Она с жаром объясняла им, что всегда успеет насидеться за бумажками, это никуда не денется. А пока она молода, свободна и полна сил, ей хочется увидеть мир. Ну когда еще ей представится возможность побывать в Африке, увидеть все своими глазами, и не из окна посольского офиса, а изнутри. Надо сказать, что авантюрная жилка была присуща всем членам ее семьи, и наконец они сдались.
Все знакомые были тут же поставлены на уши, и вскоре Наташу познакомили с Борисом Львовым, бывшим корреспондентом ТАСС в Нигерии. Он вернулся из Лагоса год назад, а до этого провел там в общей сложности лет семь, знал об этой стране все, что только можно, и даже больше и был для Наташи сущей находкой.
Она хорошо помнила их первую встречу. Дверь ей открыл худощавый невысокий человек лет сорока с узким интеллигентным лицом.
— Ты Наташа Преображенская? — спросил он с порога. — Аркадий звонил мне насчет тебя. — И, помогая ей снять пальто, добавил: — Ничего, что я на ты? Старая журналистская привычка.
— Ничего, — ответила, осматриваясь, Наташа. Она понятия не имела, кто такой Аркадий. Наверное, какой-то знакомый знакомых еще одних знакомых. Впрочем, это ее совершенно не смущало. Она во всё глаза смотрела по сторонам. А смотреть было на что. Небольшая прихожая с полу до потолка была сплошь завешана деревянными масками, чучелами крокодилов и какими-то странными круглыми резными щитами, черными и красными.
Заметив ее изумленный взгляд, Борис довольно улыбнулся.
— Нравится?
— Невероятно! — потрясенно выдохнула она. — Настоящий музей африканских искусств. А что это такое? — спросила Наташа, указывая на щиты.
— Калабаши. Их делают из высушенной тыквы, покрывают резьбой и красят.
— Ничего себе тыквы!
— Это еще не самые большие. Из тыквы делают все, что угодно, даже сосуды для воды и погремушки. Пойдем в комнату, все самое интересное у меня там.
Следующие несколько часов пролетели как один миг. Он показал ей все свои сокровища: маски, деревянные фигурки, поражающие своим изяществом, литые бронзовые безделушки, батики, картины на ткани, расписанные особым способом, женские украшения, расшитые бисером. И рассказывал, рассказывал, рассказывал. О древней истории этой страны, о кровавой гражданской войне, о банановых рощах и плантациях ананасов, о криках обезьян в джунглях и публичных расстрелах на лагосском пляже Бар-Бич. О народах Нигерии, йоруба, хауса, ибо и многих, многих других. Лицо его горело таким вдохновением, что стало почти красивым.
— Ты так любишь Нигерию. Почему ты уехал оттуда? — спросила Наташа, опускаясь в кресло.
Он вытащил из бара бутылку коньяка, приглашающе выдернул пробку и плюхнулся в кресло напротив.
— Жене надоело, — коротко ответил он.
Наташа обвела взглядом комнату и, не обнаружив никаких следов женского присутствия, вопросительно подняла брови. Он криво усмехнулся:
— Мы разошлись сразу же после приезда сюда. Теперь мне в Африку путь закрыт. Ты же знаешь, что в нашей системе с этим строго, — горько добавил он.
Наташе не нужно было ничего объяснять. Она выросла в семье дипломата.
— Вот, коньячком утешаюсь. — Борис наполнил янтарной жидкостью две рюмки. — За тебя и Африку! — Он ловко опрокинул рюмку, Наташа слегка пригубила из вежливости. Она не любила крепких напитков. Борис налил себе еще и внимательно посмотрел на Наташу. — Ты очень красивая. Очень. И невероятно сексуальная. Не обижайся. Я сражен наповал. И еще мне с тобой легко, поэтому скажу, что думаю.
Наташе стало слегка неуютно. Никто еще не говорил ей таких вещей, особенно практически незнакомые люди. Она вдруг занервничала и посмотрела по сторонам, ища предлога, чтобы уйти.
Борис каким-то шестым чувством понял ее состояние. Он потянулся через стол и накрыл ее руку своей. Наташа вздрогнула.
— Не надо. Не надо меня бояться. Тебе здесь ничего не угрожает, хотя, не скрою, больше всего сейчас мне бы хотелось, чтобы ты осталась у меня.
Наташа неловко высвободила руку и почему-то спрятала ее за спину. Борис выпил еще, откинулся в кресле и закурил.
— Мне, пожалуй, пора, — храбрясь изо всех сил, сказала она. — Спасибо, что потратили на меня столько времени.
— Никогда еще не получал такого удовольствия, — пробормотал Борис и, увидев, что она встает, схватил ее за руку. — Сядь, перестань дергаться и слушай. Хочешь хороший дружеский совет?
— Конечно.
— Не езди туда. Съедят.
Зеленые глаза Наташи изумленно раскрылись.
— Я не в этом смысле, — хохотнул он. — Случаев каннибализма среди местного населения уже давно не наблюдается. Наши, наши съедят. — Наташа недоверчиво посмотрела на него. — Ты знаешь, что такое советская колония за рубежом? Замкнутый мир, где все друг друга знают, томятся и изнывают от скуки и пьянства. Сплетни, склоки, подглядывание в замочную скважину и перемывание чужого грязного белья. Представь себе: месяцами ничего не происходит, все варятся в одном котле. Только и разговоров, кто, что, где купил да кто, с кем, когда переспал.
— Я еду туда работать, — с достоинством сказала Наташа. — Все остальное меня не интересует.
— Дурочка! — убежденно сказал Борис. — Жизнь есть жизнь, и никуда от этого не деться. Ты же там будешь как вечный раздражитель, они, как мухи на мед, к тебе слетятся. Положит на тебя глаз какой-нибудь тамошний начальник, будет таскать тебя везде с собой. А куда ты денешься? — воскликнул он, заметив протестующий жест Наташи. — Ты же переводчица. Начнет возить по командировкам, тискать по углам. Добрые люди тут же оповестят его женушку, она накатает на тебя телегу, и вышлют тебя, голубушку, за аморалку, охнуть не успеешь.
— Я сумею за себя постоять, — убежденно сказала Наташа. Борис только рукой махнул.
— Упряма, как мул. Вот и говори с такой.
В комнате повисла напряженная тишина. Было слышно только, как тикают часы на стене.
— Ладно, — сказал наконец Борис. — У меня там остались друзья. Юра Майский, советник-посланник, большая шишка, и его жена Ирина. Дам тебе для них письмо. Хорошие ребята, помогут, если что.
Наташа встала и пошла к двери. Борис помог ей надеть пальто, обнял за плечи, легко прижал к себе. Нежный аромат ее волос приятно щекотал ноздри.
— Подумай над тем, что я сказал, не торопись. Ты еще так молода.
Наташа кивнула и исчезла за дверью.
— Подожди, я провожу тебя! — крикнул ей вслед Борис, но ее уже не было.
Он услышал лишь стук ее каблучков по лестнице. Она не стала дожидаться лифта.
— Идиот, старый дурак, болван, — бормотал Борис. Ему вдруг стало невыносимо больно, как будто он упустил что-то очень важное. Он тяжело опустился в кресло и налил себе еще коньяка. Комната еще жила незримым присутствием Наташи. Он посмотрел на золотую жидкость в рюмке. — Это все, что тебе осталось, старый пьяница. — Он допил коньяк и принялся писать письмо в Лагос.
Наташа забрала письмо через несколько дней. Ничего примечательного «не произошло. Они встретились у метро, перекинулись парой вежливых фраз и разошлись. Больше они не виделись.
Наташа с головой окунулась в предотъездные хлопоты. Надо было еще так много успеть, что не было времени особо раздумывать над его словами. С присущей юности самонадеянностью Наташа была уверена, что все проблемы разрешатся сами собой. Жизнь представлялась ей одним большим праздником.
И вот теперь, вдыхая тяжелый, напоенный влагой воздух незнакомой страны, она вспомнила их разговор и на мгновение усомнилась. А что, если он был прав? Что ждет ее здесь?
Наташа прилетела вместе с группой строителей. Со многими из них она успела познакомиться во время полета. Это были простые, грубоватые парни, в основном из нефтяных районов Сибири и Татарии. Для них это была первая и, вероятно, единственная возможность вырваться из нищеты. Они ехали сюда с твердым намерением накопить денег и, вернувшись в Союз, хоть немного пожить по-человечески. Ради этого дома оставались жены, дети, ради этого они готовы были жертвовать здоровьем, экономить буквально на всем и работать, работать, работать.
— Не дрейфь, Наталья, — сказал ей один из них, огромный детина, прораб из Нефтеюганска. — Намолотим здесь деньжищ, вернемся домой и загуляем, аж небесам жарко станет. Ты последи пока за вещами, мы живо все перекидаем.
Они действительно быстро управились, погрузились в поджидавший их автобус и поехали. Дорога была темна, ни огонька кругом. Сколько ни напрягай глаза, все равно ничего не увидишь, кроме плотного переплетения по обочинам ветвей, серебрящихся в свете фар. Наташа почувствовала, как от монотонного покачивания у нее слипаются глаза. Она поудобнее устроилась на жестком сиденье, усталость душным ватным одеялом навалилась на нее.
Вдруг что-то просвистело над ухом, метнулась чья-то тень. Наташа вздрогнула и чуть не ударилась головой о спинку переднего сиденья. Вокруг захохотали. Она увидела у себя под ногами, среди ящиков, какого-то человека. Он улыбался ей, потирая ушибленную шею.
— Видите, не успели вы приехать, а я уже у ваших ног. — Он выкарабкался из ящиков и опустился на сиденье рядом с ней. — Хотел всех обойти и первым познакомиться с вами, а первопроходцам всегда достаются синяки и шишки. Это уж тем, кто следом, пироги и пышки. — Он снова потер шею. — Владимир Дронов, переводчик, для своих просто Вова.
— Наташа.
— Я знаю. Наташа Преображенская, коллега по цеху. Я, как всегда, крутился в секретарской, когда пришел телекс про вас. Все просто на ушах стояли, когда его прочли. Еще бы! Выпускница МГИМО! Что вас занесло в нашу глухомань?
— Жажда приключений.
— Вот это да! Первый раз такое слышу. Впрочем, этого добра здесь хоть отбавляй, мало не покажется. Кстати, по агентурным данным, вас для себя застолбил сам Первенцев. После проверки, естественно.
— Это кто такой? — нахмурила брови Наташа. Тень Бориса Львова незримо проплыла перед ней.
— Вы не в курсе? Первенцев Павел Иванович, коммерческий директор строительства, подпольная кличка Шкаф. Вот уж с кем не соскучишься. Затаскает по переговорам.
— Ну, мне это как раз на руку, я ведь сюда работать приехала.
Володя насмешливо посмотрел на нее и забавно покрутил усами.
— Н-да-а-а… Значит, к вам на хромой козе не подъедешь? Серьезная девушка.
— Очень, — улыбнулась Наташа. Ей нравился этот худощавый белокурый парень, нравился его насмешливый взгляд, легкий треп, быстрая, обаятельная улыбка. Она почему-то знала, что они одного поля ягоды, что они поймут друг друга и станут друзьями, знала, что ему можно доверять, просто знала, и все.
— А черный хлеб вы хоть привезли? — спросил Володя тоном, каким говорят: «С паршивой овцы хоть шерсти клок».
— И не только его, — рассмеялась Наташа. — Заходи завтра вечером и приводи своих близких друзей. Отметим мой приезд, а заодно и познакомимся.
Володя ухмыльнулся и понимающе кивнул, давая ей понять, что оценил ее тонкий ход.
— Нам еще долго ехать? — спросила Наташа.
— От Икороду минут двадцать. Икороду — это маленький городок, самый близкий к нашей площадке источник цивилизации. Цивилизации по-нигерийски, — пояснил он.
— А что это значит?
— Сама увидишь. Рассказать невозможно.
— Мне надо поскорее выбраться в Лагос. Я привезла письма для посольских.
Володя приподнял брови.
— М-м-м, влиятельные друзья. Неплохо для начала.
— Да какие там друзья. Просто знакомые знакомых. Володя понизил голос и заговорщически прошептал:
— А вот об этом никому не говори. Пусть думают, что у тебя обширные связи. — И, заметив недоумевающий взгляд Наташи, пояснил: — Так спокойнее.
Она снова вспомнила Бориса и разговор с ним, но решила отложить обсуждение этой темы на потом. Автобус быстро проскочил скопление темных невысоких домов. Кое-где в окнах горели керосиновые лампы.
— Икороду. Теперь уже скоро, — заметил Володя.
— А что, здесь даже электричества нет?
— У многих нет, а остальные экономят. Дорого, да и отключают постоянно.
— А на площадке? — спросила Наташа, уже усвоив местную терминологию.
— У нас с этим все в порядке. На случай перебоев есть своя маленькая электростанция.
— А что там еще есть?
— Бассейн, бар, столовая, но это на крайний случай, если сама готовить не любишь. Еда вполне общепитовская. Спортивная площадка, короче, жить можно.
— Неплохо. Это звучит лучше, чем я ожидала.
— Звучит. Тоненько сказано.
— Я же сама еще ничего толком не видела. Кстати, ты не сказал мне о Лагосе. Как туда попасть?
Володя почесал в затылке.
— На попутной машине. Можешь считать, что тебе крупно повезло. Я завтра с утра поеду в Лагос. Могу и тебя прихватить. Но сначала надо испросить разрешения генерального, ну, генерального директора.
— А он разрешит?
— Это вопрос. Скорее всего он предложит тебе передать письма через меня или еще кого-нибудь.
— Логично, но мне непременно нужно передать все самой.
Наташе хотелось поскорее познакомиться с Майским и отдать ему письмо Бориса из рук в руки. Да и столицу не мешало бы посмотреть.
— Придумай что-нибудь. Времени до завтра у тебя достаточно, но учти, он человек настроения.
— Генеральный?
— Угу.
— Как его зовут?
— Степан Антонович Поздняк. Он откуда-то с Украины и, как все хохлы, жутко упрямый. Скажет «нет», значит, «нет». Он здесь недавно, всего два месяца, поэтому пока самоутверждается.
— А до него?
— До него был Шафран. И знаешь, что я тебе скажу, — Володя окинул ее оценивающим взглядом, — тебе крупно повезло, что ты его не застала.
— Это еще почему?
— Очень до женщин был охоч. Ни одной юбки не пропускал. Страшное дело. Всех хорошеньких переводчиц распихал по трассе и наезжал в командировки. Так и скакал то в Бенин, то в Варри.
— А жена?
— А что жена? Она с площадки ни ногой, все здесь за ним секла.
— А эти девушки, переводчицы, все как одна соглашались?
— Не знаю, лично со свечкой не стоял. Да и что поделаешь? Чуть что не так, вышлют в двадцать четыре часа, а люди сюда деньги зарабатывать едут.
— И высылали?
— Один раз было. Тут одна вздумала пожаловаться послу, так Шафран ее так расписал, что пробы негде ставить. И выслали.
— И никто ее не защитил? — потрясенно спросила Наташа.
— Легко сказать. Все тряслись, как при Сталине. Своя рубашка ближе к телу.
Наташа живо представила себя на месте незнакомой девушки. Мурашки пробежали по коже. Оболганная, одинокая, беззащитная. Страшно. Тут автобус резко свернул и запрыгал по усыпанной щебенкой подъездной дороге. Водитель притормозил у затянутых толстой металлической сеткой ворот и посигналил.
Все вокруг как вымерло. Он посигналил еще раз, более настойчиво. Никакого эффекта. Из сторожевой будки у ворот не доносилось ни звука. Еще сигнал, еще. Тишина.
— Шурики в своем репертуаре, — заметил Володя. — Как всегда, дрыхнут на посту.
— Шурики?
— Здесь так нигерийцев называют, сам не знаю почему. Когда я приехал, словечко уже гуляло вовсю, авторство не установлено.
— А они не обижаются?
— Нет. Наверное, считают, что это по-русски значит «африканец». А они белых называют «оибб». Это на местном языке йоруба «человек без кожи». Мы же не обижаемся. Черт, — с досадой добавил он, — придется опять через забор лезть.
— Уже бывало?
— И не раз. И все время я нарываюсь.
Наташа вдруг рассмеялась. Володя озадаченно посмотрел на нее.
— Я вспомнила одну смешную историю. По-арабски «доброе утро» будет «сабаху ль хейр». Так вот, в Ираке один наш завхоз приходил в магазин и с порога кричал продавцам, пардон: «Собачий хер!» Они от его арабского были просто в восторге.
Володя оглушительно расхохотался. Как будто в ответ на его смех дверца будки распахнулась и к воротам ленивой походкой подошел человек в измятом белом балахоне и высокой круглой шапочке, чудом державшейся на его коротко остриженной курчавой голове. На плече болталось потертое охотничье ружье. Лязгнул замок, и ворота медленно поползли в стороны.
Автобус взревел и въехал на территорию площадки.
— Останови! — закричал водителю Володя. Тот ударил по тормозам, и автобус встал как вкопанный. Он потянулся через Наташу к окну и подозвал сторожа. — Опять спишь на посту? — обратился он к нему по-английски. — Сколько раз тебе говорил: «Не спи, бди!» Ты же охранник. Смотри, пожалуюсь маета Жене, своих не узнаешь!
Сторож забормотал что-то невразумительное. Автобус тронулся.
— А кто это Женя? — полюбопытствовала Наташа.
— Женя Прохоров, здешний завхоз. Он ими командует. Да только без толку все это. Одного уволят, другой такой же придет. Одно слово, шурики. Нам их не понять.
Володя встал и подошел к водителю.
— Давай сначала девушку доставим. Притормози у розового корпуса.
Автобус остановился у длинного одноэтажного здания, похожего на барак. Он был вторым по счету. Дальше в темноте белели еще пять или шесть таких же.
— Все, прибыли, — сказал он Наташе. — Покажи свои вещи.
— Спокойной ночи, ребята. — Она махнула рукой остальным. — Еще увидимся.
Володя уже открывал ключом дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23