Две пары глаз смотрели на Сашу, и она не видела в них угрозы, однако почувствовала приближение чего-то нехорошего.
— Конечно, Евгений Петрович. Я думаю, даже более чем достаточно.
— Ну, поднимайтесь, Саша.
Саша, оттолкнувшись локтями, села на кушетке. В перевязочной было холодно, но в этот момент она вдруг почувствовала какую-то обжигающую волну, пробежавшую по всему телу. Несколько капель пота тут же выступили на лбу.
— Бинты больше накладывать не будем. Все швы уже зарубцевались. Никаких нагноений, все… Все отлично, можно сказать. Так что звоните своей подруге, пусть приезжает за вами.
— Вы что… Вы хотите сказать, что выписываете меня? Выписываете меня из больницы?
В тот вечер у нее случилась истерика. Вернувшись из перевязочной в палату, она упала плашмя на кровать и разрыдалась. Все то, что накопилось в душе за прошедшие несколько дней, бурным потоком вылилось наружу, и парализующее чувство страха полностью подавило собой все остальные мысли, чувства и желания. Она так сильно боялась будущего, чувствовала себя настолько беспомощной, что просто не знала, как быть дальше. Кажется, она обещала Кристине… Впрочем, не только и не столько Кристине, а прежде всего — самой себе, что поговорит с Денисом. Она откладывала этот разговор каждый день; каждую минуту думая об этом, обещала себе, что сделает это завтра. Здесь, в больнице, Саша чувствовала себя более защищенной. Возвращаться домой было страшно.
Накануне выписки к ней снова приходил следователь. Известие о том, что Андрей Измайлов находится в камере предварительного заключения, не произвело на Сашу никакого впечатления: она восприняла это совершенно равнодушно, словно то, что случилось, теперь уже ее совсем не касалось. Конечно, она боялась не его. Она боялась прежде всего самой себя, боялась предстоящей встречи с Денисом, его взгляда — того самого первого взгляда, который он бросит на ее изуродованное лицо. Этот взгляд — Саша знала — он решит все. Он даст ответы на все накопившиеся неразрешимые вопросы, один взгляд — на сотни вопросов. Только где найти силы дождаться этого взгляда, пережить эту секунду, которая перевернет всю ее жизнь?
Порой страх, наполнивший душу, снова заставлял ее вернуться к мысли о том, чтобы оставить все, как есть, ничего не рассказывать Денису — просто исчезнуть из его жизни и остаться в его памяти такой, какой она была прежде. Ведь изменилось не только ее лицо — теми же самыми шрамами была покрыта и душа. И принимая Сашу, он должен будет принять не только ее новый внешний облик, но и ее новую, израненную и исковерканную, изменившуюся душу. Это может оказаться для него непосильным.
Снова и снова, сотни, тысячи раз, она раздумывала над тем, как ей быть. Теперь, когда пришло время выписки и она созналась себе в том, что так до сих пор ничего и не решила, ей хотелось только одного — кричать, громко, во весь голос, чтобы хоть чем-то заглушить ту внутреннюю боль, которая разрасталась с каждым днем.
Внезапно, в тот момент, когда слезы уже почти высохли на глазах, а крики превратились в судорожные всхлипывания, она ощутила острую потребность увидеть свое лицо. За прошедшие дни она ни разу не думала об этом. Вернее, думала, но страшилась, гнала прочь от себя эти мысли, вспоминая то, что лишь однажды случайно увидела отраженным в стекле. В тот первый день, самый первый день ее пребывания в Мертвом Доме. С тех пор, заходя в перевязочную, она намеренно отворачивалась от шкафчика с медицинскими инструментами, чтобы случайно, ненароком, снова не столкнуться с собственным отражением. Теперь же ее желание увидеть свое лицо было настолько сильным, что заставило ее вскочить с потели и судорожно оглядеться по сторонам. Но в палате, конечно же, не было зеркала, а единственным предметом с отражающей поверхностью было оконное стекло, но воспользоваться им можно было только вечером. Ждать до вечера Саша не собиралась.
Быстрыми шагами она подошла к двери палаты, распахнула ее. В дальнем конце больничного коридора промелькнул силуэт медсестры.
— Зеркало! — громким, срывающимся голом прокричала Саша ей вслед. Та обернулась, окинула ее недоумевающим взглядом и, ничего не ответив, скрылась за дверью ординаторской. Саша слышала звук собственного сердца: сердце стучало в груди так, словно она только что закончила пробег марафонской дистанции.
— Черт! — досадливо выругалась она почти громко и, беспомощно оглядевшись по сторонам, решительно направилась к соседней палате. Зеркало было необходимо ей сейчас как воздух, а может быть, даже больше, чем воздух. Она распахнула дверь и как вихрь влетела в палату. На единственной кровати возле окна лежала пожилая женщина. Кажется, она спала, потому что глаза ее были закрыты. В другое время Саша повела бы себя более деликатно, но в ту минуту она жила только одним единственным стремлением. Подойдя к спящей женщине, она принялась тормошить ее.
— Зеркало, дайте мне, пожалуйста, зеркало! — настойчиво повторяла она до тех пор, пока та не открыла глаза. А, открыв, отшатнулась…
— У вас есть зеркало? Да что вы так испугались, я же не приведение, и не с того света вернулась, я живая!
— Нету… Нету у меня, дочка, зеркала, — пробормотала старушка, глядя все так же испуганно. Саша, поняв, что ничего не добьется, лишь досадливо махнула рукой и скрылась за дверью палаты так же стремительно, как и появилась. Коридор длинный, в конце концов, где-нибудь ей повезет.
Распахнув следующую дверь, она увидела трех женщин. Одна из них, молоденькая девушка с распущенными по плечам волосами, сидела на табуретке возле окна. Она сидела спиной в двери, но обернулась на звук в тот момент, когда Саша вошла в палату. Рыжие волосы тяжелой, блестящей в переливах солнечного света волной скользнули по спине. Девушка обернулась, и Саша, не веря своим глазам, увидела у нее в руке небольшой светящийся прямоугольник. В другой руке, кажется, была расческа. Но это было не важно — теперь она видела только зеркало, и шла, слегка пошатываясь, медленно, словно вслепую, на свет, отраженный им. Саша не видела лица той девушки, которая, замерев в тревожном ожидании, напряженно следила взглядом за странной сомнамбулической фигурой. Не видела, как что-то зажглось и тут же потухло в глазах этой незнакомой рыжеволосой обладательницы заветного светящегося прямоугольника, когда та увидела Сашино лицо.
Саша подошла и протянула руку, не в силах выговорить ни слова, надеясь, что ее желание и без слов будет понято. Она смотрела только на зеркало, напряженно пытаясь уловить в нем собственное отражение. Но у нее ничего не получалось.
— Зеркало, — выдавила она единственное слово и наконец перевела нетерпеливый взгляд на девушку, которая, казалось, никак не хочет ее понять. — Дай.
То, что произошло потом, казалось необъяснимым. Рука, держащая зеркало, слега дрогнув, опустилась вниз и скользнула за спину.
— Дай! — повторила Саша настойчиво и удивленно, не в силах объяснить себе странного поведения незнакомки. — Дай! — и потянулась вниз, к ней за спину, отчаянно пытаясь достать до зеркала, выхватить его из рук.
Две женщины, наблюдавшие за этой борьбой, сидели, словно оцепеневшие, не двигаясь и не произнося ни слова. Саша схватила девушку за рукав халата и изо всех сил отчаянно потянула наверх, но в тот же момент другая рука выскользнула из-за спины, взметнулась вверх. Саша устремилась за ней, но в ту же секунду, когда она уже почти дотянулась до зеркала, рыжеволосая девушка стремительно выбросила руку в приоткрытую створку больничного окна… И разжала пальцы.
Саша услышала, как зеркало упало на асфальт. Она смотрела впереди себя невидящими глазами, а потом вдруг схватила девушку за плечи и принялась трясти ее.
— Ах, ты! Зачем? Зачем ты это сделала! Ах ты! Гадина! — кричала она, не обращая внимая на мольбу, застывшую в глазах, неотрывно смотрящих на нее.
Чьи-то руки крепко ухватили ее сзади и принялись оттаскивать в сторону. А Саша сопротивлялась с такой силой, какой и не подозревала в себе до этих пор, и все повторяла бранные слова срывающимся, почти визгливым, неузнаваемым голосом…
Последующие события почему-то не сохранились в памяти. Очнувшись у себя в палате, она увидела знакомое лицо дежурного врача, который смотрел на нее тревожно и как-то странно.
— Все в порядке, Саша? С вами все в порядке?
Сколько раз за последнее время она слышала эти слова, сколько раз кивала головой в ответ на этот нелепый и бессмысленный вопрос. Что может быть в порядке у нее после того, что случилось? «Все хорошо» — отвечала она кивком головы, сама не понимая, что может быть хорошего и как вообще можно предполагать что-то хорошее в данной ситуации. Хотя с течением времени она научилась понимать, что вопрос, который так часто задают ей врачи, имеет совсем другой смысл — совсем не тот, который привыкла придавать Саша этому слову. И она мысленно «переводила» фразу на «больничный язык». «У вас ничего не болит?» — приблизительно таков был смысл этих слов, и только после того, как Саша мысленно произносила их в новом значении, у нее появлялись силы на то, чтобы кивнуть головой в знак согласия. Сейчас у нее ничего не болело, если не считать неприятных ощущений во внутренней области локтевого сгиба, куда ей, по всей видимости, укололи какое-то лекарство. Значит, с ней было все в порядке.
Врач задавал еще какие-то вопросы, что-то говорил, объяснял. Она забывала его вопросы и свои ответы в следующую секунду после того, как слова переставали звучать. Когда она наконец снова осталась в палате одна, воцарившаяся тишина показалась ей еще более страшной, лишенной какого бы то ни было смысла — точно так же, как звуки.
— Буянишь, говорят? — вдруг услышала она голос Кристины, которая появилась в палате совершенно незаметно и заставила Сашу вздрогнуть. Кристина улыбалась, и Саша, поймав эту улыбку, принялась напряженно вглядываться в ее глаза, пытаясь отыскать в них хоть каплю того страха, который был ей уже знаком. Она впервые увидела его в этот день в глазах окружающих людей — в глазах пожилой женщины из соседней палаты и той девушки, которая так отчаянно боролась за то, чтобы Саша не смогла увидеть в зеркале свое отражение. Кристина улыбалась, и Саша так и не смогла разглядеть признаков страха, несмотря на то, что подруга видела ее лицо без бинтов впервые. Кристина смотрела на Сашу так, как будто в ее лице ничего не изменилось, а если и изменилось, то это было не настолько ужасно, как она предполагала. Кристина смотрела так, как будто Саша была прежней — и на миг, совсем короткий миг, сумасшедшая мысль о том, что она и в самом деле осталась прежней, промелькнула в сознании.
— Чему ты улыбаешься? — удрученно спросила она, продолжая напряженно следить за выражением лица подруги. — Я такая смешная? Я похожа на клоуна, да?
— Я улыбаюсь, — Кристина медленно присела на край кровати, — потому что у меня хорошее настроение. Потому что тебя сегодня выписывают, а еще потому, что ты наконец ожила.
— Ожила? — насмешливо переспросила Саша, скривив губы.
— Ну да. Ты, по крайней мере, разговариваешь со мной. Ты подралась с девушкой из соседней палаты — это поступок.
— Господи, — пролепетала Саша, внезапно вспомнив все то, что произошло. — Нужно пойти извиниться.
— Да что случилось? Я толком ничего не поняла.
— Сама не знаю. Наваждение какое-то. В принципе, меня просто пожалели, а я среагировала неадекватно.
— Кто тебя пожалел?
— Эта самая девушка, из соседней палаты. Не хотела мне зеркало давать…
В этот момент Саша почувствовала, что ее желание увидеть себя зарождается внутри с новой силой.
— Зеркало? — услышала она голос Кристины и поняла, что молчит уже довольно долго.
— Кристина, послушай… Это глупо, я ведь все равно когда-нибудь себя увижу. Не сейчас, так через час. Я… Я тебе обещаю, я клянусь тебе, все будет нормально. Поверь мне…Кристина, пожалуйста, Кристиночка!
— Да о чем ты, Сашка? — Кристина, казалось, совершенно искренне не понимала смысла этой подобострастной преамбулы.
— Зеркало. Дай мне, пожалуйста, зеркало.
— Зеркало? Сейчас, — как ни в чем не бывало, Кристина расстегнула «молнию» на сумке и немедленно извлекла оттуда черную атласную косметичку.
Через минуту зеркало было у Саши в руках.
Распахнув дверь, Кристина огляделась по сторонам и, увидев Владимира, буквально рухнула ему на грудь. Плечи ее вздрагивали. Она плакала беззвучно, как будто потеряв голос, и он гладил ее по волосам, не зная, где найти слова, чтобы ее успокоить. Но все слова, все нужные и важные слова почему-то напрочь исчезли из его памяти, и он только повторял, в глубине души ненавидя себя за это глупое бормотание:
— Не плачь. Ну, не плачь, пожалуйста…
— Уеду, — она наконец подняла мокрое от слез лицо и посмотрела мимо, куда-то вдаль. — Уеду, завтра же. Не могу больше. Никаких сил не осталось.
— Уедешь? Куда ты уедешь? — удивленно спросил он.
— К себе, в Михайловку. Я же не местная. Просто училась здесь в университете, да и прижилась. Вернее, не прижилась. Совсем не прижилась, как ни старалась.
— Не местная, — после недолгого молчания проговорил Владимир и замолчал. Он почему-то сразу поверил в то, что так и будет на самом деле, что Кристина сегодня же, или, в крайнем случае, завтра, соберет вещи и уедет. Что Кристины больше не будет, и он останется — один. Что больше некому будет успокаивать его — каждый день, каждую минуту, как маленького ребенка. Невозможно было представить себе, что этой девушки, которую еще несколько дней назад он даже не знал, больше не будет в его жизни.
Он хотел сказать ей об этом, о том, что понял, только сейчас понял, насколько трудно теперь представить ему свою жизнь без нее. Но, как это обычно случается, не смог подобрать слов. С большим трудом он смог выдавить из себя только:
— Кристина, а как же… — и замолчал, уставившись на нее, не мигая, надеясь, что больше не придется ничего говорить, что она поймет его и скажет, что чувствует то же самое…
— Не знаю, — ответила она, вытирая застывшими руками слезы с лица, и он сразу догадался, что она сейчас говорит о Саше. — Понятия не имею. Но я ведь тоже не железная. У меня просто больше нет сил. Я не могу, не могу больше…. Если бы ты знал, каких усилий мне стоило сегодня увидеть ее и не закричать от ужаса. Она ведь без бинтов. Лицо все в шрамах. Глубокие, темно-бордовые, фиолетовые… Я даже представить себе не могла, что это будет настолько ужасно… А она — смотрит на меня, глаза все те же, представляешь себе ее синие глазищи? Смотрит, живая, а я не могу, мне провалиться хочется. Исчезнуть, в воздухе раствориться. Знаешь, в ту минуту, когда я ее увидела, подумала — уж лучше бы я не жила на свете. Лучше бы меня совсем не было, чем такое! Господи, у меня нет больше сил. Нет сил больше.
— Кристина, — он снова притянул ее к себе, и она подалась, легко, не сопротивляясь, спрятала свое лицо у него на груди. — Кристина, прости меня.
— Тебя? За что, Володя? — тихо спросила она, не поднимая глаза. — Если бы не ты, я бы, наверное, точно с ума сошла.
Он вздрогнул от этих неожиданных слов и не поверил ей. Почему-то казалось, что Кристина снова, как обычно, как всегда, просто утешает его. И от сознания этого ему стало еще тяжелее. Чувство вины перед этой девушкой стало еще более ощутимым.
— Не правда. Все это время я вел себя, как сопливый мальчишка, как слабый ребенок, а ты… Ты даже представить себе не можешь, какая ты. Необыкновенная. С тобой все кажется… светлым.
Она отстранилась и, глядя мимо него, прошептала:
— Не могу. Боюсь туда возвращаться. Знаешь, когда я дала ей зеркало…
— Ты дала ей зеркало?
— Она меня попросила. Сама попросила. Она сегодня с девушкой из соседней палаты подралась. Из-за зеркала.
— Саша? — Владимир не мог поверить ее словам.
— Саша, — кивнула Кристина. — Знаешь, все это время она как замороженная была. А сегодня — не знаю, что на нее так подействовало, наверное, известие о выписке. Сегодня она — как сумасшедшая. Она вся — другая. Вся, только глаза остались. Я так боюсь за нее. Я не знаю, как себя вести. Не знаю, что говорить, что делать, а чего не делать. Она попросила зеркало — и я ей дала.
— И как она?
— Она… Она взяла зеркало, поднесла к лицу, стала смотреть… О, Господи!
Дрожащими пальцами Кристина достала из сумки пачку сигарет. Владимир помог ей прикурить и молча ждал, когда Кристина снова сможет говорить.
— Знаешь, с этого момента стало вообще ничего не понятно. Она смотрит и смотрит. Не знаю, сколько времени прошло, а она все смотрит, не мигая. А я стою и чувствую, что у меня ноги подкашиваются. Как это я на пол не свалилась. Она долго так смотрела, очень долго. Ни слова не сказала, даже не вздохнула ни разу. Потом опустила зеркало вниз, посмотрела на меня. Только знаешь, как будто и не на меня. И улыбнулась… Улыбнулась так просто, как будто снова свои стихи где-то услышала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30