Денису после вчерашнего нужно хорошенько выспаться. После дальней дороги, после чего-то ужасного, что случилось с ним — Жанна даже представить себе не могла, что именно с ним случилось, но прекрасно понимала, что сейчас ее любимый нуждается только в отдыхе и заботе. Ее заботе!
— Алло! — произнесла она тихо, но уверенно, зная «свои» права.
Однако разговаривать с Жанной почему-то не захотели. «Кто бы это мог быть? — раздумывала она, опуская трубку на базу. Конечно, это мог быть кто угодно — к чему ломать голову, у Дениса тысяча знакомых, есть еще и мама. Но „чутье“, как сама Жанна называла свою редкую интуицию, подсказывало ей, что этот телефонный звонок и несостоявшийся разговор еще будет иметь свое продолжение. Так и случилось: спустя несколько секунд телефон снова ожил.
— Всего лишь, — с нотками разочарования в голосе протянула она, когда снова услышала в трубке короткие гудки.
Некоторое время она еще посидела на кухне, возле телефона, ожидая, что звонок может раздаться снова. Потом, поняв, что больше ее голос слышать не хотят, отошла к окну.
Наступающее утро обещало солнечный и теплый день, один из редких дней, какие бывают в это время года. Жанна терпеть не могла осень за ее вечную слякоть и дожди, за хмурое и неприветливое небо. Невозможно было носить любимые белые брюки, приходилось использовать водостойкую тушь, которая потом с таким трудом снималась с ресниц. Но главное, за что Жанна ненавидела осень — так это за то, что осенью у Аркаши, как он сам выражался, был «не сезон». «Не сезон» — это значило, что у Аркаши не было или почти совсем не было работы, не было бесконечных поездок в Москву и в Питер. Осенью Аркаша «зависал» у Жанны практически постоянно, приходил если не каждый день, то, по крайней мере, через день, а потому пасмурное небо и желтые листья, падающие за окном, постоянно ассоциировались у Жанны в сознании с Аркашиным присутствием. К тому же, осенью, после прекрасного и яркого лета, проведенного, как правило, на одном из лучших курортов мира, Жанна чувствовала, как будто она «расплачивается» с Аркашей за летнее блаженство. Всю осень она только и делала, что ждала, когда же у Аркаши снова начнется «сезон» и он будет приходить не чаще одного раза в неделю, потом ждала Нового Года: в этом году они запланировали ехать в Египет…
Хотя — о чем это она? Ведь, кажется, решила же, что теперь у нее другая цель, а значит, мысли о грядущей поездке в Египет с Аркашей придется отложить… до лучших времен. Кто знает, может быть, к тому времени ситуация полностью изменится, и она проведет Новый Год с Денисом — пусть не в Египте, а здесь, в родном провинциальном городе. Это будет очень мило и… «экзотично!» — подумала Жанна и улыбнулась, представив себя рядом с Денисом за празднично накрытым домашним столом, возле елки.
Заглянув в комнату, она увидела, как Денис беспокойно повернулся на другой бок. Одеяло снова сползло на пол. Жанна уже собралась было подойти и снова набросить его на Дениса, как вдруг подумала о том, что он может проснуться от ее прикосновения. Часы показывали почти половину десятого. Конечно, под воздействием снотворного он может проспать и дольше, и все же — разве можно допустить, чтобы, проснувшись, Денис увидел Жанну со спутанными волосами и заспанным, помятым лицом? Пожалуй, его действительно нужно разбудить, но только не сейчас. Его нужно разбудить немного позже, и разбудить совершенно особенным образом! Он должен проснуться от запаха ее волос, от запаха кожи, от нежных прикосновений и шепота, он должен очутиться в сказке!
Быстро стянув с себя майку, Жанна почти бегом направилась в ванную. Жаль, что она не захватила с собой свой новый французский шампунь с удивительно тонким и нежным ароматом, от которого потом так блестят волосы! Жанна чуть не плакала от досады, когда ей пришлось все же намылить голову пресловутым «Хэд энд Шолдерс» для мужчин. Сомнительно, чтобы этот привычный запах показался спящему Денису соблазнительным запахом рая. Но самое главное у нее было — флакон духов, которые можно будет нанести и на волосы, и на тело, всегда лежал в сумочке. Она прекрасно знала, как это делается. Она словно бы могла перерождаться в мужчину, оценивая себя — возможно, благодаря именно этой своей врожденной особенности Жанна, несмотря на более чем резкий переход от полной нищеты к абсолютной обеспеченности, не впала в безвкусицу, как это часто случается с женщинами, оказавшимися в подобной ситуации. Она всегда знала, что нравится мужчинам, а Денис был мужчиной… Все становилось просто и ясно, как белый день. Все шло по запланированному сценарию: ледяной душ, который едва можно было вытерпеть, не вскрикнув, делал ее кожу прохладной, дышащей, живой и желанной, и она стояла под ледяными струями, зажмурившись, стиснув зубы, уже предвкушая грядущее блаженство… Как вдруг, в самый неподходящий момент, в квартире снова раздался звонок.
Один, за ним другой, третий. Настойчивые звонки раздавались теперь не из кухни, а из прихожей — кто-то звонил в дверь. Жанна, по быстрому выключив воду и едва накинув на себя полотенце, выскочила из ванной и застыла, не зная, что предпринять. Сначала она решила просто не открывать дверь: в конце концов, звонки прекратятся, и человек, стоящий с той стороны, уйдет, убедившись, что никого нет дома. Но в тот же момент Жанна поняла, что человек, стоящий с той стороны, знает… В считанные секунды она связала телефонные звонки и звонки в дверь в одну смысловую цепочку. Бросив встревоженный взгляд в комнату, она увидела, что Денис беспокойно заворочался во сне — это главным образом и предопределило ее дальнейший действия. Она не позволит, никому не позволит разрушить намеченные планы. Денис проснется не от этих чертовых назойливых звонков, а от ее дыхания, от ее прикосновений — она так решила, и пусть кто-нибудь попробует помешать ей!
В два прыжка одолев пространство, остававшееся до входной двери, Жанна, даже не посмотрев в глазок, повернула ключ в замке. И увидела то, что, в общем-то, и ожидала увидеть.
Перед ней стояла девушка. Высокая девушка с немного растрепанными длинными русыми волосами и серыми, внимательными глубоко посаженными глазами. «Так вот, значит, какая», — подумала Жанна, не позволяя себе пока ничего анализировать, а просто констатируя факт. В следующую секунду она уже пришла в себя, полностью подавив неуверенность и последние сомнения.
Девушка молчала и смотрела на Жанну как-то странно. В ее глазах не было удивления, но прочему-то не было и вызова, который Жанна готовилась принять и с достоинством отразить. В ее глазах как будто была мольба… И это было по меньшей мере странно.
— Вам кого? — наконец спросила Жанна, чувствуя, что полотенце сползает с обнаженного тела и не утруждая себя его поправить.
— Дениса, — услышала она низкий, чуть с хрипотцой голос, и снова почувствовала странную мольбу в интонации незнакомки. Да о чем она, собственно, ее просит, эта блаженная? Уступить, сдаться без боя из христианской милости? Как бы не так, не на ту напала!
— Денис спит, — категоричным тоном ответила Жанна и наконец поправила полотенце. — Ему что-нибудь передать?
— Пожалуй, нет. Ничего не нужно, — ответила та после долгой паузы, опустив глаза вниз, однако все продолжала стоять, не двигаясь с места, чем еще больше озадачила Жанну.
— В таком случае… — начала было Жанна, но в тот же миг почувствовала, что девушка ее не слышит. — В таком случае, всего доброго!
Жанна все же закончила начатую фразу и закрыла дверь. Через некоторое время она услышала медленные шаги с той стороны. Странная мысль промелькнула у нее в сознании, заставив на миг содрогнуться: звуки этих шагов так сильно напомнили ей вчерашний вечер… Они раздавались на лестничной клетке почти в одном ритме с шагами Дениса, которые она слышала вчера вечером. Жанне даже захотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этих звуков, которые неумолимо перечеркивали всю ее уверенность в собственных силах и сознание собственной правоты, которые снова заполняли душу почти исчезнувшим страхом…
Но через несколько минут шаги совсем стихли. Жанна вернулась в ванную для того, чтобы закончить начатые приготовления, по пути захватив с собой заветный флакон духов.
«Что я ей скажу? Что я теперь ей скажу?» — только одна настойчивая мысль. Вопрос, на который, как ни старалась, Кристина не могла найти ответа. Перерезанный телефонный провод оказался не спасением, а просто отсрочкой. То, что случилось, буквально не укладывалось в голове, однако она все видела своими глазами. Все, или почти все. О том, чего она не видела, можно было без особых усилий догадаться, представить себе… И хотя она не хотела, совсем ничего не хотела себе представлять, воображение настойчиво рисовало перед ней эти картины…
На обратном пути Кристина не стала останавливать такси, однако он, этот обратный путь, показался ей пройденным в тысячи раз быстрее, чем путь к дому Дениса.
«Что, ну что я ей скажу?» Она застыла перед дверью, не решаясь открыть ее. Внезапно ей захотелось повернуть обратно, убежать, чтобы никогда, больше никогда в жизни не видеть Сашиных глаз и не знать, что с ней стало. Она даже сделала шаг назад, но потом снова остановилась, словно пригвожденная к месту. Может быть, соврать? Но Кристина чувствовала, что не сможет скрыть правды. Обманывая словами, она просто не сможет обмануть Сашку глазами. Да у нее, кажется, уже и сил не осталось. Она выдохлась еще в тот момент, когда перерезала телефонный шнур. В ту минуту, когда дверь квартиры Дениса открылась и она увидела на пороге Жанну, Кристина была уже просто не в силах бороться. Она даже разговаривала с трудом. Да и был ли смысл в этой борьбе? Если бы она это знала…
Время шло, а Кристина все стояла у двери, пытаясь отыскать слова, которые ей предстояло сказать Саше. Но — безуспешно. От собственной беспомощности, от досады и жалости на глазах выступили слезы. И тогда, чувствуя, что больше ждать нет сил, она повернула ручку незапертой двери. Повернула, вошла — и сразу, в тот же момент поняла, что она сейчас скажет Саше.
Саша все еще сидела на кухне, на той самой табуретке, где она ее оставила, уходя. Она подняла лицо и долго смотрела на Кристину, не произнося ни слова. Кристина, холодея от ужаса, видела, как меняется ее лицо, как все ярче и темнее становятся шрамы на побелевших, как снег, островках нетронутой кожи.
— Знаешь что, Сашка, — произнесла она наконец, — ты была права. Нечего нам с тобой здесь делать. Собирайся, поехали. Как раз успеем к одиннадцатичасовому поезду. Нечего… Нечего нам с тобой здесь больше делать!
ЧАСТЬ 2
ПОЛЕТ
«…Я — радость Голубого Неба! Я — радость Зеленого Леса! Я радость Солнечных Дней!» — Саша откинулась на подушку, прислушиваясь к дыханию Марины. Часто случалось, что Маринка, повернувшись на любимый правый бок и обняв плюшевого медведя, засыпала, а Саша все продолжала читать, думая, что та ее слышит.
— Мам, — спустя секунду услышала она разочарованный голос, — ну, пожалуйста, дочитай!
— Дочитаю, конечно. Просто я думала, что ты заснула.
— Как же я могу заснуть на самом интересном месте? — дочь повернула к ней удивленные глаза. — Ты как будто совсем глупая. Там ведь еще столько приключений.
«Синяя птица» почему-то полюбилась Маринке больше всех других сказок, книжка была зачитана почти до дыр, едва ли не выучена наизусть, но от этого интерес к ней не пропадал. Читая, Саша часто задумывалась: а ведь на самом деле люди так часто не замечают тех радостей, которыми могут наслаждаться каждый день, в любой момент своей жизни. Радость дышать Воздухом, радость Весны, радость Бегать По Росе Босиком… Жизнь полна простых радостей и простого счастья — дети это понимают, а вот взрослые сами усложняют себе жизнь, отворачиваясь и не замечая того, что и оказывается в конце концов самым главным.
Вздохнув, Саша покосилась на письменный стол, стоявший возле кровати. На столе лежали две стопки бумаг: одна совсем тоненькая, другая раз в шесть потолще. Ту, что потолще, предстояло переложить в ту, что потоньше, расставив пропущенные знаки препинания и выправив орфографические ошибки на каждой странице. Привычная корректорская работа, которая обычно делалась по ночам — в другое время суток просто не хватало времени. Да, не так-то легко рассуждать о простых радостях жизни, когда впереди тебя ждут ночные бдения часов, этак, до трех. За последние несколько лет Саша чаще всего в полной мере ощущала и высоко ценила только одну единственную радость в жизни — это радость сна, о которой, впрочем, в сказке упомянуто не было. Такая мимолетная, ускользающая радость, точно как синяя птица, за которой Саша так долго охотится и никак не может ее поймать. Она даже и не помнила, когда в последний раз спала хотя бы шесть часов подряд. Четыре — это было нормально, пять — просто шикарно, шесть — настоящий праздник.
Пока Маринка была совсем маленькой, где-то до полутора лет, Саша вообще забыла о том, что такое день и что такое ночь. Она спала в те редкие моменты, когда спала дочь и при этом не было никаких неотложных дел. Период сна в общей сложности не превышал четырех-пяти часов в сутки, однако дробился на множество составных частей, самая длинная из которых по продолжительности не превышала часа.
— Ой, Маринка. Ну, скажи, отчего ты плакала сутки напролет, спать мне не давала? Не помнишь? — спрашивала она с улыбкой повзрослевшую дочь.
— Помню, мама. Мне тебя жалко было.
— Меня жалко было? Почему?
— Потому что я все время плачу и спать тебе не даю!
Маринка часто смешила ее. Она-то и была ее единственной радостью в жизни, самой главной радостью и смыслом, без которого и жизни, наверное, не было. Саша узнала о скором появлении Марины на свет в самую тяжелую минуту своей жизни, именно тогда, когда ей казалось, что этот самый смысл больше для нее недостижим. Первым ее чувством был испуг. Конечно, тогда, находясь одна в чужом городе, с непреходящей болью в душе и без желания думать о будущем, она очень сильно испугалась, узнав о том, что у нее будет ребенок. Появление маленького существа, о котором предстояло заботиться, казалось просто немыслимым: о ней самой, о Саше, кто бы позаботился! Она очень долго не верила, просто не могла поверить — неужели правда, что судьба решила преподнести ей этот странный сюрприз. Ребенок, зачатый в любви, которой больше не было, казалось, станет для нее вечным напоминанием о тех страданиях, которые ей пришлось пережить. Но когда грядущее появление Марины на свет стало уже совершенно очевидным, Саша стиснула зубы и решила, что ребенка она оставит. И главным мотивом послужил все тот же страх, на этот раз просто принявший новое обличье.
Ей оставалось тогда совсем немного до той условной роковой черты, которая отделяет понятие «человек» от понятия «существо», понятие «жизнь» от понятия «существование». Кристина, совершенно обессилевшая от ее бесконечных истеричных приступов, не выдержала и, махнув рукой, уехала. Впрочем, Саша сама ее выгнала. Вспоминать об этом даже теперь, спустя пять лет, было стыдно. Стыдно было и тогда, но тогда она ничего не могла с собой поделать. Знала, чувствовала, что ведет себя глупо, что причиняет боль человеку, который стремится ей помочь облегчить страдания, и все же никак не могла взять себя в руки. Оставшись одна, Саша несколько дней не выходила из своего нового жилища. Из-за постоянных приступов тошноты она почти не принимала пищи, и к концу первой недели своей одинокой жизни уже пребывала в полуобморочном состоянии. Возможно, она так и умерла бы, не имея ни сил, ни желания заботиться о себе, если бы не Кристина, которая, снова плюнув на свою гордость, приехала в Михайловку. Это Кристина впервые задумалась о непонятной природе ее тошноты, это она заставила ее пойти к врачу, она же первая и узнала о том, что Саша, оказывается, беременна.
Известие это поразило Сашу, как гром. Но Кристина, сильная Кристина, опять взяла все в свои руки. В тот момент она нашла единственно правильное решение. Она не стала думать за Сашу, не стала уговаривать и приводить какие бы то ни было доводы в пользу ее выбора, а просто и внятно объяснила ей, что она сама вправе и в состоянии распорядиться судьбой своего будущего ребенка. И не сказала больше ни слова.
Сначала Саша просто опешила. Это казалось настолько диким, настолько несовместимым — случившееся несчастье, ее теперешняя жизнь, напоминающая жизнь растения в цветочном горшке, и ребенок. Ребенку нужна не просто физически существующая мать, ему нужна думающая, любящая, а главное, сильная мать. Растущее в ней существо Саша первоначально воспринимала как угрозу, как бомбу, угрожавшую разорваться изнутри и разрушить мир. Сможет ли она полюбить этого ребенка? Саша сомневалась в том, что после всего случившегося ее душа еще способна возродиться к какому бы то ни было чувству, не говоря уже о любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Алло! — произнесла она тихо, но уверенно, зная «свои» права.
Однако разговаривать с Жанной почему-то не захотели. «Кто бы это мог быть? — раздумывала она, опуская трубку на базу. Конечно, это мог быть кто угодно — к чему ломать голову, у Дениса тысяча знакомых, есть еще и мама. Но „чутье“, как сама Жанна называла свою редкую интуицию, подсказывало ей, что этот телефонный звонок и несостоявшийся разговор еще будет иметь свое продолжение. Так и случилось: спустя несколько секунд телефон снова ожил.
— Всего лишь, — с нотками разочарования в голосе протянула она, когда снова услышала в трубке короткие гудки.
Некоторое время она еще посидела на кухне, возле телефона, ожидая, что звонок может раздаться снова. Потом, поняв, что больше ее голос слышать не хотят, отошла к окну.
Наступающее утро обещало солнечный и теплый день, один из редких дней, какие бывают в это время года. Жанна терпеть не могла осень за ее вечную слякоть и дожди, за хмурое и неприветливое небо. Невозможно было носить любимые белые брюки, приходилось использовать водостойкую тушь, которая потом с таким трудом снималась с ресниц. Но главное, за что Жанна ненавидела осень — так это за то, что осенью у Аркаши, как он сам выражался, был «не сезон». «Не сезон» — это значило, что у Аркаши не было или почти совсем не было работы, не было бесконечных поездок в Москву и в Питер. Осенью Аркаша «зависал» у Жанны практически постоянно, приходил если не каждый день, то, по крайней мере, через день, а потому пасмурное небо и желтые листья, падающие за окном, постоянно ассоциировались у Жанны в сознании с Аркашиным присутствием. К тому же, осенью, после прекрасного и яркого лета, проведенного, как правило, на одном из лучших курортов мира, Жанна чувствовала, как будто она «расплачивается» с Аркашей за летнее блаженство. Всю осень она только и делала, что ждала, когда же у Аркаши снова начнется «сезон» и он будет приходить не чаще одного раза в неделю, потом ждала Нового Года: в этом году они запланировали ехать в Египет…
Хотя — о чем это она? Ведь, кажется, решила же, что теперь у нее другая цель, а значит, мысли о грядущей поездке в Египет с Аркашей придется отложить… до лучших времен. Кто знает, может быть, к тому времени ситуация полностью изменится, и она проведет Новый Год с Денисом — пусть не в Египте, а здесь, в родном провинциальном городе. Это будет очень мило и… «экзотично!» — подумала Жанна и улыбнулась, представив себя рядом с Денисом за празднично накрытым домашним столом, возле елки.
Заглянув в комнату, она увидела, как Денис беспокойно повернулся на другой бок. Одеяло снова сползло на пол. Жанна уже собралась было подойти и снова набросить его на Дениса, как вдруг подумала о том, что он может проснуться от ее прикосновения. Часы показывали почти половину десятого. Конечно, под воздействием снотворного он может проспать и дольше, и все же — разве можно допустить, чтобы, проснувшись, Денис увидел Жанну со спутанными волосами и заспанным, помятым лицом? Пожалуй, его действительно нужно разбудить, но только не сейчас. Его нужно разбудить немного позже, и разбудить совершенно особенным образом! Он должен проснуться от запаха ее волос, от запаха кожи, от нежных прикосновений и шепота, он должен очутиться в сказке!
Быстро стянув с себя майку, Жанна почти бегом направилась в ванную. Жаль, что она не захватила с собой свой новый французский шампунь с удивительно тонким и нежным ароматом, от которого потом так блестят волосы! Жанна чуть не плакала от досады, когда ей пришлось все же намылить голову пресловутым «Хэд энд Шолдерс» для мужчин. Сомнительно, чтобы этот привычный запах показался спящему Денису соблазнительным запахом рая. Но самое главное у нее было — флакон духов, которые можно будет нанести и на волосы, и на тело, всегда лежал в сумочке. Она прекрасно знала, как это делается. Она словно бы могла перерождаться в мужчину, оценивая себя — возможно, благодаря именно этой своей врожденной особенности Жанна, несмотря на более чем резкий переход от полной нищеты к абсолютной обеспеченности, не впала в безвкусицу, как это часто случается с женщинами, оказавшимися в подобной ситуации. Она всегда знала, что нравится мужчинам, а Денис был мужчиной… Все становилось просто и ясно, как белый день. Все шло по запланированному сценарию: ледяной душ, который едва можно было вытерпеть, не вскрикнув, делал ее кожу прохладной, дышащей, живой и желанной, и она стояла под ледяными струями, зажмурившись, стиснув зубы, уже предвкушая грядущее блаженство… Как вдруг, в самый неподходящий момент, в квартире снова раздался звонок.
Один, за ним другой, третий. Настойчивые звонки раздавались теперь не из кухни, а из прихожей — кто-то звонил в дверь. Жанна, по быстрому выключив воду и едва накинув на себя полотенце, выскочила из ванной и застыла, не зная, что предпринять. Сначала она решила просто не открывать дверь: в конце концов, звонки прекратятся, и человек, стоящий с той стороны, уйдет, убедившись, что никого нет дома. Но в тот же момент Жанна поняла, что человек, стоящий с той стороны, знает… В считанные секунды она связала телефонные звонки и звонки в дверь в одну смысловую цепочку. Бросив встревоженный взгляд в комнату, она увидела, что Денис беспокойно заворочался во сне — это главным образом и предопределило ее дальнейший действия. Она не позволит, никому не позволит разрушить намеченные планы. Денис проснется не от этих чертовых назойливых звонков, а от ее дыхания, от ее прикосновений — она так решила, и пусть кто-нибудь попробует помешать ей!
В два прыжка одолев пространство, остававшееся до входной двери, Жанна, даже не посмотрев в глазок, повернула ключ в замке. И увидела то, что, в общем-то, и ожидала увидеть.
Перед ней стояла девушка. Высокая девушка с немного растрепанными длинными русыми волосами и серыми, внимательными глубоко посаженными глазами. «Так вот, значит, какая», — подумала Жанна, не позволяя себе пока ничего анализировать, а просто констатируя факт. В следующую секунду она уже пришла в себя, полностью подавив неуверенность и последние сомнения.
Девушка молчала и смотрела на Жанну как-то странно. В ее глазах не было удивления, но прочему-то не было и вызова, который Жанна готовилась принять и с достоинством отразить. В ее глазах как будто была мольба… И это было по меньшей мере странно.
— Вам кого? — наконец спросила Жанна, чувствуя, что полотенце сползает с обнаженного тела и не утруждая себя его поправить.
— Дениса, — услышала она низкий, чуть с хрипотцой голос, и снова почувствовала странную мольбу в интонации незнакомки. Да о чем она, собственно, ее просит, эта блаженная? Уступить, сдаться без боя из христианской милости? Как бы не так, не на ту напала!
— Денис спит, — категоричным тоном ответила Жанна и наконец поправила полотенце. — Ему что-нибудь передать?
— Пожалуй, нет. Ничего не нужно, — ответила та после долгой паузы, опустив глаза вниз, однако все продолжала стоять, не двигаясь с места, чем еще больше озадачила Жанну.
— В таком случае… — начала было Жанна, но в тот же миг почувствовала, что девушка ее не слышит. — В таком случае, всего доброго!
Жанна все же закончила начатую фразу и закрыла дверь. Через некоторое время она услышала медленные шаги с той стороны. Странная мысль промелькнула у нее в сознании, заставив на миг содрогнуться: звуки этих шагов так сильно напомнили ей вчерашний вечер… Они раздавались на лестничной клетке почти в одном ритме с шагами Дениса, которые она слышала вчера вечером. Жанне даже захотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этих звуков, которые неумолимо перечеркивали всю ее уверенность в собственных силах и сознание собственной правоты, которые снова заполняли душу почти исчезнувшим страхом…
Но через несколько минут шаги совсем стихли. Жанна вернулась в ванную для того, чтобы закончить начатые приготовления, по пути захватив с собой заветный флакон духов.
«Что я ей скажу? Что я теперь ей скажу?» — только одна настойчивая мысль. Вопрос, на который, как ни старалась, Кристина не могла найти ответа. Перерезанный телефонный провод оказался не спасением, а просто отсрочкой. То, что случилось, буквально не укладывалось в голове, однако она все видела своими глазами. Все, или почти все. О том, чего она не видела, можно было без особых усилий догадаться, представить себе… И хотя она не хотела, совсем ничего не хотела себе представлять, воображение настойчиво рисовало перед ней эти картины…
На обратном пути Кристина не стала останавливать такси, однако он, этот обратный путь, показался ей пройденным в тысячи раз быстрее, чем путь к дому Дениса.
«Что, ну что я ей скажу?» Она застыла перед дверью, не решаясь открыть ее. Внезапно ей захотелось повернуть обратно, убежать, чтобы никогда, больше никогда в жизни не видеть Сашиных глаз и не знать, что с ней стало. Она даже сделала шаг назад, но потом снова остановилась, словно пригвожденная к месту. Может быть, соврать? Но Кристина чувствовала, что не сможет скрыть правды. Обманывая словами, она просто не сможет обмануть Сашку глазами. Да у нее, кажется, уже и сил не осталось. Она выдохлась еще в тот момент, когда перерезала телефонный шнур. В ту минуту, когда дверь квартиры Дениса открылась и она увидела на пороге Жанну, Кристина была уже просто не в силах бороться. Она даже разговаривала с трудом. Да и был ли смысл в этой борьбе? Если бы она это знала…
Время шло, а Кристина все стояла у двери, пытаясь отыскать слова, которые ей предстояло сказать Саше. Но — безуспешно. От собственной беспомощности, от досады и жалости на глазах выступили слезы. И тогда, чувствуя, что больше ждать нет сил, она повернула ручку незапертой двери. Повернула, вошла — и сразу, в тот же момент поняла, что она сейчас скажет Саше.
Саша все еще сидела на кухне, на той самой табуретке, где она ее оставила, уходя. Она подняла лицо и долго смотрела на Кристину, не произнося ни слова. Кристина, холодея от ужаса, видела, как меняется ее лицо, как все ярче и темнее становятся шрамы на побелевших, как снег, островках нетронутой кожи.
— Знаешь что, Сашка, — произнесла она наконец, — ты была права. Нечего нам с тобой здесь делать. Собирайся, поехали. Как раз успеем к одиннадцатичасовому поезду. Нечего… Нечего нам с тобой здесь больше делать!
ЧАСТЬ 2
ПОЛЕТ
«…Я — радость Голубого Неба! Я — радость Зеленого Леса! Я радость Солнечных Дней!» — Саша откинулась на подушку, прислушиваясь к дыханию Марины. Часто случалось, что Маринка, повернувшись на любимый правый бок и обняв плюшевого медведя, засыпала, а Саша все продолжала читать, думая, что та ее слышит.
— Мам, — спустя секунду услышала она разочарованный голос, — ну, пожалуйста, дочитай!
— Дочитаю, конечно. Просто я думала, что ты заснула.
— Как же я могу заснуть на самом интересном месте? — дочь повернула к ней удивленные глаза. — Ты как будто совсем глупая. Там ведь еще столько приключений.
«Синяя птица» почему-то полюбилась Маринке больше всех других сказок, книжка была зачитана почти до дыр, едва ли не выучена наизусть, но от этого интерес к ней не пропадал. Читая, Саша часто задумывалась: а ведь на самом деле люди так часто не замечают тех радостей, которыми могут наслаждаться каждый день, в любой момент своей жизни. Радость дышать Воздухом, радость Весны, радость Бегать По Росе Босиком… Жизнь полна простых радостей и простого счастья — дети это понимают, а вот взрослые сами усложняют себе жизнь, отворачиваясь и не замечая того, что и оказывается в конце концов самым главным.
Вздохнув, Саша покосилась на письменный стол, стоявший возле кровати. На столе лежали две стопки бумаг: одна совсем тоненькая, другая раз в шесть потолще. Ту, что потолще, предстояло переложить в ту, что потоньше, расставив пропущенные знаки препинания и выправив орфографические ошибки на каждой странице. Привычная корректорская работа, которая обычно делалась по ночам — в другое время суток просто не хватало времени. Да, не так-то легко рассуждать о простых радостях жизни, когда впереди тебя ждут ночные бдения часов, этак, до трех. За последние несколько лет Саша чаще всего в полной мере ощущала и высоко ценила только одну единственную радость в жизни — это радость сна, о которой, впрочем, в сказке упомянуто не было. Такая мимолетная, ускользающая радость, точно как синяя птица, за которой Саша так долго охотится и никак не может ее поймать. Она даже и не помнила, когда в последний раз спала хотя бы шесть часов подряд. Четыре — это было нормально, пять — просто шикарно, шесть — настоящий праздник.
Пока Маринка была совсем маленькой, где-то до полутора лет, Саша вообще забыла о том, что такое день и что такое ночь. Она спала в те редкие моменты, когда спала дочь и при этом не было никаких неотложных дел. Период сна в общей сложности не превышал четырех-пяти часов в сутки, однако дробился на множество составных частей, самая длинная из которых по продолжительности не превышала часа.
— Ой, Маринка. Ну, скажи, отчего ты плакала сутки напролет, спать мне не давала? Не помнишь? — спрашивала она с улыбкой повзрослевшую дочь.
— Помню, мама. Мне тебя жалко было.
— Меня жалко было? Почему?
— Потому что я все время плачу и спать тебе не даю!
Маринка часто смешила ее. Она-то и была ее единственной радостью в жизни, самой главной радостью и смыслом, без которого и жизни, наверное, не было. Саша узнала о скором появлении Марины на свет в самую тяжелую минуту своей жизни, именно тогда, когда ей казалось, что этот самый смысл больше для нее недостижим. Первым ее чувством был испуг. Конечно, тогда, находясь одна в чужом городе, с непреходящей болью в душе и без желания думать о будущем, она очень сильно испугалась, узнав о том, что у нее будет ребенок. Появление маленького существа, о котором предстояло заботиться, казалось просто немыслимым: о ней самой, о Саше, кто бы позаботился! Она очень долго не верила, просто не могла поверить — неужели правда, что судьба решила преподнести ей этот странный сюрприз. Ребенок, зачатый в любви, которой больше не было, казалось, станет для нее вечным напоминанием о тех страданиях, которые ей пришлось пережить. Но когда грядущее появление Марины на свет стало уже совершенно очевидным, Саша стиснула зубы и решила, что ребенка она оставит. И главным мотивом послужил все тот же страх, на этот раз просто принявший новое обличье.
Ей оставалось тогда совсем немного до той условной роковой черты, которая отделяет понятие «человек» от понятия «существо», понятие «жизнь» от понятия «существование». Кристина, совершенно обессилевшая от ее бесконечных истеричных приступов, не выдержала и, махнув рукой, уехала. Впрочем, Саша сама ее выгнала. Вспоминать об этом даже теперь, спустя пять лет, было стыдно. Стыдно было и тогда, но тогда она ничего не могла с собой поделать. Знала, чувствовала, что ведет себя глупо, что причиняет боль человеку, который стремится ей помочь облегчить страдания, и все же никак не могла взять себя в руки. Оставшись одна, Саша несколько дней не выходила из своего нового жилища. Из-за постоянных приступов тошноты она почти не принимала пищи, и к концу первой недели своей одинокой жизни уже пребывала в полуобморочном состоянии. Возможно, она так и умерла бы, не имея ни сил, ни желания заботиться о себе, если бы не Кристина, которая, снова плюнув на свою гордость, приехала в Михайловку. Это Кристина впервые задумалась о непонятной природе ее тошноты, это она заставила ее пойти к врачу, она же первая и узнала о том, что Саша, оказывается, беременна.
Известие это поразило Сашу, как гром. Но Кристина, сильная Кристина, опять взяла все в свои руки. В тот момент она нашла единственно правильное решение. Она не стала думать за Сашу, не стала уговаривать и приводить какие бы то ни было доводы в пользу ее выбора, а просто и внятно объяснила ей, что она сама вправе и в состоянии распорядиться судьбой своего будущего ребенка. И не сказала больше ни слова.
Сначала Саша просто опешила. Это казалось настолько диким, настолько несовместимым — случившееся несчастье, ее теперешняя жизнь, напоминающая жизнь растения в цветочном горшке, и ребенок. Ребенку нужна не просто физически существующая мать, ему нужна думающая, любящая, а главное, сильная мать. Растущее в ней существо Саша первоначально воспринимала как угрозу, как бомбу, угрожавшую разорваться изнутри и разрушить мир. Сможет ли она полюбить этого ребенка? Саша сомневалась в том, что после всего случившегося ее душа еще способна возродиться к какому бы то ни было чувству, не говоря уже о любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30