— шутливо недоумевает Евгения и осторожно высвобождается из его объятий. — Если у нас сегодня вечер советской песни, то давай я хоть гитару возьму.
— А я возьму тебя!
Он целует ее, и Евгения опять ловит себя на том, что если поцелуи Аристова бросали ее в жар, то поцелуи Виталия — в холод. Почему она медлит с ним объясниться? Мол, так и так, Виталик, твоя близость меня не волнует, мое сердце от твоего не зажигается. Почему у нее не поворачивается язык, глядя в его преданные глаза, сказать правду?
Опять в ней подняла голову рабыня? А еще Ирину поучала! Значит, прав был Чехов, что раба надо выдавливать по капле и от него не враз избавишься.
А главное — людское мнение. Ох это людское мнение! Евгения невольно смотрит на себя глазами постороннего наблюдателя. За небольшой срок — трое мужчин! А если она откажется сейчас от Виталия, будет четвертый, пятый? И она покатится по наклонной плоскости? Что делают другие женщины, когда ищут своего мужчину? Неужели спят со всеми, кто им приглянется? И каждый раз убеждаются: нет, не этот!
— О чем все время размышляет моя благородная? — опять обнимает ее Виталий.
Как назло, он по природе мужчина ласковый. Ему все время хочется ее обнимать, целовать, гладить, а ей стыдно его отталкивать. Но чем дольше она это терпит, тем хуже ей приходится.
— Первый рабочий день, — говорит она неопределенно.
— Да, ваш Валентин Дмитриевич — большой оригинал.
— Ты его знаешь?
— А кто из производственников его не знает? Каков бы ни был наш город, для крупного бизнеса он все же маловат. Вот мы и сталкиваемся друг с другом…
— Ты, кроме магазина, еще чем-нибудь занимаешься?
— Конечно. Что такое магазин? Стационарное налаженное предприятие. Заниматься только им мне было бы скучно. Пусть госпожа референт не забивает свою хорошенькую головку чужими проблемами!.. Кстати, ваш президент ввел в своей фирме такой порядок: раз в две недели каждый работник имеет право взять один день для своих нужд.
— Думаешь, мне это удобно?
— Думаю, нормально. Он должен понимать, что ты осталась без отпуска. И что такое — один рабочий день? В четверг мы уедем, в воскресенье вернемся. Ты все успеешь. В среду приезжает твой сын, в четверг у них собрание в школе. За два дня ты все ему приготовишь. Думаю, ничего страшного, что в десятый класс он пойдет без тебя.
— Откуда ты все это знаешь? — изумляется Евгения. Она не обрадована, а скорее насторожена, и это сбивает его с толку.
— Поговорил с твоей мамой, когда ты была в душе.
— Что ты ей сказал?
— Правду. Что сделал тебе предложение, а ты взяла время подумать. Она меня предупредила, что твой бывший муж был тяжелый человек и, возможно, ты не сразу захочешь повторить свой печальный опыт…
Надо же, он нашел общий язык даже с ее мамой! Считает будущей тещей?
— Что еще сказала мама?
— Вера Александровна считает, что мне нужно познакомиться с Никитой.
— О Господи! — Евгения бессильно присаживается на кухонный табурет. Если она начнет знакомить с Никитой всех своих любовников, что станет думать о ней сын?!
— Чего ты так переживаешь? Все произойдет не прямо сегодня, ты еще успеешь привыкнуть! Кстати, — оживляется он, — я позвонил в «Жемчужину» — первоклассный дом отдыха, директор обещал забронировать за нами люкс.
В конце концов она против ожидания начинает проникаться его идеей и опять задумывается. В прошлом году они были с Аркадием на базе отдыха геологов. Жили в домиках. Еду готовили сами — тот еще оказался отдых! И она помнит, как были одеты фифочки из фешенебельного санатория! Одни их спортивные костюмы стоили дороже всего ее гардероба.
— На тебя сегодня ступор, что ли, напал? — тормошит ее Виталий.
— Мысленно просматриваю свой прикид и могу сказать, Таля, он вряд ли соответствует «Жемчужине»!
— Только и всего? Это все твои печали? — веселеет он. — Родная, мы рождены, чтоб сказку сделать былью! Поверь мне, все будет как надо!
И Виталий тащит ее в постель, словно немедленно хочет получить награду за свои хлопоты. Но на этот раз он не торопится, и как она ни отбивается, ни провоцирует его на скорейшее окончание интима, который ее тяготит, доводит дело до конца. Чувствуется, что он читал соответствующую литературу и кассеты с надписью «крутая эротика» смотрел. Он таки заставлял Евгению соучаствовать! А потом, смеясь, читал ей Пушкина:
— «И, распаляясь боле, боле, и пламень, и восторг мой делишь поневоле!» Разве тебе не было хорошо?
— Было.
— А почему ты сопротивлялась?
— Не знаю, — рассеянно говорит она и притворяется засыпающей.
Он крепко обнимает ее и через минуту спит, уткнувшись в волосы Евгении, а она еще некоторое время лежит без сна, чтобы ответить на его вопрос самой себе: «Я сопротивлялась потому, что не хочу подменять чувства голым сексом. И если в какой-то момент я испытываю нечто, определяемое словом, которое так не нравится Маше, то к любви, которую я жду, это не имеет никакого отношения!»
Утром Виталий подвозит ее к офису фирмы, и не успевает Евгения протянуть руку, как дверь перед ней открывается будто сама собой и внутрь ее пропускает собственной персоной начальник охраны.
— Нам так не жить! «Девятка» против «вольво» явно не потянет. А в остальном у вас как — нормально?
— Нормально, — отвечает Евгения холодно.
— Я рад за вас!
У нее мелькает мысль, не слишком ли она вошла в роль неприступной мегеры, и Евгения решает пошутить:
— С каких это пор начальники работают простыми швейцарами?
— С тех самых, как встречают женщину своей мечты!
— А жена для этой цели уже не годится? — говорит наугад; она не знает, женат ли он, но пробный шар попадает в лузу.
— Уже доложили! — хмыкает он. — Я, кстати, этого никогда не скрывал! Мы должны быть в ответе за тех, кого приручаем, но что поделаешь, мужчину всегда тянет на свеженькое!
Евгения обходит его, как неодушевленное препятствие, и идет через холл, раздумывая на ходу: «Грамотный нынче пошел охранник! Экзюпери цитирует. А о женщине говорит как о… говядине!»
Она проходит мимо кабинета президента и, помедлив, осторожно стучит.
— Входите, Евгения Андреевна! — весело отзывается он из-за двери.
— Вы сквозь стены видите? — смущенно спрашивает она.
— Я мог бы заинтриговать вас своей суперпроницательностью, но, во-первых, я видел в окно, как вы идете, во-вторых, только вы можете так осторожно стучать. Это признак неуверенности?
— Скорее неуверенность просителя.
— Не хочу даже слушать! Что значит «проситель»? Если обращаетесь к руководителю предприятия, значит, у вас возникла какая-то проблема. Это вовсе не значит, что вы заранее должны чувствовать себя обязанной!
Он поднимается из-за стола и усаживает ее в кресло.
— Я чувствую себя неуютно, когда женщины стоят. Наверняка ваша просьба — какой-нибудь пустяк!
— Мне нужен один день…
— Вот видите! Я вам его уже дал!
— Понимаете, я осталась без отпуска, а тут появилась возможность на три дня съездить на море.
— Вы можете не объяснять. Одного дня вам хватит?
— Хватит! — Она вскакивает с кресла, но он усаживает ее обратно.
— Женя, — говорит он по-товарищески, как когда-то, — прими совет старого друга: избавляйся от преклонения перед начальством. Конечно, я твой работодатель, но то, что я буду тебе платить, все равно меньше вклада, который ты внесешь в процветание фирмы. Я умею выжимать из людей соки, такой вот новоявленный паук. Ты отличный архитектор. Я видел твой дипломный проект — это шедевр!
— Мой дипломный проект? — изумляется Евгения. — Но как…
— О, такие мелочи я пока могу! О своих помощниках я стараюсь знать побольше, включая их семейные обстоятельства.
Она смущается.
— Ну, в холостячках вы не засидитесь, — опять переходит он на официальный тон. — И помните, из нас двоих сотрудничество выгодно больше всего мне!.. Какой день вы хотите взять?
— Пятницу.
— Счастливо отдохнуть!.. А как продвигается ваше знакомство с проектами?
— Я считаю, — она осторожно подбирает слова, — они… немного устарели.
— Плохо вы усваиваете мои уроки, Евгения Андреевна! Разве вы не уверены в своем мнении?
— Уверена.
— Так отстаивайте его! Небось у вас уже наметки кое-какие есть?
— Есть, — улыбается она его прозорливости.
— Продолжайте работать в этом направлении, а, скажем… во вторник на следующей неделе, посвежевшая и отдохнувшая, вы придете ко мне с докладом. Якши?
— О'кей! — смеется она.
К своему кабинету Евгения не идет, а летит, как на крыльях, и поет «арию» Цыпленка из мультфильма: «Какое все красивое, какое все зеленое!»
Открывает дверь и замирает от удивления: на ее столе стоит огромный букет диковинных оранжево-пятнистых лилий. Где он такие взял? Кто он — Евгения догадывается. Говорить об этом с ним — только лишний раз напрашиваться на неприятности. Или откажется, или схамит чего-нибудь. То есть она, конечно, настолько его не знает, но очень живо себе все представляет. Что делать в такой ситуации? И тут ее осеняет. Она набирает телефон главного бухгалтера:
— Ирочка, это Евгения. Доброе утро. Как ты относишься к лилиям? Любишь? Отлично. Понимаешь, мне шеф утром букет презентовал, — на ходу придумывает она, — а у меня на лилии аллергия. Что, Лада зайдет?
Она снимает букет со стола и ставит на тумбочку у двери.
— Какие красивые! — ахает Лада.
— Шефу преподнесли в оранжерее, — продолжает фантазировать Евгения и посмеивается про себя. — Наша фирма завершила у них вторую очередь…
Какую вторую очередь? Экономист-то, наверное, знает, что такой нет. Хоть бы врала правдоподобнее!
— А Валентин Дмитриевич передал их мне, и неудобно было отказаться. Не возражаете?
— Что вы! Мы с Ириной любим цветы. Да еще такие оригинальные!
Она забирает букет и уходит, а Евгения меняет воду в вазе с садовыми гвоздичками. Пусть этот букетик скромнее, но милее сердцу. Не то что лилии, каждый лепесток которых, кажется, излучает агрессию.
И вообще сейчас ей некогда отвлекаться на посторонние эмоции. Она захватила с собой несколько современных журналов по архитектуре Европы, журнал с разработками архитекторов Москвы и Питера и собирается писать свои замечания к проектам будущих строек века «Евростройсервиса».
На этот раз она идет обедать с Ириной и Ладой в то же самое кафе, где все равно сидят почти все работники фирмы.
— Значит, говоришь, букет Валентин подарил? — как бы между прочим спрашивает Ирина.
— Он, сердечный, — шутливо вздыхает Евгения, подозревая подвох, но смело идет ему навстречу.
— А он к нам заглянул и спрашивает: откуда такие красивые цветы? Считаешь, он такой забывчивый?
— Нет, память у него хорошая. Но не может же он при всех признаваться, что подарил букет своему референту. А вдруг Варвара узнает: неприятностей не оберешься.
— Варвара — она такая! — соглашается Ирина, а Лада вдруг прыскает. — Ты чего это?
Голос у главбуха строгий, но Лада тотчас делает постное лицо и равнодушно машет рукой:
— Ерунда, анекдот вспомнила.
— Расскажи, мы тоже хотим посмеяться! — настаивает Ирина.
— Не буду. Он с такой бородой, что даже позеленел от старости. Давайте лучше я Евгении Андреевне вкратце расскажу про них, здесь сидящих. Как говорится, ху из ху?
— Сама узнает со временем, — не соглашается Ирина, которую интересуют более насущные вопросы. — Как ты думаешь, букеты еще будут?
— А ты как думаешь?
— Я думаю, будут. У тебя же не на все цветы аллергия?
— Не на все. Я бы могла ими торговать, но в рабочее время не получится, а после работы мне жених не позволит.
— Так у тебя и вправду есть жених?
— А ты считаешь, я безнадежная фантазерка? Есть. Сегодня вечером могу познакомить.
— Пока не надо. — Ирина некоторое время молча ест, а потом, помедлив, сообщает: — У меня тоже был жених, но есть такие люди, которые живут по принципу: и сам не гам, и другому не дам!
— Обычная мораль собственника, чему тут удивляться? — пожимает плечами Евгения. — Причем собственника, в своей собственности не сомневающегося.
— Я тебе говорила, — роняет Лада.
— У каждого свой крест, — тихо говорит Ирина.
«Ты посмотри, воплощенная жертва и обреченность! — с раздражением думает Евгения. — Нашла себе страдание и носится с ним, как курица с яйцом! Видно, у человека нет других проблем!»
Все это, наверное, написано на лице Евгении, потому что Ирина вдруг взрывается:
— Что ты можешь знать?! — Она хлопает ладонью по столу, так что солонка подпрыгивает и переворачивается. — Хорошо тут косоротиться да рассуждать, когда у тебя жених на «вольво», а у меня двое детей, которых еще вырастить надо! Кто меня с двумя-то замуж возьмет?
Она всхлипывает так судорожно, что похоже, нервы у нее на пределе.
— Захочешь — возьмут, — тихо говорит Евгения.
— Я сейчас приду, — закусив губу, роняет Ирина. — Извините!
— Знала бы ты, как он за ней увивался! — вздыхает Лада; они словно сговорились не произносить имя возмутителя спокойствия. — Цветы, конфеты, комплименты, откровенные домогательства. Когда ты позвонила насчет букета, мы сразу догадались: те же приемы, тот же набор. Он какой-то садист. Казалось бы, добился — радуйся, но он тут же охладевает. У меня впечатление, будто он объелся женской верностью. Вот если бы Ирка крутила задом перед другими, наставляла ему рога… А такая у него и дома есть!
— И жена его знает?
— Что ты! Более незрячей женщины я не встречала! Она так уверена в его порядочности и супружеской верности, что с удовольствием рассказывает об этом всякому мало-мальски знакомому человеку. Может, это своеобразная защита? После такого у кого повернется язык сказать, что она ошибается?.. Наверное, стяни она Эдика за ноги с кого-нибудь, тут же объяснит себе, что он просто так, погреться залез…
— А к тебе он, случайно, не приставал? — Евгения смотрит на Ладу как бы со стороны: внешне неброское, но очень милое лицо, чем больше на него смотришь, тем больше прелести находишь, а главная красота — волосы: каштановые, густые, блестящие, будто с рекламы шампуня «Ультра ду».
— Чересчур ты любопытная! — смеется Лада. — Было дело, но я мужу пожаловалась. Он ничего мне не сказал и, думаю, в тот же день с Эдичкой подрался, потому что с того дня будто бабка пошептала! Даже на улице встретит, сквозь меня смотрит, как и не видит.
— О чем речь? — возвращается к столику Ирина. Ни следа пронесшейся бури; лицо спокойное, умело подкрашенное.
— Я Жене про своего супруга рассказываю, — сразу находится Лада.
— Да, мужичок у нее справный, — улыбается Ирина, — ростом не больно высокий, но весь собранный, как напружиненный. Этот себя в обиду не даст и жену никому обидеть не позволит.
«Если Эдуард Тихонович и дальше будет мне досаждать, я пожалуюсь Виталию, пусть с ним разберется!» — решает про себя Евгения.
После обеда рабочий день проходит спокойно, никто ей не докучает. Ровно в пять верный рыцарь Виталий свет Всеволодович подает «вольво» к подъезду.
— Отпросилась? — первым делом спрашивает он.
— Отпросилась. Без проблем.
— Я же говорил!
— Вообще, Таля, две вещи в жизни я ненавижу больше всего: просить и быть обязанной.
— Этого никто не любит, — мудро замечает он. — Именно поэтому деловой народ принял такую форму отношений: ты — мне, я — тебе.
— Тогда понятно, почему шеф успокаивал меня. Говорил, что мое появление в фирме ему выгоднее даже больше, чем мне!
— Валик — умница. Он тоже в тебя влюблен?
— Тоже? А кто еще влюблен?
— Присутствующих тебе мало?.. Давай-ка заедем куда-нибудь перекусить, а потом я отвезу тебя в один симпатичный магазинчик… И не смотри на меня так! Перефразируя твоего шефа, и я могу сказать, что твое появление в моей жизни для меня важнее, чем для тебя.
Наверное, он хочет, чтобы Евгения, сраженная его великодушием, запротестовала бы, что и для нее это важно, но она молчит.
Человек быстро привыкает к хорошему. У них с Аркадием не было машины, разве что друзья когда-нибудь подвезут на море или в горы, за грибами. У всех остальных — Ткаченко, Аристовых и Зубенко — машины были, а вот Лопухин считал, что без нее меньше головных болей. И так во всем: этих самых «головных болей» он избегал где только можно… Казалось, общественный транспорт станет средством передвижения для Евгении на всю оставшуюся жизнь. Но вот пересела она с автобуса на «вольво» и никакого неудобства не ощущает!
Столько для нее вдруг открылось всяческих подобных моментов! Оказывается, в ужине в хорошем кафе тоже есть своя прелесть. И вовсе не все женщины носятся по вечерам от плиты к кухонному столу. Можно просто сидеть за двухместным столиком в уютном зале с приглушенной музыкой и не торопясь поглощать приготовленные другими калории.
Одно лишь мешает Евгении поглощать эти самые калории: взгляд Виталия. Он будто сделал стойку и ждет, не выскажет ли она какое-нибудь желание, чтобы тут же бежать и выполнять его.
Неужели она, Евгения, может внушить мужчине чувство такого вот обожания и преданности?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— А я возьму тебя!
Он целует ее, и Евгения опять ловит себя на том, что если поцелуи Аристова бросали ее в жар, то поцелуи Виталия — в холод. Почему она медлит с ним объясниться? Мол, так и так, Виталик, твоя близость меня не волнует, мое сердце от твоего не зажигается. Почему у нее не поворачивается язык, глядя в его преданные глаза, сказать правду?
Опять в ней подняла голову рабыня? А еще Ирину поучала! Значит, прав был Чехов, что раба надо выдавливать по капле и от него не враз избавишься.
А главное — людское мнение. Ох это людское мнение! Евгения невольно смотрит на себя глазами постороннего наблюдателя. За небольшой срок — трое мужчин! А если она откажется сейчас от Виталия, будет четвертый, пятый? И она покатится по наклонной плоскости? Что делают другие женщины, когда ищут своего мужчину? Неужели спят со всеми, кто им приглянется? И каждый раз убеждаются: нет, не этот!
— О чем все время размышляет моя благородная? — опять обнимает ее Виталий.
Как назло, он по природе мужчина ласковый. Ему все время хочется ее обнимать, целовать, гладить, а ей стыдно его отталкивать. Но чем дольше она это терпит, тем хуже ей приходится.
— Первый рабочий день, — говорит она неопределенно.
— Да, ваш Валентин Дмитриевич — большой оригинал.
— Ты его знаешь?
— А кто из производственников его не знает? Каков бы ни был наш город, для крупного бизнеса он все же маловат. Вот мы и сталкиваемся друг с другом…
— Ты, кроме магазина, еще чем-нибудь занимаешься?
— Конечно. Что такое магазин? Стационарное налаженное предприятие. Заниматься только им мне было бы скучно. Пусть госпожа референт не забивает свою хорошенькую головку чужими проблемами!.. Кстати, ваш президент ввел в своей фирме такой порядок: раз в две недели каждый работник имеет право взять один день для своих нужд.
— Думаешь, мне это удобно?
— Думаю, нормально. Он должен понимать, что ты осталась без отпуска. И что такое — один рабочий день? В четверг мы уедем, в воскресенье вернемся. Ты все успеешь. В среду приезжает твой сын, в четверг у них собрание в школе. За два дня ты все ему приготовишь. Думаю, ничего страшного, что в десятый класс он пойдет без тебя.
— Откуда ты все это знаешь? — изумляется Евгения. Она не обрадована, а скорее насторожена, и это сбивает его с толку.
— Поговорил с твоей мамой, когда ты была в душе.
— Что ты ей сказал?
— Правду. Что сделал тебе предложение, а ты взяла время подумать. Она меня предупредила, что твой бывший муж был тяжелый человек и, возможно, ты не сразу захочешь повторить свой печальный опыт…
Надо же, он нашел общий язык даже с ее мамой! Считает будущей тещей?
— Что еще сказала мама?
— Вера Александровна считает, что мне нужно познакомиться с Никитой.
— О Господи! — Евгения бессильно присаживается на кухонный табурет. Если она начнет знакомить с Никитой всех своих любовников, что станет думать о ней сын?!
— Чего ты так переживаешь? Все произойдет не прямо сегодня, ты еще успеешь привыкнуть! Кстати, — оживляется он, — я позвонил в «Жемчужину» — первоклассный дом отдыха, директор обещал забронировать за нами люкс.
В конце концов она против ожидания начинает проникаться его идеей и опять задумывается. В прошлом году они были с Аркадием на базе отдыха геологов. Жили в домиках. Еду готовили сами — тот еще оказался отдых! И она помнит, как были одеты фифочки из фешенебельного санатория! Одни их спортивные костюмы стоили дороже всего ее гардероба.
— На тебя сегодня ступор, что ли, напал? — тормошит ее Виталий.
— Мысленно просматриваю свой прикид и могу сказать, Таля, он вряд ли соответствует «Жемчужине»!
— Только и всего? Это все твои печали? — веселеет он. — Родная, мы рождены, чтоб сказку сделать былью! Поверь мне, все будет как надо!
И Виталий тащит ее в постель, словно немедленно хочет получить награду за свои хлопоты. Но на этот раз он не торопится, и как она ни отбивается, ни провоцирует его на скорейшее окончание интима, который ее тяготит, доводит дело до конца. Чувствуется, что он читал соответствующую литературу и кассеты с надписью «крутая эротика» смотрел. Он таки заставлял Евгению соучаствовать! А потом, смеясь, читал ей Пушкина:
— «И, распаляясь боле, боле, и пламень, и восторг мой делишь поневоле!» Разве тебе не было хорошо?
— Было.
— А почему ты сопротивлялась?
— Не знаю, — рассеянно говорит она и притворяется засыпающей.
Он крепко обнимает ее и через минуту спит, уткнувшись в волосы Евгении, а она еще некоторое время лежит без сна, чтобы ответить на его вопрос самой себе: «Я сопротивлялась потому, что не хочу подменять чувства голым сексом. И если в какой-то момент я испытываю нечто, определяемое словом, которое так не нравится Маше, то к любви, которую я жду, это не имеет никакого отношения!»
Утром Виталий подвозит ее к офису фирмы, и не успевает Евгения протянуть руку, как дверь перед ней открывается будто сама собой и внутрь ее пропускает собственной персоной начальник охраны.
— Нам так не жить! «Девятка» против «вольво» явно не потянет. А в остальном у вас как — нормально?
— Нормально, — отвечает Евгения холодно.
— Я рад за вас!
У нее мелькает мысль, не слишком ли она вошла в роль неприступной мегеры, и Евгения решает пошутить:
— С каких это пор начальники работают простыми швейцарами?
— С тех самых, как встречают женщину своей мечты!
— А жена для этой цели уже не годится? — говорит наугад; она не знает, женат ли он, но пробный шар попадает в лузу.
— Уже доложили! — хмыкает он. — Я, кстати, этого никогда не скрывал! Мы должны быть в ответе за тех, кого приручаем, но что поделаешь, мужчину всегда тянет на свеженькое!
Евгения обходит его, как неодушевленное препятствие, и идет через холл, раздумывая на ходу: «Грамотный нынче пошел охранник! Экзюпери цитирует. А о женщине говорит как о… говядине!»
Она проходит мимо кабинета президента и, помедлив, осторожно стучит.
— Входите, Евгения Андреевна! — весело отзывается он из-за двери.
— Вы сквозь стены видите? — смущенно спрашивает она.
— Я мог бы заинтриговать вас своей суперпроницательностью, но, во-первых, я видел в окно, как вы идете, во-вторых, только вы можете так осторожно стучать. Это признак неуверенности?
— Скорее неуверенность просителя.
— Не хочу даже слушать! Что значит «проситель»? Если обращаетесь к руководителю предприятия, значит, у вас возникла какая-то проблема. Это вовсе не значит, что вы заранее должны чувствовать себя обязанной!
Он поднимается из-за стола и усаживает ее в кресло.
— Я чувствую себя неуютно, когда женщины стоят. Наверняка ваша просьба — какой-нибудь пустяк!
— Мне нужен один день…
— Вот видите! Я вам его уже дал!
— Понимаете, я осталась без отпуска, а тут появилась возможность на три дня съездить на море.
— Вы можете не объяснять. Одного дня вам хватит?
— Хватит! — Она вскакивает с кресла, но он усаживает ее обратно.
— Женя, — говорит он по-товарищески, как когда-то, — прими совет старого друга: избавляйся от преклонения перед начальством. Конечно, я твой работодатель, но то, что я буду тебе платить, все равно меньше вклада, который ты внесешь в процветание фирмы. Я умею выжимать из людей соки, такой вот новоявленный паук. Ты отличный архитектор. Я видел твой дипломный проект — это шедевр!
— Мой дипломный проект? — изумляется Евгения. — Но как…
— О, такие мелочи я пока могу! О своих помощниках я стараюсь знать побольше, включая их семейные обстоятельства.
Она смущается.
— Ну, в холостячках вы не засидитесь, — опять переходит он на официальный тон. — И помните, из нас двоих сотрудничество выгодно больше всего мне!.. Какой день вы хотите взять?
— Пятницу.
— Счастливо отдохнуть!.. А как продвигается ваше знакомство с проектами?
— Я считаю, — она осторожно подбирает слова, — они… немного устарели.
— Плохо вы усваиваете мои уроки, Евгения Андреевна! Разве вы не уверены в своем мнении?
— Уверена.
— Так отстаивайте его! Небось у вас уже наметки кое-какие есть?
— Есть, — улыбается она его прозорливости.
— Продолжайте работать в этом направлении, а, скажем… во вторник на следующей неделе, посвежевшая и отдохнувшая, вы придете ко мне с докладом. Якши?
— О'кей! — смеется она.
К своему кабинету Евгения не идет, а летит, как на крыльях, и поет «арию» Цыпленка из мультфильма: «Какое все красивое, какое все зеленое!»
Открывает дверь и замирает от удивления: на ее столе стоит огромный букет диковинных оранжево-пятнистых лилий. Где он такие взял? Кто он — Евгения догадывается. Говорить об этом с ним — только лишний раз напрашиваться на неприятности. Или откажется, или схамит чего-нибудь. То есть она, конечно, настолько его не знает, но очень живо себе все представляет. Что делать в такой ситуации? И тут ее осеняет. Она набирает телефон главного бухгалтера:
— Ирочка, это Евгения. Доброе утро. Как ты относишься к лилиям? Любишь? Отлично. Понимаешь, мне шеф утром букет презентовал, — на ходу придумывает она, — а у меня на лилии аллергия. Что, Лада зайдет?
Она снимает букет со стола и ставит на тумбочку у двери.
— Какие красивые! — ахает Лада.
— Шефу преподнесли в оранжерее, — продолжает фантазировать Евгения и посмеивается про себя. — Наша фирма завершила у них вторую очередь…
Какую вторую очередь? Экономист-то, наверное, знает, что такой нет. Хоть бы врала правдоподобнее!
— А Валентин Дмитриевич передал их мне, и неудобно было отказаться. Не возражаете?
— Что вы! Мы с Ириной любим цветы. Да еще такие оригинальные!
Она забирает букет и уходит, а Евгения меняет воду в вазе с садовыми гвоздичками. Пусть этот букетик скромнее, но милее сердцу. Не то что лилии, каждый лепесток которых, кажется, излучает агрессию.
И вообще сейчас ей некогда отвлекаться на посторонние эмоции. Она захватила с собой несколько современных журналов по архитектуре Европы, журнал с разработками архитекторов Москвы и Питера и собирается писать свои замечания к проектам будущих строек века «Евростройсервиса».
На этот раз она идет обедать с Ириной и Ладой в то же самое кафе, где все равно сидят почти все работники фирмы.
— Значит, говоришь, букет Валентин подарил? — как бы между прочим спрашивает Ирина.
— Он, сердечный, — шутливо вздыхает Евгения, подозревая подвох, но смело идет ему навстречу.
— А он к нам заглянул и спрашивает: откуда такие красивые цветы? Считаешь, он такой забывчивый?
— Нет, память у него хорошая. Но не может же он при всех признаваться, что подарил букет своему референту. А вдруг Варвара узнает: неприятностей не оберешься.
— Варвара — она такая! — соглашается Ирина, а Лада вдруг прыскает. — Ты чего это?
Голос у главбуха строгий, но Лада тотчас делает постное лицо и равнодушно машет рукой:
— Ерунда, анекдот вспомнила.
— Расскажи, мы тоже хотим посмеяться! — настаивает Ирина.
— Не буду. Он с такой бородой, что даже позеленел от старости. Давайте лучше я Евгении Андреевне вкратце расскажу про них, здесь сидящих. Как говорится, ху из ху?
— Сама узнает со временем, — не соглашается Ирина, которую интересуют более насущные вопросы. — Как ты думаешь, букеты еще будут?
— А ты как думаешь?
— Я думаю, будут. У тебя же не на все цветы аллергия?
— Не на все. Я бы могла ими торговать, но в рабочее время не получится, а после работы мне жених не позволит.
— Так у тебя и вправду есть жених?
— А ты считаешь, я безнадежная фантазерка? Есть. Сегодня вечером могу познакомить.
— Пока не надо. — Ирина некоторое время молча ест, а потом, помедлив, сообщает: — У меня тоже был жених, но есть такие люди, которые живут по принципу: и сам не гам, и другому не дам!
— Обычная мораль собственника, чему тут удивляться? — пожимает плечами Евгения. — Причем собственника, в своей собственности не сомневающегося.
— Я тебе говорила, — роняет Лада.
— У каждого свой крест, — тихо говорит Ирина.
«Ты посмотри, воплощенная жертва и обреченность! — с раздражением думает Евгения. — Нашла себе страдание и носится с ним, как курица с яйцом! Видно, у человека нет других проблем!»
Все это, наверное, написано на лице Евгении, потому что Ирина вдруг взрывается:
— Что ты можешь знать?! — Она хлопает ладонью по столу, так что солонка подпрыгивает и переворачивается. — Хорошо тут косоротиться да рассуждать, когда у тебя жених на «вольво», а у меня двое детей, которых еще вырастить надо! Кто меня с двумя-то замуж возьмет?
Она всхлипывает так судорожно, что похоже, нервы у нее на пределе.
— Захочешь — возьмут, — тихо говорит Евгения.
— Я сейчас приду, — закусив губу, роняет Ирина. — Извините!
— Знала бы ты, как он за ней увивался! — вздыхает Лада; они словно сговорились не произносить имя возмутителя спокойствия. — Цветы, конфеты, комплименты, откровенные домогательства. Когда ты позвонила насчет букета, мы сразу догадались: те же приемы, тот же набор. Он какой-то садист. Казалось бы, добился — радуйся, но он тут же охладевает. У меня впечатление, будто он объелся женской верностью. Вот если бы Ирка крутила задом перед другими, наставляла ему рога… А такая у него и дома есть!
— И жена его знает?
— Что ты! Более незрячей женщины я не встречала! Она так уверена в его порядочности и супружеской верности, что с удовольствием рассказывает об этом всякому мало-мальски знакомому человеку. Может, это своеобразная защита? После такого у кого повернется язык сказать, что она ошибается?.. Наверное, стяни она Эдика за ноги с кого-нибудь, тут же объяснит себе, что он просто так, погреться залез…
— А к тебе он, случайно, не приставал? — Евгения смотрит на Ладу как бы со стороны: внешне неброское, но очень милое лицо, чем больше на него смотришь, тем больше прелести находишь, а главная красота — волосы: каштановые, густые, блестящие, будто с рекламы шампуня «Ультра ду».
— Чересчур ты любопытная! — смеется Лада. — Было дело, но я мужу пожаловалась. Он ничего мне не сказал и, думаю, в тот же день с Эдичкой подрался, потому что с того дня будто бабка пошептала! Даже на улице встретит, сквозь меня смотрит, как и не видит.
— О чем речь? — возвращается к столику Ирина. Ни следа пронесшейся бури; лицо спокойное, умело подкрашенное.
— Я Жене про своего супруга рассказываю, — сразу находится Лада.
— Да, мужичок у нее справный, — улыбается Ирина, — ростом не больно высокий, но весь собранный, как напружиненный. Этот себя в обиду не даст и жену никому обидеть не позволит.
«Если Эдуард Тихонович и дальше будет мне досаждать, я пожалуюсь Виталию, пусть с ним разберется!» — решает про себя Евгения.
После обеда рабочий день проходит спокойно, никто ей не докучает. Ровно в пять верный рыцарь Виталий свет Всеволодович подает «вольво» к подъезду.
— Отпросилась? — первым делом спрашивает он.
— Отпросилась. Без проблем.
— Я же говорил!
— Вообще, Таля, две вещи в жизни я ненавижу больше всего: просить и быть обязанной.
— Этого никто не любит, — мудро замечает он. — Именно поэтому деловой народ принял такую форму отношений: ты — мне, я — тебе.
— Тогда понятно, почему шеф успокаивал меня. Говорил, что мое появление в фирме ему выгоднее даже больше, чем мне!
— Валик — умница. Он тоже в тебя влюблен?
— Тоже? А кто еще влюблен?
— Присутствующих тебе мало?.. Давай-ка заедем куда-нибудь перекусить, а потом я отвезу тебя в один симпатичный магазинчик… И не смотри на меня так! Перефразируя твоего шефа, и я могу сказать, что твое появление в моей жизни для меня важнее, чем для тебя.
Наверное, он хочет, чтобы Евгения, сраженная его великодушием, запротестовала бы, что и для нее это важно, но она молчит.
Человек быстро привыкает к хорошему. У них с Аркадием не было машины, разве что друзья когда-нибудь подвезут на море или в горы, за грибами. У всех остальных — Ткаченко, Аристовых и Зубенко — машины были, а вот Лопухин считал, что без нее меньше головных болей. И так во всем: этих самых «головных болей» он избегал где только можно… Казалось, общественный транспорт станет средством передвижения для Евгении на всю оставшуюся жизнь. Но вот пересела она с автобуса на «вольво» и никакого неудобства не ощущает!
Столько для нее вдруг открылось всяческих подобных моментов! Оказывается, в ужине в хорошем кафе тоже есть своя прелесть. И вовсе не все женщины носятся по вечерам от плиты к кухонному столу. Можно просто сидеть за двухместным столиком в уютном зале с приглушенной музыкой и не торопясь поглощать приготовленные другими калории.
Одно лишь мешает Евгении поглощать эти самые калории: взгляд Виталия. Он будто сделал стойку и ждет, не выскажет ли она какое-нибудь желание, чтобы тут же бежать и выполнять его.
Неужели она, Евгения, может внушить мужчине чувство такого вот обожания и преданности?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36