– Джереми, – начала я, все еще немного колеблясь, – прости, что спрашиваю, но кто платит за все это? Отель, машина…
Он посмотрел мне в глаза.
– Ты, разумеется, – сказал он с ухмылкой.
Я скорчила мину, которая должна была означать, что хоть порой я и кажусь не от мира сего, но все же еще не полная идиотка.
Он протянул руку и взъерошил мне волосы.
– Контора, детка, – сказал он. – Твой отец настоял на том, чтобы оплатить перелет, но остальные расходы за мой счет. Твои родители, в конце концов, мои клиенты. Ладно, заканчивай сборы и давай не долго. В девять нужно быть на месте.
Я, конечно, была благодарна Джереми за щедрость, но его наставительный тон и намеки на мою непунктуальность напомнили мне о том, как он порой раздражал меня. Что-то в его надменной вежливости так и подмывало меня надеть маску дурно воспитанной американской шпаны – к коей я, разумеется, никогда не относилась, – лишь бы сбить с него эту спесь. Я помню, что, когда мне было девять, я много думала над этим и пришла к выводу, что он специально так себя ведет, чтобы заставить меня быть провокатором, поскольку в глубине души он был плохим мальчиком и хотел, чтобы кто-нибудь вытащил на свет божий его второе «я». Но вместо того чтобы проглотить наживку, я научилась добродушно подшучивать над его потугами, словно в словесный теннис с ним играла.
– Веришь или нет, – начала я своим привычным насмешливым тоном, – но я мастер по сдаче работ в срок. Я ведь все-таки в киноиндустрии работаю, а там время – деньги. И вообще, с твоей стороны это грубо, ничего не спросить о моей работе. Это довольно интересно.
Джереми удивился, потом покачал головой с притворным неодобрением.
– Только американцы с ходу спрашивают о работе, – проинформировал он и направился к двери. – Мы, европейцы, тоже об этом думаем, но никогда не спрашиваем сразу. Кстати, раз уж мы об этом заговорили, у тебя нет знакомой симпатичной актрисы, с которой ты могла бы меня познакомить?
– Ларима, – автоматически сказала я. – Мы как раз заканчиваем картину, в которой она занята.
Джереми поднял бровь, явно заинтересовавшись:
– Правда? – Он наклонил голову набок, словно обдумывая предложение. – Нет, пожалуй, я не ее тип, – сказал он задумчиво. – Не хочу давать ей яхту для вечеринок. – Он ухмыльнулся. – Ладно, я пошел. Увидимся в девять. Не опоздай, – не удержался он уколоть напоследок и мягко закрыл за собой дверь.
Я посмотрела на часы, большую, отделанную золотом красоту на каминной полке с круглым перламутровым циферблатом, окруженным скульптурками в греческом стиле. Джереми был прав. Времени осталось немного. Я пошла в душ. Напор воды был хорошим, и я быстро пришла в чувство. А может, я пришла в себя от того, что Джереми ушел и я смогла здраво мыслить? В любом случае я только сейчас поняла, что забыла задать ему самый главный вопрос: что же двоюродная бабушка Пенелопа завещала нам?
Более того, думала я, растирая себя кремового цвета полотенцем, Джереми не вызвался рассказать мне ничего об этом. Может, существует какой-то закон, запрещающий разглашать информацию до прочтения завещания? Или он опять в европейском стиле ждет, пока я сама его спрошу, и только затем расскажет? Возможно, я уже провалила свой первый экзамен на зрелость. Но потом я сказала себе, что Джереми и его родители всегда стремились показать свое превосходство над окружающими; трюк заключался в том, чтобы не пойти у них на поводу, не потерять дар речи от смущения и не выставить себя дураком.
Довольная своими умозаключениями, я сложила ночную рубашку, блузку цвета слоновой кости, черные домашние тапочки и достала из чемодана пару новых носков. А еще достала сумочку из итальянской кожи, которую купила со скидкой, а потому по разумной цене. Одна пожилая дама, с которой я работала какое-то время, научила меня делать профессиональный макияж, так что я привела себя в порядок не спеша и со знанием дела. Волосы выглядели на удивление хорошо, хотя я только расчесала их. Никакого парфюма и самую малость украшений – только скромные серьги с бриллиантами и кулон с бриллиантом приличного размера, который подарили мне родители на окончание школы.
Ну вот, теперь все. Я посмотрелась в зеркало. Все выглядит как надо, кроме глаз. Уж слишком они честные и напуганные.
– Расслабься, – сказала я своему отражению. – Нечего перевозбуждаться из-за парочки набитых снобов.
Однако глаза все равно выдавали мое единственное желание – не выглядеть дурой перед родственниками. Возможно, я больше никогда их не увижу, и не хотелось оставаться в семейных преданиях дурочкой из Штатов. Например, Бедняжкой Пенни. Правда, ее было жалко? Она даже не знала, как себя вести! Нет, нет и еще раз нет. Я голосую за то, чтобы сохранить достоинство, чего бы мне это ни стоило.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 6
Мы застряли в пробке, так что я начала волноваться. А зная, что я уже опаздываю, я начала не просто волноваться, но и по-настоящему паниковать. Атмосфера мрачной роскоши в автомобиле Джереми лишь усугубляла ситуацию. Но пожилой шофер умело вел автомобиль по перегруженному центру Лондона, сворачивая на боковые улочки, чтобы избежать заторов, и в итоге мы оказались в тихих переулках с аккуратными старыми домиками, безупречными газонами и аллеями. Мы остановились у дома с белыми колоннами в викторианском стиле. Вход украшали двойные двери со вставками из матового стекла.
– Вот мы и приехали, мисс, – сказал шофер одобрительно, словно разговаривал с испуганной кошкой, которая залезла в коробку и не желала вылезать.
Это был низенький жилистый пожилой мужчина со спокойной уверенной манерой общения. Я кивнула, смутившись, что он так легко раскусил меня, и посмотрела на наручные часы. Без семи девять. Не опоздала, но времени в обрез.
«Спасибо тебе, Джереми, за то, что надоумил следить за временем».
Я напомнила себе, что представляю здесь маму и потому просто не имею права все испортить. Так что, когда водитель открыл мою дверцу, я уверенно поставила ногу в туфлях на высоком каблуке на мостовую, выбралась, слегка покачнулась, но взяла себя в руки и твердой походкой пошла к городской резиденции двоюродной бабушки Пенелопы.
Дверь перед ней открыл трудолюбивый с виду парень лет двадцати пяти. Он был симпатичный, но немного встревоженный, с послушными, коротко остриженными волосами, в хорошо скроенном костюме, который делал его еще моложе. У парня был превосходный акцент. Такого никогда не спутаешь с прислугой. Он отошел, чтобы я могла пройти в вестибюль, откуда справа шла лестница наверх, в две квартиры, а слева – дверь в квартиру на первом этаже.
– Мисс Николс? Меня зовут Руперт, я работаю с Джереми. – У него был низкий голос, какой можно услышать в церкви. – Поднимайтесь, пожалуйста, в библиотеку, это на втором этаже.
Лестница была с блестящими отполированными перилами, а ступени покрывала винного цвета ковровая дорожка, закрепленная золотыми скобами. Впрочем, ковер не спасал от скрипа. Лестница слегка постанывала при каждом моем шаге. Я остановилась в небольшой прихожей на втором этаже.
Раздвижная дверь в квартиру была приоткрыта, чего ни один живой человек не стал бы делать, если, конечно, он не переезжал. За дверью просматривался холл с лампой в виде тюльпана на столике. Поколебавшись немного, я толкнула дверь в сторону, и та бесшумно отъехала.
Библиотека оказалась милой комнаткой, заполненной светом, льющимся из двух эркеров с большими окнами. Мебель в основном была старой, конца девятнадцатого – начала двадцатого века – молодость двоюродной бабушки Пенелопы. На окнах висели синие занавески, перевязанные гигантскими золотыми тесемками. У стены напротив стояли книжные полки от пола до потолка, пестревшие книгами в дорогих черных или зеленых с золотом переплетах. Вся мебель была маленькой, но красивой: в углу – журнальный столик орехового дерева и стул; крошечный диванчик на случай, если впечатлительной барышне нужно отдышаться; и у крошечного камина – два стула с изящной спинкой и низеньким столом эпохи королевы Анны.
Но тут же, совершенно не вписываясь в общую обстановку, стояло несколько стульев с высокими, украшенными резьбой спинками и коричневого цвета дамасскими подушками на сиденьях. Все выглядело так, словно их принесли из столовой и расставили неровным полукругом посреди комнаты. Я подумала, что только юристы могли сделать такое. И действительно, передо мной сидели сразу три кандидата, но Джереми среди них не было.
Одетые в темные костюмы и рубашки с галстуками, они напоминали мне бизнесменов. Юристы сгруппировались вокруг столика со стеклянной столешницей, на котором лежали официального вида папки, и, стоило мне войти, пристально посмотрели на меня. Все они были седовласы, с неизменным выражением недоверия на лице и с холодными светло-голубыми глазами. Они были похожи на фарфоровых кукол, которые в фильмах ужасов оживают и начинают направо и налево убивать людей. Один из мужчин одарил меня мимолетной улыбкой стареющего аллигатора. Двое других просто вернулись к изучению бумаг, обозначив, что я не произвела на них впечатления. Но я видела, что они прекрасно поняли, кто я такая, и это лишь подчеркнуло мою значимость. Я почувствовала себя неловко.
В комнату вошли еще двое – маленького роста изящная пожилая женщина в пепельно-голубом плаще и подходящей по цвету шляпке; и средних лет мужчина в темно-синем блейзере и фланелевых брюках бежевого цвета. Это наверняка мамин двоюродный брат, Ролло-младший, и его мать, двоюродная бабушка Дороти. Я кивнула им, но они сделали вид, что не заметили меня. Зато юристы пришли в движение: они засуетились вокруг пожилой дамы, усаживая ее на один из стульев, затем зашептали что-то неразборчивое Ролло. Я решила, что не дождусь, пока мне предложат сесть, и прошла к окну, где села на стул. Я тоскливо смотрела на улицу. Ну где же мой юрист? Он бессовестно опаздывал.
Каждый раз, когда я бросала на присутствующих мимолетный взгляд сквозь опущенные ресницы, они отводили глаза, а значит, они меня тоже рассматривали. Я не могла отделаться от мысли, что со стороны мы выглядели просто как дьявольская семейка, написанная маслом на холсте. Взять хотя бы Ролло-младшего, чья дурная слава настолько шла впереди, окутывая его ореолом дьявольщины, что я всегда считала его высоким, худым, сутулым и мрачным типом. Я оказалась совершенно не готова увидеть перед собой полного, развратного на вид стареющего плейбоя с седеющими вьющимися волосами и мешками под глазами. Он вызывал скорее жалость и был похож на Элвиса с обложек его поздних пластинок. Его живот свисал над ремнем, и это было просто ужасно. Он был благочестиво внимателен к своей матушке. А теперь представьте на том же холсте двоюродную бабушку Дороти, которая походила на птичку. У нее были серебряного цвета волосы, взбитые в пышную копну, столь популярную у женщин ее возраста. Она выглядела утонченно, но не хрупко, ее птичья кисть лежала на серебряном набалдашнике трости. Теперь я понимала, почему бабушка Берил и двоюродная бабушка Пенелопа недолюбливали ее. Ну и наконец я, Пенни Николс, изо всех сил старавшаяся выглядеть взрослой, но на самом деле походившая на девушку, пришедшую устраиваться на первую работу.
Джереми и его помощники вскоре пришли. Мне показалось, что их не было целую вечность, но фактически они появились минута в минуту. Атмосфера в комнате осязаемо изменилась. Не было никаких сомнений в том, что главные здесь Джереми и его команда. Он представил мне Гарольда, старшего партнера, пожилого седовласого мужчину с уверенными серыми глазами. Затем он представил Северин, французского правоведа, симпатичную женщину в простом белом шелковом костюме, с огромными карими глазами и блестящими русыми, идеально уложенными волосами. Она, похоже, была одного с Джереми возраста, но держалась очень смело, что происходило, во-первых, от того факта, что она француженка, а во-вторых, из уверенности в своем профессионализме, который, бесспорно, производил впечатление на коллег противоположного пола. Когда выяснилось, что все необходимые бумаги на месте, то Руперту, парню, что встретил меня у входа, сказали, что он может возвращаться в офис. В целом я решила, что попала в хорошую компанию и смогу достойно представлять интересы мамы.
Джереми вежливо представил меня двоюродной бабушке Дороти и Ролло. Теперь, когда официально я существовала для окружающих, Ролло посмотрел на меня невинными глазами и сказал:
– Ах да, как же, как же.
Его мать признала наконец факт моего существования, одарив меня широкой улыбкой, какой обычно встречают новую горничную.
Джереми и его команда взяли под контроль столик со стеклянной столешницей и расселись на трех стульях позади него. Северин сидела спокойно и уверенно, готовая выдать необходимую информацию по первой просьбе. Остальные юристы нехотя заняли места на свободных стульях из тех, что стояли полукругом. Один стул остался свободным, и я поняла, что он для меня. Джереми заметил мое колебание и кивнул, чтобы подбодрить. Затем Гарольд стал зачитывать вслух завещание, начав с преамбулы, где говорилось о месте регистрации двоюродной бабушки Пенелопы, дате смерти и прочем.
Все люди в комнате, казалось, затаили дыхание в ожидании. Я добросовестно слушала все, стараясь достойно представлять маму, и пыталась разобраться в происходящем. И все же я ничего не могла с собой поделать, все было так похоже на мою работу. В завещании двоюродной бабушки Пенелопы меня подкупало то же, что и в истории, с которой связано мое ремесло. Исследуя жизнь одного человека, можно понять вечные истины, понять, в чем суть вещей, понять, где ложь, а где правда.
Гарольд читал монотонно и негромко, завораживая своим голосом, словно размеренными ударами барабана:
– «Я, Пенелопа Лейдли, находясь в здравом уме и твердой памяти…»
Я сосредоточилась, чтобы декодировать язык формальностей, когда он зачитывал, что двоюродная бабушка Пенелопа оставила эту квартиру, где мы сейчас сидим, моей матери, а какие-то крупные активы Ролло. Он и его мать остались этим довольны. Они не оспаривали английское завещание, и все было замечательно, и всех все устраивало, хотя Джереми ничего не досталось, что меня удивило… сперва.
Однако когда дело дошло до оглашения французского завещания, то все пятеро заметно оживились. Из этого я сделала вывод, что французские активы заметно крупнее английских, и именно по поводу них могут возникнуть разногласия и ожесточенные споры.
– «Мою виллу во Франции, включая дом и все земли, я оставляю Джереми Лейдли. Все движимое имущество в доме я завещаю моему племяннику Роланду Лейдли, Ролло-младшему. Гараж и все его содержимое я целиком оставляю своей внучатой племяннице и тезке, Пенелопе Николс».
После краткой паузы все заговорили разом. Прежние спокойные и почти церковные нотки сменились яростными криками и проклятиями, когда юристы Дороти и Ролло принялись оспаривать французское завещание, а Джереми и его команда спокойно, но жестко предупреждали об ограниченных сроках подачи апелляции. Затем вдруг, как по команде, все прекратилось. По крайней мере до поры до времени. Как в конце раунда во время боксерского поединка.
Гарольд аккуратно разложил бумаги завещания в кожаные папки. Дворецкий, которого наняли по случаю, принес поднос с кофе, фарфоровыми чашками, сахарницей и кувшинчиком сливок, и все это поставил на столик у камина. Похоже, это был какой-то сигнал, потому что Джереми и Северин подошли к столику, наполнили чашки и раздали их присутствующим. Но юристы Ролло, пробормотав что-то Дороти, как по команде, встали и вышли. Дороти грациозно поднялась и презрительно осмотрела собравшихся. Ролло бросил на кофе жадный взгляд, но вынужден был помочь матери выйти из комнаты.
Я все еще пыталась понять, с чего это двоюродная бабушка Пенелопа так эксцентрично упомянула меня в завещании. По какой-то непонятной причине она решила оставить мне гараж.
Не успела я ни о чем подумать, как меня отвлекла напряженная фигура двоюродной бабушки Дороти, продефилировавшей мимо. Я почувствовала, как ярость кипит в ней, еще до того, как посмотрела на нее. Лицо она контролировала безупречно, но ее выдавало дыхание, отрывистое и неровное. Она задержалась у столика, где стояли адвокаты, и, словно не в силах сдержаться, ткнула тростью в папки с завещанием, и те полетели на пол, бумаги с последней волей двоюродной бабушки Пенелопы рассыпались веером.
– Мы еще посмотрим! – выплюнула старушка с напускным весельем, как будто ее выходка могла как-то повлиять на распределение наследства.
Мне стало стыдно за нее, словно она на людях потеряла рассудок.
– Мы еще посмотрим! – повторила она Джереми, который инстинктивно встал рядом с ней.
Ролло схватил мать за руку и быстро вывел из комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30