Сабрина робко улыбнулась.
— Я что-нибудь поищу для тебя. Но это должно быть оружие?
— Просто с тех пор, как я читаю про короля Артура…
— Я понимаю, что это должно быть. Клифф, позаботься… позаботься о Пенни и о себе, хорошо?
— Конечно, я всегда так делаю. А ты привезешь ей тоже что-нибудь?
— Я пришлю подарки, как только приеду. Как это будет?
— Хорошо. Пока, мам. Счастливой поездки. — Он поцеловал ее в щеку.
Сабрина обняла Клиффа и тоже поцеловала его в обе щеки.
— Французы так же прощаются, — сказал он.
— И я тоже, — ответила Сабрина, целуя его еще раз. — Мне будет тебя не хватать, моя звезда футбола. Особенно твоих шуток. Твоего лица и улыбки.
— Ну, пока, мам!
— Прости, — сказала она, вытирая слезы. — Не буду начинать все с начала. Ну, иди, или ты на самом деле опоздаешь. Желаю хорошо провести время у Гудманов, и передай от меня привет Вивьен.
Дети убежали, а Сабрина наблюдала за ними из окна. Они повернулись и помахали руками, она тоже ответила им. Она смотрела, как они удаляются, и плакала.
Глава 20
Улицы Нью-Йорка блестели от дождя. Приближение обеда заставляло торопиться людей с зонтами, которые сталкивались друг с другом и качались как тенты, треплемые ветром. Ребята и старики сидели в дверных проемах, торгуя зонтиками для тех, кто забыл их дома; курьеры на велосипедах были будто упакованы в болоньевые плащи, по которым стекала вода.
Сабрина ехала с Гартом в такси, дождь представлялся ей зимними слезами, холодными и серыми, льющимися из темных туч, что поселились на вершинах небоскребов. Окна светились так, будто была ночь. Перед каждым отелем швейцар поднимал руку, как на параде, свистел в свисток, призывая такси остановиться, но никто не останавливался, потому что во всех такси сидели пассажиры.
— Все понятно, — проворчал шофер, когда на перекрестке машина попала в пробку. — Солнце светит — никто не ездит. Идет дождь — все ездят, но никто не двигается.
— Может, мы купим зонтик и пройдемся? — предложил Гарт.
— Чертовски долгая прогулка, — сказал шофер.
— Знаю, преподавал здесь.
— Оставайтесь, иначе промокнете. Доедем до угла, и все будет в порядке. Верхняя часть города надежнее центра.
— Я знаю.
— Точно. Вы там преподавали, что ли? Моя дочь преподает в третьем классе. Ей это нравится, но она не утруждает себя.
Гарт взглянул на Сабрину, она посмотрела в окно. С тех пор как они оставили дом, она едва разговаривала. В самолете он спросил, есть ли у ее дела в Нью-Йорке, но ответ был краток и рассеян. Было ясно, что она не осознает присутствие Гарта, вспоминая Лондон, жизнь своей сестры. Принять такую жизнь? Но коли уж так вышло, он должен был найти ее, где бы она ни была, и постараться вернуть, но он не мог предвосхитить кризис, который еще не наступил. Если связь с ее сестрой была так сильна, что смогла перенести смерть, он не мог бы порвать ее (даже если и думал, что мог) до тех пор, пока не понял, что она расстраивает его брак.
— Ты купила себе билет? — спросил Гарт, когда накрывали обед, а она взглянула удивленно:
— Нет. Я… была так занята. Куплю в Нью-Йорке. Когда они приехали в «Плазу», Гарт внимательно смотрел на нее.
— Я и не думала, ты не сказал мне…
— Около шести недель назад мы провели здесь чудесную ночь. Мне хотелось вернуться сюда.
— Да. — В глазах Сабрины было такое одиночество, что Гарт воскликнул:
— Моя дорогая, что с тобой?
Он наблюдал, как она сделала попытку отвлечься от своих мыслей, и восхищался ее стремлением, тем более что раньше у нее не получалось. Она взяла его за руку, когда коридорный приоткрыл дверь их комнаты.
— Что ты теперь собираешься делать? — спросила она.
— Мы с тобой поедем ненадолго в Колумбию. Я хочу посетить мою первую лабораторию и кое-что вспомнить. Важное для нас двоих. — Когда она не ответила, он спросил: — Ты хочешь распаковать вещи? Повесить в шкаф?
— Не сейчас. Гарт оглядел комнату.
— Это не то, что обещала Каллен, но подойдет нам. А я предвкушаю снова раскрошить шоколад по подушке.
— И уронить на пол, — прошептала она, вспоминая с улыбкой. — Ну, пойдем?
Из-за дождя поездка в Колумбию заняла час, но, тем не менее, у них оставалось время, чтобы посетить лабораторию до лекции Гарта перед выпускниками.
— Услуга старому приятелю, — сказал он, когда они входили в здание. — Поскольку встреча будет только завтра, он попросил поделиться сегодня знаниями с его студентами, а это займет всего пару часов. Ты побудешь здесь или сходишь в магазин?
— Похожу по магазинам. Я бы встретилась с торговцами антиквариатом. Значит, я буду ждать тебя в отеле примерно в пять тридцать — шесть.
Они поднялись в лифте на третий этаж.
— Здесь спокойнее, чем в последний раз, когда ты была тут, — заметил Гарт.
Сабрина не понимала, о чем он говорит: месяц назад, неделю назад она старалась скрыть непонимание, но теперь это казалось не важным. Она попрощалась с детьми, в последний раз прошлась по дому, а теперь она смогла почувствовать, как постепенно отдаляется от Гарта. Через час она купит билет в Лондон, а завтра скажет ему, что не вернется.
Они вошли в лабораторию. Это была большая комната, разделенная металлическими шкафами. Они находились в переднем отделении этой комнаты, и Гарт увидел пустой лабораторный стол.
— Тинкертой пропали. Стоп, посмотри-ка сюда. Им не отделаться от меня так просто.
Не понимая, о чем он говорит, Сабрина проследила за его взглядом и увидела на стене картинки в рамках, которые на самом деле были похожи на конструкции Тинкертоя. Теперь понятно, что он имел в виду: модели молекул. Она видела похожие в его лаборатории в Мидвестерне.
— Я сделал их как раз перед отъездом, — сказал он. — Они все еще довольно хорошенькие. Но как мало мы знали в те времена, чего только не произошло за эти двенадцать лет! Ну-ка, что там устроил преемник Билла?
За шкафами, в другой части комнаты, Сабрина увидела клетки, выставленные вдоль большого окна, в которых бегали белые мыши.
— Ничего не изменилось, — улыбаясь, сказал Гарт. — По-моему, Билл все еще может быть где-то здесь. Возможно, у него по-прежнему имеется запас пинцетов и бинтов на случай ранений. Сабрина наблюдала за мышами.
— Интересно, это окно служит защитой или открывает мир, к которому они не могут даже прикоснуться?
— Дай мне руку, — вдруг сказал Гарт. Удивленная, она протянула ему руку.
— Зачем?
— Проверить, смогу ли я расшевелить твою память.
— Расшевелить мою… — Она как бы встряхнулась внутренне. — Прости меня, я задумалась. — Ее протянутая рука дрожала. — Может быть, мы повторим сцену?
«Я сделаю все, что смогу, ты только намекни мне».
— Нет, нам не нужно снова переживать прошлое. Я помню, как ты посмотрела на меня, когда я сказал, что хочу жениться на тебе и заниматься с тобой любовью.
— Как? — спросила она тихо.
— Как будто преподнес тебе подарок. Твои глаза были красные и будто опухшие из-за слезоточивого газа, но они сияли так ярко, что я вспоминаю, удивляясь, как пара темно-голубых глаз казалась наполненной солнцем. Затем ты нахмурилась, как будто обдумывая — какой подарок преподнести мне взамен.
— И что же я преподнесла?
— Себя. То, что я больше всего желал. И чего только ни произошло с того дня. — Он притянул ее к себе и поцеловал. — Стефания, все, что бы ни тревожило тебя, я обещаю — мы исправим. В жизни двух таких щедрых на подарки людей не должно быть неприятностей.
— О Боже! Ты поверишь в это?
Высокий седобородый мужчина в очках в роговой оправе вошел в лабораторию.
— Им недостаточно их собственной спальни, так они перебрались в лабораторию. Какой пример для молодого поколения? — Он протянул руку Сабрине. — Рольф Таггарт. Мне казалось, Гарт преувеличивал, когда описывал вас в письмах. Теперь я понимаю, что он был справедлив. Добро пожаловать. — Он пожал Гарту руку. — Милости просим домой. Гарт улыбнулся.
— Рольф не допускает и мысли, что у меня может быть другой дом, даже через двенадцать лет.
— Мне до сих пор не хватает тебя, даже через двенадцать лет. Лучший исследователь, с которым я когда-либо работал. Ты приготовился принять шквал вопросов от моих наблюдательнейших студентов?
— Вероятно, нет, но я сделаю все, что в моих силах. Стефания, в пять тридцать — в отеле? Самое позднее — в шесть.
— Я приду. Надеюсь, все пройдет хорошо.
Когда она спускалась в лифте к стоянке такси, Рольф сказал:
— Гарт, она ошеломлена, но эта бледность… Она больна?
— Ее беспокоит поездка в Лондон. А я не понимаю почему. — В многолетней переписке двух приятелей Гарт писал Рольфу о таких вещах, которые он не мог обсуждать с Натом или Мартином, потому что гораздо проще поверять что-то приятелю, с которым ты не встречаешься каждый день. Но он не мог рассказать ни Рольфу, ни кому-нибудь еще, что его жена, возможно, все еще подумывает о том, чтобы оставить его.
— Ее всегда отождествляли с сестрой, сколько я ее знаю, она всегда воображала себя Сабриной или, по крайней мере, подражала ее образу жизни. Теперь, с тех пор как Сабрина умерла, она запуталась: кто же она — Стефания или Сабрина. Как будто она вынуждена жить жизнями обеих или сделать выбор между ними. Но недавно, совершенно неожиданно, мы, наконец, сошлись, мы впервые нашли друг друга так, как каждый из нас мечтал об…
Гарт потер лоб. Они дошли до аудитории, и Гарт виновато посмотрел на своего приятеля.
— Я пришел сюда не для того, чтобы исповедоваться, отец Рольф. Почему ты не остановил меня?
— Потому что ты хотел выговориться, а я хотел выслушать. Теперь еще эта проклятая лекция. Готов ли ты к встрече с молодняком, чье любимое занятие — доказывать профессорам, что молодежь знает больше, чем люди средних лет.
Гарт расправил плечи:
— Давай покажем им, на что мы способны.
Класс был полон; имя Гарта действовало подобно магниту. Он видел перед собой шестьдесят студентов, настороженных и нетерпеливых, и приободрился. Как бы он ни был неуверен в своей жизни со Стефанией, здесь — в этой комнате — он был совершенно уверен и возбужден контактом со студентами. Расхаживая по комнате, Гарт говорил легко, без напряжения, с чувством юмора, но, по существу, не стараясь подавить свою аудиторию. И в то же время он давал им почувствовать себя членами ученого сообщества, вольными задавать вопросы и делать замечания в процессе беседы.
Было уже почти четыре тридцать, когда он вдруг сделал паузу и заметил:
— Теперь я хочу поговорить о вечных антителах.
Аудитория оживилась, эта фраза задела их воображение, а интонация голоса Гарта подсказала, что это что-то значительное. Он видел, как нарастало возбуждение, и это доставляло ему удовольствие.
— То, над чем работаем, — сказал он, опираясь о стол, — это возможность сделать человеческую иммунную систему неуязвимой. Что точно подразумевает именно то, что вы думаете: постоянная выработка антител. Мы исследуем возможность слияния двух человеческих клеток — одна, которая вырабатывает антитела, другая — вечно самовоспроизводится. В результате мы получим гибрид, который будет производить бесконечный запас антител, значительно укрепляющий естественную иммунную систему человека, которая, сама по себе, не всегда эффективна. Другими словами, это — вечная иммунная система. К тому же антитела могли бы быть использованы для создания широкого спектра вакцин.
Кто-то поднял руку:
— Сэр, а разве, такое слияние клетки не пробовали на мышах?
Гарт кивнул:
— Это делают уже десять лет. Но известно, что когда человека лечат вакциной, произведенной из антител животных, то возникают сильнейшие побочные явления. Тот из вас, кому делали прививку от бешенства, вакцина для которой получается из антител лошади, знает, как это болезненно. У людей приживаются человеческие антитела, как это происходит во время переливания крови, без всяких побочных явлений. Когда мы усовершенствуем технологию, мы рассчитываем, что будем производить неограниченное количество антител, предназначенных для различных заболеваний.
— Каких заболеваний, сэр?
— Сейчас это столбняк, эритабластоза, которая является возбудителем желтухи у детей, и белокровие у детей, или детский лейкоз. И нас, возможно, отделяют лет семь, когда такие вакцины будут доступны для лечения, но их клинические испытания, вероятно, начнутся в ближайшие два года.
— Профессор, какой химический препарат используется для слияния клеток?
— Этиленгликоль, недорогой и достаточно доступный.
— Сэр, проводили ли вы сравнительный анализ нуклеотидовых звеньев между первичным гибридом и последующим для того, чтобы определить, идентичны ли они, и сколько поколения вы исследовали, какие методы вы используете, чтобы отличить первичную клетку от гибрида?
«Вечная показуха», — подумал Гарт, пытаясь произвести впечатление на аудиторию и на профессора.
— Мы сравнивали расположение нуклеотидов ДНК на протяжении нескольких поколений, и до сих пор они были идентичны во всех отношениях. Когда клетки идентичны, существует, как вы можете заметить, проблема отличения оригинала от копии. Мы нашли, что наиболее эффективный метод — это использовать меченый радиоактивный элемент для идентификации первичной клетки. Даже при прочих равных условиях, для того, чтобы отличить первичную клетку от копии, достаточно…
Он замолчал. У него в голове мелькали слова: отличить от копии. Оригинал. Идентичный. Копия. Проблема отличения оригинала от… Идентичный. Копия. Идентичный. Оригинал. Копия…
Бессмысленный взгляд на лабораторию; ни малейшего воспоминания про слезоточивый газ или пораненную руку. Вино перед обедом. «Я не хочу, чтобы ты работал в лаборатории Фостера». Разрушающая Ирма Каллен. Пугающие миссис Кейзи и Рита Макмиллан. Горничная, без объяснений ушедшая на другую работу. «Это не Сабрина умерла…» Похороны: «Я — Сабрина…» Китай. Китай.
Копия может быть отличена от оригинала.
— У профессора Андерсена назначена встреча. — Рольф оказался рядом с ним — «Откуда он взялся?» — как бы доводя ответ до конца, намекая, что лекция закончилась. Студенты стоя аплодировали. Некоторые из них подошли к Гарту с вопросами, которые они хотели бы задать, но Рольф отправил их. — Нет времени, не сейчас, возможно, в следующий раз… Потом они вдвоем остались в аудитории.
— Пойдем-ка, я отведу тебя к врачу. Гарт с трудом сосредоточился.
— Я выгляжу так плохо?
— Похоже, ты в любой момент потеряешь сознание. Где боль? В груди? В руке? Гарт отрывисто засмеялся.
— Голова и сердце. Но это не сердечный приступ, Рольф. Просто приступ реальности, достаточно лишь взбодрить меня. — Он посмотрел на высокие темные окна, по которым текли капли дождя, и вдруг осознал, что продолжает говорить и не может остановиться. — Удивительно, как долго мы обманываем себя, когда давно могли бы прозреть? Мы видим и слышим то, что не совместимо с нами, но мы стараемся придать этому смысл, загнать в такую форму, какая выгодна вам, мы даже не позволяем идеям прикоснуться к мыслям потому, что они сложны, чтобы с ними согласиться, и слишком страшны, чтобы их принять. Я рассуждаю как психолог. Может быть, я неверно выбрал профессию. Бог знает, что я сделал ошибку в браке!
— Гарт, какого дьявола!
— Черт побери, Рольф, не обращай внимания на мой бред. У меня нет права обрушивать на тебя свои запоздалые разочарования. Я пойду прогуляюсь, кое-что обдумаю.
— В такой дождь? Но мы встретимся позже, за обедом?
— Не сегодня. Рольф, я подвел тебя. Прости. Лекция.
— Лекция была замечательная. Немного обрывиста в конце, но это не важно. Не можешь ли ты сказать, как взбодрить тебя? Иногда становится легче, если делишься с приятелем.
— Я не могу. Я даже не знаю — прав ли я. Может быть, в другое время… Я дам тебе знать. — Они пожали друг другу руки. — Я должен устроить другую лекцию.
— Забудь об этом. Я найду такси.
— Я сделаю это сам.
Такси не было. Все еще шел дождь. Пройдя несколько кварталов, Гарт спустился в метро. Он стоял на платформе, отталкиваемый пассажирами, которые спешили войти в поезд. Воздух пах влажной шерстью. Он не торопился, поэтому отступил.
Он мог и ошибаться. У него не было доказательств. Ученые при помощи доказательств настаивают на очевидном. Наблюдение контролируется экспериментами, документами, проверками. То, что с ним случилось во время лекции, — это внезапный поток света, как будто распахнули шторы, ослепивший его. Все совпадает: он был уверен, что она — Сабрина.
В вагоне не было пустого места. Покачиваясь, Гарт стоял в переполненном проходе, держась за металлический поручень с ременной петлей, похожей — отметил он про себя — то ли на веревку палача, то ли на слезу. Она его одурачила. Она обвела его вокруг пальца. Ученого, скрупулезного исследователя, заслужившего международное признание за умение безупречно проводить эксперименты и вести научную документацию. И он даже не заподозрил, что живет с сестрой-близнецом своей жены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
— Я что-нибудь поищу для тебя. Но это должно быть оружие?
— Просто с тех пор, как я читаю про короля Артура…
— Я понимаю, что это должно быть. Клифф, позаботься… позаботься о Пенни и о себе, хорошо?
— Конечно, я всегда так делаю. А ты привезешь ей тоже что-нибудь?
— Я пришлю подарки, как только приеду. Как это будет?
— Хорошо. Пока, мам. Счастливой поездки. — Он поцеловал ее в щеку.
Сабрина обняла Клиффа и тоже поцеловала его в обе щеки.
— Французы так же прощаются, — сказал он.
— И я тоже, — ответила Сабрина, целуя его еще раз. — Мне будет тебя не хватать, моя звезда футбола. Особенно твоих шуток. Твоего лица и улыбки.
— Ну, пока, мам!
— Прости, — сказала она, вытирая слезы. — Не буду начинать все с начала. Ну, иди, или ты на самом деле опоздаешь. Желаю хорошо провести время у Гудманов, и передай от меня привет Вивьен.
Дети убежали, а Сабрина наблюдала за ними из окна. Они повернулись и помахали руками, она тоже ответила им. Она смотрела, как они удаляются, и плакала.
Глава 20
Улицы Нью-Йорка блестели от дождя. Приближение обеда заставляло торопиться людей с зонтами, которые сталкивались друг с другом и качались как тенты, треплемые ветром. Ребята и старики сидели в дверных проемах, торгуя зонтиками для тех, кто забыл их дома; курьеры на велосипедах были будто упакованы в болоньевые плащи, по которым стекала вода.
Сабрина ехала с Гартом в такси, дождь представлялся ей зимними слезами, холодными и серыми, льющимися из темных туч, что поселились на вершинах небоскребов. Окна светились так, будто была ночь. Перед каждым отелем швейцар поднимал руку, как на параде, свистел в свисток, призывая такси остановиться, но никто не останавливался, потому что во всех такси сидели пассажиры.
— Все понятно, — проворчал шофер, когда на перекрестке машина попала в пробку. — Солнце светит — никто не ездит. Идет дождь — все ездят, но никто не двигается.
— Может, мы купим зонтик и пройдемся? — предложил Гарт.
— Чертовски долгая прогулка, — сказал шофер.
— Знаю, преподавал здесь.
— Оставайтесь, иначе промокнете. Доедем до угла, и все будет в порядке. Верхняя часть города надежнее центра.
— Я знаю.
— Точно. Вы там преподавали, что ли? Моя дочь преподает в третьем классе. Ей это нравится, но она не утруждает себя.
Гарт взглянул на Сабрину, она посмотрела в окно. С тех пор как они оставили дом, она едва разговаривала. В самолете он спросил, есть ли у ее дела в Нью-Йорке, но ответ был краток и рассеян. Было ясно, что она не осознает присутствие Гарта, вспоминая Лондон, жизнь своей сестры. Принять такую жизнь? Но коли уж так вышло, он должен был найти ее, где бы она ни была, и постараться вернуть, но он не мог предвосхитить кризис, который еще не наступил. Если связь с ее сестрой была так сильна, что смогла перенести смерть, он не мог бы порвать ее (даже если и думал, что мог) до тех пор, пока не понял, что она расстраивает его брак.
— Ты купила себе билет? — спросил Гарт, когда накрывали обед, а она взглянула удивленно:
— Нет. Я… была так занята. Куплю в Нью-Йорке. Когда они приехали в «Плазу», Гарт внимательно смотрел на нее.
— Я и не думала, ты не сказал мне…
— Около шести недель назад мы провели здесь чудесную ночь. Мне хотелось вернуться сюда.
— Да. — В глазах Сабрины было такое одиночество, что Гарт воскликнул:
— Моя дорогая, что с тобой?
Он наблюдал, как она сделала попытку отвлечься от своих мыслей, и восхищался ее стремлением, тем более что раньше у нее не получалось. Она взяла его за руку, когда коридорный приоткрыл дверь их комнаты.
— Что ты теперь собираешься делать? — спросила она.
— Мы с тобой поедем ненадолго в Колумбию. Я хочу посетить мою первую лабораторию и кое-что вспомнить. Важное для нас двоих. — Когда она не ответила, он спросил: — Ты хочешь распаковать вещи? Повесить в шкаф?
— Не сейчас. Гарт оглядел комнату.
— Это не то, что обещала Каллен, но подойдет нам. А я предвкушаю снова раскрошить шоколад по подушке.
— И уронить на пол, — прошептала она, вспоминая с улыбкой. — Ну, пойдем?
Из-за дождя поездка в Колумбию заняла час, но, тем не менее, у них оставалось время, чтобы посетить лабораторию до лекции Гарта перед выпускниками.
— Услуга старому приятелю, — сказал он, когда они входили в здание. — Поскольку встреча будет только завтра, он попросил поделиться сегодня знаниями с его студентами, а это займет всего пару часов. Ты побудешь здесь или сходишь в магазин?
— Похожу по магазинам. Я бы встретилась с торговцами антиквариатом. Значит, я буду ждать тебя в отеле примерно в пять тридцать — шесть.
Они поднялись в лифте на третий этаж.
— Здесь спокойнее, чем в последний раз, когда ты была тут, — заметил Гарт.
Сабрина не понимала, о чем он говорит: месяц назад, неделю назад она старалась скрыть непонимание, но теперь это казалось не важным. Она попрощалась с детьми, в последний раз прошлась по дому, а теперь она смогла почувствовать, как постепенно отдаляется от Гарта. Через час она купит билет в Лондон, а завтра скажет ему, что не вернется.
Они вошли в лабораторию. Это была большая комната, разделенная металлическими шкафами. Они находились в переднем отделении этой комнаты, и Гарт увидел пустой лабораторный стол.
— Тинкертой пропали. Стоп, посмотри-ка сюда. Им не отделаться от меня так просто.
Не понимая, о чем он говорит, Сабрина проследила за его взглядом и увидела на стене картинки в рамках, которые на самом деле были похожи на конструкции Тинкертоя. Теперь понятно, что он имел в виду: модели молекул. Она видела похожие в его лаборатории в Мидвестерне.
— Я сделал их как раз перед отъездом, — сказал он. — Они все еще довольно хорошенькие. Но как мало мы знали в те времена, чего только не произошло за эти двенадцать лет! Ну-ка, что там устроил преемник Билла?
За шкафами, в другой части комнаты, Сабрина увидела клетки, выставленные вдоль большого окна, в которых бегали белые мыши.
— Ничего не изменилось, — улыбаясь, сказал Гарт. — По-моему, Билл все еще может быть где-то здесь. Возможно, у него по-прежнему имеется запас пинцетов и бинтов на случай ранений. Сабрина наблюдала за мышами.
— Интересно, это окно служит защитой или открывает мир, к которому они не могут даже прикоснуться?
— Дай мне руку, — вдруг сказал Гарт. Удивленная, она протянула ему руку.
— Зачем?
— Проверить, смогу ли я расшевелить твою память.
— Расшевелить мою… — Она как бы встряхнулась внутренне. — Прости меня, я задумалась. — Ее протянутая рука дрожала. — Может быть, мы повторим сцену?
«Я сделаю все, что смогу, ты только намекни мне».
— Нет, нам не нужно снова переживать прошлое. Я помню, как ты посмотрела на меня, когда я сказал, что хочу жениться на тебе и заниматься с тобой любовью.
— Как? — спросила она тихо.
— Как будто преподнес тебе подарок. Твои глаза были красные и будто опухшие из-за слезоточивого газа, но они сияли так ярко, что я вспоминаю, удивляясь, как пара темно-голубых глаз казалась наполненной солнцем. Затем ты нахмурилась, как будто обдумывая — какой подарок преподнести мне взамен.
— И что же я преподнесла?
— Себя. То, что я больше всего желал. И чего только ни произошло с того дня. — Он притянул ее к себе и поцеловал. — Стефания, все, что бы ни тревожило тебя, я обещаю — мы исправим. В жизни двух таких щедрых на подарки людей не должно быть неприятностей.
— О Боже! Ты поверишь в это?
Высокий седобородый мужчина в очках в роговой оправе вошел в лабораторию.
— Им недостаточно их собственной спальни, так они перебрались в лабораторию. Какой пример для молодого поколения? — Он протянул руку Сабрине. — Рольф Таггарт. Мне казалось, Гарт преувеличивал, когда описывал вас в письмах. Теперь я понимаю, что он был справедлив. Добро пожаловать. — Он пожал Гарту руку. — Милости просим домой. Гарт улыбнулся.
— Рольф не допускает и мысли, что у меня может быть другой дом, даже через двенадцать лет.
— Мне до сих пор не хватает тебя, даже через двенадцать лет. Лучший исследователь, с которым я когда-либо работал. Ты приготовился принять шквал вопросов от моих наблюдательнейших студентов?
— Вероятно, нет, но я сделаю все, что в моих силах. Стефания, в пять тридцать — в отеле? Самое позднее — в шесть.
— Я приду. Надеюсь, все пройдет хорошо.
Когда она спускалась в лифте к стоянке такси, Рольф сказал:
— Гарт, она ошеломлена, но эта бледность… Она больна?
— Ее беспокоит поездка в Лондон. А я не понимаю почему. — В многолетней переписке двух приятелей Гарт писал Рольфу о таких вещах, которые он не мог обсуждать с Натом или Мартином, потому что гораздо проще поверять что-то приятелю, с которым ты не встречаешься каждый день. Но он не мог рассказать ни Рольфу, ни кому-нибудь еще, что его жена, возможно, все еще подумывает о том, чтобы оставить его.
— Ее всегда отождествляли с сестрой, сколько я ее знаю, она всегда воображала себя Сабриной или, по крайней мере, подражала ее образу жизни. Теперь, с тех пор как Сабрина умерла, она запуталась: кто же она — Стефания или Сабрина. Как будто она вынуждена жить жизнями обеих или сделать выбор между ними. Но недавно, совершенно неожиданно, мы, наконец, сошлись, мы впервые нашли друг друга так, как каждый из нас мечтал об…
Гарт потер лоб. Они дошли до аудитории, и Гарт виновато посмотрел на своего приятеля.
— Я пришел сюда не для того, чтобы исповедоваться, отец Рольф. Почему ты не остановил меня?
— Потому что ты хотел выговориться, а я хотел выслушать. Теперь еще эта проклятая лекция. Готов ли ты к встрече с молодняком, чье любимое занятие — доказывать профессорам, что молодежь знает больше, чем люди средних лет.
Гарт расправил плечи:
— Давай покажем им, на что мы способны.
Класс был полон; имя Гарта действовало подобно магниту. Он видел перед собой шестьдесят студентов, настороженных и нетерпеливых, и приободрился. Как бы он ни был неуверен в своей жизни со Стефанией, здесь — в этой комнате — он был совершенно уверен и возбужден контактом со студентами. Расхаживая по комнате, Гарт говорил легко, без напряжения, с чувством юмора, но, по существу, не стараясь подавить свою аудиторию. И в то же время он давал им почувствовать себя членами ученого сообщества, вольными задавать вопросы и делать замечания в процессе беседы.
Было уже почти четыре тридцать, когда он вдруг сделал паузу и заметил:
— Теперь я хочу поговорить о вечных антителах.
Аудитория оживилась, эта фраза задела их воображение, а интонация голоса Гарта подсказала, что это что-то значительное. Он видел, как нарастало возбуждение, и это доставляло ему удовольствие.
— То, над чем работаем, — сказал он, опираясь о стол, — это возможность сделать человеческую иммунную систему неуязвимой. Что точно подразумевает именно то, что вы думаете: постоянная выработка антител. Мы исследуем возможность слияния двух человеческих клеток — одна, которая вырабатывает антитела, другая — вечно самовоспроизводится. В результате мы получим гибрид, который будет производить бесконечный запас антител, значительно укрепляющий естественную иммунную систему человека, которая, сама по себе, не всегда эффективна. Другими словами, это — вечная иммунная система. К тому же антитела могли бы быть использованы для создания широкого спектра вакцин.
Кто-то поднял руку:
— Сэр, а разве, такое слияние клетки не пробовали на мышах?
Гарт кивнул:
— Это делают уже десять лет. Но известно, что когда человека лечат вакциной, произведенной из антител животных, то возникают сильнейшие побочные явления. Тот из вас, кому делали прививку от бешенства, вакцина для которой получается из антител лошади, знает, как это болезненно. У людей приживаются человеческие антитела, как это происходит во время переливания крови, без всяких побочных явлений. Когда мы усовершенствуем технологию, мы рассчитываем, что будем производить неограниченное количество антител, предназначенных для различных заболеваний.
— Каких заболеваний, сэр?
— Сейчас это столбняк, эритабластоза, которая является возбудителем желтухи у детей, и белокровие у детей, или детский лейкоз. И нас, возможно, отделяют лет семь, когда такие вакцины будут доступны для лечения, но их клинические испытания, вероятно, начнутся в ближайшие два года.
— Профессор, какой химический препарат используется для слияния клеток?
— Этиленгликоль, недорогой и достаточно доступный.
— Сэр, проводили ли вы сравнительный анализ нуклеотидовых звеньев между первичным гибридом и последующим для того, чтобы определить, идентичны ли они, и сколько поколения вы исследовали, какие методы вы используете, чтобы отличить первичную клетку от гибрида?
«Вечная показуха», — подумал Гарт, пытаясь произвести впечатление на аудиторию и на профессора.
— Мы сравнивали расположение нуклеотидов ДНК на протяжении нескольких поколений, и до сих пор они были идентичны во всех отношениях. Когда клетки идентичны, существует, как вы можете заметить, проблема отличения оригинала от копии. Мы нашли, что наиболее эффективный метод — это использовать меченый радиоактивный элемент для идентификации первичной клетки. Даже при прочих равных условиях, для того, чтобы отличить первичную клетку от копии, достаточно…
Он замолчал. У него в голове мелькали слова: отличить от копии. Оригинал. Идентичный. Копия. Проблема отличения оригинала от… Идентичный. Копия. Идентичный. Оригинал. Копия…
Бессмысленный взгляд на лабораторию; ни малейшего воспоминания про слезоточивый газ или пораненную руку. Вино перед обедом. «Я не хочу, чтобы ты работал в лаборатории Фостера». Разрушающая Ирма Каллен. Пугающие миссис Кейзи и Рита Макмиллан. Горничная, без объяснений ушедшая на другую работу. «Это не Сабрина умерла…» Похороны: «Я — Сабрина…» Китай. Китай.
Копия может быть отличена от оригинала.
— У профессора Андерсена назначена встреча. — Рольф оказался рядом с ним — «Откуда он взялся?» — как бы доводя ответ до конца, намекая, что лекция закончилась. Студенты стоя аплодировали. Некоторые из них подошли к Гарту с вопросами, которые они хотели бы задать, но Рольф отправил их. — Нет времени, не сейчас, возможно, в следующий раз… Потом они вдвоем остались в аудитории.
— Пойдем-ка, я отведу тебя к врачу. Гарт с трудом сосредоточился.
— Я выгляжу так плохо?
— Похоже, ты в любой момент потеряешь сознание. Где боль? В груди? В руке? Гарт отрывисто засмеялся.
— Голова и сердце. Но это не сердечный приступ, Рольф. Просто приступ реальности, достаточно лишь взбодрить меня. — Он посмотрел на высокие темные окна, по которым текли капли дождя, и вдруг осознал, что продолжает говорить и не может остановиться. — Удивительно, как долго мы обманываем себя, когда давно могли бы прозреть? Мы видим и слышим то, что не совместимо с нами, но мы стараемся придать этому смысл, загнать в такую форму, какая выгодна вам, мы даже не позволяем идеям прикоснуться к мыслям потому, что они сложны, чтобы с ними согласиться, и слишком страшны, чтобы их принять. Я рассуждаю как психолог. Может быть, я неверно выбрал профессию. Бог знает, что я сделал ошибку в браке!
— Гарт, какого дьявола!
— Черт побери, Рольф, не обращай внимания на мой бред. У меня нет права обрушивать на тебя свои запоздалые разочарования. Я пойду прогуляюсь, кое-что обдумаю.
— В такой дождь? Но мы встретимся позже, за обедом?
— Не сегодня. Рольф, я подвел тебя. Прости. Лекция.
— Лекция была замечательная. Немного обрывиста в конце, но это не важно. Не можешь ли ты сказать, как взбодрить тебя? Иногда становится легче, если делишься с приятелем.
— Я не могу. Я даже не знаю — прав ли я. Может быть, в другое время… Я дам тебе знать. — Они пожали друг другу руки. — Я должен устроить другую лекцию.
— Забудь об этом. Я найду такси.
— Я сделаю это сам.
Такси не было. Все еще шел дождь. Пройдя несколько кварталов, Гарт спустился в метро. Он стоял на платформе, отталкиваемый пассажирами, которые спешили войти в поезд. Воздух пах влажной шерстью. Он не торопился, поэтому отступил.
Он мог и ошибаться. У него не было доказательств. Ученые при помощи доказательств настаивают на очевидном. Наблюдение контролируется экспериментами, документами, проверками. То, что с ним случилось во время лекции, — это внезапный поток света, как будто распахнули шторы, ослепивший его. Все совпадает: он был уверен, что она — Сабрина.
В вагоне не было пустого места. Покачиваясь, Гарт стоял в переполненном проходе, держась за металлический поручень с ременной петлей, похожей — отметил он про себя — то ли на веревку палача, то ли на слезу. Она его одурачила. Она обвела его вокруг пальца. Ученого, скрупулезного исследователя, заслужившего международное признание за умение безупречно проводить эксперименты и вести научную документацию. И он даже не заподозрил, что живет с сестрой-близнецом своей жены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65