А дома, как обычно, никакого порядка. Никогда в жизни подобные мелочи его не смущали, он даже не задумывался о том, что пыль на книжных полках и чашка с недопитым чаем на полу возле дивана может иметь какое-то значение. Хорошо еще, что этим утром он застелил постель. Такое с ним случается через раз…
— Саша, ты извини, у меня не совсем порядок.
— Не совсем порядок? — она по привычке сдвинула брови, реагируя на неправильное построение фразы, а потом рассмеялась: — Это не страшно. Так даже лучше… Пожалуйста, поставь куда-нибудь.
Она бережно протянула ему охапку желтых листьев и тут же, не дожидаясь приглашения, прошла мимо него в глубину квартиры. Он растерянно стоял в прихожей, пытаясь сообразить, что сделать с букетом. Кажется, где-то должна была быть ваза для цветов. Вот только где?
Он прошел в комнату вслед за Сашей и замер на пороге, пытаясь определить дальнейшее направление своих поисков. Она стояла возле стены и рассматривала многочисленные фотографии, кубки и медали, развешенные и расставленные почти по всему периметру зала.
— Ого, а ты, оказывается, заслуженный. Надо же…
— Тебя это удивляет? — он улыбался.
— Нисколько, — ответила она, даже не взглянув, сосредоточенно продолжая всматриваться в лица на фотографиях, щурила глаза, пытаясь разобрать надписи. Она осматривалась вокруг себя с какой-то необъяснимой жадностью, словно пытаясь в считанные минуты расшифровать некие таинственные знаки и опасаясь не успеть понять самого главного.
— Совсем слепая стала. Ничего не вижу без очков, — она никак не могла отыскать его лицо на старой фотографии юношеской сборной, и уже едва ли не плакала от беспомощности.
— Да вот же, крайний в первом ряду, — пришел он ей на помощь.
— Это ты? — брови взлетели вверх, а глаза снова засмеялись.
Она шагнула дальше, к полкам с книгами и видеокассетами.
— Кастанеда, Блаватская… Какой ужас, никогда бы про тебя такого не подумала. Пушкин, Достоевский, Довлатов… — голос ее смягчился в конце фразы, брови снова разгладились. — Солженицын. Гарри Потер, о боже. Искусство макияжа?
— Это не мое, — смутившись, поспешил он откреститься от книги, которую когда-то давно купила и забыла у сына Алла Васильевна.
— Матрица, — теперь Саша принялась изучать видеокассеты. «Матрица» снова заставила ее поморщиться. — Танцующая в темноте… Рассекая волны. Идиоты. Ты правда?.. Тебе нравятся фильмы Триера?
— Не могу сказать, что нравятся, — немного подумав, ответил он, — но все же очень часто испытываю настоятельную потребность их смотреть. Я не люблю их, но я в них нуждаюсь.
— Какой ужас… — она смотрела на него, не мигая, широко распахнув огромные глаза, и Денис, не выдержав, рассмеялся:
— Знаешь, на мой взгляд, они жизнеутверждающие.
— Жизнеутверждающие?! — по слогам повторила она. — В каком смысле, и в каком месте, интересно…
Саша возмущенно отвернулась, так и не ответив на его улыбку. Но в следующую секунду он снова увидел ее почти измученные и беспомощные синие глаза:
— Том и Джерри… О, господи! Денис, я совсем запуталась. Я ничего не понимаю…
— Чего ты не понимаешь, Саша? Что ты пытаешься понять? — он подошел ближе и прижал ее к себе одной рукой, продолжая сжимать в другой охапку листьев.
— Я думала…
Она смотрела на него так жалобно и в то же время с такой надеждой, что ему вдруг стало страшно. Еще ни разу в жизни он не испытывал такого странного смешанного чувства радости и печали, но главное было не в этом. Он внезапно почти физически ощутил тысячи грозных, враждебных сил, которые подстерегают ее, эту хрупкую девушку с огромными синими глазами. Сможет ли он уберечь ее, спасти, защитить от удара? А если — нет?..
— Ну, что с тобой? Чего ты так испугалась?
— Я не понимаю… Я думала, что узнаю тебя, а сама запуталась.
— Ты же знаешь. Ты же все знаешь про меня, Сашенька. Знаешь самое главное…
Листья мешали. Внезапно совершенно отчетливо поняв, что же с ними делать, Денис разжал пальцы. Листья упали на пол с тихим шелестом и расстелились вокруг мягким желтым ковром.
— Самое главное — я люблю осень. И… тебя.
Она вздохнула — по детски, как вздыхает ребенок, наконец успокоившийся после долгого и безутешного плача. Вздохнула и прижалась к нему, крепко обхватив руками за шею.
Саша медленно поднималась по лестнице. Со стороны она напоминала сомнамбулу. Один шаг — остановка. Улыбка, тихое, едва различимое слово, слетающее с губ, шаг, и снова — улыбка. Один шаг — одно воспоминание, как сверкающая жемчужина в нити бус, одна ярче другой. Взгляд, шепот, прикосновение…
Лестница закончилась. Саша подняла глаза, увидела перед собой дверь собственной квартиры. Улыбка медленно сползла с губ — возле двери, у самого пола, на корточках сидела Кристина.
— Кристина?…
— О, боже, — облегченно выдохнула Кристина, — наконец-то. Да где тебя черти носят? Ты неужели не понимаешь…
Саша не совсем отчетливо понимала значения каждого отдельного слова, но общий смысл их был ясен: Кристина ругалась. Ругалась самыми отборными словами, наличие которых весьма трудно было заподозрить в лексиконе образованной женщины, к тому же филолога, к тому же такой красивой и с виду утонченной…
— Да что это за улыбка идиотская, Сашка? Ты с ума сошла, я с ног сбилась, звоню без конца, всю ночь звонила… Я же беспокоилась, я думала, с тобой случилось что-то, а ты стоишь тут и улыбаешься, как будто…
— Перестань брызгать слюной, Кристина, и поднимись с бетонного пола. Он холодный… С чего ты взяла, что со мной что-то случилось?
— С чего я взяла? — Кристина и не подумала последовать Сашиным советам, не оставляя своего гневного тона и не поднимаясь с холодного бетонного пола. — Как это с чего? Ты же дома не ночевала! Я уже в милицию звонила!
— Зачем — в милицию? — Сашино недоумение было искренним.
— А затем! Эти твои недоумки, уроды, по ним тюрьма плачет! Всякое ведь могло случиться!
— Да ты что, Кристина… Что это ты надумала! Опять начинаешь… Ну, вставай, слышишь. Замерзла, пойдем, я тебя хоть чаем горячим напою…
Кристина наконец поднялась, с видимым усилием распрямив затекшие плечи, и замолчала. Теперь она, видимо, решила объявить Саше бойкот и вообще перестала разговаривать. Она надеялась, что хоть таким образом сумеет разбудить ее уснувшую совесть, но, взглянув мимолетом на Сашу, не выдержала и снова разразилась самой отборной бранью. Саша улыбалась. Улыбалась беззаботной и счастливой улыбкой и, казалось, уже совсем забыла о ее присутствии… Эта улыбка совсем доконала Кристину. Она снова замолчала.
— Садись, я сейчас чайник поставлю. Подожди, я тебе теплую кофту принесу, накинешь. Замерзла ведь.
Саша скрылась в дверном проеме. В этот момент зазвонил телефон.
— Сними, Кристина! — раздалось из комнаты. Кристина сняла трубку и почти прорычала «алло».
— Саша? — раздался на том конце сомневающийся голос, показавшийся Кристине знакомым.
— Нет, не Саша.
— Это… Это ты, кажется, Кристина?
— Денис… — она наконец поняла, откуда этот голос ей знаком, и замолчала, совершенно не в силах найти объяснение происходящему. В этот момент из кухни снова возникла Саша и, подлетев, вырвала трубку из рук.
— Я… я здесь.
— Я просто хотел сказать тебе, что ты — прекрасная. Самая замечательная женщина на Земле. Я люблю тебя.
— И я… Я тоже тебя люблю.
— И еще… — пауза была недолгой, Саша ее почти не заметила: — Я хочу жениться на тебе, Саша. Я хочу, чтобы ты стала моей женой!
— Сумасшедший…
— Не говори ничего, — он торопливо перебил ее, опасаясь продолжения фразы. — Пожалуйста, не говори ничего сейчас. Я знаю, это может показаться тебе странным, только… Я понял это еще вчера. Даже не вчера — сразу, как только тебя увидел, понял, что хочу быть рядом с тобой всегда.
— Денис…
— Пожалуйста, не надо, не отказывайся так сразу, подумай! Глупо, наверное, делать предложение по телефону, но дождаться вечера слишком трудно, Саша. Не отказывайся…
— Да с чего ты взял, что я собираюсь отказываться!
— Саша… Сашенька!
Она опустила трубку и долго стояла без движения, глядя прямо перед собой широко открытыми глазами. И только спустя несколько минут вспомнила про Кристину…
Поведав Кристине о том, что случилось с ней за прошедшие два дня с момента их первой встречи с Денисом, Саша, опустив глаза, замолчала.
— Вот ведь, как бывает! — Кристина присвистнула.
— Не знала, что ты умеешь свистеть, — тихо произнесла Саша, не поднимая глаза. Она не посмотрела на Кристину — ни разу, с той минуты, как начала свой рассказ. Это было слишком страшно — посмотреть на Кристину и увидеть в ее глазах ревность, досаду, злость. Или, того хуже, боль и страдание. Этого бы Саша точно не выдержала — она бы сдалась в ту же секунду. Повисшее молчание тянулось долго — слишком долго, чтобы можно было его выдержать. И Саша не выдержала:
— Знаешь, может быть, я его и не люблю вовсе… И вообще…
— Сашка! — Кристина вскочила со своего места и, схватив ее за плечи, заставила наконец поднять лицо.
— Что ты такое говоришь? Что ты несешь-то?
— Я…
— Дура ты, вот ты кто! Дура набитая, несмотря на все твое образование. Одной только дурью мозги и забиты! Я же знаю, что у тебя на уме! Ну, повтори еще раз, что ты его не любишь! Повтори!
Саша опустила глаза еще ниже:
— Люблю.
— Вот так-то лучше, — Кристина наконец разжала пальцы, больно сжимавшие Сашины плечи. — Ты, значит, решила…
Она не договорила, намеренно ожидая продолжения от Саши.
— А что — нет? Ты… — запинаясь на каждом слове, Саша пыталась объяснить ей ход своих мыслей. — Ведь вас же специально познакомили, и он тебя провожал. И вообще, знаешь, у тебя такие глаза были. Прости, Кристина, я, кажется, ерунду какую-то говорю…
— Это не ерунда. Не ерунда, Сашка. Это просто чушь несусветная! Какие у меня глаза были? С чего ты вообще все это взяла?
— Ты так смотрела на него…
— Ну конечно! — Кристина картинно вознесла руки к небу. — Аполлон Дельфийский! Бог, спустившийся с небес! Великий и прекрасный, достойный быть воспетым… Эх, Сашка, Сашка… Как я за тебя рада, Сашка! — Кристина снова схватила ее за плечи и прижала к себе. — Как я рада!
Некоторое время они молчали, а потом Саша подняла на Кристину глаза, полные слез, вот-вот готовых покатиться вниз по щекам.
— Не понимаю… Поверить не могу — чем я заслужила такое счастье.
— Глупая, — Кристина вытерла ее щеку тыльной стороной ладони, — ну что ты плачешь! Если уж не ты, то я даже не знаю, кто еще может быть достоин в жизни счастья.
— Скажешь тоже, — вздохнула Саша и наконец все-таки улыбнулась сквозь слезы.
Утро было пасмурным и хмурым. Денис, спрятавшись под козырьком подъезда от сильного и мокрого ветра, напряженно всматривался вдаль. Длинный зеленый троллейбус, вильнув, примостился к обочине, двери раскрылись, и он наконец увидел Сашу. Она легко выпорхнула на дорогу, остановилась, замерла на мгновение и сразу улыбнулась, увидев его. Он махнул рукой, и она побежала, разбрызгивая лужи.
Он прижал ее к себе, чувствуя, что не может вымолвить ни слова. Каждый раз, когда Денис видел ее лицо, он ловил себя на мысли, что не может до конца поверить в то, что она настоящая.
— Привет, — пробормотала она, не поднимая лицо. — Это правда, или мне все это приснилось?
— Не знаю, — он улыбнулся, вдыхая влажный запах ее волос. — Хочешь, я тебя ущипну?
Она кивнула, и он слегка сжал пальцами кожу на ее щеке.
— Ничего не чувствую, — прошептала она, — значит, снится?
— Тогда, давай, я тебя поцелую… Ну, теперь почувствовала?
— Может, мы сошли с ума?
— Почему, Саша?
— Ты посмотри… Посмотри наверх, прочитай, что там написано.
Денис послушно поднял голову и пробежал глазами вывеску над дверью.
— Городской дворец бракосочетаний.
— Дворец, — повторила Саша.
— Ты паспорт не забыла?
— Нет, не забыла.
— Тогда идем, — он потянул ее за руку, — ну, идем скорее…
— Дворец, — снова повторила она и рассмеялась. — Конечно, это должно происходить именно во дворце.
Строгая дама в очках смотрела на них, как показалось Денису, с укором. С ее точки зрения, они, видимо, вели себя не совсем подобающе. Смеялись, почти не в силах остановиться. А остановившись, смотрели друг на друга и снова хохотали.
— Фамилия… — один из последних пунктов в заявлении немного смутил Сашу, и она на минуту сдвинула брови. — Я хочу взять твою фамилию? Или ты хочешь взять мою фамилию? Или?…
— Как хочешь, Саша.
— Наверное, я хочу взять твою фамилию. Впрочем, это зависит… У тебя как фамилия?
— Полонский.
— Врешь! — Саша восхищенно подняла брови.
— Клянусь, Полонский.
— Надо же… Александра Полонская! Звучит, а?
— Спрашиваешь, — гордо подтвердил Денис и снова рассмеялся.
— Молодые люди, нельзя ли вести себя потише? — строгая дама была полна праведного гнева. В самом деле, подумал Денис, немного странно узнать фамилию жениха во время подачи заявления. Впрочем, разве фамилия — это важно? Ведь они знают друг о друге самое главное. Некоторым этого не понять, но это их проблемы.
Саша осеклась, даже слегка порозовела под строгим взглядом. Денис наблюдал за движениями ее тонких пальцев, старательными круглыми буквами выводивших на листе бумаги его фамилию.
— Регистрация торжественная? — пробежав глазами оба заявления, работница загса задала им простой вопрос. Простой — с ее точки зрения. Саша беспомощно подняла глаза на Дениса, ища поддержки.
— Торжественная, — почти не задумываясь, ответил он и сжал Сашины пальцы.
— Тогда… Пятнадцатого ноября, через месяц. Жених, невеста, свидетели, гости. Торжественная стандартная?
— Стандартная! — тут же выпалила Саша, почувствовав, что теперь ее очередь прийти на выручку.
— Пятнадцатое ноября — это же не через месяц. Это месяц и четыре дня…
— Придется потерпеть, молодые люди, — дама в очках перебила Дениса, не дав ему возможности договорить. — У нас торжественная только по пятницам и субботам.
— Пойдем, — прошептала Саша и потянула его за руку, — ну, пойдем же, какая разница, месяц и четыре дня…
Снова оказавшись под козырьком, они оба, почти одновременно, глубоко вздохнули.
— Нужно мне было заранее спросить про фамилию, — виновато пробормотала она.
— Да брось ты, Саша. Разве это важно?
— Не знаю, что она про нас подумала.
— Она подумала, что мы с тобой познакомились пару дней назад и сразу же решили пожениться. Она подумала, что мы просто сумасшедшие. Это плохо?
— Сумасшедшие? Нет, это хорошо, — серьезно ответила Саша. — Я не об этом. А вдруг она подумала, что у нас фиктивный брак? Если мы даже фамилий не знаем…
— Фиктивный брак, — раздумывая, повторил Денис. — Да черт с ней, пусть думает, что хочет. Мы-то знаем!
— Денис, — после недолгого молчания тихо сказала Саша, — посмотри, какая погода плохая. Небо свинцовое, тучи серые, почти черные, дождь… Почему?
— Циклон, — весомо ответил он, чувствуя ее напряжение. — Да что с тобой?
— Не знаю. Мне почему-то показалось… Что-то привиделось — там, на небе. Мелькнуло — и исчезло. Не знаю, что это было, только я испугалась. Я ведь люблю осень. Но, может быть, она меня не любит…
— Сашка, — он прижал ее к себе, — этого не может быть. Не любить тебя — невозможно. А осень… Знаешь, мне кажется, она просто ревнует. Сердится на тебя, ведь раньше она владела твоим чувством безраздельно, а теперь появился я… Но это пройдет, вот увидишь. Она привыкнет, ей придется смириться. Придется…
Саша вздохнула. Это утро распалось у нее в памяти на две половинки — радостную и грустную. Потом, позже, она очень часто вспоминала это утро и находила тысячи объяснений тому, почему оно было таким мрачным.
— Роман «Война и мир» не только отозвался на самые острые вопросы своего времени, — Саша обвела глазами класс, чувствуя, что ее почти не слушают. — Он ставил их перед читателями в самой резкой и бескомпромиссной форме… Сережа, повтори, пожалуйста, что я сейчас сказала.
— Вы сказали, Александра Алексеевна…
Дальше, как она и ожидала, повисла пауза. Саша вздохнула. Сегодня был не ее день, она знала это, чувствовала. Еще с утра. Учитель — одна из тех профессий, которая обязывает всегда быть в форме, несмотря ни на что. В тот момент, когда ты стоишь перед классом, ты должна забыть о себе. Как забывает о себе артист, выходящий на сцену. Как забывает, наверное, диджей, вынужденный веселить слушателей даже в том случае, если у самого на душе скребут кошки.
Невозможно заставить их думать о Наташе Ростовой, если сама находишься слишком далеко от нее. А Саша была далеко. Очень далеко… Наверное, в первый раз за все время своей работы — настолько далеко. И ничего не могла с собой поделать. Она рассказывала о Наташе, а перед глазами стояло лицо Дениса. Шум поездов… Почему-то он до сих пор не смолкал, и Саша украдкой иногда оборачивалась к окну, как будто и правда ожидала увидеть там рельсы и убегающие по ним вагоны. Но за окном был привычный пейзаж:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Саша, ты извини, у меня не совсем порядок.
— Не совсем порядок? — она по привычке сдвинула брови, реагируя на неправильное построение фразы, а потом рассмеялась: — Это не страшно. Так даже лучше… Пожалуйста, поставь куда-нибудь.
Она бережно протянула ему охапку желтых листьев и тут же, не дожидаясь приглашения, прошла мимо него в глубину квартиры. Он растерянно стоял в прихожей, пытаясь сообразить, что сделать с букетом. Кажется, где-то должна была быть ваза для цветов. Вот только где?
Он прошел в комнату вслед за Сашей и замер на пороге, пытаясь определить дальнейшее направление своих поисков. Она стояла возле стены и рассматривала многочисленные фотографии, кубки и медали, развешенные и расставленные почти по всему периметру зала.
— Ого, а ты, оказывается, заслуженный. Надо же…
— Тебя это удивляет? — он улыбался.
— Нисколько, — ответила она, даже не взглянув, сосредоточенно продолжая всматриваться в лица на фотографиях, щурила глаза, пытаясь разобрать надписи. Она осматривалась вокруг себя с какой-то необъяснимой жадностью, словно пытаясь в считанные минуты расшифровать некие таинственные знаки и опасаясь не успеть понять самого главного.
— Совсем слепая стала. Ничего не вижу без очков, — она никак не могла отыскать его лицо на старой фотографии юношеской сборной, и уже едва ли не плакала от беспомощности.
— Да вот же, крайний в первом ряду, — пришел он ей на помощь.
— Это ты? — брови взлетели вверх, а глаза снова засмеялись.
Она шагнула дальше, к полкам с книгами и видеокассетами.
— Кастанеда, Блаватская… Какой ужас, никогда бы про тебя такого не подумала. Пушкин, Достоевский, Довлатов… — голос ее смягчился в конце фразы, брови снова разгладились. — Солженицын. Гарри Потер, о боже. Искусство макияжа?
— Это не мое, — смутившись, поспешил он откреститься от книги, которую когда-то давно купила и забыла у сына Алла Васильевна.
— Матрица, — теперь Саша принялась изучать видеокассеты. «Матрица» снова заставила ее поморщиться. — Танцующая в темноте… Рассекая волны. Идиоты. Ты правда?.. Тебе нравятся фильмы Триера?
— Не могу сказать, что нравятся, — немного подумав, ответил он, — но все же очень часто испытываю настоятельную потребность их смотреть. Я не люблю их, но я в них нуждаюсь.
— Какой ужас… — она смотрела на него, не мигая, широко распахнув огромные глаза, и Денис, не выдержав, рассмеялся:
— Знаешь, на мой взгляд, они жизнеутверждающие.
— Жизнеутверждающие?! — по слогам повторила она. — В каком смысле, и в каком месте, интересно…
Саша возмущенно отвернулась, так и не ответив на его улыбку. Но в следующую секунду он снова увидел ее почти измученные и беспомощные синие глаза:
— Том и Джерри… О, господи! Денис, я совсем запуталась. Я ничего не понимаю…
— Чего ты не понимаешь, Саша? Что ты пытаешься понять? — он подошел ближе и прижал ее к себе одной рукой, продолжая сжимать в другой охапку листьев.
— Я думала…
Она смотрела на него так жалобно и в то же время с такой надеждой, что ему вдруг стало страшно. Еще ни разу в жизни он не испытывал такого странного смешанного чувства радости и печали, но главное было не в этом. Он внезапно почти физически ощутил тысячи грозных, враждебных сил, которые подстерегают ее, эту хрупкую девушку с огромными синими глазами. Сможет ли он уберечь ее, спасти, защитить от удара? А если — нет?..
— Ну, что с тобой? Чего ты так испугалась?
— Я не понимаю… Я думала, что узнаю тебя, а сама запуталась.
— Ты же знаешь. Ты же все знаешь про меня, Сашенька. Знаешь самое главное…
Листья мешали. Внезапно совершенно отчетливо поняв, что же с ними делать, Денис разжал пальцы. Листья упали на пол с тихим шелестом и расстелились вокруг мягким желтым ковром.
— Самое главное — я люблю осень. И… тебя.
Она вздохнула — по детски, как вздыхает ребенок, наконец успокоившийся после долгого и безутешного плача. Вздохнула и прижалась к нему, крепко обхватив руками за шею.
Саша медленно поднималась по лестнице. Со стороны она напоминала сомнамбулу. Один шаг — остановка. Улыбка, тихое, едва различимое слово, слетающее с губ, шаг, и снова — улыбка. Один шаг — одно воспоминание, как сверкающая жемчужина в нити бус, одна ярче другой. Взгляд, шепот, прикосновение…
Лестница закончилась. Саша подняла глаза, увидела перед собой дверь собственной квартиры. Улыбка медленно сползла с губ — возле двери, у самого пола, на корточках сидела Кристина.
— Кристина?…
— О, боже, — облегченно выдохнула Кристина, — наконец-то. Да где тебя черти носят? Ты неужели не понимаешь…
Саша не совсем отчетливо понимала значения каждого отдельного слова, но общий смысл их был ясен: Кристина ругалась. Ругалась самыми отборными словами, наличие которых весьма трудно было заподозрить в лексиконе образованной женщины, к тому же филолога, к тому же такой красивой и с виду утонченной…
— Да что это за улыбка идиотская, Сашка? Ты с ума сошла, я с ног сбилась, звоню без конца, всю ночь звонила… Я же беспокоилась, я думала, с тобой случилось что-то, а ты стоишь тут и улыбаешься, как будто…
— Перестань брызгать слюной, Кристина, и поднимись с бетонного пола. Он холодный… С чего ты взяла, что со мной что-то случилось?
— С чего я взяла? — Кристина и не подумала последовать Сашиным советам, не оставляя своего гневного тона и не поднимаясь с холодного бетонного пола. — Как это с чего? Ты же дома не ночевала! Я уже в милицию звонила!
— Зачем — в милицию? — Сашино недоумение было искренним.
— А затем! Эти твои недоумки, уроды, по ним тюрьма плачет! Всякое ведь могло случиться!
— Да ты что, Кристина… Что это ты надумала! Опять начинаешь… Ну, вставай, слышишь. Замерзла, пойдем, я тебя хоть чаем горячим напою…
Кристина наконец поднялась, с видимым усилием распрямив затекшие плечи, и замолчала. Теперь она, видимо, решила объявить Саше бойкот и вообще перестала разговаривать. Она надеялась, что хоть таким образом сумеет разбудить ее уснувшую совесть, но, взглянув мимолетом на Сашу, не выдержала и снова разразилась самой отборной бранью. Саша улыбалась. Улыбалась беззаботной и счастливой улыбкой и, казалось, уже совсем забыла о ее присутствии… Эта улыбка совсем доконала Кристину. Она снова замолчала.
— Садись, я сейчас чайник поставлю. Подожди, я тебе теплую кофту принесу, накинешь. Замерзла ведь.
Саша скрылась в дверном проеме. В этот момент зазвонил телефон.
— Сними, Кристина! — раздалось из комнаты. Кристина сняла трубку и почти прорычала «алло».
— Саша? — раздался на том конце сомневающийся голос, показавшийся Кристине знакомым.
— Нет, не Саша.
— Это… Это ты, кажется, Кристина?
— Денис… — она наконец поняла, откуда этот голос ей знаком, и замолчала, совершенно не в силах найти объяснение происходящему. В этот момент из кухни снова возникла Саша и, подлетев, вырвала трубку из рук.
— Я… я здесь.
— Я просто хотел сказать тебе, что ты — прекрасная. Самая замечательная женщина на Земле. Я люблю тебя.
— И я… Я тоже тебя люблю.
— И еще… — пауза была недолгой, Саша ее почти не заметила: — Я хочу жениться на тебе, Саша. Я хочу, чтобы ты стала моей женой!
— Сумасшедший…
— Не говори ничего, — он торопливо перебил ее, опасаясь продолжения фразы. — Пожалуйста, не говори ничего сейчас. Я знаю, это может показаться тебе странным, только… Я понял это еще вчера. Даже не вчера — сразу, как только тебя увидел, понял, что хочу быть рядом с тобой всегда.
— Денис…
— Пожалуйста, не надо, не отказывайся так сразу, подумай! Глупо, наверное, делать предложение по телефону, но дождаться вечера слишком трудно, Саша. Не отказывайся…
— Да с чего ты взял, что я собираюсь отказываться!
— Саша… Сашенька!
Она опустила трубку и долго стояла без движения, глядя прямо перед собой широко открытыми глазами. И только спустя несколько минут вспомнила про Кристину…
Поведав Кристине о том, что случилось с ней за прошедшие два дня с момента их первой встречи с Денисом, Саша, опустив глаза, замолчала.
— Вот ведь, как бывает! — Кристина присвистнула.
— Не знала, что ты умеешь свистеть, — тихо произнесла Саша, не поднимая глаза. Она не посмотрела на Кристину — ни разу, с той минуты, как начала свой рассказ. Это было слишком страшно — посмотреть на Кристину и увидеть в ее глазах ревность, досаду, злость. Или, того хуже, боль и страдание. Этого бы Саша точно не выдержала — она бы сдалась в ту же секунду. Повисшее молчание тянулось долго — слишком долго, чтобы можно было его выдержать. И Саша не выдержала:
— Знаешь, может быть, я его и не люблю вовсе… И вообще…
— Сашка! — Кристина вскочила со своего места и, схватив ее за плечи, заставила наконец поднять лицо.
— Что ты такое говоришь? Что ты несешь-то?
— Я…
— Дура ты, вот ты кто! Дура набитая, несмотря на все твое образование. Одной только дурью мозги и забиты! Я же знаю, что у тебя на уме! Ну, повтори еще раз, что ты его не любишь! Повтори!
Саша опустила глаза еще ниже:
— Люблю.
— Вот так-то лучше, — Кристина наконец разжала пальцы, больно сжимавшие Сашины плечи. — Ты, значит, решила…
Она не договорила, намеренно ожидая продолжения от Саши.
— А что — нет? Ты… — запинаясь на каждом слове, Саша пыталась объяснить ей ход своих мыслей. — Ведь вас же специально познакомили, и он тебя провожал. И вообще, знаешь, у тебя такие глаза были. Прости, Кристина, я, кажется, ерунду какую-то говорю…
— Это не ерунда. Не ерунда, Сашка. Это просто чушь несусветная! Какие у меня глаза были? С чего ты вообще все это взяла?
— Ты так смотрела на него…
— Ну конечно! — Кристина картинно вознесла руки к небу. — Аполлон Дельфийский! Бог, спустившийся с небес! Великий и прекрасный, достойный быть воспетым… Эх, Сашка, Сашка… Как я за тебя рада, Сашка! — Кристина снова схватила ее за плечи и прижала к себе. — Как я рада!
Некоторое время они молчали, а потом Саша подняла на Кристину глаза, полные слез, вот-вот готовых покатиться вниз по щекам.
— Не понимаю… Поверить не могу — чем я заслужила такое счастье.
— Глупая, — Кристина вытерла ее щеку тыльной стороной ладони, — ну что ты плачешь! Если уж не ты, то я даже не знаю, кто еще может быть достоин в жизни счастья.
— Скажешь тоже, — вздохнула Саша и наконец все-таки улыбнулась сквозь слезы.
Утро было пасмурным и хмурым. Денис, спрятавшись под козырьком подъезда от сильного и мокрого ветра, напряженно всматривался вдаль. Длинный зеленый троллейбус, вильнув, примостился к обочине, двери раскрылись, и он наконец увидел Сашу. Она легко выпорхнула на дорогу, остановилась, замерла на мгновение и сразу улыбнулась, увидев его. Он махнул рукой, и она побежала, разбрызгивая лужи.
Он прижал ее к себе, чувствуя, что не может вымолвить ни слова. Каждый раз, когда Денис видел ее лицо, он ловил себя на мысли, что не может до конца поверить в то, что она настоящая.
— Привет, — пробормотала она, не поднимая лицо. — Это правда, или мне все это приснилось?
— Не знаю, — он улыбнулся, вдыхая влажный запах ее волос. — Хочешь, я тебя ущипну?
Она кивнула, и он слегка сжал пальцами кожу на ее щеке.
— Ничего не чувствую, — прошептала она, — значит, снится?
— Тогда, давай, я тебя поцелую… Ну, теперь почувствовала?
— Может, мы сошли с ума?
— Почему, Саша?
— Ты посмотри… Посмотри наверх, прочитай, что там написано.
Денис послушно поднял голову и пробежал глазами вывеску над дверью.
— Городской дворец бракосочетаний.
— Дворец, — повторила Саша.
— Ты паспорт не забыла?
— Нет, не забыла.
— Тогда идем, — он потянул ее за руку, — ну, идем скорее…
— Дворец, — снова повторила она и рассмеялась. — Конечно, это должно происходить именно во дворце.
Строгая дама в очках смотрела на них, как показалось Денису, с укором. С ее точки зрения, они, видимо, вели себя не совсем подобающе. Смеялись, почти не в силах остановиться. А остановившись, смотрели друг на друга и снова хохотали.
— Фамилия… — один из последних пунктов в заявлении немного смутил Сашу, и она на минуту сдвинула брови. — Я хочу взять твою фамилию? Или ты хочешь взять мою фамилию? Или?…
— Как хочешь, Саша.
— Наверное, я хочу взять твою фамилию. Впрочем, это зависит… У тебя как фамилия?
— Полонский.
— Врешь! — Саша восхищенно подняла брови.
— Клянусь, Полонский.
— Надо же… Александра Полонская! Звучит, а?
— Спрашиваешь, — гордо подтвердил Денис и снова рассмеялся.
— Молодые люди, нельзя ли вести себя потише? — строгая дама была полна праведного гнева. В самом деле, подумал Денис, немного странно узнать фамилию жениха во время подачи заявления. Впрочем, разве фамилия — это важно? Ведь они знают друг о друге самое главное. Некоторым этого не понять, но это их проблемы.
Саша осеклась, даже слегка порозовела под строгим взглядом. Денис наблюдал за движениями ее тонких пальцев, старательными круглыми буквами выводивших на листе бумаги его фамилию.
— Регистрация торжественная? — пробежав глазами оба заявления, работница загса задала им простой вопрос. Простой — с ее точки зрения. Саша беспомощно подняла глаза на Дениса, ища поддержки.
— Торжественная, — почти не задумываясь, ответил он и сжал Сашины пальцы.
— Тогда… Пятнадцатого ноября, через месяц. Жених, невеста, свидетели, гости. Торжественная стандартная?
— Стандартная! — тут же выпалила Саша, почувствовав, что теперь ее очередь прийти на выручку.
— Пятнадцатое ноября — это же не через месяц. Это месяц и четыре дня…
— Придется потерпеть, молодые люди, — дама в очках перебила Дениса, не дав ему возможности договорить. — У нас торжественная только по пятницам и субботам.
— Пойдем, — прошептала Саша и потянула его за руку, — ну, пойдем же, какая разница, месяц и четыре дня…
Снова оказавшись под козырьком, они оба, почти одновременно, глубоко вздохнули.
— Нужно мне было заранее спросить про фамилию, — виновато пробормотала она.
— Да брось ты, Саша. Разве это важно?
— Не знаю, что она про нас подумала.
— Она подумала, что мы с тобой познакомились пару дней назад и сразу же решили пожениться. Она подумала, что мы просто сумасшедшие. Это плохо?
— Сумасшедшие? Нет, это хорошо, — серьезно ответила Саша. — Я не об этом. А вдруг она подумала, что у нас фиктивный брак? Если мы даже фамилий не знаем…
— Фиктивный брак, — раздумывая, повторил Денис. — Да черт с ней, пусть думает, что хочет. Мы-то знаем!
— Денис, — после недолгого молчания тихо сказала Саша, — посмотри, какая погода плохая. Небо свинцовое, тучи серые, почти черные, дождь… Почему?
— Циклон, — весомо ответил он, чувствуя ее напряжение. — Да что с тобой?
— Не знаю. Мне почему-то показалось… Что-то привиделось — там, на небе. Мелькнуло — и исчезло. Не знаю, что это было, только я испугалась. Я ведь люблю осень. Но, может быть, она меня не любит…
— Сашка, — он прижал ее к себе, — этого не может быть. Не любить тебя — невозможно. А осень… Знаешь, мне кажется, она просто ревнует. Сердится на тебя, ведь раньше она владела твоим чувством безраздельно, а теперь появился я… Но это пройдет, вот увидишь. Она привыкнет, ей придется смириться. Придется…
Саша вздохнула. Это утро распалось у нее в памяти на две половинки — радостную и грустную. Потом, позже, она очень часто вспоминала это утро и находила тысячи объяснений тому, почему оно было таким мрачным.
— Роман «Война и мир» не только отозвался на самые острые вопросы своего времени, — Саша обвела глазами класс, чувствуя, что ее почти не слушают. — Он ставил их перед читателями в самой резкой и бескомпромиссной форме… Сережа, повтори, пожалуйста, что я сейчас сказала.
— Вы сказали, Александра Алексеевна…
Дальше, как она и ожидала, повисла пауза. Саша вздохнула. Сегодня был не ее день, она знала это, чувствовала. Еще с утра. Учитель — одна из тех профессий, которая обязывает всегда быть в форме, несмотря ни на что. В тот момент, когда ты стоишь перед классом, ты должна забыть о себе. Как забывает о себе артист, выходящий на сцену. Как забывает, наверное, диджей, вынужденный веселить слушателей даже в том случае, если у самого на душе скребут кошки.
Невозможно заставить их думать о Наташе Ростовой, если сама находишься слишком далеко от нее. А Саша была далеко. Очень далеко… Наверное, в первый раз за все время своей работы — настолько далеко. И ничего не могла с собой поделать. Она рассказывала о Наташе, а перед глазами стояло лицо Дениса. Шум поездов… Почему-то он до сих пор не смолкал, и Саша украдкой иногда оборачивалась к окну, как будто и правда ожидала увидеть там рельсы и убегающие по ним вагоны. Но за окном был привычный пейзаж:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30