– Кто машет кулаками? Никто, – с фальшивым добродушием влез в разговор настырный, но неудачливый агент, который навязывал Роберту свои услуги на протяжении последних пяти лет. Его лисья мордочка светилась от счастья, что ему уже не надо обхаживать слетевшую с небосвода звезду. – Никто не собирается затевать драку. Мы просто деловые люди, которые не прочь заработать доллар.– Неужели, Сэм, это ты уже рулишь «Галакси»? Тебе повезло, что мы когда-то не повязались контрактом. Теперь ты бы болтался без дела, а я не знал бы, как избавиться от ненужного агента.– Неужели все так обернулось, что тебе уже не требуется агент? – сострил Хэнк.Все дружно расхохотались этой шутке.Роберт прикусил губу. Черт побери! Он опять вляпался в дерьмо.– А что, дела в «Галакси» идут как обычно? По-прежнему производим бомбы для Пентагона? – Роберт попробовал ответить колкостью на колкость.Но бывший горе-агент, возвысившийся до поста директора студии, был непроницаем для словесных уколов.– Не беспокойся за нас, Хартфорд, подумай лучше о себе. Разорвав контракт с тобой, мы вздохнули свободно. Нельзя пихать все яйца в одну корзинку и ставить все на одну ублюдочную клячу.– А почему бы и нет? – с ледяным спокойствием возразил внезапно появившийся Уинтроп. – Ведь в одну «Галакси» напихалось столько ублюдков, что, кажется, Беверли-Хиллз от них совсем очистился.С подходом Тауэра ситуация несколько изменилась. Сезон охоты был открыт на Роберта Хартфорда, но никак не на Уинти Тауэра – для Голливуда он был личностью легендарной и неприкосновенной.– Я вижу, выпивохи держатся друг за дружку, – выступил Хэнк, впрочем, без особой надежды сорвать аплодисменты.– А чего тебе взбрело пялиться на нас из канавы, куда мы мочимся? Выползай-ка оттуда, пока не провонял, – доброжелательно посоветовал Тауэр.Получив отпор, агрессивная компания решила отступить.– Увидимся в суде, – выстрелил Роберт вслед уходящему Хэнку.– Да, если ты найдешь себе адвоката, – огрызнулся Марвел.– Где Паула? – тут же спросил Роберт Тауэра.– На подходе. Она привезет Кристину, – ответил Уитни.Роберт почувствовал облегчение.– Спасибо за поддержку, Уинти. – Он благодарно сжал руку друга.– В любое время к твоим услугам, дорогой мой. Для меня это спорт.Роберт ощутил приближение Паулы еще до того, как увидел ее в толпе. Едва она очутилась рядом, они молча взялись за руки.Тауэр уловил смену настроения и заговорил почти радостно:– Предчувствую, что похороны пройдут по высшему разряду. Пойдем простимся с нашим дорогим покойником. Мне сказали, что мальчики в хоре подобрались на заглядение.Тауэр, как пастух, погнал свое маленькое стадо внутрь храма, отпугивая пронзительным взглядом тех, кто, возможно, мечтал куснуть Роберта на ходу, несмотря на святость места и печальный повод, собравший здесь публику.Торжественная скорбь моцартовского «Реквиема» заполнила пространство храма. В музыке было все – и страдание, и боль, и светлая радость освобождения от земных пут души. Но на деле только покойный Моцарт, вложивший весь свой гений в мелодию и оркестровку, оплакивал новопреставленного. В толпе под храмовым сводом у подножия величественных колонн господствовало отнюдь не траурное настроение. Сознание того, что ты находишься в нужном месте и в нужный момент, приятно щекотало самолюбие. Головы вертелись на словно бы ставшими резиновыми шеях, глазки стреляли, губы шевелились неустанно, передавая шепотом информацию. Наконец музыка, будто устав скорбеть в одиночестве, смолкла.В наступившей тишине Роберт проложил себе путь к передней скамье. То, что он взял на себя устроение похорон, давало ему право занимать там место, но языки присутствующих дружно прокомментировали, что это вызвано желанием последний раз в жизни выступить в заглавной роли. Обитатели Беверли-Хиллз, собравшиеся здесь, усмотрели даже в его походке некую браваду. И не ошиблись. Он шел по проходу, словно парусник, преодолевающий встречный ветер, доказывая всем, что не сбился с курса и по-прежнему движется к намеченной им, но неведомой непосвященным цели.Паула следовала у него в кильватере.Приглушенный шепот словно змеиное шипение заструился по проходу:– О, мой бог… Никто не говорил, что новая подружка Роберта калека…Роберт сбился с шага, когда его настиг удачно выпущенный снаряд. Он, не оглядываясь, все равно почувствовал, как вздрогнула позади него Паула. Но нельзя было принимать вызов, они оба это понимали. Никакой ответной реакции публика, настроенная на скандал, от них не дождется. Поэтому они продолжили свое шествие меж обращенных к ним лиц, и общая обида и общий гнев на обидчиков еще больше сплотили их.Выждав ради приличия, когда бормотание в церкви поутихнет, священник подошел к аналою. Его голос, богатый интонациями, с мягким, придающим ему живость ирландским акцентом, транслировался через усилители и достигал самых дальних уголков громадного храма.– Мы собрались сегодня здесь, чтобы сказать последнее прости тому, кто был всем нам дорог…Роберт не слушал священника, но скорбь сдавливала его сердце. Он переживал из-за Паулы. Нежность вместе с печалью переполняла все его существо. И он нашел выход, самый простой, самый очевидный. Не в первый раз эта мысль навещала его, но никогда раньше она не стучалась с такой настойчивостью в запертые его собственными сомнениями двери, требуя воплотить ее в слова. Сейчас или, может быть, никогда – сейчас, когда сердце его истекает, как кровью, жалостью к ней и к себе заодно, когда он стал мягок, как растопленный воск, и утерял способность рассчитывать все наперед и думать о последствиях…Настал момент для коленопреклонения.Он опустился на колени. Паула тоже.Когда Роберт обратился к ней, глаза его были полны слез:– Паула, ты выйдешь за меня замуж?– Что? – Она встрепенулась, скорее не от удивления, а от нахлынувшей на нее радости.Он увидел, что у нее глаза тоже блестят от слез, и это его еще больше растрогало и убедило в правильности принятого решения.– Будь моей женой, – громко произнес Роберт, не заботясь о том, что его слышат окружающие.– О, Роберт… Роберт… – Она выдохнула его имя, растерявшись и не зная, что сказать ему в ответ. Произнести простое «да» было бы слишком банально для такого случая.Но ему и этого было достаточно. Ее глаза дали ему именно тот ответ, какого он добивался от нее. И поэтому Роберт тотчас склонился к ней, и соприкосновение их губ скрепило печатью договор о будущей совместной жизни.На аналое священник, не заметив этого всплеска искренней радости в стоячей воде притворной скорби, бубнил свое:– Франсиско Ливингстон был прежде всего джентльменом – обходительным и отзывчивым человеком, строго соблюдавшим законы чести…О достоинствах Франсиско он бы распространялся, наверное, еще долго, если его речь не прервали звуки, подобные громовым раскатам.Все обернулись, желая узнать, что происходит.Оказывается, в храме появилась Каролин Киркегард. Распахнув резные дубовые двери, словно они были декорацией из папье-маше, она встала при входе – голова заносчиво откинута назад, губы приоткрыты в возбуждении, сияющие глаза впивались взглядом в обращенные к ней лица. Каролин всасывала в себя восторженные эмоции поклонников, как чудовищная воронка Мальстрема. Выделяясь силуэтом на фоне светлого дня, за церковными стенами она походила и на вагнеровскую валькирию, и на воинственную амазонку, еще разгоряченную после недавней кровавой схватки, и на мрачного выходца из Аида, возвещающего о всеобщей гибели.Все ее мгновенно узнали, хотя многие видели Каролин впервые. Это был ее миг. Она предстала перед толпой сразу в трех ипостасях. Каролин – повелительница душ, она же – возлюбленная миллиардера, и она же – как шептались те, кто был в курсе, – будущая хозяйка «Сансет-отеля».С величественным видом она двигалась по проходу, и шуршание ее атласного с бархатными вставками траурного наряда было единственным звуком, нарушавшим воцарившуюся в церкви тишину. Бриллиантовые серьги с черными жемчужинами, когда-то подаренные своей супруге герцогом Виндзорским, покачивались в ее ушах, черная лента украшала щегольскую светло-серую широкополую шляпу, венчавшую ее голову, крепко посаженную на могучей шее. Густой аромат «Пуазон» от Диора сопутствовал ей, словно облако отравляющего вещества, запрещенного Женевской конвенцией. Лицо выражало попеременно то высокомерную снисходительность, то смирение, и всем было ясно, что, помимо похорон какого-то старика, здесь происходит и коронация. Как бы подчеркивая сей факт, за Каролин в двух шагах позади следовал Дэвид Плутарх, в точности копируя походку и осанку принца Филиппа.Обмен информацией шел в ускоренном темпе.– Подруга сердца… заполучила сразу и «Мувиком», и «Галакси»… он покупает для нее «Сансет»… основала культ… вертит им, как хочет… безжалостная парочка…Каролин Киркегард, с прямолинейностью, только что выпущенной из арбалета стрелы, направилась к передней скамье. Она не допускала мысли, что там не окажется для нее места. Старая калифорнийская знать, занимавшая переднюю скамью, расползлась, как ветхая ткань от соприкосновения с ее энергетическим полем.Каролин, усадив сперва послушного Плутарха, заняла место с краю. Ей хотелось, чтобы как можно больше народу наблюдало за ней. К тому же Хартфорд, сидевший на соседней скамье через проход, был для нее теперь досягаем.На Кристину, как и на абсолютное большинство присутствующих, произвело впечатление то, с каким драматическим эффектом обставлено появление в храме Каролин. Обе они занимали места с краю. Их разделял только проход между церковными скамьями. Кристина заметила, что Каролин, улыбаясь, смотрит на нее.Это была удивительная улыбка, не та простая улыбка, какой одаривают случайную знакомую, с которой судьба когда-то свела Каролин за одним столом на приеме в «Сансет-отеле». В улыбке был заключен какой-то глубокий потаенный смысл и подавался некий сигнал, хотя Кристина не могла разобрать, что он означает. Кристина не могла, да и не хотела ни на мгновение отрываться от созерцания улыбки Каролин. Наоборот, она, скованная этой улыбкой и взглядом, сама как-то беспомощно и по-глупому улыбнулась в ответ. В тот самый момент, когда Кристина оставила все попытки разобраться в том, что же ей передает Каролин, внезапно плоть ее превратилась в чувствительный приемник, настроенный на нужную волну. Тело Кристины пришло в возбуждение, особенно те места его, о которых не следовало бы вспоминать в храме, да еще во время погребальной службы.Странное тепло распространилось по коже, согрело груди, живот, проникло в шелковые трусики от Диора. Там образовался как бы центр, куда устремлялись потоки горячей крови, и, к своему стыду, Кристина ощутила, что все ее существо, все ее желания сосредоточились именно там и управляются из этого центра. И это сотворила с ней Каролин одной лишь своей улыбкой.Кристине вдруг нечем стало дышать. Все вокруг куда-то поплыло, алтарь растаял, колонны изогнулись и стали крениться, плавясь, будто сделанные из нагретого воска, а лицо Каролин увеличивалось в размерах и заслонило от Кристины все пространство храма.Глаза Киркегард, как водовороты на морской глади, втягивали ее в себя…
На заднем сиденье лимузина, припаркованного близ скрещения Бедфорд-драйв с Санта-Моника-бульвар, Грэхем угрюмо уставился на экран автомобильного телевизора и удивлялся самому себе, почему он не удосужился переключить канал. Какой-нибудь «мыльный» сериал мог скорее, чем трансляция похорон, стряхнуть с него унылое оцепенение, овладевшее им сразу же по прилете из Лондона.А еще лучше было бы глотнуть чего-нибудь традиционно британского, вроде теплого эля, крепкого, сладкого шерри или неразбавленного виски. Он выдвинул из бара, вмонтированного в спинку сиденья, поднос с напитками и плеснул в высокий массивный стакан двойную порцию «Шивас Регал» двенадцатилетней выдержки. Затем он откинулся на заманчиво убаюкивающие подушки, пригубил виски и погрузился в раздумья. Был ли он рад возвращению в Беверли-Хиллз? Трудно сказать. Лишь одно не подлежало сомнению. То, что требовалось выкинуть из головы – а именно с этой целью он предпринял поездку на родину, – все равно в голове осталось.Одна вещь крепко там засела и создавала проблему. Впрочем, Паула была далеко не вещь. Вещи достаются, приобретаются, воруются. Их можно купить или продать. В прошлой, малоприятной жизни Грэхема к людям относились как к вещам.Смешное чувство он испытывал к Пауле, если «чувство» и есть подходящее для этой нелепости название. Он хотел ее, а значит, должен был обладать ею. Она должна принадлежать ему, причем принадлежать без остатка. Она должна была думать только о нем и не замечать никого вокруг, являться по первому его зову, угождать ему и, разумеется, соблюдать верность. В награду он сделает ее своей женой, будет за нее заступаться, если это потребуется, поломает ноги-руки и выбьет зубы любому, кто, оскорбив ее, тем самым нанесет оскорбление ему. Он, со своей стороны, готов быть ей верным – до поры до времени, конечно, насколько позволит мужская натура и его «особые» пристрастия.В глубине души он понимал, что это чистой воды фантазии, но они уже не покидали его. Он отправился на родину, чтобы забыться и забыть ее, но безрезультатно.Очутившись снова в Лос-Анджелесе после коротких каникул, Грэхем понял, что ничего не достиг – ни поездкой своей, ни возвращением. Зло все-таки разъедало его стальное, мускулистое тело, отравляло мозг, а то, что он узнал по приезде, только усугубило его мрачное настроение. Роберт и Паула слетали в Нью-Йорк и там стали любовниками. Он ни на секунду в этом не сомневался. Любой их жест, любой взгляд, слова, ими произносимые, подтверждали это.Его разум блуждал по дебрям безысходных рассуждений, словно голодная гиена по заснеженной степи. Уже не первый раз некая смутная идея будоражила его мозг, но лишь сейчас она оформилась в конкретный план. Сама Паула снабдила его нужными сведениями, когда в благоуханном саду «Сансет-отеля» в ночь приема у Ливингстона она поведала Грэхему об ужасных событиях, происшедших в городке под названием Плэйсид.Негодяй по имени Сет Бейкер изнасиловал и убил ее подругу, а потом сжег заживо ее братьев-близнецов, которые были для нее дороже жизни. Слабая женщина, обуреваемая желанием отомстить, с восторгом и благодарностью встретит ангела мщения и примет из его рук голову врага. Паула согласится отдать всю себя человеку, который пошел на убийство ради нее. А отдавшись ему, она его и полюбит.Это было так очевидно, что в своем простодушии он не допускал иного развития событий. Да, Сет Бейкер был тем волшебным Сезамом, каким отпирались двери в желанное будущее.Резкий стук в окошко вернул Грэхема к действительности. Он наклонился вперед и опустил стекло.– Не могли бы вы подать лимузин поближе к главному входу, сэр? Через пару минут все начнут выходить.Обычно копы не были столь предупредительны, но ведь и лимузин был необычной длины.– О'кей, – сказал Грэхем, пряча от глаз копа стакан с виски.Он торопливо осушил стакан и, открыв дверцу, пригладил свою серую униформу, к счастью, смахивающую на деловой костюм, что хотя бы не так сильно ранило его самолюбие. Пересев на водительское сиденье, он сделал то, о чем просил коп. Затем он снова вышел из машины и стал прохаживаться по тротуару.Роберт и Паула казались полностью отрешенными в тесном окружении тех, кто покидал церковь. Они были словно бы обернуты прозрачной, но непроницаемой для посторонних звуков пленкой. Рядом с ними маячила «сладкая» парочка – могучая блондинка и ее оруженосец, вернее, кули с миллиардом долларов в поклаже, которые и были в основном ее оружием. Таинственное притяжение, исходящее от Каролин, тянуло за собой, словно на веревке, одурманенную Кристину. Все, кроме Каролин, хранили молчание, зато ее голос перекрывал даже шум уличного движения и проникал всюду, подобно радиоактивной пыли.– Роберт, мы будем счастливы, если ты останешься постояльцем «Сансет-отеля», но нам придется переселить тебя в обычный номер. Вероятно, в данных стесненных обстоятельствах это устроит и тебя.Роберт вроде бы не расслышал. Ее едкий сарказм бесполезно излился на его голову, занятую только Паулой.Раздосадованная его безразличием, Каролин предприняла вторую попытку, заговорив еще громче:– Может быть, ты переедешь к мистеру Тауэру? Пожалуй, это наилучший вариант. Любопытная получится пара – двое закоренелых холостяков. Разве не чудесная идея, Дэвид?Роберт посмотрел на нее так, будто увидел впервые. Ненависти не было в его взгляде.– Жаль разочаровывать тебя, Каролин, но ничего не поделаешь. Я уже не холостяк.Первым из всех нашелся Тауэр.– Роберт! Паула! Это чудесно! – воскликнул он, нарочно привлекая к себе внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39