Правда, для этого совсем не обязательно выходить замуж, хотя и в роли матери-одиночки Лу себя не представляла.
И вот теперь в ее жизни появился Эндрью. С самого начала он говорил о серьезных намерениях, о долгих и прочных отношениях. Лу уже пересекла роковую черту, и если она собирается и дальше гоняться за прекрасными незнакомцами из метро, то неизбежно обречет себя на одинокую печальную старость.
В конце концов страх заставил Лу принять решение. Чем плох Эндрью? Вылитый Мистер Абсолютное Совершенство, разве нет?
Все прошло великолепно — иначе и быть не могло. Эндрью просто очаровал родителей. Мама весь вечер хохотала над его шутками. Папе он обещал помочь установить жаровню для барбекю. Когда миссис Капшоу сказала, что они прекрасная пара, Лу невольно перевела взгляд на свадебную фотографию своей двоюродной сестры Алисы, а Эндрью сияющими глазами посмотрел на Лу и под прикрытием скатерти стиснул коленку своей избранницы.
Однако сейчас, сидя в машине рядом с Эндрью, Лу прикрыла глаза и притворилась спящей. Ей не хотелось разговаривать, не хотелось обсуждать, как чудесно прошел вечер. Славный вечер… но все это не то, не то и не так, и ничего у них не получится.
Господи, как же ему объяснить?
27
Из-за разницы часовых поясов и переживаний по поводу предстоящей встречи с Баркерами Руби проснулась около пяти утра и больше не могла сомкнуть глаз. Накануне вечером для делегатов конференции был устроен пышный банкет. Они собрались в ресторане отеля, стилизованном под ранчо Дикого Запада. Сосед Руби, представляющий амстердамский филиал «Холлингворта», говорил по-английски не лучше, чем она по-голландски, так что на протяжении всего обеда они лишь обменивались дурацкими улыбками и бессмысленными фразами: «Здесь очень мило, не правда ли? — Да, здесь есть хорошо».
Тем временем Мэри вовсю флиртовала с американцем из нью-йоркского рекламного агентства. Руби привыкла видеть свою начальницу в образе неприступной железной леди с феминистскими замашками и была несколько смущена, наблюдая, как Мэри вьется вокруг Тодда Барнхарда, словно восторженная школьница вокруг капитана местной футбольной команды. По счастью, увлекшись американцем, Мэри не заметила, как Руби потихоньку улизнула с банкета. Еще в Лондоне, по дороге в аэропорт, начальница пообещала Руби устроить парочку ночных совещаний. Руби содрогнулась. На работе о «совещаниях» Мэри ходили легенды. Термин означал многочасовую пьянку в баре. Отказаться или тянуть апельсиновый сок, когда начальница гуляет на всю катушку, было немыслимо, все равно что на съезде компартии перестать аплодировать Сталину: наказание — если не расстрел, то гарантированное понижение по службе.
Однако Руби повезло: в воскресенье Мэри было не до нее. Она даже позволила ей нанять такси до Боулдера и все расходы записать на счет фирмы. Организаторы конференции платят за все!
Руби заказала завтрак в номер. Как там дома, думала она, попивая кофе. Руби представила Роберта, мчащегося на своем «порше». Сегодня он собирался навестить сестру. Роберт очень заботится о сестре. Ездит к ней как минимум раз в неделю, а то и чаще. Иногда даже отменяет свидания с Руби, если надо посидеть с племянниками. Интересно, как скоро он представит Руби своей семье? Понравится ли она им? Сочтут ли они Руби достойной их сына — такого выдающегося адвоката…
И понравится ли она Баркерам?
Накануне Руби позвонила Розалии Баркер, чтобы договориться о встрече. Она была удивлена и глубоко тронута тем, какую неподдельную радость вызвал ее звонок. Руби еще раз изложила свою историю: в начале семидесятых ее родители и Джеральдин были соседями; Руби хотелось бы посмотреть, не осталось ли у миссис Баркер каких-нибудь фотографий тех лет.
Розалия страшно обрадовалась возможности показать семейный альбом своей новой знакомой.
— Надеюсь, мы сможем помочь друг другу, — сказала она. — У нас есть масса фотографий того периода, на которых изображены совершенно неизвестные нам люди. Возможно, среди них найдутся и ваши родственники.
— Возможно, — согласилась Руби.
Дом Баркеров, расположенный на Черри-Хиллз-драйв, № 13, был похож на картинку из фильма про идеальную американскую семью, которая приютила обаятельного инопланетянина, отчего их жизнь сделалась еще полнее.
Руби попросила таксиста остановиться на противоположной стороне улицы. Она вышла из машины и какое-то время просто смотрела на домик с белоснежными стенами, на розовые занавесочки, колышущиеся на ветру в открытых окнах, на яркие цветы, расставленные в горшочках на подоконниках и на ступенях лестницы, ведущей к центральному входу, — словно маленькие солдаты в пестрых мундирах.
Дом был окружен деревянным штакетником, на заборе висел почтовый ящик с сигнальным флажком: почтальон поднимает флажок, и обитатели дома, выглянув из окошка, знают — письмо, нам пришло письмо! На калитке была прибита идиллическая декоративная тарелка: улыбающееся солнышко с надписью «Добро пожаловать в наш дом»; из клумбы торчала еще одна табличка: «Остерегайся, всяк сюда входящий, — вам не захочется уходить!». Пошло до невозможности, подумала Руби, но мило, очень-очень славно, почти так же, как щебет Розалии по телефону.
Руби сделала глубокий вдох, перешла улицу и приблизилась к калитке. Вдруг дверь белого домика открылась, на пороге появилась женщина примерно одного возраста с Руби, может, чуть старше, в руке она держала садовые ножницы. Руби застыла на месте. Поначалу женщина не заметила ее. Напевая что-то вполголоса, она легко двигалась от клумбы к клумбе и щелкала ножницами над своей геранью, словно изображая картину мирной жизни в прологе к балету о садоводстве. Наконец она повернулась и взглянула на Руби.
— Хелло, я здесь, — крикнула Розалия и энергично замахала руками.
Руби вышла из тени дерева. Розалия Баркер уже трусила по дорожке ей навстречу, стягивая на ходу рабочие перчатки.
— Вы Руби? — спросила она.
Руби кивнула.
Розалия обеими руками схватила дрожащие пальцы Руби и с чувством пожала ей руку.
— Здравствуйте! Как добрались? — Она улыбалась так широко, словно с первого взгляда узнала в незнакомке родственницу. — Я так рада, наконец-то мы познакомились. Проходите, проходите. Я как раз подравнивала цветы к вашему приезду. Терпеть не могу, когда на растениях болтаются сухие листья, — пояснила Розалия. — Это так неопрятно, вы не находите? Руби, а вы любите садовничать?
— У меня нет сада, — сказала Руби.
— Ах, какая жалость! — воскликнула Розалия. — Муж всегда говорил, что у вас, британцев, лучшие сады в мире. Все остальное довольно убого, но сады просто великолепны!
— Наверное, так оно и есть, — дипломатично согласилась Руби.
— Мне бы очень хотелось побывать в Англии, — доверительно сообщила Розалия, — но Натаниел категорически отказывается возвращаться в страну.
— Жаль.
— Ничего, я его уломаю, — заверила Розалия. — Вы и глазом моргнуть не успеете, а мы уже тут как тут — нагрянули с визитом. Ах, что же мы стоим? Проходите, прошу.
И она увлекла Руби в дом.
Пока Розалия хлопотала на кухне, Руби присела на краешек плетеного дивана в углу гостиной и огляделась по сторонам. В комнате царил тот же идеальный порядок, что и в саду. Несколько последних номеров «Нейшнл Джеографик» были сложены аккуратной стопочкой и выровнены точно по кромке журнального столика. Под каждым цветочным горшком лежала полотняная салфеточка. Жалюзи были опущены, чтобы мебель и ковры не выгорали под палящими лучами солнца. На каминной полке стояло заключенное в рамочку библейское изречение — про полевые лилии, — окруженное семейными фотографиями. На одной из них была изображена чета Баркеров в день их свадьбы: Розалия с букетом роз и улыбкой во весь рот — казалось, она вот-вот лопнет от переполняющего ее счастья, — рядом такой же довольный молодой муж…
Руби взяла фотографию в серебряной рамке и пристально вгляделась в загорелое лицо мужчины (ей самой никогда не удавалось добиться такого ровного золотистого загара). Нет, подумала Руби, на первый взгляд у нас с ним ничего общего. Из кухни появилась Розалия все с той же лучезарной улыбкой и подносом, на котором стояли кувшин и два стакана. Руби вздрогнула, словно ее поймали на воровстве.
— Прелестная рамочка, да? — сказала Розалия ласковым голосом. — Свадебный подарок мамы Натаниела. Что-то вроде их семейной реликвии.
Нашей семейной реликвии, подумала Руби.
— А как вам нравится прекрасный штат Колорадо? — спросила Розалия, наливая чай со льдом.
— Красиво, — вежливо ответила Руби. — Такие большие горы.
— Большие, — согласилась Розалия. — Нат обожает кататься на горных лыжах, всегда выбирает самые крутые склоны. Он у нас вообще храбрец — настоящий сорвиголова.
Руби кивнула. Она-то особой храбростью не отличалась, а спортивный костюм последний раз надевала, когда училась в школе. Если отвага — это фамильная черта Баркеров, то, может быть, Руби и не имеет отношения к их семье?
— Сахара достаточно? — спросила Розалия, когда Руби сделала первый глоток.
Она снова кивнула. На самом деле напиток был отвратителен. Руби ненавидела чай со льдом и никогда не могла понять, почему американцы с таким предубеждением относятся к нормальному чаю — свежезаваренному, горячему, с молоком.
— Итак. — Розалия вдруг вскочила с дивана, словно ее укусили за зад, и ринулась к комоду. — Пока Натаниел не вернулся, я бы хотела показать, какие материалы, касающиеся Баркеров, мне удалось найти, — сказала она, роясь в верхнем ящике комода. — Для начала я обратилась к Интернету. Как выяснилось, Баркер — довольно распространенная английская фамилия, но, к счастью, я знала название прихода, где родился дедушка Ната по материнской линии. И представляете, как мне повезло! Оказалось, что их церковь недавно открыла свой сайт.
Розалия наконец вытащила коробку и уселась на диван рядом с Руби. На крышке черным маркером была выведена аккуратная надпись «Генеалогическое древо Баркеров».
— Я понимаю, — улыбнулась Розалия, — вы, британцы, считаете всех американцев помешанными на генеалогии, а мы просто завидуем тому, что вы знаете свои корни и можете проследить историю развития семьи от поколения к поколению в течение многих веков. Мне вот, например, известно, что мой дед перебрался в Штаты из Европы во время Второй мировой войны, и все, на этом моя история заканчивается. Но с Натаниелом другое дело… Смотрите, — она достала из коробки и протянула Руби черно-белую фотографию мужчины в форме военного моряка, — это его прадед. А вот еще — это его прабабушка.
Руби, прищурив глаза, внимательно рассматривала фотографию молоденькой девушки с длинными светлыми волосами. Розалия, решив, что гостья щурится от недостатка света, включила настольную лампу.
— Так лучше? Это его предки по отцовской линии. Но Нат на них совсем не похож, он весь в маму.
— В маму? — повторила Руби осипшим голосом.
— О да. — Розалия снова взялась перебирать фотографии. — Сходство невероятное. Сейчас я вам покажу.
Потрясенная Руби смотрела, как Розалия, точно фокусник, вытягивающий кроликов из шляпы, достает из коробки и складывает на краю стола документ за документом — свидетельства о рождении, свидетельства о регистрации брака, свидетельства о смерти.
— Вот свидетельство о рождении его матери. — Она добавила еще один листок к куче бумаг на столе. — Куда же я ее задевала, — бормотала Розалия, не замечая, каким пристальным взглядом ее гостья впилась в последний документ. — Ага, нашла. Смотрите, Нат в детстве вместе со своей мамой, ей тогда было двадцать три года.
Трясущимися пальцами Руби взяла фотографию. На снимке была изображена молодая женщина с маленьким мальчиком. Ребенок сидел у нее на коленях, одной рукой он прижимал к себе потрепанного плюшевого медвежонка, а другой, сжатой в кулачок, крепко вцепился в блузку матери. По всему было видно, что женщина пытается заставить сына улыбнуться, но мальчик, насупив бровки, с большим подозрением смотрит в камеру.
Руби почувствовала, как у нее сжалось горло, а глаза защипало от подступивших слез.
— Правда она была красавица? — бодрым голосом спросила Розалия.
Красавица? «Волшебное зеркало… фамильные черты». У папы с мамой были десятки похожих фотографий. В детстве Руби ненавидела сниматься, как и брат, всегда угрюмо смотрела в камеру; а в двадцать три она выглядела почти так же, как женщина на фотографии.
— Надо же, — Розалия оценивающе посмотрела на Руби, — а вы немного похожи на нее. Забавно, да?
Руби кивнула, не поднимая головы, чтобы скрыть стоящие в глазах слезы.
— Что с ней случилось? — спросила Руби. — Когда она умерла?
— Прошлой осенью. — Розалия погрустнела. — В конце октября. От малярии. Представляете? Заболела после возвращения из Бангладеш. Она ездила туда с группой миссионеров от нашей церкви. Мы думали, это обычная простуда или что-то в этом роде. Ну а Джеральдин, несмотря на недомогание, продолжала работать — помогала в воскресной школе, навещала одиноких старушек у нас в приходе. А однажды вечером потеряла сознание и вскоре умерла — отказала печень. В этом вся Джеральдин, всегда заботилась о людях, не думая о себе. Господь забирает лучших, — добавила Розалия со скорбной мудростью в голосе.
— Судя по вашему рассказу, она была доброй женщиной, — сказала Руби.
— Не то слово, — подхватила Розалия. — Когда по телевизору показывали передачи про войну на Балканах и про страдающих детей, она рыдала в голос. И в Бангладеш поехала работать в приюте для несчастных сирот. Как мы ни пытались ее остановить — бесполезно. — Принимая от Руби фотографию, Розалия громко всхлипнула. — Извините, мы были очень близки с моей свекровью, очень… Ну, — женщина слегка прихлопнула в ладоши, словно разгоняя мрачное настроение, — а теперь расскажите о себе. Ваши родители знали Джеральдин, когда она жила в Англии?
— Не совсем. — Руби отставила стакан с холодным чаем и, сделав глубокий вдох, сказала: — Розалия, я была с вами не до конца откровенна.
Подлинная история хлынула из Руби, словно вода, прорвавшая плотину. Она говорила и говорила, захлебываясь словами. А Розалия слушала, затаив дыхание, и только глаза у нее делались все больше и больше, казалось, они сейчас выскочат из орбит.
— Боже мой, какой кошмар, боже мой, — причитала женщина, когда Руби описала ей встречу с Амандой Пачули Монстр. Никогда и никому она не рассказывала о том ужасном дне и сама удивилась, насколько болезненны оказались воспоминания. Руби не могла сдержать слез. Розалия обняла ее за плечи и крепко прижала к себе. Она гладила Руби по волосам и шептала что-то тихое и ласковое, точно утешала маленького ребенка.
— Дорогая моя, — наконец сказала Розалия, — я всей душой сочувствую вам, все это так печально. Но поверьте, вы ошиблись, тут какое-то недоразумение.
— Недоразумение? — Руби подняла заплаканное лицо.
— Моя свекровь вышла замуж в двадцать один год и родила только одного ребенка — Натаниела. Вскоре ее муж погиб в автомобильной катастрофе, и больше у Джеральдин не было детей.
— Но посмотрите сами. — Руби утерла нос рукавом и полезла в сумочку. — Мое свидетельство о рождении: мать — Джеральдин Баркер родом из Шеффилда, то же самое сказано и в документах, которые есть у вас. Это не может быть простым совпадением. Я и внешне на нее похожа, вы же сами сказали. И вот еще. — Руби снова покопалась в сумочке и вытащила свою детскую фотографию.
Розалия в замешательстве кусала губу, видя несомненное сходство между сидящей перед ней молодой англичанкой и собственным мужем в двухлетнем возрасте.
— Не знаю, как такое возможно, — пожимая плечами, воскликнула Розалия.
— Джеральдин Баркер была моей матерью. Какое еще может быть объяснение? Пожалуйста, скажите мне правду. — Руби умоляюще схватила женщину за руку.
— Вам надо поговорить с моим мужем. — Розалия высвободила руку. — Но клянусь, Натаниел никогда не упоминал ни о чем подобном, а у него нет от меня секретов.
При ее последних словах за окном послышалось урчание мотора, и перед домом остановился чистенький, ухоженный автомобиль. Из него выпрыгнул парень в голубой клетчатой рубашке и бейсболке с длинным козырьком. Возможно, Натаниел Баркер и считался выходцем с Британских островов, но выглядел он как типичный американец. Вслед за мужчиной из фургона выскочил черный Лабрадор. Они направились по дорожке к дому. Услышав скрежет ключа в замочной скважине, Розалия бросила встревоженный взгляд на дверь.
— Он любил свою маму, — тихо сказала она, обращаясь к Руби, — поэтому будьте потактичней, когда станете говорить с ним.
Лабрадор ворвался в комнату, подбежал к хозяйке и радостно лизнул ее в щеку.
— Элвис, прекрати! — отмахнулась Розалия.
Пес, виляя хвостом, подошел к Руби.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
И вот теперь в ее жизни появился Эндрью. С самого начала он говорил о серьезных намерениях, о долгих и прочных отношениях. Лу уже пересекла роковую черту, и если она собирается и дальше гоняться за прекрасными незнакомцами из метро, то неизбежно обречет себя на одинокую печальную старость.
В конце концов страх заставил Лу принять решение. Чем плох Эндрью? Вылитый Мистер Абсолютное Совершенство, разве нет?
Все прошло великолепно — иначе и быть не могло. Эндрью просто очаровал родителей. Мама весь вечер хохотала над его шутками. Папе он обещал помочь установить жаровню для барбекю. Когда миссис Капшоу сказала, что они прекрасная пара, Лу невольно перевела взгляд на свадебную фотографию своей двоюродной сестры Алисы, а Эндрью сияющими глазами посмотрел на Лу и под прикрытием скатерти стиснул коленку своей избранницы.
Однако сейчас, сидя в машине рядом с Эндрью, Лу прикрыла глаза и притворилась спящей. Ей не хотелось разговаривать, не хотелось обсуждать, как чудесно прошел вечер. Славный вечер… но все это не то, не то и не так, и ничего у них не получится.
Господи, как же ему объяснить?
27
Из-за разницы часовых поясов и переживаний по поводу предстоящей встречи с Баркерами Руби проснулась около пяти утра и больше не могла сомкнуть глаз. Накануне вечером для делегатов конференции был устроен пышный банкет. Они собрались в ресторане отеля, стилизованном под ранчо Дикого Запада. Сосед Руби, представляющий амстердамский филиал «Холлингворта», говорил по-английски не лучше, чем она по-голландски, так что на протяжении всего обеда они лишь обменивались дурацкими улыбками и бессмысленными фразами: «Здесь очень мило, не правда ли? — Да, здесь есть хорошо».
Тем временем Мэри вовсю флиртовала с американцем из нью-йоркского рекламного агентства. Руби привыкла видеть свою начальницу в образе неприступной железной леди с феминистскими замашками и была несколько смущена, наблюдая, как Мэри вьется вокруг Тодда Барнхарда, словно восторженная школьница вокруг капитана местной футбольной команды. По счастью, увлекшись американцем, Мэри не заметила, как Руби потихоньку улизнула с банкета. Еще в Лондоне, по дороге в аэропорт, начальница пообещала Руби устроить парочку ночных совещаний. Руби содрогнулась. На работе о «совещаниях» Мэри ходили легенды. Термин означал многочасовую пьянку в баре. Отказаться или тянуть апельсиновый сок, когда начальница гуляет на всю катушку, было немыслимо, все равно что на съезде компартии перестать аплодировать Сталину: наказание — если не расстрел, то гарантированное понижение по службе.
Однако Руби повезло: в воскресенье Мэри было не до нее. Она даже позволила ей нанять такси до Боулдера и все расходы записать на счет фирмы. Организаторы конференции платят за все!
Руби заказала завтрак в номер. Как там дома, думала она, попивая кофе. Руби представила Роберта, мчащегося на своем «порше». Сегодня он собирался навестить сестру. Роберт очень заботится о сестре. Ездит к ней как минимум раз в неделю, а то и чаще. Иногда даже отменяет свидания с Руби, если надо посидеть с племянниками. Интересно, как скоро он представит Руби своей семье? Понравится ли она им? Сочтут ли они Руби достойной их сына — такого выдающегося адвоката…
И понравится ли она Баркерам?
Накануне Руби позвонила Розалии Баркер, чтобы договориться о встрече. Она была удивлена и глубоко тронута тем, какую неподдельную радость вызвал ее звонок. Руби еще раз изложила свою историю: в начале семидесятых ее родители и Джеральдин были соседями; Руби хотелось бы посмотреть, не осталось ли у миссис Баркер каких-нибудь фотографий тех лет.
Розалия страшно обрадовалась возможности показать семейный альбом своей новой знакомой.
— Надеюсь, мы сможем помочь друг другу, — сказала она. — У нас есть масса фотографий того периода, на которых изображены совершенно неизвестные нам люди. Возможно, среди них найдутся и ваши родственники.
— Возможно, — согласилась Руби.
Дом Баркеров, расположенный на Черри-Хиллз-драйв, № 13, был похож на картинку из фильма про идеальную американскую семью, которая приютила обаятельного инопланетянина, отчего их жизнь сделалась еще полнее.
Руби попросила таксиста остановиться на противоположной стороне улицы. Она вышла из машины и какое-то время просто смотрела на домик с белоснежными стенами, на розовые занавесочки, колышущиеся на ветру в открытых окнах, на яркие цветы, расставленные в горшочках на подоконниках и на ступенях лестницы, ведущей к центральному входу, — словно маленькие солдаты в пестрых мундирах.
Дом был окружен деревянным штакетником, на заборе висел почтовый ящик с сигнальным флажком: почтальон поднимает флажок, и обитатели дома, выглянув из окошка, знают — письмо, нам пришло письмо! На калитке была прибита идиллическая декоративная тарелка: улыбающееся солнышко с надписью «Добро пожаловать в наш дом»; из клумбы торчала еще одна табличка: «Остерегайся, всяк сюда входящий, — вам не захочется уходить!». Пошло до невозможности, подумала Руби, но мило, очень-очень славно, почти так же, как щебет Розалии по телефону.
Руби сделала глубокий вдох, перешла улицу и приблизилась к калитке. Вдруг дверь белого домика открылась, на пороге появилась женщина примерно одного возраста с Руби, может, чуть старше, в руке она держала садовые ножницы. Руби застыла на месте. Поначалу женщина не заметила ее. Напевая что-то вполголоса, она легко двигалась от клумбы к клумбе и щелкала ножницами над своей геранью, словно изображая картину мирной жизни в прологе к балету о садоводстве. Наконец она повернулась и взглянула на Руби.
— Хелло, я здесь, — крикнула Розалия и энергично замахала руками.
Руби вышла из тени дерева. Розалия Баркер уже трусила по дорожке ей навстречу, стягивая на ходу рабочие перчатки.
— Вы Руби? — спросила она.
Руби кивнула.
Розалия обеими руками схватила дрожащие пальцы Руби и с чувством пожала ей руку.
— Здравствуйте! Как добрались? — Она улыбалась так широко, словно с первого взгляда узнала в незнакомке родственницу. — Я так рада, наконец-то мы познакомились. Проходите, проходите. Я как раз подравнивала цветы к вашему приезду. Терпеть не могу, когда на растениях болтаются сухие листья, — пояснила Розалия. — Это так неопрятно, вы не находите? Руби, а вы любите садовничать?
— У меня нет сада, — сказала Руби.
— Ах, какая жалость! — воскликнула Розалия. — Муж всегда говорил, что у вас, британцев, лучшие сады в мире. Все остальное довольно убого, но сады просто великолепны!
— Наверное, так оно и есть, — дипломатично согласилась Руби.
— Мне бы очень хотелось побывать в Англии, — доверительно сообщила Розалия, — но Натаниел категорически отказывается возвращаться в страну.
— Жаль.
— Ничего, я его уломаю, — заверила Розалия. — Вы и глазом моргнуть не успеете, а мы уже тут как тут — нагрянули с визитом. Ах, что же мы стоим? Проходите, прошу.
И она увлекла Руби в дом.
Пока Розалия хлопотала на кухне, Руби присела на краешек плетеного дивана в углу гостиной и огляделась по сторонам. В комнате царил тот же идеальный порядок, что и в саду. Несколько последних номеров «Нейшнл Джеографик» были сложены аккуратной стопочкой и выровнены точно по кромке журнального столика. Под каждым цветочным горшком лежала полотняная салфеточка. Жалюзи были опущены, чтобы мебель и ковры не выгорали под палящими лучами солнца. На каминной полке стояло заключенное в рамочку библейское изречение — про полевые лилии, — окруженное семейными фотографиями. На одной из них была изображена чета Баркеров в день их свадьбы: Розалия с букетом роз и улыбкой во весь рот — казалось, она вот-вот лопнет от переполняющего ее счастья, — рядом такой же довольный молодой муж…
Руби взяла фотографию в серебряной рамке и пристально вгляделась в загорелое лицо мужчины (ей самой никогда не удавалось добиться такого ровного золотистого загара). Нет, подумала Руби, на первый взгляд у нас с ним ничего общего. Из кухни появилась Розалия все с той же лучезарной улыбкой и подносом, на котором стояли кувшин и два стакана. Руби вздрогнула, словно ее поймали на воровстве.
— Прелестная рамочка, да? — сказала Розалия ласковым голосом. — Свадебный подарок мамы Натаниела. Что-то вроде их семейной реликвии.
Нашей семейной реликвии, подумала Руби.
— А как вам нравится прекрасный штат Колорадо? — спросила Розалия, наливая чай со льдом.
— Красиво, — вежливо ответила Руби. — Такие большие горы.
— Большие, — согласилась Розалия. — Нат обожает кататься на горных лыжах, всегда выбирает самые крутые склоны. Он у нас вообще храбрец — настоящий сорвиголова.
Руби кивнула. Она-то особой храбростью не отличалась, а спортивный костюм последний раз надевала, когда училась в школе. Если отвага — это фамильная черта Баркеров, то, может быть, Руби и не имеет отношения к их семье?
— Сахара достаточно? — спросила Розалия, когда Руби сделала первый глоток.
Она снова кивнула. На самом деле напиток был отвратителен. Руби ненавидела чай со льдом и никогда не могла понять, почему американцы с таким предубеждением относятся к нормальному чаю — свежезаваренному, горячему, с молоком.
— Итак. — Розалия вдруг вскочила с дивана, словно ее укусили за зад, и ринулась к комоду. — Пока Натаниел не вернулся, я бы хотела показать, какие материалы, касающиеся Баркеров, мне удалось найти, — сказала она, роясь в верхнем ящике комода. — Для начала я обратилась к Интернету. Как выяснилось, Баркер — довольно распространенная английская фамилия, но, к счастью, я знала название прихода, где родился дедушка Ната по материнской линии. И представляете, как мне повезло! Оказалось, что их церковь недавно открыла свой сайт.
Розалия наконец вытащила коробку и уселась на диван рядом с Руби. На крышке черным маркером была выведена аккуратная надпись «Генеалогическое древо Баркеров».
— Я понимаю, — улыбнулась Розалия, — вы, британцы, считаете всех американцев помешанными на генеалогии, а мы просто завидуем тому, что вы знаете свои корни и можете проследить историю развития семьи от поколения к поколению в течение многих веков. Мне вот, например, известно, что мой дед перебрался в Штаты из Европы во время Второй мировой войны, и все, на этом моя история заканчивается. Но с Натаниелом другое дело… Смотрите, — она достала из коробки и протянула Руби черно-белую фотографию мужчины в форме военного моряка, — это его прадед. А вот еще — это его прабабушка.
Руби, прищурив глаза, внимательно рассматривала фотографию молоденькой девушки с длинными светлыми волосами. Розалия, решив, что гостья щурится от недостатка света, включила настольную лампу.
— Так лучше? Это его предки по отцовской линии. Но Нат на них совсем не похож, он весь в маму.
— В маму? — повторила Руби осипшим голосом.
— О да. — Розалия снова взялась перебирать фотографии. — Сходство невероятное. Сейчас я вам покажу.
Потрясенная Руби смотрела, как Розалия, точно фокусник, вытягивающий кроликов из шляпы, достает из коробки и складывает на краю стола документ за документом — свидетельства о рождении, свидетельства о регистрации брака, свидетельства о смерти.
— Вот свидетельство о рождении его матери. — Она добавила еще один листок к куче бумаг на столе. — Куда же я ее задевала, — бормотала Розалия, не замечая, каким пристальным взглядом ее гостья впилась в последний документ. — Ага, нашла. Смотрите, Нат в детстве вместе со своей мамой, ей тогда было двадцать три года.
Трясущимися пальцами Руби взяла фотографию. На снимке была изображена молодая женщина с маленьким мальчиком. Ребенок сидел у нее на коленях, одной рукой он прижимал к себе потрепанного плюшевого медвежонка, а другой, сжатой в кулачок, крепко вцепился в блузку матери. По всему было видно, что женщина пытается заставить сына улыбнуться, но мальчик, насупив бровки, с большим подозрением смотрит в камеру.
Руби почувствовала, как у нее сжалось горло, а глаза защипало от подступивших слез.
— Правда она была красавица? — бодрым голосом спросила Розалия.
Красавица? «Волшебное зеркало… фамильные черты». У папы с мамой были десятки похожих фотографий. В детстве Руби ненавидела сниматься, как и брат, всегда угрюмо смотрела в камеру; а в двадцать три она выглядела почти так же, как женщина на фотографии.
— Надо же, — Розалия оценивающе посмотрела на Руби, — а вы немного похожи на нее. Забавно, да?
Руби кивнула, не поднимая головы, чтобы скрыть стоящие в глазах слезы.
— Что с ней случилось? — спросила Руби. — Когда она умерла?
— Прошлой осенью. — Розалия погрустнела. — В конце октября. От малярии. Представляете? Заболела после возвращения из Бангладеш. Она ездила туда с группой миссионеров от нашей церкви. Мы думали, это обычная простуда или что-то в этом роде. Ну а Джеральдин, несмотря на недомогание, продолжала работать — помогала в воскресной школе, навещала одиноких старушек у нас в приходе. А однажды вечером потеряла сознание и вскоре умерла — отказала печень. В этом вся Джеральдин, всегда заботилась о людях, не думая о себе. Господь забирает лучших, — добавила Розалия со скорбной мудростью в голосе.
— Судя по вашему рассказу, она была доброй женщиной, — сказала Руби.
— Не то слово, — подхватила Розалия. — Когда по телевизору показывали передачи про войну на Балканах и про страдающих детей, она рыдала в голос. И в Бангладеш поехала работать в приюте для несчастных сирот. Как мы ни пытались ее остановить — бесполезно. — Принимая от Руби фотографию, Розалия громко всхлипнула. — Извините, мы были очень близки с моей свекровью, очень… Ну, — женщина слегка прихлопнула в ладоши, словно разгоняя мрачное настроение, — а теперь расскажите о себе. Ваши родители знали Джеральдин, когда она жила в Англии?
— Не совсем. — Руби отставила стакан с холодным чаем и, сделав глубокий вдох, сказала: — Розалия, я была с вами не до конца откровенна.
Подлинная история хлынула из Руби, словно вода, прорвавшая плотину. Она говорила и говорила, захлебываясь словами. А Розалия слушала, затаив дыхание, и только глаза у нее делались все больше и больше, казалось, они сейчас выскочат из орбит.
— Боже мой, какой кошмар, боже мой, — причитала женщина, когда Руби описала ей встречу с Амандой Пачули Монстр. Никогда и никому она не рассказывала о том ужасном дне и сама удивилась, насколько болезненны оказались воспоминания. Руби не могла сдержать слез. Розалия обняла ее за плечи и крепко прижала к себе. Она гладила Руби по волосам и шептала что-то тихое и ласковое, точно утешала маленького ребенка.
— Дорогая моя, — наконец сказала Розалия, — я всей душой сочувствую вам, все это так печально. Но поверьте, вы ошиблись, тут какое-то недоразумение.
— Недоразумение? — Руби подняла заплаканное лицо.
— Моя свекровь вышла замуж в двадцать один год и родила только одного ребенка — Натаниела. Вскоре ее муж погиб в автомобильной катастрофе, и больше у Джеральдин не было детей.
— Но посмотрите сами. — Руби утерла нос рукавом и полезла в сумочку. — Мое свидетельство о рождении: мать — Джеральдин Баркер родом из Шеффилда, то же самое сказано и в документах, которые есть у вас. Это не может быть простым совпадением. Я и внешне на нее похожа, вы же сами сказали. И вот еще. — Руби снова покопалась в сумочке и вытащила свою детскую фотографию.
Розалия в замешательстве кусала губу, видя несомненное сходство между сидящей перед ней молодой англичанкой и собственным мужем в двухлетнем возрасте.
— Не знаю, как такое возможно, — пожимая плечами, воскликнула Розалия.
— Джеральдин Баркер была моей матерью. Какое еще может быть объяснение? Пожалуйста, скажите мне правду. — Руби умоляюще схватила женщину за руку.
— Вам надо поговорить с моим мужем. — Розалия высвободила руку. — Но клянусь, Натаниел никогда не упоминал ни о чем подобном, а у него нет от меня секретов.
При ее последних словах за окном послышалось урчание мотора, и перед домом остановился чистенький, ухоженный автомобиль. Из него выпрыгнул парень в голубой клетчатой рубашке и бейсболке с длинным козырьком. Возможно, Натаниел Баркер и считался выходцем с Британских островов, но выглядел он как типичный американец. Вслед за мужчиной из фургона выскочил черный Лабрадор. Они направились по дорожке к дому. Услышав скрежет ключа в замочной скважине, Розалия бросила встревоженный взгляд на дверь.
— Он любил свою маму, — тихо сказала она, обращаясь к Руби, — поэтому будьте потактичней, когда станете говорить с ним.
Лабрадор ворвался в комнату, подбежал к хозяйке и радостно лизнул ее в щеку.
— Элвис, прекрати! — отмахнулась Розалия.
Пес, виляя хвостом, подошел к Руби.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30