Я бы все-таки нашел автора письма.
— О да, — спокойно заметила Сабрина. — Это мы тоже сделаем. Нам нужно составить список студентов, которых ты провалил за последний год. И тех, кому поставил оценку ниже, чем они ожидали. И тех, на кого ты накричал. Почему ты смеешься?
— Список получится очень длинным.
— Каким длинным? Ты вспоминай имена, а я буду писать.
Полчаса спустя, когда Пенни и Клифф вернулись домой, они застали своих родителей в комнате за столом разговаривающими. Отец расслабленно сидел в кресле, скрестив ноги и молча улыбаясь. Мама сидела прямо, с яркими глазами и писала. Пенни вздохнула и тронула Клиффа за руку.
— Порядок, — произнес он.
Они оба знали, что Клифф имел в виду. Их семья была снова вместе.
Когда в тот же вечер Сабрина стала распаковывать чемодан, она обнаружила, что миссис Тиркелл положила туда одежду леди Лонгворт. Ее шкаф в Эванстоне теперь представлял собой смесь Стефании и Сабрины. «Как наши жизни», — подумала она.
Отогнав все мысли, прочь, Сабрина скользнула в знакомую широкую постель, ощутив, как тяготы дня ушли при помощи дюжины трансформаций с тех пор, как она утром покинула Вашингтон.
Сабрина увидела силуэт Гарта, когда тот прошел в ванную. В этом было что-то особенное. Она попыталась выяснить, что это, и, наконец, поняла. Это была их первая ночь вместе в рутине семейной жизни с того вечера в Нью-Йорке, когда она осознала свою любовь к Гарту. С тех пор они были разъединены. Сначала ее горем, потом океаном. Теперь она согласилась остаться. Как его жена. И она не могла притворяться, будто той ночи в Нью-Йорке никогда не было.
Она лежала неподвижно, ждала его и вспоминала часы тоски, мучившие ее по ночам в Лондоне. А потом Гарт оказался рядом с ней и привлек ее к себе.
— Любовь моя, — пробормотал он. — Эта кровать становилась все более пустой и широкой с каждой ночью, пока тебя не было. Сабрина тихо рассмеялась и прижалась своими губами его.
— И моя кровать тоже. Если бы мы подождали еще, они встретились бы в центре Атлантического океана.
— Нет. Мы и так долго ждали. Слишком долго.
Руки Гарта скользили по нежному телу Сабрины, и она ответила тем же, начав поглаживать его жесткую кожу. Их губы прижимались друг к другу, что-то бормотали, улыбались. Иногда слышались нечленораздельные звуки. Глаза глядели в глаза. И когда Гарт и Сабрина слились вместе, это произошло с настоящей страстью: восторг и восхищение, радость от полученного и доставленного удовольствия, чувство возвращения в родной дом. Их сила заключалась в том, что они могли дать друг другу; они оба были уязвимыми в том, что им требовалось друг от друга.
Гарт с восхищением смотрел на красоту Сабрины, на ее сияние.
— Ты наполнила комнату светом, — произнес он.
— И жизнью, и любовью, — мягко сказала Сабрина, скользя пальцами по его лицу. — Помню такое стихотворение: «Любовь делает маленькую комнатку Вселенной». Вот что я чувствую рядом с тобой.
— Вот что мы чувствуем, — поправил ее Гарт.
Они лежали неподвижно в тусклом свете лампы. Гарт обнял Сабрину. Она положила голову ему на плечо и медленно покачивалась на волнах удовольствия, ощущая последний час его тело совсем рядом. Казалось, они слились в одно существо.
Сабрина взглянула на отражение луны в зеркале. Белый полумесяц застрял в черных ветвях дуба. «Как и я, — подумала она, — запуталась в любви к этому человеку и в его любви ко мне». С улыбкой Сабрина вспомнила одну из легенд Антонио. Совсем не важно, говорит он, если она не любила его до свадьбы. «Боги гуарани говорят — любовь последнее дело, а не первое. Она прорастает очень медленно. Когда вы живете вместе и строите семью, любовь придет».
— Знаешь, — печально начал Гарт, — стыдно признаться, но…
— Ты хочешь, есть, — закончила за него Сабрина и рассмеялась. — Идем посмотрим, что можно найти в пустой кладовой. Это будет не первый раз, когда мы приготовим что-нибудь из ничего.
Гарт отдал Лойду Страусу письмо в конверте:
— Присоедини это к моей официальной биографии для пресс-релизов университета. Директор Института генетики и развратник.
Страус достал из ящика своего стола точно такой же конверт и протянул его Гарту:
— Прислали вчера.
Гарт вдруг почувствовал себя беспомощным: невидимое присутствие, мстительное, настойчивое, в тридцатитысячном студенческом городке — допустим, за всем этим стоял студент, Гарт достал из конверта письмо, идентичное своему.
— А остальные?
— Не знаю.
— Как ты отреагировал? Страус пожал плечами:
— Заметка в «Стэндарде»? Моя сильная рука вызывает Талвия и Блэйка? Кто-то хочет зацепить тебя. И посмотреть, как ты станешь вертеться.
— Но не с помощью вызова.
— Ты меня отколошматишь за это.
— Лойд, ты относишься к этому несерьезно.
— Я все обвинения воспринимаю серьезно. Гарт бросил на него долгий взгляд.
— Мне кажется, есть новости.
— Талвия и Блэйк сегодня уволились. Гарт негромко выругался и стал ходить по кабинету.
— Не по своей воле? Такое впечатление, что в университете произвели чистку.
— Они признались, Гарт. Я вызывал сюда девушек, разъяренных родителей, раскаявшихся профессоров… Драма круче, чем у Шекспира. Парень, который заварил все это дело, позвонил президенту университета и рассказал, как его крошку уговаривали — он оказался работником нового футбольного стадиона. Футбол должен быть всегда, верно? Эту игру нельзя игнорировать. Поэтому нить и потянулась. Президент приказал мне все выяснить, пока не поползли слухи. Но они, конечно, все равно поползли. «Стэндард», черт бы побрал этих мальчишек, опубликовал подробности в номере на прошлой неделе еще до того, как я успел организовать свое шекспировское представление. А к моменту кульминации драмы мне уже оборвали телефон. Как они себя называют — средства массовой информации.
Сидя на краешке подлокотника и сложив руки, Гарт покачал головой:
— Бедняга Мартин. Думаешь, что знаешь человека, можешь ему доверять, а потом, когда уже поздно, открываются трещины. Я почти не знал Блэйка. Там был еще кто-то?
— Миллберн. Его заявление об уходе я получу завтра. И… ты.
— О, ради Бога, Лойд… Анонимка. Ты меня знаешь достаточно долго, чтобы понять, какое дерьмо…
— Верно. Я тебя знаю. Я знаю, какое это дерьмо. А «Чикаго трибюн» знает? А «Тайм»? А «Ньюсуик»?
— Какого черта… — Гарт умолк, не веря в услышанное. — Это «средства массовой информации»?
— Да, средства массовой информации. Любопытные, мой друг. «Что интересненького происходит за этими стенами? Настрой завтра приемник, купи завтрашнюю газету или журнал на следующей неделе». Мы сами поставили себя в такое положение, действуя, словно над толпой: ученые, исследователи, хранители истины. Поэтому, конечно, публика любит слушать, что мы такое же дерьмо, как и они сами. А работа репортеров — рассказать им об этом поподробнее. Поэтому даже если бы я хотел сжигать анонимные письма, не мог бы. Ведь я не знаю, кому еще посланы копии. Откуда я знаю, кто снабжает информацией репортеров? Ты мой друг и коллега. Я тебе доверяю, но, прежде всего, отвечаю за университет.
— Это означает расследование.
— Да. Оно уже начато. Сегодня утром я нанял одну фирму.
— И что же они собираются расследовать? Страус вскочил с кресла и стал расхаживать по кабинету.
— Будут выяснять все насчет тебя, других преподавателей и студентов. Возможно, мы ликвидировали скандал. Возможно, это только вершина айсберга. Но когда кто-то выдвигает серьезное обвинение, мы должны разобраться. Они выяснят, кто написал письмо, поговорят с людьми о твоей репутации и характере…
— О моей репутации и характере! — Гарт схватил свой кейс и стремительно направился к двери. — Послушай, ты, сукин сын, я не обязан защищать свою репутацию и характер ни перед тобой, ни перед кем другим. Ты знаешь меня достаточно, чтобы разобраться во всем без привлечения профессиональных шпиков. Или нет, тогда ты не стал бы объявлять о моем назначении в Институт генетики на следующей неделе. Страус молча смотрел на него. Гарт приоткрыл дверь.
— Ты объявляешь об этом на следующей неделе.
— Этот вопрос отложен. Гарт, я должен прикрыть свою задницу. И ты знаешь это. Дело не просто в деньгах для этого проклятого футбольного стадиона. Дело касается университета. Мы должны быть невинны, как девушка, когда добиваемся, поддержки правительством программы исследований или просим спонсоров финансировать новый театр, музыкальный зал, библиотеку, центр международного обучения… Я обязан показывать, что лезу из кожи, чтобы держать в идеальной чистоте все это место, куда люди посылают своих детей или платят деньги, чтобы их имена красовались на стене здания. Это моя работа. И если ради нее мне нужно нанять детектива, чтобы тот выяснил, чем занимается между семинарами Гарт Андерсен, я сделаю это. А поскольку твое дело учить, проводить исследования и возглавлять новый Институт генетики, ты ответишь на все его вопросы. Чего тебе скрывать? Ты останешься здесь гораздо дольше, чем они хотят.
— Тебе никогда не приходило в голову, что я могу запятнать свою репутацию, всего лишь отвечая на их проклятые вопросы?
— Приходило. Я учел это. Репутация университета, прежде всего. Твоя выживет. Господи, Гарт, ты же недавно был героем «Ньюсуика». Вот твоя репутация. Тебе не нужно появляться в том же журнале под облаком подозрений.
Чувство беспомощности снова охватило Гарта. Сначала его преследовал невидимый враг, теперь им занялся какой-то посторонний следователь. Гарт открыл дверь.
— Я не могу заставить тебя прекратить дурацкую игру в шпионов. Но ты мог бы сначала спросить нас. Моя жена, которая верит в меня без свидетельств сыскного агентства, помогает мне искать человека, ответственного…
— Гарт, на твоем месте я не стал бы ничего предпринимать. Мы сами обо всем позаботимся, быстро и четко.
— Похоже на девиз твоих приятелей-детективов. Страус вдруг стал похож на барана.
— Наверное. Но они знают, что делают, и никого не боятся. Вы со Стефанией можете испугаться. Подождите хотя бы, пока мы не узнаем, чего они добьются. Мы на твоей стороне, Гарт. Мы хотим, чтобы ты остался чистым.
— Ты не можешь помочь мне, если я буду бездействовать. Вот в чем разница между нами. Мы ищем мстительного лжеца, пишущего письма. Ты ищешь доказательства моей добродетельности. Если мы выясним, что я морально устойчив, мы сообщим тебе.
— Иди к черту, Гарт, — устало проговорил Страус. — Ты знаешь, что я полностью доверяю тебе.
— Хорошо. Моя жена тоже. И дети. Могут твои Дик Трейси и средства массовой информации держаться подальше? Я все-таки считаю, что мы постараемся разобраться сами. Скоро я поговорю с тобой, Лойд.
Мэйдлин Кейн устроила страшный беспорядок в каждом углу за две недели отсутствия Сабрины.
— Не знаю, как это получилось, — в замешательстве сказала она в среду утром. — За один день все перевернулось вверх дном. Думаешь, я хотела показать, как сильно скучала по тебе?
— Я поверила бы, если бы ты просто сказала мне об этом, — сухо ответила Сабрина. — Начнем уборку? Они работали молча, сберегая энергию перед передвижением тяжелой мебели.
— Кофе, — наконец выдохнула Мэйдлин, когда женщины прошли в заднее помещение магазинчика. — У тебя сейчас плохие времена?
— Да.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Ты уже все сделала. Устроила здесь беспорядок. Физический труд — лучшее лекарство от дурного настроения.
— Скажи мне, когда надо будет еще. Думаю, это не очень трудная задача. Что ты собираешься делать с магазином сестры в Лондоне?
— Пусть работает. По крайней мере, сейчас. Там есть помощник менеджера и торговец антиквариатом. Я велела им открыть магазин и установила предельную сумму, которую они могут тратить на аукционе.
— Но, конечно, без надзора…
— Они оба профессионалы. Мой адвокат следит за фондами и счетами моего управляющего.
— Но как? Не хочу совать свой нос в чужие дела, но у него нет авторитета…
— Я послала ему свою доверенность.
— Понятно, — произнесла Мэйдлин. Сабрина встала.
— Снова за работу? Давай.
— А дом твоей сестры? — спросила Мэйдлин. — Твой адвокат продаст его?
— Нет. Управляющий будет содержать его. Подруга поживет там, пока не поправит свои дела.
— О! Теперь все это твое… И магазин, и дом?
— Да.
— О! И вся обстановка, наверное?
— Да.
— Я не сую нос не в свое дело.
— Суешь, Мэйдлин. Ты хочешь узнать обо всех моих лондонских делах. Зачем?
— Просто так. Я только… О, правда, все это звучит так мило и… Прости меня, Стефания, но ты принадлежишь такой жизни. Я никогда не верила, что ты работаешь для меня. Сабрина насмешливо посмотрела на нее:
— Я плохо справлялась с работой?
— Ты же знаешь, что я не это имею в виду. Ты собираешься вернуться?
— Конечно. — Сабрина очень осторожно подбирала слова. — Повидать адвоката, Николса и управляющего. Мэйдлин вздохнула.
— Видишь, я нахожусь в зависимости от тебя. Ты особенная, и я не хочу терять тебя. Пока тебя не было, я подписала пять государственных контрактов на торговлю, которые тоже требуют помощника. Если ты уедешь…
— Сейчас я ухожу только перекусить. Пять контрактов? Ты настоящая деловая женщина, Мэйдлин. Расскажешь после ленча. Закроем магазин или ты останешься здесь?
— Останусь. У меня с собой сандвичи. Ты надолго?
— Не знаю. Утешительная миссия для подруги, чьего мужа выгнали из университета.
— Талвия или Блэйк? Надев плащ, Сабрина вздохнула:
— Все уже обо всем знают?
— Я читала «Стэндард». Какой чудесный плащ. Настоящая кожа?
— Настоящая. Привезла из Лондона. Он принадлежал моей сестре. Сабрина повесила на плечо сумочку.
— О слухах в студенческом городке ты тоже знаешь?
— Нет. Я много упустила?
— Не много. Я опаздываю. Побегу.
Сабрина встречалась с Долорес и Линдой в кафе «Провансаль». Она пошла туда, преодолевая сопротивление дующего с озера ветра. Сабрина нашла женщин сидящими за самым дальним столиком. На Линде были темные очки.
— Я много плачу.
— Я не о твоем внешнем виде, Линда. Просто не могу разговаривать с темными очками. Линда сняла их. Глядя на ее опухшие веки и ввалившиеся щеки, Сабрина почувствовала боль за подругу. Не столько из-за несчастного вида, сколько из-за смущения на лице.
— Это не твоя вина, — сказала она, дотронувшись до руки Линды. — Ты тоже ничего не знала. Официантка принесла заказ, Долорес наклонилась.
— Я ей то же самое говорю. Линда покачала головой:
— Он не сделал бы этого, если бы я относилась к нему лучше, если бы мы не спорили постоянно, если бы я не говорила ему… — Ее рот слегка дернулся. — Он не всегда удовлетворяет меня. Говорит, это не его вина. Моя критика мешает ему расслабиться. Вероятно, он прав. Он всегда во всем прав. Но я все равно обвиняю его, вызываю в нем чувство неполноценности как мужчины. Поэтому он и пошел к молоденьким девочкам, чтобы услышать от них то, что ему нравится.
— Абсурд! — горячо воскликнула Сабрина. — Ты не можешь винить себя в том, что Мартина зацепила пара девчонок с целью шантажа ради хороших оценок.
— Кто сказал, что только пара?
— Гарт.
— Правда? Мартин отказался сказать мне. Но это не важно, правда? Даже одна означает мое поражение. Я всегда знала, что потерплю поражение с Мартином. Вы знаете, у меня нет хорошего образования. Я не прочитала и половины тех книг, которые прочитал он. Я удивляюсь, почему он не подыскал себе кого-нибудь поумнее, но не могу сказать ему об этом. Я хотела бы попытаться, но все откладываю, и чем дольше жду, тем становится все тяжелее. Я просто не знаю, с чего начать. Мартин говорит, если ты хочешь о чем-то говорить, делай это без оговорок. Он всегда прав, поэтому я думаю, что на самом деле не хочу говорить. Но теперь он нашел себе школьницу, чтобы она сделала его счастливым. Сабрина терпеливо смотрела на Линду.
— Ничего подобного. Дай Мартину возможность быть индивидуальностью со своими проблемами и путями их решения. Ты что, такая сильная, чтобы нести ответственность за все его поступки? Линда доела салат.
— Когда ты говоришь, это звучит по-другому. Долорес заказала десерт.
— Тебе просто нужно чем-нибудь заняться, Линда. Тебе понадобятся деньги, пока Мартин найдет себе работу, и это отвлечет тебя. Пойдем со мной на следующее заседание садового клуба. Эти дамы знают, когда их мужьям нужны секретарши.
— Я не хочу…
— У тебя не такой большой выбор, Линда. Ты будешь делать то, что требуется. Услышишь на заседании о вакантных местах, а я помогу тебе подвести итог. Ты же работала раньше секретаршей. Могу пойти с тобой на собеседование, представить тебя…
— Долорес, перестань устраивать мою жизнь! Люди за соседними столиками стали оглядываться на женщин. Долорес вспыхнула:
— Извини. Я думала, тебе нужны друзья.
— Нужны, нужны. Я не хотела бы показаться неблагодарной…
— Закажу кофе, — объявила Сабрина. — Для всех. Долорес выпрямилась на стуле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
— О да, — спокойно заметила Сабрина. — Это мы тоже сделаем. Нам нужно составить список студентов, которых ты провалил за последний год. И тех, кому поставил оценку ниже, чем они ожидали. И тех, на кого ты накричал. Почему ты смеешься?
— Список получится очень длинным.
— Каким длинным? Ты вспоминай имена, а я буду писать.
Полчаса спустя, когда Пенни и Клифф вернулись домой, они застали своих родителей в комнате за столом разговаривающими. Отец расслабленно сидел в кресле, скрестив ноги и молча улыбаясь. Мама сидела прямо, с яркими глазами и писала. Пенни вздохнула и тронула Клиффа за руку.
— Порядок, — произнес он.
Они оба знали, что Клифф имел в виду. Их семья была снова вместе.
Когда в тот же вечер Сабрина стала распаковывать чемодан, она обнаружила, что миссис Тиркелл положила туда одежду леди Лонгворт. Ее шкаф в Эванстоне теперь представлял собой смесь Стефании и Сабрины. «Как наши жизни», — подумала она.
Отогнав все мысли, прочь, Сабрина скользнула в знакомую широкую постель, ощутив, как тяготы дня ушли при помощи дюжины трансформаций с тех пор, как она утром покинула Вашингтон.
Сабрина увидела силуэт Гарта, когда тот прошел в ванную. В этом было что-то особенное. Она попыталась выяснить, что это, и, наконец, поняла. Это была их первая ночь вместе в рутине семейной жизни с того вечера в Нью-Йорке, когда она осознала свою любовь к Гарту. С тех пор они были разъединены. Сначала ее горем, потом океаном. Теперь она согласилась остаться. Как его жена. И она не могла притворяться, будто той ночи в Нью-Йорке никогда не было.
Она лежала неподвижно, ждала его и вспоминала часы тоски, мучившие ее по ночам в Лондоне. А потом Гарт оказался рядом с ней и привлек ее к себе.
— Любовь моя, — пробормотал он. — Эта кровать становилась все более пустой и широкой с каждой ночью, пока тебя не было. Сабрина тихо рассмеялась и прижалась своими губами его.
— И моя кровать тоже. Если бы мы подождали еще, они встретились бы в центре Атлантического океана.
— Нет. Мы и так долго ждали. Слишком долго.
Руки Гарта скользили по нежному телу Сабрины, и она ответила тем же, начав поглаживать его жесткую кожу. Их губы прижимались друг к другу, что-то бормотали, улыбались. Иногда слышались нечленораздельные звуки. Глаза глядели в глаза. И когда Гарт и Сабрина слились вместе, это произошло с настоящей страстью: восторг и восхищение, радость от полученного и доставленного удовольствия, чувство возвращения в родной дом. Их сила заключалась в том, что они могли дать друг другу; они оба были уязвимыми в том, что им требовалось друг от друга.
Гарт с восхищением смотрел на красоту Сабрины, на ее сияние.
— Ты наполнила комнату светом, — произнес он.
— И жизнью, и любовью, — мягко сказала Сабрина, скользя пальцами по его лицу. — Помню такое стихотворение: «Любовь делает маленькую комнатку Вселенной». Вот что я чувствую рядом с тобой.
— Вот что мы чувствуем, — поправил ее Гарт.
Они лежали неподвижно в тусклом свете лампы. Гарт обнял Сабрину. Она положила голову ему на плечо и медленно покачивалась на волнах удовольствия, ощущая последний час его тело совсем рядом. Казалось, они слились в одно существо.
Сабрина взглянула на отражение луны в зеркале. Белый полумесяц застрял в черных ветвях дуба. «Как и я, — подумала она, — запуталась в любви к этому человеку и в его любви ко мне». С улыбкой Сабрина вспомнила одну из легенд Антонио. Совсем не важно, говорит он, если она не любила его до свадьбы. «Боги гуарани говорят — любовь последнее дело, а не первое. Она прорастает очень медленно. Когда вы живете вместе и строите семью, любовь придет».
— Знаешь, — печально начал Гарт, — стыдно признаться, но…
— Ты хочешь, есть, — закончила за него Сабрина и рассмеялась. — Идем посмотрим, что можно найти в пустой кладовой. Это будет не первый раз, когда мы приготовим что-нибудь из ничего.
Гарт отдал Лойду Страусу письмо в конверте:
— Присоедини это к моей официальной биографии для пресс-релизов университета. Директор Института генетики и развратник.
Страус достал из ящика своего стола точно такой же конверт и протянул его Гарту:
— Прислали вчера.
Гарт вдруг почувствовал себя беспомощным: невидимое присутствие, мстительное, настойчивое, в тридцатитысячном студенческом городке — допустим, за всем этим стоял студент, Гарт достал из конверта письмо, идентичное своему.
— А остальные?
— Не знаю.
— Как ты отреагировал? Страус пожал плечами:
— Заметка в «Стэндарде»? Моя сильная рука вызывает Талвия и Блэйка? Кто-то хочет зацепить тебя. И посмотреть, как ты станешь вертеться.
— Но не с помощью вызова.
— Ты меня отколошматишь за это.
— Лойд, ты относишься к этому несерьезно.
— Я все обвинения воспринимаю серьезно. Гарт бросил на него долгий взгляд.
— Мне кажется, есть новости.
— Талвия и Блэйк сегодня уволились. Гарт негромко выругался и стал ходить по кабинету.
— Не по своей воле? Такое впечатление, что в университете произвели чистку.
— Они признались, Гарт. Я вызывал сюда девушек, разъяренных родителей, раскаявшихся профессоров… Драма круче, чем у Шекспира. Парень, который заварил все это дело, позвонил президенту университета и рассказал, как его крошку уговаривали — он оказался работником нового футбольного стадиона. Футбол должен быть всегда, верно? Эту игру нельзя игнорировать. Поэтому нить и потянулась. Президент приказал мне все выяснить, пока не поползли слухи. Но они, конечно, все равно поползли. «Стэндард», черт бы побрал этих мальчишек, опубликовал подробности в номере на прошлой неделе еще до того, как я успел организовать свое шекспировское представление. А к моменту кульминации драмы мне уже оборвали телефон. Как они себя называют — средства массовой информации.
Сидя на краешке подлокотника и сложив руки, Гарт покачал головой:
— Бедняга Мартин. Думаешь, что знаешь человека, можешь ему доверять, а потом, когда уже поздно, открываются трещины. Я почти не знал Блэйка. Там был еще кто-то?
— Миллберн. Его заявление об уходе я получу завтра. И… ты.
— О, ради Бога, Лойд… Анонимка. Ты меня знаешь достаточно долго, чтобы понять, какое дерьмо…
— Верно. Я тебя знаю. Я знаю, какое это дерьмо. А «Чикаго трибюн» знает? А «Тайм»? А «Ньюсуик»?
— Какого черта… — Гарт умолк, не веря в услышанное. — Это «средства массовой информации»?
— Да, средства массовой информации. Любопытные, мой друг. «Что интересненького происходит за этими стенами? Настрой завтра приемник, купи завтрашнюю газету или журнал на следующей неделе». Мы сами поставили себя в такое положение, действуя, словно над толпой: ученые, исследователи, хранители истины. Поэтому, конечно, публика любит слушать, что мы такое же дерьмо, как и они сами. А работа репортеров — рассказать им об этом поподробнее. Поэтому даже если бы я хотел сжигать анонимные письма, не мог бы. Ведь я не знаю, кому еще посланы копии. Откуда я знаю, кто снабжает информацией репортеров? Ты мой друг и коллега. Я тебе доверяю, но, прежде всего, отвечаю за университет.
— Это означает расследование.
— Да. Оно уже начато. Сегодня утром я нанял одну фирму.
— И что же они собираются расследовать? Страус вскочил с кресла и стал расхаживать по кабинету.
— Будут выяснять все насчет тебя, других преподавателей и студентов. Возможно, мы ликвидировали скандал. Возможно, это только вершина айсберга. Но когда кто-то выдвигает серьезное обвинение, мы должны разобраться. Они выяснят, кто написал письмо, поговорят с людьми о твоей репутации и характере…
— О моей репутации и характере! — Гарт схватил свой кейс и стремительно направился к двери. — Послушай, ты, сукин сын, я не обязан защищать свою репутацию и характер ни перед тобой, ни перед кем другим. Ты знаешь меня достаточно, чтобы разобраться во всем без привлечения профессиональных шпиков. Или нет, тогда ты не стал бы объявлять о моем назначении в Институт генетики на следующей неделе. Страус молча смотрел на него. Гарт приоткрыл дверь.
— Ты объявляешь об этом на следующей неделе.
— Этот вопрос отложен. Гарт, я должен прикрыть свою задницу. И ты знаешь это. Дело не просто в деньгах для этого проклятого футбольного стадиона. Дело касается университета. Мы должны быть невинны, как девушка, когда добиваемся, поддержки правительством программы исследований или просим спонсоров финансировать новый театр, музыкальный зал, библиотеку, центр международного обучения… Я обязан показывать, что лезу из кожи, чтобы держать в идеальной чистоте все это место, куда люди посылают своих детей или платят деньги, чтобы их имена красовались на стене здания. Это моя работа. И если ради нее мне нужно нанять детектива, чтобы тот выяснил, чем занимается между семинарами Гарт Андерсен, я сделаю это. А поскольку твое дело учить, проводить исследования и возглавлять новый Институт генетики, ты ответишь на все его вопросы. Чего тебе скрывать? Ты останешься здесь гораздо дольше, чем они хотят.
— Тебе никогда не приходило в голову, что я могу запятнать свою репутацию, всего лишь отвечая на их проклятые вопросы?
— Приходило. Я учел это. Репутация университета, прежде всего. Твоя выживет. Господи, Гарт, ты же недавно был героем «Ньюсуика». Вот твоя репутация. Тебе не нужно появляться в том же журнале под облаком подозрений.
Чувство беспомощности снова охватило Гарта. Сначала его преследовал невидимый враг, теперь им занялся какой-то посторонний следователь. Гарт открыл дверь.
— Я не могу заставить тебя прекратить дурацкую игру в шпионов. Но ты мог бы сначала спросить нас. Моя жена, которая верит в меня без свидетельств сыскного агентства, помогает мне искать человека, ответственного…
— Гарт, на твоем месте я не стал бы ничего предпринимать. Мы сами обо всем позаботимся, быстро и четко.
— Похоже на девиз твоих приятелей-детективов. Страус вдруг стал похож на барана.
— Наверное. Но они знают, что делают, и никого не боятся. Вы со Стефанией можете испугаться. Подождите хотя бы, пока мы не узнаем, чего они добьются. Мы на твоей стороне, Гарт. Мы хотим, чтобы ты остался чистым.
— Ты не можешь помочь мне, если я буду бездействовать. Вот в чем разница между нами. Мы ищем мстительного лжеца, пишущего письма. Ты ищешь доказательства моей добродетельности. Если мы выясним, что я морально устойчив, мы сообщим тебе.
— Иди к черту, Гарт, — устало проговорил Страус. — Ты знаешь, что я полностью доверяю тебе.
— Хорошо. Моя жена тоже. И дети. Могут твои Дик Трейси и средства массовой информации держаться подальше? Я все-таки считаю, что мы постараемся разобраться сами. Скоро я поговорю с тобой, Лойд.
Мэйдлин Кейн устроила страшный беспорядок в каждом углу за две недели отсутствия Сабрины.
— Не знаю, как это получилось, — в замешательстве сказала она в среду утром. — За один день все перевернулось вверх дном. Думаешь, я хотела показать, как сильно скучала по тебе?
— Я поверила бы, если бы ты просто сказала мне об этом, — сухо ответила Сабрина. — Начнем уборку? Они работали молча, сберегая энергию перед передвижением тяжелой мебели.
— Кофе, — наконец выдохнула Мэйдлин, когда женщины прошли в заднее помещение магазинчика. — У тебя сейчас плохие времена?
— Да.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Ты уже все сделала. Устроила здесь беспорядок. Физический труд — лучшее лекарство от дурного настроения.
— Скажи мне, когда надо будет еще. Думаю, это не очень трудная задача. Что ты собираешься делать с магазином сестры в Лондоне?
— Пусть работает. По крайней мере, сейчас. Там есть помощник менеджера и торговец антиквариатом. Я велела им открыть магазин и установила предельную сумму, которую они могут тратить на аукционе.
— Но, конечно, без надзора…
— Они оба профессионалы. Мой адвокат следит за фондами и счетами моего управляющего.
— Но как? Не хочу совать свой нос в чужие дела, но у него нет авторитета…
— Я послала ему свою доверенность.
— Понятно, — произнесла Мэйдлин. Сабрина встала.
— Снова за работу? Давай.
— А дом твоей сестры? — спросила Мэйдлин. — Твой адвокат продаст его?
— Нет. Управляющий будет содержать его. Подруга поживет там, пока не поправит свои дела.
— О! Теперь все это твое… И магазин, и дом?
— Да.
— О! И вся обстановка, наверное?
— Да.
— Я не сую нос не в свое дело.
— Суешь, Мэйдлин. Ты хочешь узнать обо всех моих лондонских делах. Зачем?
— Просто так. Я только… О, правда, все это звучит так мило и… Прости меня, Стефания, но ты принадлежишь такой жизни. Я никогда не верила, что ты работаешь для меня. Сабрина насмешливо посмотрела на нее:
— Я плохо справлялась с работой?
— Ты же знаешь, что я не это имею в виду. Ты собираешься вернуться?
— Конечно. — Сабрина очень осторожно подбирала слова. — Повидать адвоката, Николса и управляющего. Мэйдлин вздохнула.
— Видишь, я нахожусь в зависимости от тебя. Ты особенная, и я не хочу терять тебя. Пока тебя не было, я подписала пять государственных контрактов на торговлю, которые тоже требуют помощника. Если ты уедешь…
— Сейчас я ухожу только перекусить. Пять контрактов? Ты настоящая деловая женщина, Мэйдлин. Расскажешь после ленча. Закроем магазин или ты останешься здесь?
— Останусь. У меня с собой сандвичи. Ты надолго?
— Не знаю. Утешительная миссия для подруги, чьего мужа выгнали из университета.
— Талвия или Блэйк? Надев плащ, Сабрина вздохнула:
— Все уже обо всем знают?
— Я читала «Стэндард». Какой чудесный плащ. Настоящая кожа?
— Настоящая. Привезла из Лондона. Он принадлежал моей сестре. Сабрина повесила на плечо сумочку.
— О слухах в студенческом городке ты тоже знаешь?
— Нет. Я много упустила?
— Не много. Я опаздываю. Побегу.
Сабрина встречалась с Долорес и Линдой в кафе «Провансаль». Она пошла туда, преодолевая сопротивление дующего с озера ветра. Сабрина нашла женщин сидящими за самым дальним столиком. На Линде были темные очки.
— Я много плачу.
— Я не о твоем внешнем виде, Линда. Просто не могу разговаривать с темными очками. Линда сняла их. Глядя на ее опухшие веки и ввалившиеся щеки, Сабрина почувствовала боль за подругу. Не столько из-за несчастного вида, сколько из-за смущения на лице.
— Это не твоя вина, — сказала она, дотронувшись до руки Линды. — Ты тоже ничего не знала. Официантка принесла заказ, Долорес наклонилась.
— Я ей то же самое говорю. Линда покачала головой:
— Он не сделал бы этого, если бы я относилась к нему лучше, если бы мы не спорили постоянно, если бы я не говорила ему… — Ее рот слегка дернулся. — Он не всегда удовлетворяет меня. Говорит, это не его вина. Моя критика мешает ему расслабиться. Вероятно, он прав. Он всегда во всем прав. Но я все равно обвиняю его, вызываю в нем чувство неполноценности как мужчины. Поэтому он и пошел к молоденьким девочкам, чтобы услышать от них то, что ему нравится.
— Абсурд! — горячо воскликнула Сабрина. — Ты не можешь винить себя в том, что Мартина зацепила пара девчонок с целью шантажа ради хороших оценок.
— Кто сказал, что только пара?
— Гарт.
— Правда? Мартин отказался сказать мне. Но это не важно, правда? Даже одна означает мое поражение. Я всегда знала, что потерплю поражение с Мартином. Вы знаете, у меня нет хорошего образования. Я не прочитала и половины тех книг, которые прочитал он. Я удивляюсь, почему он не подыскал себе кого-нибудь поумнее, но не могу сказать ему об этом. Я хотела бы попытаться, но все откладываю, и чем дольше жду, тем становится все тяжелее. Я просто не знаю, с чего начать. Мартин говорит, если ты хочешь о чем-то говорить, делай это без оговорок. Он всегда прав, поэтому я думаю, что на самом деле не хочу говорить. Но теперь он нашел себе школьницу, чтобы она сделала его счастливым. Сабрина терпеливо смотрела на Линду.
— Ничего подобного. Дай Мартину возможность быть индивидуальностью со своими проблемами и путями их решения. Ты что, такая сильная, чтобы нести ответственность за все его поступки? Линда доела салат.
— Когда ты говоришь, это звучит по-другому. Долорес заказала десерт.
— Тебе просто нужно чем-нибудь заняться, Линда. Тебе понадобятся деньги, пока Мартин найдет себе работу, и это отвлечет тебя. Пойдем со мной на следующее заседание садового клуба. Эти дамы знают, когда их мужьям нужны секретарши.
— Я не хочу…
— У тебя не такой большой выбор, Линда. Ты будешь делать то, что требуется. Услышишь на заседании о вакантных местах, а я помогу тебе подвести итог. Ты же работала раньше секретаршей. Могу пойти с тобой на собеседование, представить тебя…
— Долорес, перестань устраивать мою жизнь! Люди за соседними столиками стали оглядываться на женщин. Долорес вспыхнула:
— Извини. Я думала, тебе нужны друзья.
— Нужны, нужны. Я не хотела бы показаться неблагодарной…
— Закажу кофе, — объявила Сабрина. — Для всех. Долорес выпрямилась на стуле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65