А потом сумел из груды деталей собрать двигатель «мустанга» 1977 года в кромешной темноте и с одной рукой, привязанной за спиной.«Парень, выросший на улицах Уэст-Палма, стоит дюжины жалких бездельников, которые слоняются по Палм-Бич!»Целых два года он отказывался разговаривать с кем-либо, у кого были «правильные» произношение и одежда, и водился исключительно с грубыми и крутыми парнями, жившими по соседству с такими барами, как «У Рокси», или ресторанами, где играли музыку в стиле «кантри», по другую сторону от проходившей вдоль берега железной дороги.Но все это было напрасно. Ледяное безразличие матери оставалось неколебимым, словно законы мидян и персов. Нельзя сказать, чтобы она ссорилась с ним или не обращала на него внимания. Она всегда была готова поддержать его или дать совет. Просто она не принимала его близко к сердцу, и это повергло его в безумное отчаяние.Во время телефонного разговора мать часто улыбалась, но Скотту было понятно, что ей совсем не нравится то, что она слышит в трубке.– Знаете, Морт, вы меня совершенно ошарашили. У меня и мысли не возникало, что Энн не устраивает контракт. Да она ведь этот уик-энд проводит у нас. Только сейчас отправилась поплавать в бассейне. Она мне ничего не говорила. Не было даже никакого намека.Потом долго говорил кто-то на другом конце провода.– Нет, нет, конечно, нет. Мы же подруги. Мы с Энни были заодно, еще когда все только начиналось. Мы вместе поднимали компанию «Блэсс». Да при чему тут контракт! Я никогда бы не стала что-то навязывать Энни, если бы она была против.Лайза замолчала. Намек был недвусмысленным. Условия контракта можно навязать силой, если дело дойдет до этого. Но это было бы наихудшим из вариантов, а Энн Либерманн стала теперь такой примадонной, которая очень даже могла позволить себе быть капризной. Проклятье! Почему же всех обуревает такая жадность? Пять зданий подряд под фирменным знаком компании «Блэсс» сделали Энн Либерманн мультимиллионершей, но она все же совсем не прочь вдребезги разбить их отношения из-за ничтожной прибавки. Если, конечно, считать миллион долларов ничтожной суммой.Она подняла глаза к потолку в надежде на озарение, а нью-йоркский агент продолжал свою речь. Боже, он умеет работать. Он отрабатывает каждый цент из причитающихся ему пятнадцати процентов суммы контракта. Он уже потрудился связаться с другими издательствами, и Лайза знает, что это не блеф. К утру в понедельник Энн Либерманн может уже издаваться в «Рэндом хаус». До сих пор компания «Блэсс» не теряла своих авторов, а наоборот, с большой для себя выгодой перекупала их у других издателей. Если из короны компании исчезнет бриллиант, то и у других авторов могут появиться ненужные мысли. Это может оказаться началом спуска по скользкому склону, во время которого эти писатели начнут перепрыгивать в колесницу конкурентов. От этой страшной мысли на душе у Лайзы похолодело. Нет, Энн Либерманн необходимо выкупить назад. Но все же хорошо бы это обошлось значительно дешевле миллиона долларов.– Послушай, Морт, дорогой. Дай мне два дня, чтобы обдумать это. Давай я позвоню тебе в понедельник, сразу с утра? Я посмотрю, что можно сделать, чтобы умаслить Энн. Открою ради нее бутылку моего самого лучшего бордо. Ха-ха. Отлично, Морт. Тогда поговорим. Пока, дорогой.Она со стуком бросила на аппарат телефонную трубку.– Дьявол ее побери! Эту подлую, жадную суку! Где эта жирная, гребущая деньги лопатой корова?Скотт навострил уши. Как всегда, мать поставила его в неудобное, двойственное положение. Ему было приятно, что кто-то, вывел ее из себя, и в то же время это было для него мучительно.– В чем дело, мама?Лайза окинула взглядом своего великолепного сына, словно он был «лишним бананом» в представлении из жизни фруктов.– Эта чертова Энн Либерманн пытается увильнуть ОТ выполнения контракта и загрести еще целую кучу денег.– А разве ты не можешь заставить ее выполнить контракт?Вопрос был разумным. Иначе для чего существуют контракты?– В этой игре, если на твоей стороне нет удачливого автора, то дело дрянь, и не важно, что написано в контракте. Если я попытаюсь ее насильно приковать цепями к пишущей машинке, то это будет нехорошим сигналом для всех остальных. Нет, мне все-таки придется заплатить ей столько, сколько она захочет. Я думаю, надо попробовать как-то умаслить ее за эти два дня.Глаза матери вдруг стали задумчивыми.– Может быть, ты сумеешь помочь, дорогой. Ну, ты знаешь, сказать ей комплимент, сделать что-нибудь приятное. У тебя это хорошо получается. За ланчем мне показалось, что ты ей понравился.Скотт почувствовал, как по нему прокатилась волна тепла. Это уже было близко к комплименту. Его мать только что сказала ему, что он обаятелен, и, пусть и не напрямую, даже обратилась к нему за помощью. Господи! Это уже и в самом деле что-то.Скотт встал, отчаянно стараясь выглядеть таким спокойным, каким он себя совсем не чувствовал.– Хорошо, мама. Не беспокойся. Я подумаю, что можно сделать. Ты говоришь, она у бассейна? * * * Тело Энн Либерманн пело, как мощное, набирающее высоту сопрано, и ей не хотелось, чтобы это возвышенное чувство покинуло ее. Что за ночь! Вознесение к небесам две ночи подряд! Она и не думала, что такое возможно. В книгах ее было совсем не редкостью, чтобы героиню ублажал голубоглазый и светловолосый покоритель прибоя, но она едва ли была готова испытать это в реальной жизни. В следующий раз пишущая машинка будет огнем пылать под ее пальцами. Это будет хроника, а не беллетристика. Возникает, правда, один только любопытный вопрос – почему? Она богата, знаменита, однако далека от каких-либо иллюзий относительно степени своей женской привлекательности. К тому же, Скотт Блэсс едва ли не в сыновья ей. годится. Сейчас существовала только одна проблема – как вернуть его в постель и провести до завтрака повторный сеанс.Она разглядывала сложную резьбу на деревянном потолке, пытаясь найти вдохновение в его узорах. Однако дух Эдиссона Мизнера не очень-то интересовался ее затруднениями. И в самом деле, вся эта комната, с тяжеловесной мебелью, сумрачными картинами и андалузской «атмосферой», казалась начисто лишенной каких-либо намеков на секс, абсолютно далекой от столь тривиальных занятий.Через распахнутое окно Скотт видел волны с белыми барашками, медленно катившиеся к берегу. Здорово! Прибой набирает силу. Чуть позже он встретится с ребятами у Восточной бухты и будет проскакивать под гребнями волн на своей новой доске. Если только сумеет вырваться из объятий самой популярной в мире писательницы.– О чем задумался, Скотт?Голос Энн Либерманн и ее карие с искорками глаза, безусловно, были самыми привлекательными ее чертами. Все остальное походило на район, объявленный федеральными властями зоной бедствия, однако, к счастью, скрывалось под шелковыми простынями, которые она натянула до подбородка. У нее оставалась надежда.– Да ничего. Просто смотрю на прибой. Сегодня там будет хорошо.Энн ничего не сказала. Рыба не клевала. Черт! В действительности, ему нет до нее дела. Туг уж ничего не поделаешь. После двух ночей блаженства она начала испытывать к этому тягу. Внезапно извлечение его из джинсов и помещение под простыни стало для нее жизненно важным делом. Таким же, как проталкивание мини-сериалов в телекомпании Эй-би-си или накручинание бесконечных продолжений для журнала «Космополитен».– Тебе понравилась прошлая ночь, Скотт? – услышала она свой кокетливый голос. «Черт бы все побрал! Как же люди все еще верят в свободу выбора?» Она совсем не собиралась говорить то, что слетело с ее уст.Скотт повернулся и посмотрел на нее. Понравилось? Он вытерпел ее. Вынес ради обожаемой матери, чтобы спасти ее деньги, которые она так хотела сберечь. Ему как-то удалось все это пережить, но и на спине, и в душе у него остались шрамы от этой предельной жертвы. Он переключил сознание и подумал о своей матери. Она хотела, чтобы он был «любезен» с Энн Либерманн. О да, он был с ней «любезен». Он только молил Бога, чтобы плоды его стараний пошли на пользу компании «Блэсс». Может быть, всего лишь может быть, Энн не разорвет контракта с издательством и снизит планку своих требований с миллиона до пятисот тысяч. Если так случится, то каждый цент из сэкономленных денег был отвоеван тяжким трудом.Он попытался побороть раздражение.– О да. Конечно. Правда, в самом деле. Ложь звучала не очень убедительно. Да какого черта ей еще нужно? Выражение признательности? Цитата для суперобложки ее очередного романа? Та, что займет место между изречениями из журналов «Пипл» и «Ньюсуик»: «Энн Либерманн так же хороша в постели, как и написанные ею книги» – Скотт Блэсс, покоритель прибоя.Эннн Либерманн хотела поверить ему, но она не зря написала, один за другим, пять занявших первые по популярности места бестселлеров. По какой-то причине Скотт Блэсс потакает ее прихотям, и не так уж трудно предположить, что это за причина. Энн села на кровати, позаботившись, чтобы простыни скрывали ее огромную грудь.– Скотт, мать говорила о том, что я, возможно, поменяю издательство?В детстве Энн не слишком баловали, но феноменальный успех последних двенадцати лет позволил все наверстать. Она обладала житейской мудростью, была откровенна и достаточно беспощадна. Она внимательно смотрела на Скотта, наблюдая, как он прореагирует на ее первый удар.Лицо Скотта моментально выдало все. Удар пришелся точно в подбородок. Вопрос оказался для него совершенной неожиданностью. В объятиях Энн Либерманн полностью теряла голову от страсти, теперь же оказалось, что это было лишь кратковременным явлением. Скотт почувствовал, как краска заливает его загорелые щеки, и приготовился яростно отрицать то, что, как Энн стало ясно, было правдой.– Да нет. Никогда не говорила. Как жаль. А почему ты решила это сделать?Энн Либерманн не пропустила ни одного нюанса в его смущении. Да, все так. Лайза Блэсс командировала сына, чтобы умаслить ее сладкой конфеткой секса. Да-а. Это уж слишком. Обычно матери не переходят определенных границ. А может, юный Скотт предпринял это по своей инициативе, а Лайза лишь невольно стала заговорщицей. Как бы там ни было, одно можно сказать точно. Ей предложили две ночи блаженства, Чтобы побудить ее не расставаться с издательством «Блэсс». Она чуть не рассмеялась вслух, поставив рядом эти два слова. Блаженство и «Блэсс». Блаженство за «Блэсс». Это звучало, как лозунг.– Скотт, возможно, я и не стану менять издательство. Я могу остаться там, где я есть, – сказала она лукаво.Энн закатила глаза. Первое разочарование, вызванное тем, что ее не могут любить только ради нее самой, быстро улетучилось. Очень мало людей в этой жизни могут рассчитывать на такое, и у нее хватало реализма понимать это. Нет, на этом свете, чтобы получить желаемое, надо быть готовой отдать то, что имеешь. Похоже, она кое-что имеет. И, конечно, кое-чего хочет. Это будет прямая сделка – товар на товар.– Я надеюсь, что так будет.– Правда, Скотт? Интересно, очень ли ты надеешься?– Да, ну конечно, я надеюсь, Энн. Да ладно. Это же естественно, разве нет?Скотт совсем не был уверен, что у него все вышло. Похоже было, что замысел его раскрыт. Оставались, правда, кое-какие шансы, но все шло к тому, что вклад его в дело матери придется увеличить.– Почему бы тебе не подойти сюда и не доказать это, Скотт?У Скотта все опустилось внутри. «О нет. Только не перед завтраком. Надо найти какую-то причину, причем достаточно уважительную».– Не сейчас, Энн. Мы пропустим завтрак. А это очень раздражает мать. Может быть, позже.Мать. Даже сейчас он не может не вспоминать о ней. Ради нее он улегся в постель, а теперь использует ее как предлог. И все это почти наверняка впустую. Если его помощь и сработает, то это все равно останется без внимания. Как всегда, к нему будут относиться свысока, снисходительно и небрежно, как к какой-нибудь красивой, но совершенно бесполезной старинной китайской вазе. Такой вещью восхищаются, даже ценят ее, но совсем не обращают на нее внимания. Если бы только можно было попасть в свет софитов, занять центральную часть сцены и разыгрывать спектакль своей жизни перед захваченной сюжетом аудиторией, состоящей всего из одной зрительницы в первом ряду – его матери. Это единственное, что ему было нужно. И это единственное, чего он никогда не получит.Скотту вдруг все ужасно надоело. Он устал, и он голоден. А в столовой подадут яичницу с беконом, гренки, французские булочки. А здесь пора заканчивать. Он сказал все, что было в его силах.Скотт одарил Энн теплой, как он надеялся, улыбкой и решительно направился к двери.– Я распоряжусь, чтобы тебе оставили поесть. Увидимся, – выдавил он из себя и малодушно сбежал со сцены. * * * – Да как ты смеешь сидеть тут, словно откормленный херувим, и учить меня, как мне следует себя вести! Боже, Кристи, этот мир жесток. Поверь мне, я это, знаю.Если не будешь стрелять первой, то в конце концов окажешься в дерьме.Бобби Стэнсфилд сорвался с шезлонга, на котором загорал, с шумом смяв свою газету. Его уже обожженное солнцем лицо приобрело угрожающе вишневый оттенок.– Это ты не смей так разговаривать с моей дочерью! – закричал он во весь голос, грозно наступая на Джо Энн. – Не смей! Слышала? Ты меня слышала?В одну секунду Кристи уже стояла между ними. Третейский судья. Миротворец. Последовательный противник насилия, разногласий, ссор. Ее длинные светло-золотистые волосы свободно спадали на плечи, челка обрамляла округлое, трогательное личико. Усыпанные веснушками щеки, голубые глаза, вздернутый носик, полные губки. Она действовала, как запах свежескошенного сена, ласковое прикосновение щенка, вкус первой клубники.– Пожалуйста, не ссорьтесь. Это я во всем виновата.Я не хотела тебя поучать, но так получилось. Мне очень жаль. Прости меня.Бобби был так разъярен, что с трудом подбирал слова.– Не извиняйся. Не нужно извиняться. Я слышал, что ты сказала. Ты была совершенно права. Жизнь – это нечто большее, чем карабканье по лестнице в высший свет. Она не имеет права так разговаривать с тобой.– Имеет, потому что она моя мама и потому что я ее очень люблю. – На глазах Кристи появились крупные слезы.Гнев вышел из Бобби, как воздух из проколотого воздушного шарика. Кристи всегда это удавалось. Прямо какой-то талант подставлять другую щеку. Откуда у нее это? В семье Стэнсфилдов никогда не было никого подобного, а из того немногого, что Бобби знал о родственниках жены, среди них тоже не встречались такие, как Кристи.– Ох, как мило ты все это сказала, дорогая. – Джо Энн ощутила, как ее охватывает чуждое чувство нежности. В присутствии безграничной доброты она обычно чувствовала себя очень неловко. Это было одной из причин, по которым она находила, что жить с дочерью для нее почти невозможно, однако временами слова Кристи задевали в ней живую струну.– Извини, дорогая, я погорячился, – сказал наконец Бобби, которого закружил водоворот всепрощения, внезапно подхвативший всех троих.В этой атмосфере всех почему-то потянуло исповедоваться.– Ты совершенно права, Кристи. С моей стороны это совсем не по-христиански – так ненавидеть Лайзу Блэсс. Мне бы надо быть выше этого, но в ней появилось столько этого проклятого самомнения с тех пор, как ее компания перестала сходить с газетных страниц, и она зарабатывает столько деньжищ, что это уже становится просто неприличным. Она сидит в этом своем огромном доме, затаскивает туда всякого, кто хоть чем-либо интересен, и еще пытается командовать всеми нами. Люди в нашем городе готовы кровь проливать, лишь бы попасть на один из ее званых вечеров. Конечно, на прошлой неделе у нее был сам Майкл Джексон, а на этой – этот ученый, который открыл средство против СПИДа, да еще Энн Либерманн.Джо Энн замолчала. Она погрузилась в мрачные раздумья о несправедливости всего этого. В Палм-Бич вовсе не принято выражать восхищение теми, кто успешно трудится. Это единственное место в Америке, где считается невежливым спрашивать человека, чем он занимается. Предполагается, что здесь, где единственным искренним ответом будет «да, собственно, ничем», такой вопрос лишь демонстрирует бестактность того, кто его задает. Джо Энн перешла на такие тона полного уныния, что все они, втроем, не смогли не рассмеяться.– Ох, мама, ты неисправима. Ну и что такого? Ну и пусть она будоражит местное общество. Если ей это нравится, то что тут такого.Бобби не мог удержаться и не внести своей лепты.– Лайза выводит Палм-Бич из себя. Город не может подчинить ее себе, но и игнорировать тоже не может, поскольку она имеет тот товар, который здесь почитается превыше всего. Деньги.Джо Энн почувствовала, как внутри у нее все снова закипает.– Ну что ж, все, что я могу сказать, так это что она неблагодарная скотина. Когда-то она была моей подругой, но пошла против меня вместе с этим старым мешком костей Марджори Донахью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52