То ли из-за слов Евгении или каких-то интриг ее дьявольского ума, но Эмили ничего не сказала ни маме, ни папе о нашей с Евгенией прогулке. Этим вечером за обедом она сидела тихо, видимо довольная угрозой, нависшей над моей головой. Я изо всех сил старалась не обращать внимания на нее, но глаза Эмили становились временами такими большими и наполнялись такой ненавистью, что трудно было уйти от ее взгляда.
Но это было несущественно, ибо она уже приготовилась отомстить. И как всегда Эмили оправдала бы все своими религиозными убеждениями. В ее руках Библия становилась орудием, и она безжалостно использовала его, когда считала это необходимым. Ни одно наказание не считалось слишком суровым, ни какое количество слез не было слишком большим. Неважно, как сильно она обижала нас, Эмили спокойно шла спать с верой в то, что выполняет работу, порученную ей Богом.
Как однажды сказал Генри, глядя на Эмили, «у дьявола нет лучшего солдата, чем самодовольный мужчина или женщина, которые размахивают этим жутким мечом». И я скоро ощутила остроту этого меча.
Глава 6
Порочные забавы
Среди всех, кого я встречала в своей жизни, и кто мог спокойно заниматься своим делом, не обращая внимания на интриги за своей спиной, трудно было найти лучшего специалиста в подлости и предательстве, чем Эмили. Она могла научить любых шпионов, как надо лучше выслеживать, она могла преподать урок Бруту до того, как он предал Юлия Цезаря. Я была уверена, что сам дьявол учился у нее, а потом только начал действовать.
В течение недели, начавшейся с той субботы, когда мы с Евгенией уходили на прогулку, Эмили не произнесла ни слова об этом, проявляя гнева и воинственности не больше, чем обычно. Она, казалось, ушла с головой в работу, которую ей поручил священник в воскресной школе; этой работы было не меньше, чем в обычной школе, поэтому она дома бывала реже, чем раньше. Ее отношение к Евгении не изменилось. Эмили даже проявила необычную для нее внимательность, принеся однажды, почти добровольно, обед для Евгении. Один раз за всю неделю она навестила Евгению, чтобы дать ей какие-то религиозные указания – не то читать Библейские рассказы, не то объяснила ей доктрину церкви. Раньше, когда Евгения засыпала во время чтения, Эмили очень злилась и отказывалась принять извинения Евгении. Но в этот раз, когда она пришла почитать из Евангелия от Матвея и Евгения заснула, Эмили не стала читать лекцию о том, как это важно не засыпать и с вниманием слушать Библию, и не захлопнула книгу с таким шумом, что глаза Евгении тут же открылись бы. Вместо этого Эмили вдруг тихо встала и бесшумно выскользнула из ее комнаты. Даже Евгения стала думать о ней лучше.
– Она сожалеет о том, что совершила, – заключила Евгения. – Она хочет, чтобы мы ее полюбили.
– Не думаю, что она хочет чьей-нибудь любви – папиной или маминой, или даже Бога, – ответила я, но видя, как раздражает Евгению моя неприязнь к Эмили, старалась улыбнуться и думать о чем-нибудь другом. – Представь, что она действительно изменилась. Представь, что она отрастит волосы и повяжет в волосы хорошенький розовый бант или оденет красивое платье вместо тех старых серых мешков и грубых туфель на толстых каблуках, из-за которых она выглядит выше, чем есть на самом деле.
Евгения улыбнулась, как будто я говорила о чем-то несбыточном.
– Почему – нет? – продолжала я. – Почему она не может измениться каким-нибудь волшебным образом за одну ночь? Может ей будет видение, в котором скажут, что нужно измениться. Внезапно она будет слушать не только церковную музыку, начнет читать книги и играть в игры.
– Представь, если у нее будет приятель, – сказала Евгения, подыгрывая мне.
– И она будет пользоваться помадой и румянами?
Евгения засмеялась.
– И она тоже приведет своего приятеля к волшебному пруду!
– И что же новая Эмили пожелает? – поинтересовалась я. – Тоже поцелуй?
Я задумалась на мгновение, взглянула на Евгению, и вдруг от неожиданной мысли я улыбнулась.
– Что? – спросила Евгения. – Скажи! – настаивала она, видя мое колебание.
– Она пожелает иметь грудь, – ответила я. Евгения фыркнула и прикрыла рот рукой.
– О, Боже, – сказала она. – Если бы Эмили слышала это!
– Мне все равно. Знаешь, как мальчики зовут ее между собой? – сказала я, усаживаясь рядом с Евгенией на кровать.
– Как?
– Они зовут ее мисс Гладильная доска.
– Не может быть!
– Она сама виновата, одеваясь так, что сплющивает и без того свою маленькую грудь. Она не хочет быть ни женщиной, ни мужчиной.
– Кем же она хочет быть? – спросила Евгения.
– Святой, – в конце концов ответила я. – Она также холодна и непробиваема, как статуи в церкви. Но, – добавила я со вздохом, – она хоть не мешает нам последние несколько дней и даже немного добрее стала ко мне в школе. Вчера за ланчем Эмили отдала мне свое яблоко.
– И ты съела два?
– Я поделилась с Нильсом, – призналась я.
– А Эмили видела?
– Нет, она была в классе во время всего ланча, помогала мисс Уолкер проверять письменные работы.
Мы обе помолчали немного, затем я взяла Евгению за руку.
– Догадайся, что я тебе сейчас скажу? – сказала я. – Нильс снова хочет встретить нас в субботу. Он хочет пойти с нами к ручью. Мама собирается пригласить своих подруг на ланч и не будет возражать против нашей прогулки. Молись, чтобы снова был такой же славный день, – сказала я.
– Хорошо, я буду молиться два раза в день. Евгения выглядела счастливее, чем когда-либо за последнее время, несмотря на то, что она проводила в постели больше времени, чем обычно.
– Я вдруг очень проголодалась, – объявила она. – Уже время обедать?
– Я пойду скажу Лоуэле. Ах, Евгения, – сказала я уже в дверях, – хотя Эмили стала добрее к нам, но думаю, что лучше сохранить в тайне разговор о будущей субботе.
– Хорошо, – сказала Евгения. – Пусть я умру, если проболтаюсь.
– Не говори так! – закричала я.
– Как?
– Не говори: «Пусть я умру».
– Ну это же так просто говорят. Роберта Смит всегда так говорит, когда я встречаю ее на наших пикниках. Каждый раз, когда кто-нибудь просит ее о чем-нибудь, она добавляет: «И пусть…»
– Евгения!
– Хорошо, – сказала она, уютно устраиваясь под одеялом. – Скажи Нильсу, что я с нетерпением жду встречи с ним в субботу!
– Хорошо. А сейчас я пойду узнать насчет обеда, – сказала я, оставив ее наедине с мечтами о той жизни, которая для меня и моих друзей была обычной.
Я знаю, что Евгения ничего не говорила Эмили про субботу. Она очень беспокоилась, что что-то может помешать нашей прогулке. Но, возможно, Эмили подслушала под дверью, когда Евгения молилась, чтобы этот день был удачным, или она шпионила за нами, прячась в укромном уголке и слыша наш с Евгенией разговор. Может быть, она просто предвидела нашу прогулку. Так или иначе я уверена, что она все эти дни вынашивала какой-то план.
Мы с таким нетерпением ожидали нашей прогулки, что казалось, пройдет вечность, прежде наступит суббота. Наконец этот день настал – теплый и солнечный. Я села в кровати, переполненная радостью. Выглянув в окно, я увидела бескрайнее море синевы. Нежный бриз играл в ветвях жимолости. Мир ждал нас.
На кухне Лоуэла сообщила мне, что Евгения проснулась на заре.
– Она никогда не была такой голодной по утрам, – заметила Лоуэла. – Мне нужно поторопиться с ее завтраком, пока она не передумала. В последнее время Евгения так похудела, что просто светится насквозь, – с грустью добавила она.
Я взяла завтрак Евгении и, войдя к ней в комнату, обнаружила, что она уже сидит и ждет.
– Лилиан, нам нужно было бы организовать там пикник, – предложила она. – Мы успеем проголодаться после ланча.
– В следующий раз – обязательно, – сказала я и, поставив поднос на специальный столик на ее кровати, смотрела, как она ест. Несмотря на то, что Евгения проголодалась больше обычного, она, как всегда, едва дотронулась до еды, как пугливая птичка.
Ей необходимо было в два раза больше времени на что-либо, чем здоровой девочке ее возраста.
– Сегодня чудесный день, правда, Лилиан?
– Волшебный!
– Бог услышал все мои молитвы.
– Спорю, Он ничего другого и не мог услышать, – пошутила я, и Евгения рассмеялась. Ее смех был для меня музыкой, несмотря на ее тихий, тонкий голосок.
Я вернулась в столовую позавтракать с Эмили и мамой. Папа рано позавтракал и уехал в Лангсбург на встречу с мелкими табачными фермерами, которые, по словам папы, не на жизнь, а насмерть, вели борьбу с корпорациями. Даже в отсутствие папы мы произнесли молитву перед едой. Эмили проследила за этим. Отрывки, которые она выбирала и то, как она читала их, показались мне подозрительными, но я была так счастлива от предстоящей авантюры, что едва замечала все это.
Эмили открыла «Исход», девятую главу и прочитала как Бог наказал Египтян, когда фараон не позволил иудеям уйти. Голос Эмили звучал так громко и сурово, что даже мама вздрогнула от испуга.
– «И был град и огонь между градом, град очень сильный, какого не было во всей земле Египетской со времен поселения ее».
Она оторвала взгляд от страницы и свирепо взглянула на меня через стол, показывая, что каждое слово на этой странице она выучила наизусть.
– «И побил град по всей земле Египетской все, что было в поле, от человека до скота».
– Эмили, дорогая, – мягко сказала мама. Она не посмела бы прервать чтение в присутствии папы. – Сейчас утро, поэтому немного рановато для огня и града, дорогая. У меня в животе все и так бурлит.
– Огонь и град никогда не приходят слишком рано, мама, – отрезала Эмили, – только слишком поздно.
Эмили с ненавистью глянула на меня.
– Боже мой, Боже мой, – простонала мама. – Давайте приступим к еде, пожалуйста, – взмолилась она. – Лоуэла, – позвала мама, и Лоуэла внесла яичницу с беконом. С неохотой Эмили закрыла Библию. Как только она это сделала, мама тут же принялась рассказывать какие-то пикантные сплетни, которые она собиралась проверить в эту субботу.
– Марта Атвуд только что вернулась из поездки на Север и говорит, что женщины там курят сигареты у всех на виду. Ну, а у Капитана есть двоюродная сестра, – продолжала она. Я слушала рассказ мамы, а Эмили уже погрузилась в свои собственные мысли, свой мир или еще куда-нибудь. Но когда я напомнила маме, что беру Евгению на прогулку, Эмили загадочно посмотрела на меня.
– Только не перестарайся, – предупредила мама. – И следи, чтобы она не переохладилась.
– Хорошо, мама.
Я поднялась наверх, чтобы подобрать одежду для сегодняшней прогулки. Я заглянула к Евгении, чтобы убедиться, что она приняла все лекарства и легла вздремнуть после завтрака. Я пообещала разбудить ее за час до прогулки, чтобы помочь ей причесаться и выбрать, что одеть. Мама купила ей новые туфли и голубой капор с широкими полями, чтобы защитить лицо от солнца во время прогулок Я прибралась в комнате, немного почитала и затем оделась. Но когда я спустилась в комнату Евгении, чтобы разбудить ее, она уже сидела в постели, и вместо восторга ее лицо выражало беспокойство.
– Что случилось, Евгения? – спросила я ее, как только вошла. Она кивнула в сторону того угла, где все время стояла ее инвалидная коляска.
– Я только что обнаружила, что ее здесь нет и я не могу вспомнить, когда видела ее здесь в последний раз. Я ничего не понимаю. Ты случайно не брала ее отсюда для чего-нибудь?
Сердце мое упало. Конечно, я не брала коляску, и мама ничего не сказала, когда я сообщила ей, что беру Евгению на прогулку.
– Нет, но не волнуйся, – сказала я, выдавливая из себя улыбку. – Она где-нибудь в доме. Может Тотти передвинула ее куда-нибудь, когда убирала у тебя.
– Ты так считаешь, Лилиан?
– Я уверена. Я пойду и посмотрю прямо сейчас. А ты тем временем начинай причесываться.
– Хорошо, – сказала она тихим голосом. Я бросилась из комнаты по коридору в поисках Тотти. Она протирала мебель в гостиной.
– Тотти, – закричала я, – ты никуда не передвигала коляску Евгении, когда убирала в ее комнате?
– Ее коляску? – Она отрицательно покачала головой. – Нет, мисс Лилиан, я даже не притрагивалась к ней.
– Ты нигде ее не видела? – в отчаянии спросила я. Она отрицательно покачала головой.
Как курица, убегающая от огромного ножа Генри, я металась по огромному дому, заглядывая в комнаты, проверяя чуланы и кладовки.
– Что ты так упорно разыскиваешь? – спросила Лоуэла. Она накрывала стол для ланча мамы и ее гостей и наполняла поднос бутербродами.
– Инвалидная коляска Евгении исчезла, – закричала я. – Я везде искала.
– Исчезла? Как она могла исчезнуть? Ты уверена?
– О, да, Лоуэла!
Она покачала головой.
– Может, лучше спросить у твоей мамы, – предложила она. Конечно, подумала я. Почему я не сделала этого сразу? Мама была так занята своим субботним ланчем, и, возможно, просто забыла сказать мне об этом. Я заторопилась в столовую.
Мне казалось, что все дамы в столовой одновременно рассказывали каждая свое, и никто не слушал друг друга. Я подумала, что папа был прав, когда называл это шумным собранием, похожим на стайку кур, кудахтающих вокруг петуха. Но я так внезапно ворвалась в комнату, что они все замолкли и посмотрели на меня.
– Как она выросла, – проговорила Эми Гранд.
– Пятнадцать лет назад она бы уже шла к алтарю, – заметила миссис Тиддидейл.
– Что-нибудь случилось, дорогая? – спросила мама, улыбаясь.
– Кресло Евгении, я не могу найти его, – сказала я. Мама взглянула на окружающих ее женщин и разразилась коротким смехом.
– Ну в чем дело, дорогая? Я уверена, ты сможешь найти такую большую вещь как инвалидное кресло.
– Но его нет на месте в ее комнате, я весь дом обыскала и спрашивала у Тотти и Лоуэлы, и…
– Лилиан, – сказала мама, резко прервав меня. – Если ты вернешься и посмотришь внимательнее, я уверена, что ты найдешь кресло. Ну не раздувай из мухи слова, – добавила она, засмеявшись, и все женщины засмеялись вместе с ней.
– Да, мама, – сказала я.
– И помни, что я говорила тебе, дорогая: не слишком долго и следи, чтобы Евгения была тепло укутана.
– Хорошо, мама, – ответила я.
– Тебе в любом случае сначала следовало бы поздороваться со всеми, Лилиан, – сделала замечание мама.
– Извините. Здравствуйте.
Все женщины кивнули и улыбнулись. Я повернулась и медленно вышла. И не успела за мной закрыться дверь, они уже продолжали болтать как ни в чем не бывало, как будто я туда и вовсе не приходила. Медленно я пошла назад в комнату Евгении и остановилась, увидев поднимающуюся по ступенькам Эмили.
– Мы не можем найти кресло Евгении, – крикнула я. – Я всех спрашивала и все обыскала.
– Сначала тебе нужно было спросить у меня. Когда папа в отъезде, никто не знает, что происходит в Мидоуз, лучше чем я. И конечно, не мама, – добавила она.
– О, Эмили, ты знаешь, где оно. Слава Богу! Ну, где же?
– Оно в мастерской. Генри заметил какую-то неисправность в колесе или в оси. Что-то вроде того. Уверена, что он все исправил и просто забыл поставить его на место.
– Генри не может забыть сделать что-либо подобное, – вслух подумала я. Но Эмили не терпела возражений.
– Ну, тогда он не забыл, и оно в комнате Евгении. Так? Оно в комнате? – спросила она.
– Нет, – ответила я.
– Ты обращаешься с этим чернокожим, как-будто он какой-нибудь ветхозаветный пророк. Он просто сын раба с фермы, необразованный, неграмотный, полный невежественных суеверий, – добавила она. – А теперь, – сказала она, взмахнув рукой, – если тебе нужно кресло, иди в мастерскую и забери его.
– Хорошо, – сказала я, желая поскорее отделаться от нее и взять кресло.
Я знала, что бедняжка Евгения сидела сейчас как на иголках в своей комнате и не могла дождаться момента, когда я прикачу кресло. Я поторопилась к входной двери вниз по ступенькам и побежала за угол дома к мастерской. Добежав до нее, я открыла дверь и оглянулась. Кресло стояло в углу, как Эмили и сказала. Оно казалось нетронутым и только колеса были немного испачканы из-за того, что его катили по земле. Это было не похоже на Генри, подумала я. Но возможно Эмили права. Может Генри пришел за креслом, когда Евгения спала, и не стал будить ее, чтобы сказать, что берет его в починку. Он был так занят работой, порученной папой, поэтому неудивительно, что Генри забыл это незначительное дело, заключила я. Я направилась к креслу, когда неожиданно дверь со стуком захлопнулась позади меня.
Все произошло так быстро и неожиданно, что первое мгновение я не могла сообразить, что произошло. Что-то было брошено вслед, когда я вошла и это что-то… двигалось. Я застыла на мгновение. Света, проникавшего через щели в старых стенах, едва хватало, но в конце концов его было достаточно, чтобы разглядеть, что было брошено… Это был скунс!
Генри ставил ловушки на кроликов. Он расставлял повсюду эти маленькие клетки с листьями салата внутри, и как только кролики прикасались к салату, ловушка захлопывалась. Потом он смотрел, достаточно ли кролик большой и жирный, чтобы его отправить на кухню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37