симпатичной, может, даже привлекательной, когда накладывала макияж и делала завивку. Но прекрасной? Такая мысль не приходила мне в голову даже в самых смелых мечтах.
— Так прекрасна, — пробормотал он, становясь на колени и целуя сначала одну грудь, потом другую. От каждого прикосновения его губ и языка — щекочущих, возбуждающих, дразнящих — во мне словно вспыхивало пламя. Ну, подумала я, утрачивая постепенно связь с реальностью, может, в самых, самых смелых мечтах… какими, наверное, было и то, что происходило сейчас.
— Сегодня все будет не так, как было у тебя раньше, — прошептал он, заключая меня в кольцо своих сильных рук, и я познала, что такое райское блаженство. Он умело снял с меня панталоны и шелковые чулки. — Я хочу доставить тебе удовольствие, как никто другой, — он продолжал ласкать меня пальцами, губами и языком, пока мне не стало казаться, что я умираю от наслаждения, но я просила его не прекращать, совсем как падшая женщина, какой он меня считал.
В тот самый момент, когда я подумала, что больше не выдержу, он перестал ласкать меня и стал медленно снимать с себя оставшуюся одежду и скоро предстал передо мной обнаженный.
У меня дух захватило при виде его обнаженного тела, освещенного мерцающим светом газового светильника, висевшего на стене. Он был великолепен — сплошные узлы мускулов на груди и плечах делали его похожим на бронзовую статую в музее. Темные волосы на груди слегка шевелились от его дыхания. На твердом плоском животе они образовывали узкий треугольник, а ниже…
Увидев, куда направлен мой взгляд, он шутливо приподнял брови.
— Что-нибудь не в порядке? Я почувствовала, что краснею.
— Не в порядке? Нет, конечно. Я просто восхищаюсь костюмом, в котором ты родился. Уголки его рта изогнулись в улыбке.
— Хотя сегодня не мой день рождения, мы все равно можем его отпраздновать, если хочешь.
— Я хочу.
Он шагнул ко мне, словно вошел в мою мечту и, заключив в объятия, стал осыпать страстными поцелуями. Мы упали на его мягкую пуховую постель.
— Я хочу тебя, Тейлор, — прошептал он, щекоча мне ухо своим горячим дыханием. — Больше, чем я когда-либо хотел другую женщину.
— Я тоже хочу тебя, — выдохнула я, перебирая волосы у него на груди, затем стала водить пальцами по его мускулистой спине, наслаждаясь каждым мигом этого «исследования». Он склонился надо мной, творя чудеса губами и языком. Накрыв мою руку своей, он направил мою ладонь ниже, себе на бедро. Затем без предупреждения опустился на меня всем телом, и я получила мощный заряд адреналина, почувствовав налившееся жизнью доказательство его желания. Со стоном Натаниэль положил руку на мое влажное лоно. Пальцы его проникли внутрь. Я выгнулась от этого прикосновения, охваченная страстью, которой в себе не подозревала.
Наконец, когда я почувствовала, что больше не выдержу этой утонченной пытки, он вошел в меня, наполнив жаром и болью — казалось, меня пронзил огненный стержень. Я прикусила язык, полная решимости не показывать ему, как мне больно.
Он вдруг замер, глядя на меня так, словно увидел впервые. Он знает, подумала я, каким-то образом он знает, что он мой первый мужчина.
— Не знаю, откуда ты появилась, — прошептал он хрипло, — но уж точно не из борделя. Как же я не понял этого сразу?
Его губы снова слились с моими. Нежный сначала поцелуй вскоре стал требовательным. Его язык скользнул между моими полураскрытыми губами, посылая по всему моему телу волны наслаждения, разжигая начавшее было затухать внутри меня пламя.
Я обвила его шею руками, и он начал двигаться внутри меня, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Я инстинктивно подлаживалась под его ритм. Боль внутри затихла, осталось только наслаждение — волны наслаждения, накатывавшие одна за другой. Я испытывала чувство необыкновенной свободы, словно танцевала вальс на облаке или парила высоко в небе. Даже радость, испытанная мной, когда я поднялась с Натаниэлем в небо в его летательном аппарате, не шла ни в какое сравнение с тем головокружительным ощущением, которое заполнило меня сейчас, когда мы вдвоем парили на волшебных высотах, двигаясь навстречу восходу солнца. Прошлое и будущее перестали существовать для нас, осталось только чудесное настоящее. Больше всего мне хотелось, чтобы это настоящее никогда не кончалось, даже после того как Натаниэль завершил свой полет страсти, вознеся меня так близко к райским кущам, как мне не представлялось возможным.
Что-то, зревшее внутри меня, освободилось с силой, превосходящей силу любого землетрясения. Если бы только эта ночь не кончалась, снова подумала я. Натаниэль ощутил мою потребность и, ответив на мое невысказанное словами желание, заново начал извечный цикл любви между мужчиной и женщиной, то единственное, что не изменилось за тысячи лет и не изменится еще за тысячи.
Остальное, как говорится, относится к области истории.
Глава 15
— Ты изменилась. — Натаниэль, опершись на локоть, приподнялся в кровати, протирая заспанные глаза. Улыбка медленно расползалась по его лицу, пока он жадно оглядывал изгибы и выпуклости моей фигуры, обтянутой леотардом и ярко-розовым трико, которые я успела надеть, пока он спал. — Знаешь, подумав, я решил, что мне нужен еще один урок, чтобы усвоить, как действует эта «молния». Я с сожалением покачала головой.
— Мне пора идти.
— Идти? — На его лице отразилось недоумение, затем гнев. — Ты не можешь уйти сейчас, после того что произошло. Ты сказала, что будет землетрясение, — он замолчал и взглянул на часы — теперь уже меньше, чем через полчаса. Куда, черт возьми, ты собралась идти?
Я сжала сумочку, висевшую у меня на поясе.
— Туда, откуда я пришла. Он сел прямо и пристально посмотрел мне в глаза.
— Я думаю, — проговорил он, похлопывая ладонью по одеялу, — давно пора рассказать мне, откуда же ты пришла.
Кивнув, я подошла к кровати и села. Щеки у меня покраснели при воспоминании о тех любовных утехах, которым мы предавались на этой кровати всего несколько часов назад. Я представила его обнаженное тело и с трудом подавила почти непреодолимое желание забраться к нему под одеяло.
— Я пыталась сказать тебе об этом раньше, но ты мне не поверил.
Он вопросительно поднял брови.
— Этот вздор о том, что ты цыганка, умеющая предсказывать будущее?
— Я выдумала это, потому что ты не поверил бы, скажи я правду.
— Но почему ты не сказала мне, что ты девственница? — Он говорил очень нежно и водил пальцем по моей ладони, отчего по ней словно пробегали электрические искры. — Какие ужасные вещи ты хотела скрыть, если предпочла, чтобы я считал тебя падшей женщиной?
— Я пыталась рассказать тебе, но ты не захотел слушать.
— Увидев тебя в этом костюме, я предположил… — Он вздохнул. — Ну, хорошо, я признаю свою вину. Так скажи же мне теперь ту правду, которую я так упрямо отказывался выслушать раньше.
Я тоже вздохнула, предвидя его реакцию.
— Правда заключается в том, что я из будущего.
Он потрясение уставился на меня.
— Все эти немыслимые истории о самолетах и ракетах, летающих на Луну…
— Это все правда. Клянусь. — Расстегнув свою сумочку, я достала из нее пузырек с таблетками и протянула ему. — Может это убедит тебя.
Он повертел пузырек в руках, недоверчиво его рассматривая.
— Из чего он сделан? Я никогда раньше не видел подобного материала.
— Это пластик, — объяснила я. — Синтетический материал, изготовленный человеком. В моем времени из него делают множество вещей — молочные бутылки, игрушки, даже мебель. И пузырьки для лекарств, как этот.
— Пузырек для таблеток, — он подозрительно посмотрел на меня. Сердце у меня упало: он не поверил мне. Он зажал крышечку между большим и указательным пальцами и нахмурился. — Как он открывается? — Ты поворачиваешь ее, как указывает стрелка, вот так, — показала я. — Это для того, чтобы дети не могли открыть пузырек.
— Похвальная предусмотрительность, — он попробовал открыть пузырек и, сняв крышечку, заглянул внутрь, потом потряс его. — Твои таблетки помогли Виктории, хотя… — он замолчал, не закончив предложения — взгляд его упал на дату, обозначающую срок годности.-1990?
Он потер пальцем цифры, глядя то на них, то на меня. Затем положил пузырек и уставился на меня так, словно у меня только что выросли крылья и я полетела по комнате. Затем медленно глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.
— Ты бы не могла это подделать, это напечатано. Вот, значит, почему ты знала об извержении Везувия и обо всем остальном.
— В своем времени я была историком, — пояснила я. — Я писала магистерскую диссертацию на тему о восстановлении старых домов, относящихся к тому периоду, в котором живешь ты. Так я познакомилась с Викторией.
— Невероятно… — Он покачал головой. — Если бы я сам не был свидетелем тому, как ты предсказываешь будущее, я бы никогда не поверил, что такое возможно, — но… — Он посмотрел мне прямо в глаза.
— Я знаю, это похоже на бред, — сказала я. — Это…
— Чудо, -закончил он благоговейным тоном.
— Возможно, — согласилась я. — Не буду говорить, что понимаю, как это произошло. Я читала немного о тектонических плитах и…
— Каких плитах?
— Тектонических. Это научная теория, объясняющая причину землетрясений. Огромные плиты наталкиваются друг на друга, давление вызывает колебания земной коры.
Он кивнул. В глазах зажегся огонек исследовательского интереса.
— В этом есть смысл. В этом случае высвобождается огромное количество энергии…
— …Достаточное для того, чтобы вызвать и перемещения во времени, — добавила я. — Я находилась на чердаке этого дома, когда в 1989 году началось землетрясение. Я предположила, что, если я окажусь на чердаке сегодня в момент землетрясения…
— То ты вернешься в свое время, — договорил он, и на его лице появилось понимающее выражение. — Да, я начинаю верить, что такое возможно. Да, это вполне допустимо. Может, в глубинах земли есть место, где временная последовательность нарушена. Это объясняет, кстати, почему в этом доме выходят из строя компасы.
— Геомагнитные силы, действующие с отклонением…
— …Колоссальные силы, — согласился он, привлекая меня к себе.
— Да, колоссальные, — успела прошептать я, перед тем как он накрыл мой рот своим в нежном поцелуе, от которого угольки, оставшиеся от костра страсти, горевшего в нас ночью, стали разгораться заново. Казалось, он и не думает отпускать меня. Его объятие вызвало у меня желание лечь с ним в постель и заниматься любовью — сейчас и всегда.
Я не хотела возвращаться домой, в свое время. Родители как-нибудь обойдутся без меня, а Виктория… что ж, ее жизнь была, в конце концов, почти закончена. Молодой Виктории я была нужна даже больше.
Я задержала дыхание, когда Натаниэль оторвался от меня.
— Это твое будущее, какое оно? — спросил он.
Я поколебалась.
— Ну, в нем есть свои плюсы и минусы. Транспорт и преступность вызывают беспокойство. С другой стороны, у нас есть новые технологии — сотовые телефоны, лазерная хирургия, микроволновые печи. Все эти вещи делают жизнь более удобной во многих отношениях.
— Сотовые телефоны? Лазеры? Микроволновые печи?
— Переносные телефоны без проводов. Можно поговорить с кем угодно, находясь, к примеру, в машине. Лазеры — это концентрированные световые лучи. Хирурги пользуются ими вместо скальпеля.
— Поразительно, — сказал он с восхищением в голосе. — А микроволновые печи?
— Это печи, в которых используют микроволны — электромагнитные волны очень малой длины. Мне далеко до Джулии Чайлд — это известный шеф-повар, — но в такой печи даже я могу приготовить вкусное блюдо за считанные минуты.
Он помолчал, обдумывая мои слова.
— Тебе конечно же не хватает всех этих новинок, — наконец произнес он.
— Я начинаю привыкать жить по старинке, — солгала я.
— И твоя семья, — продолжал он, будто не слыша моих слов. — Они, должно быть, с ума сходят от беспокойства.
— Мама обычно начинала беспокоиться и воображать, что на меня напали хулиганы, если я приходила из школы на полчаса позже обычного, — признала я.
С тревогой я ждала тех слов, которые заставили бы меня остаться. Ему всего-то и нужно было сказать, что он любит меня, что все еще хочет меня теперь, когда знает обо мне правду.
Я сдерживала дыхание, наблюдая за борьбой чувств, отражавшейся на его лице, но наконец оно принял решительное выражение.
— Я никогда тебя не забуду, — проговорил он, нежно гладя меня по волосам, — но мне совершенно ясно, что ты принадлежишь своему времени.
С таким же успехом он мог взять нож и вонзить его мне в сердце. Я прижалась лицом к его плечу, исполненная решимости не дать ему увидеть, как мне больно. Губы у меня дрожали. Я боролась с подступавшими слезами.
Он мягко отстранил меня и потянулся за своей курткой. Надев ее, он взял меня за руку и повел к двери на чердак.
Вынув часы, он долго, дольше, чем необходимо, смотрел на них.
— Пора, — он вложил мне в руку часы и зажал вокруг них мои пальцы. — Это на память обо мне. — Голос его дрожал от волнения, чего раньше я никогда за ним не замечала.
— Спасибо, — хрипло поблагодарила я, едва узнавая собственный голос. Я открепила одометр со встроенным компасом от своей сумочки и протянула Натаниэлю. — Компасом вряд ли сможешь пользоваться в этом твоем ненормальном доме, — я изо всех сил старалась говорить ровным голосом, хотя сердце у меня разрывалось на части, — а одометр может пригодиться тебе в полетах. Он показывает, сколько миль ты п… прошел…
Не в силах договорить, опасаясь, что вот-вот разрыдаюсь, я замолчала. Натаниэль тоже молчал с несчастным видом. Наконец он прервал неловкое молчание.
— Что ж, больше ничего и не скажешь. Я кивнула.
— Да, полагаю, это так. Я ждала, моля про себя Бога, чтобы он попросил меня остаться.
— Да, — повторил он. Его взгляд притягивало ко мне как магнитом. — Благослови тебя Бог, любовь моя.
Я сжала дверную ручку и рывком открыла дверь.
— Натаниэль… — проговорила я полушепотом, поворачиваясь к нему.
— Да?
«Я люблю тебя», — мысленно воскликнула я. Но я не могла произнести эти слова вслух. Я спала с ним, я влюбилась в него, но он любил меня недостаточно для того, чтобы попросить остаться. А может, не верил, что я смогу приспособиться к их образу жизни, подумала я, лихорадочно пытаясь найти ответ на вопрос, так ли это на самом деле. Он знает, что я здесь чужая и навсегда останусь чужой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31