Крошечное оконце под самым потолком почти не пропускало света.
Колени подогнулись, и Наташа безвольно опустилась на циновку в углу. Страшная реальность открылась ей. Одно слово прояснило все. Джеледе. Ее похитили. Джеледе. Значит, Леке-Леке действительно существует. Он организовал все это, а она, как полная дура, помогла ему. Он сказал, что она сама придет к нему. Почти так и вышло. И теперь…
Наташа застонала и тут же заткнула себе рот кулачком. Никто ничего не должен слышать. Помощи ждать неоткуда, полагаться надо только на себя.
Она заставила себя встать и принялась ощупывать стены. Ни щели, ни лазейки. Ничего. «Действуй, делай что-нибудь, чтобы не раскиснуть», — твердила себе Наташа. Нащупав неровность в стене, она принялась усердно ковырять ее ключом, только для того, чтобы занять чем-то руки и голову. Глина была тверда, как камень.
Ей удалось отколоть лишь несколько маленьких кусочков, когда звук открывающейся двери отвлек ее и заставил бросить работу.
Вошли две женщины, еще довольно молодые, судя по голосам. Они односложно переговаривались на йоруба.
— Эка але! — сказала Наташа, вымученно улыбаясь им. Жаль, что она не занялась как следует йоруба. Сейчас это могло бы пригодиться.
— Эка але, оибо мадам! — пропела одна из них.
Другая промолчала. «Что она так странно смотрит на меня? — подумала Наташа. — Она вообще какая-то странная. На нигерийку не похожа. Прямые, даже на вид мягкие волосы, тонкий, слегка вздернутый нос, круглые глаза. Господи, да она же белая, или по крайней мере отчасти белая!»
В сгущающемся мраке цвет кожи женщины невозможно было определить из-за темного загара или, может быть, от грязи. Под свободной яркой хламидой угадывалось худое тело с отвислой грудью.
Они поставили на пол дымящееся блюдо ямса и лепешек и пластиковую бутыль с водой и присели у порога.
— Джово, — сказала первая, указывая на блюдо.
— Я не голодна, — ответила Наташа и, чтобы убедиться, что ее понимают, спросила: — Вы говорите по-английски?
— Я говорю, а она нет.
Это произнесла вторая из женщин. Надтреснутый, хрипловатый голос, мягкий, знакомый акцент.
— Как вас зовут?
— Тамара.
— Вы… русская?!
— Д-да.
— Я тоже. Меня зовут Наташа. Но как… почему вы здесь? Тамара повернулась к нигерийке и сказала ей несколько слов на йоруба. Та встала и вышла.
— Нельзя говорить при ней. Я попросила ее принести воды, чтобы умыться. Как вы сюда попали?
— Я… Меня похитили и привезли сюда насильно. Я работаю переводчицей на строительной площадке под Икороду.
— Знаю. Русская деревня, так ее здесь называют.
— Это далеко?
— Километров сорок. Наташа, Наташа, Наташа. — Она выговаривала слова медленно и бережно, словно смакуя. — Я думала, никогда больше не поговорю по-русски. Последний раз — три года назад.
Голос ее задрожал. Глаза подозрительно заблестели.
— Я из Раменского. Это…
— Под Москвой. Я знаю. У моих друзей дача в Кратово. Я у них гостила прошлым летом.
— А сама откуда?
— Из Москвы.
— Москва. Да-а-а. Другая жизнь.
— Как это с тобой случилось? — Наташа и сама не заметила, как перешла на ты.
— А как это случается со всеми молодыми дурами? Выучилась на парикмахершу, уехала в Москву. Ходили с подругами на вечера в Лумумбу. А как же? Они там все такие… оттянутые, да? Раскованные, доллары, шмотки, то да се. Познакомилась с Виктором. Виктор Таким — это мой муж, чтоб его, — сказала она беззлобно. — Надо же, даже ругать его не могу, перегорело все. А завелась я тогда здорово. Мечтала за границу уехать. Лазала к нему в окно. У них в общежитии такая ведьма на входе сидела, ни войти, ни выйти.
Наташа подошла и присела возле нее. Интересно, сколько ей лет? По рассказу не больше тридцати, а на вид за сорок.
— Поженились мы. В Грибоедовском. Цветы, марш Мендельсона. На руках меня носил. А приехали сюда, все пошло прахом. Его мамаша и вся семейка на меня ополчились. Чужая. Они для него уже другую невесту подыскали. А я была с пузом. Как разродилась, ребенка отобрали, а меня то ли продали, то ли так отдали моему нынешнему. Вот, считай, три года я здесь.
— Почему ты не пошла в посольство? Ты же советская гражданка?
— Да какая там гражданка? Кому до меня есть дело? Пока очухалась, уже поздно было.
— Помоги мне выбраться отсюда. У меня в посольстве есть знакомые. Они тебя вытащат.
— Да говорю тебе, поздно. У меня дети. Двое. Куда я без них?
— И детей тоже.
— Сама не знаешь, что говоришь. Они же нигерийцы. А значит, и я. Нет, видно, судьба у меня такая.
Тамара спрятала лицо в ладони. Наташа обняла ее за безвольно опущенные плечи. Жалость душила ее. Как страшно, когда ничего нельзя изменить.
— Наташа, Наташа, что с тобой-то будет? — пробормотала Тамара в сомкнутые руки. — Тебя ведь ждет то же.
— Ты что-то знаешь?
— Все знают. — Тамара вздохнула. — Леке-Леке приведет белую Джеледе, она родит вождя. Так вот.
— Чепуха!
— Может, и чепуха, но ты ведь здесь.
— Помоги мне, Тамара!
— Знаешь, я сначала обрадовалась. Думала, будет у меня подружка, такая же, как и я. А теперь смотрю на тебя, и так мне тебя жалко, мочи нет.
— Помоги.
— Боюсь я. Леке-Леке — здешний колдун, что-то вроде шамана. Очень могущественный человек. Никто его ослушаться не смеет.
— А где он теперь?
— Не знаю. Завтра появится, уж будь спокойна.
— Значит, мне надо уйти сегодня ночью.
— Не выйдет. Тебя будут сторожить. Как ты думаешь, почему я здесь?
— Что же делать?
— Я завтра утром с другими женщинами буду на базаре в Икороду продавать ямс и бананы. Жить-то надо.
Наташа схватила ее за руку.
— Позвони по телефону на площадку. — Наташа назвала номер. — Спроси Майкла Джонса и объясни ему, где меня найти. Майкл Джонс, запомнила?
— Запомнила. Дружочек твой?
— Дружочек. — Наташа зажмурила глаза и сжала кулаки, чтобы не расплакаться. — Сможешь?
— Смогу. Только ничем он тебе не поможет.
Иннокентий, с трудом скрывая торжество, поднялся навстречу Первенцеву.
— Как это на работу не вышла? Не понял.
— Звездная болезнь, по-видимому. Считает, что ей закон не писан.
— Погоди, погоди. — Первенцев поморщился. — Домой к ней ходили? Может, она заболела?
— Я сам и ходил. Стучал, кричал, не отвечает.
— На нее не похоже. Должна же быть какая-то причина. — Первенцев ничего не мог понять.
— Ее со вчерашнего вечера никто не видел. Даже Лола, ее неразлучная Санчо Панса, только руками разводит. А может, темнит, прикрывает подружку, откуда я знаю?
Первенцев пристально посмотрел на него из-под насупленных бровей. Ему решительно не понравился тон, каким это было сказано.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, перебрала вчера, теперь отсыпается где-нибудь.
— Ты, это, не увлекайся, Иннокентий. Кхм-гм. И вызови ко мне завхоза.
Но Женя ничего не прояснил, только еще больше запутал. Наташу он не видел и ничего о ней не знает. Машину она не просила и вообще с утра не появлялась. Кроме того, сообщил он, Бамиделе тоже на работу не приехал, хотя должен был.
— У тебя ведь есть дубликаты всех ключей? — устало спросил Первенцев.
— А как же.
— Если в течение часа-двух ничего не прояснится, вскроешь ее комнату.
Последний вопросительный знак в этой истории поставил Петька. Когда до него неизвестно каким образом дошла весть об исчезновении Наташи, он сам заявился в кабинет Первенцева со шваброй наперевес. Из его сбивчивого рассказа стало ясно, что Наташа уехала вчера вечером с Бамиделе, чтобы «стать мадам-драйва». Мадам хотела взять его с собой, но Бамиделе не позволил.
Наташа пошевелилась, пытаясь вернуть чувствительность рукам и ногам. После долгой бессонной ночи на жесткой циновке все тело нестерпимо болело, шея онемела, в глаза будто песок насыпали.
Тамара ушла вскоре после их разговора. Вернулась другая женщина, и больше говорить они не могли. Наташа умылась в облупленном тазу и прилегла на циновку, пытаясь заснуть. Но сон не шел. Мысли, одна другой страшнее, роились в мозгу и кусали, как разъяренные пчелы. Она все яснее осознавала безвыходность своего положения.
Ее стражница неподвижно сидела на пороге, привалившись спиной к дверному косяку. За всю ночь она ни разу не пошевелилась. Наташа не знала, спит она или нет, но ей мерещилось, что она неотступно следит за ней из-под полуопущенных век.
Время тянулось невыносимо медленно. Прошло всего двенадцать часов с того рокового момента, когда она, ничего не подозревая, села в машину Бамиделе. Как она кляла себя сейчас за свое легкомыслие! Не расспросила его ни о чем, никого не предупредила. Сама, своими собственными руками загнала себя в угол, из которого нет выхода.
«Выход всегда есть», — сказал ей когда-то Майкл. Он был прав, ее единственный, неповторимый мужчина. Выход есть. Уродливый, страшный. Смерть.
Она не смирится, как Тамара. Она найдет в себе силы бросить вызов судьбе.
Утро уверенно вступило в свои права. Деревня давным-давно пробудилась от сна. За окошком кипела чужая и такая узнаваемая жизнь. Заплакал младенец. Что-то уныло проблеяли козы. Собака хрипло закашляла в ответ. Хрустальный шум льющейся воды, гортанные восклицания женщин, мужской смех.
Слушай, слушай, Наташа, наслаждайся. Недолго тебе осталось. Она сидела на циновке, плотно обхватив руками колени. Нервы были натянуты до предела, вот-вот сорвутся. Ожидание развязки хуже самой развязки. Уж лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Шум, тяжелые шаги. Огромная фигура заслонила дверной проем. Наташу бросило к стене. Она ощутила спиной ее шершавую поверхность и на мгновение будто увидела себя со стороны. Безумные глаза, разметавшиеся волосы, перехваченное спазмой горло. Княжна Тараканова в каземате Петропавловской крепости.
— Не подходите ко мне! — сдавленным голосом прокричала она. — Я — советская гражданка. Вы дорого заплатите за это.
Лицо его ничего не выражало, будто высеченное из камня. Живыми были лишь глаза. Как два огромных раскаченных угля, они впились в ее лицо и жгли, жгли нестерпимо. Последние остатки воли покинули ее. Она уже не помнила, кто она и откуда.
Наташа отделилась от стены и стояла, покачиваясь, как цветок на ветру. Светившийся плотный воздух, казалось, поддерживал ее. Захоти она, и могла бы лежать на нем, как в гамаке.
Пальцы скользнули к плечам и стянули вниз бретельки. Платье, еле слышно вздохнув, опустилось на пол. Не отрывая глаз от Леке-Леке, Наташа переступила через трусики и выпрямилась. Нагота совсем не смущала ее. Напротив, она вдруг ощутила небывалую свободу, как будто избавилась от всего лишнего.
Эгун пришел за своей Джеледе. Она принадлежит ему по праву. Она ждет, она хочет его. Пьянящая сладкая тяжесть разлилась по всему телу. Наташа шагнула к нему и потянула за край материи, обвивавшей его талию. Трепещущие пальцы заструились по напрягшимся мышцам груди, по животу, ниже, ниже.
Леке-Леке зарычал и стиснул ее своими огромными ручищами. Вдруг что-то сдвинулось, вспыхнуло, взорвалось в ее мозгу. Прикосновение чужих рук разбудило ее. Наташа отчаянно забилась, пытаясь вырваться.
— Майкл! — закричала она. — Майкл! Я здесь! Высокая фигура метнулась к ним от двери. Неожиданный удар сшиб с ног. Леке-Леке, падая, выпустил Наташу, и она откатилась в сторону.
Двое мужчин, намертво сцепившись, распростерлись на полу. Расширившимися от ужаса глазами Наташа наблюдала за ними. Майкл напал неожиданно и застал Леке-Леке врасплох, но ненадолго. Он моментально пришел в себя и, стряхнув противника, вскочил на ноги.
Пригнувшись и изготовившись к броску, они кружили по комнате, как два зверя, готовые биться до последнего.
— Майкл, не смотри ему в глаза! — крикнула Наташа. Страшный удар отбросил его к стене. Леке-Леке прыгнул следом, намереваясь добить врага. Нога его просвистела прямо над ухом Майкла и размозжила бы ему голову, если бы тот вовремя не увернулся. Он подсек Леке-Леке ногами, и они покатились по полу.
Наташа увидела, как его огромные ладони сомкнулись на шее Майкла. Еще немного — и он задушит его. Наташа подскочила и замолотила кулачками по спине Леке-Леке. Тщетно. С таким же успехом она могла бы колотить гору.
Тут взгляд ее упал на валявшийся в углу таз. Наташа схватила его и со всего размаха опустила на голову Леке-Леке. Он вздрогнул и обмяк.
Майкл, тяжело дыша, выбрался из-под его бесчувственного тела.
— Бежим!
Наташа покачнулась и рухнула на пол. Силы вдруг оставили ее. Майкл подхватил ее на руки и выскочил на улицу. В два прыжка одолев расстояние до машины, он закинул ее на сиденье и сел за руль.
Десятка два людей столпились вокруг, но никто не пошевелился, чтобы остановить их. Безмолвно смотрели они вслед удаляющейся машине.
Было так странно лежать на заднем сиденье. Весь мир, перевернутый, безумный, мелькает перед глазами. Иногда Наташа проваливалась в странное полузабытье, не сон, не явь, а так, мир теней.
Там она была независимой и сильной, никто не посмел бы диктовать ей свою волю. Размахнувшись, она ударила Леке-Леке ногой в пах. Он согнулся со стоном. Этой секундной передышки ей хватило, чтобы выхватить неведомо откуда крошечный кинжал. Его смертоносное жало сверкнуло на солнце. Божественная толедская сталь, ступай по назначению! Она всадила кинжал прямо в его красный, пылающий глаз. Кровь, стук падающего тела. Он больше не смотрит на нее.
— Я убила его.
— Что ты сказала?
Майкл полуобернулся к ней через плечо. Это были ее первые слова.
— Я убила его.
— А вот это вряд ли. Он, наверное, уже очухался.
— Я убила его, — повторила Наташа. — Убила его в себе. Он больше не смотрит на меня.
— Отлично. Значит, ты свободна.
Майкл наблюдал за ней в зеркальце заднего вида. Она неторопливо натягивала на себя его рубашку. Лицо побледнело и осунулось, вокруг глаз залегли темные тени, свидетельство бессонной ночи. Непостижимо! Она была куда прекраснее, чем всегда.
— Хорошая у тебя рубашка.
— Тебе нравится? Она твоя.
— Спасибо. Я буду ее носить как платье. Удачно съездил?
Майкл озадаченно хмыкнул. Загадочные существа эти женщины, загадочные и прекрасные. Он поймал ее взгляд в зеркале, желтый, мертвый, как песок пустыни. Только сейчас он до конца понял, что она пережила и еще переживает.
— Съездил.
— Мы оба съездили, только в разные места. — Ее пальцы впились в его плечи. — Я успела побыть вещью, а ты? Ты хоть знаешь, что это такое, а? Когда тебя берут и переставляют с места на место, хотят — пользуются, хотят — задвигают в угол, нимало не беспокоясь о том, что ты чувствуешь.
Майкл почувствовал ее дыхание на своей шее. Аромат ее волос, тихий шепот у самого уха. Только звук ее голоса странный, болезненный, незнакомый.
— Он не… — Майкл наконец нашел в себе силы задать давно мучивший его вопрос. — Я подоспел вовремя?
— О Боже, Майкл! Какой мужской вопрос! — Наташа тихо засмеялась. — Ты хотел узнать, удалось ли ему трахнуть меня? — Сказала и поморщилась. — Извини, что получилось так грубо, но это называется именно так. Даже если бы ему все удалось, это бы ровным счетом ничего не изменило, пойми. Он целую ночь владел моей душой и моими мыслями, он показал мне, что такое страх, он заставил меня всерьез думать о смерти.
Майкл протянул руку назад и погрузил пальцы в ее волосы.
— И как тебе? Понравилось?
— А ты как думаешь?
— Зная тебя, думаю, что понравилось. Наташа куснула его за ухо.
— Можешь сделать так еще раз, кровожадное создание. А что касается того, что он хотел использовать тебя в своих целях, так что ж? Все люди так или иначе используют друг друга.
— И ты?
— И я. Например, с большой приятностью использую тебя. А ты меня и тоже, кажется, не раскаиваешься в этом. Эй, эй, полегче! — закричал он, отбиваясь от ее разъяренных рук. — Разобьемся! А парню надо отдать должное. Он придумал весьма нестандартный способ заполучить понравившуюся ему женщину. Каков размах! Даже мистику приплел.
Наташа резко выпрямилась и убрала руки с его плеч.
— Ты действительно думаешь, что все дело в этом?
— Конечно. Похоть правит миром.
Он готов был говорить все, что угодно, лишь бы отвлечь ее. Чтобы пережитое обернулось фарсом, чтобы она могла посмеяться над этим вместе с ним.
— Ты не смотрел в его глаза.
— Ты сама просила меня не делать этого.
— Он на самом деле имеет власть над людьми. На какой-то момент он заставил меня поверить, что я хочу его. Я уже готова была сама, без всякого принуждения, отдаться ему.
— И что же тебя остановило?
— Ты.
— Что будем делать, Павел Иванович? — спросил Поздняк.
Он только что выслушал подробный рассказ Первенцева о происшествии с Наташей и был совершенно сбит с толку. Это никак не укладывалось в его представления о том, что может произойти с человеком в конце двадцатого века. Фантасмагория какая-то!
Первенцев только пошевелился в кресле и ничего не ответил.
— Вы хоть сами-то верите ей? История уж больно дикая.
— Мы в Африке, Степан Антонович, — напомнил ему Первенцев. — Здесь много загадочного и непонятного для нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23