— А Оливия?..— Знает ли она, что я пришел сделать это предложение? Она дала мне свое согласие. Сознавая, что она с огромными способностями, я счел необходимым получить прежде ее согласие. Я надеюсь, вы поймете меня.— О, да, я понимаю вас, — отец прокашлялся. — Хорошо, мистер Фоксворт.Папа счел необходимым именовать гостя мистером Фоксвортом во время столь ответственного разговора.— Я уверен, вы знаете, что моя дочь обладает значительным состоянием. Я хотел бы заранее оговорить, что наследуемое ею богатство, будет находиться в полном ее распоряжении. Я особо оговорил в моем завещании, что никто кроме нее самой не вправе распоряжаться этими средствами.Вероятно, после этих слов наступило долгое молчание.— Так и должно быть, — наконец промолвил Малькольм. — Я не знаю, как вы планировали провести свадебную церемонию, но я предпочел бы скромную церковную церемонию венчания по возможности скорее. Мне необходимо вернуться в Виргинию.— Если Оливия не возражает, — сказал отец. Он знал, что я не буду против.— Отлично. Я полагаю, что могу рассчитывать на ваше согласие, господин Уинфильд.— Я надеюсь, вам ясно мое замечание относительно ее прав на наследство.— Да, сэр.— Я даю вам свое согласие, — ответил отец. — Давайте пожмем друг другу руки на этой ноте.Я с шумом выдохнула воздух, накопившийся в легких, и быстро отпрянула от закрытых двойных дверей.Исключительно симпатичный, элегантный мужчина приходил ко мне и, наконец, попросил моей руки. Я сама слышала это: все произошло так быстро, что мне едва удалось перевести дыхание.Я убежала наверх и присела перед кукольным домиком. Скоро я буду жить в большом доме со слугами. Мы будем устраивать изысканные званые обеды, а я буду ценным приобретением моего мужа, являвшегося по определению отца гением в бизнесе. Со временем нам будут завидовать все.Я посмотрела вокруг.Прощайте мои одинокие ночи. Прощай этот мир фантазий и грез. Прощай печальное лицо моего отца и мой собственный утративший надежду взгляд в зеркале. Мне предстояло узнать новое — это новое был Малькольм Нил Фоксворт. Я должна была стать Оливией Фоксворт, миссис Малькольм Нил Фоксворт. Все, что когда-то предсказала мама, начало сбываться.Я расцветала. Я почувствовала, что раскрываюсь навстречу Малькольму, как плотно затянутый бутон распускается в прекрасный цветок. А когда его голубые, голубые глаза заглянули в мои серые глаза, я почувствовала, что вышло солнце и туман растаял. Моя жизнь отныне не будет серой и слегка подкрашенной. Нет, отныне она будет голубой-голубой, как залитые солнцем небеса в безоблачный день. Голубой, как глаза Малькольма. В порыве охватившей меня страсти, я, подобно глупой школьнице, забыла об осторожности и необходимости за красивой вывеской видеть истину. Я не думала о том, что Малькольм, ни когда сделал мне предложение, ни когда обращался с предложением о помолвке к моему отцу, даже не упомянул слово «любовь». Как глупая школьница я верила, что буду покоиться под голубым небом глаз Малькольма, а моя крошечная грудь превратится в упругий, крепкий, никогда не увядающий бутон.Как и любая женщина, глупо верящая в любовь, я никогда не осознавала, что голубое небо в его глазах было не теплым, нежным, благодатным весенним небом, а холодным, унылым, тоскливым зимним небом. МОЯ СВАДЬБА Так много планов предстояло разработать, и так мало времени было для подготовки этих планов. Мы решили провести свадебное торжество через 2 недели.— Я давно не был дома, — объяснил Малькольм, — и накопилось много неотложных дел. Ты не будешь против, Оливия? Отныне мы будем с тобой вместе всю жизнь и отметим наш медовый месяц позднее, когда ты устроишься в Фоксворт Холле. Ты согласна?Я не могла не согласиться. Скромно обставленное торжество, его неожиданность не уменьшили моего радостного ожидания. Я твердила себе, что я счастлива. Кроме того, я никогда не чувствовала себя уютно на публике. А настоящих друзей у меня не было. Отец пригласил младшую сестру мамы и ее сына, Джона Эмоса, наших единственных близких родственников. Отец Джона Эмоса умер несколько лет назад. Его мать была серой мышью, носившей траур спустя столько лет. А Джон Эмос в свои 18 лет казался стариком. Он был строгим, набожным юношей, который всегда цитировал Библию. Но я согласилась с отцом, что с нашей стороны было вполне уместным пригласить их. Со стороны Малькольма никого не было. Его отец отправился в зарубежное турне и собирался путешествовать в течение многих лет. У Малькольма не было ни братьев, ни сестер, никаких близких родственников, которых он мог бы пригласить, и кто мог бы приехать по первому требованию. Я знала, что подумают об этом все в округе: Малькольм не хотел, чтобы семья знала, на ком он женится, он же в свою очередь стремился поставить их перед свершившимся фактом. Они просто могли отговорить его от этого.Он обещал устроить прием в Фоксворт Холле сразу после нашего приезда.— Там ты увидишь все сливки общества, — сказал он.Следующие две недели я была занята приготовлениями и охвачена страхами. Я решила, что на мне будет мамино свадебное платье. Да и зачем было тратить уйму денег на платье, которое наденешь лишь раз? Но, естественно, этот наряд оказался слишком коротким для меня, и мы пригласили мисс Фэйрчайдд, знакомую портниху, удлинить его. Это было простое платье из шелка жемчужного цвета, красивое и элегантное, как раз такое платье, какое может понравиться Малькольму. Портниха насупилась, когда я встала на скамейку: платье едва доходило до икр.— Дорогая мисс Оливия, — вздохнула она, глядя на меня снизу вверх, полулежа на полу. — Мне придется стать гением, чтобы спрятать эту кайму. Вы, действительно, не хотите приобрести новое платье?Я знала, на что она намекает: «Странно, что берут в жены эту высокую, долговязую Оливию Уинфильд, а она еще настаивает на том, чтобы влезть в изысканное материнское платье, словно одна из сводных сестер Золушки в ее хрустальные башмачки». Вероятно, именно такой я и была. Но именно в день бракосочетания мне было так необходимо быть ближе к матери, как можно ближе. Я словно почувствовала себя защищенной в ее платье, защищенной многими поколениями женщин, выходивших замуж и рожавших детей задолго до меня. Мне, вероятно, не суждено было знать слишком многого об этом. А я хотела быть красивой в день венчания, несмотря на жалость и усмешку в глазах портнихи.— Мисс Фэйрчайльд, я должна быть в мамином платье в день бракосочетания по целому ряду сентиментальных причин, которые я не считаю нужным объяснять вам. Если вы не можете удлинить это платье, я могу пригласить кого-либо другого.Я вложила в мой голос всю холодность, он отражал превосходство моего положения, и мисс Фэйрчайльд была поставлена на место.Всю остальную работу она проделала молча, пока я смотрелась в зеркало. Кто была эта женщина, смотревшая на меня из зеркала — невеста в подвенечном платье, невеста, которую возьмет в жены человек и сделает ее своей собственностью. Какие же чувства испытывает человек, сходящий с алтаря. Я знала, сердце мое будет бешено стучать в груди. Я буду стараться улыбаться, чтобы выглядеть, как невесты, которых я видела в Светской хронике газет.Как им удавалось выглядеть такими нежными и невинными? Конечно, такой внешний облик не сохранялся на протяжении всей жизни. Возможно, они учились этому искусству, или это приходило к ним само собой. Если это была наука, то у меня оставалась надежда освоить ее.Но тем не менее, я все равно останусь такой же застенчивой, зная, что подумают люди — она слишком высокая и у нее длинные руки. Эти роскошные волосы пропадают без пользы, поскольку за ними скрывается пустое лицо. Улыбаясь им, видя их ответные улыбки и поклоны, я инстинктивно чувствовала, что вслед за этим они улыбались друг другу и словно говорили: как она глупо выглядит. Огромные плечи в изящном свадебном платье. Эти большие ноги. Посмотрите, как она возвышается над всеми, кроме Малькольма.И Малькольм, такой величественный, рядом с таким гадким утенком. О, как люди позлословят об орле и голубе: один — великолепный, гордый, красивый, другой — простой, неловкий и серый.Когда я стала перед зеркалом, а мисс Фэйрчальд суетилась вокруг меня с иголками, булавками и суровыми нитками, то в душе я радовалась тому, что на моей свадьбе будут лишь тетя Маргарет, Джон Эмос, мой отец, Малькольм и я. Никто больше не сможет увидеть, как сбудутся мои хрупкие опасения, и я надеялась, что отныне пришел мой час, а мои самые радужные надежды наконец-то воплотятся в жизнь.В день нашей свадьбы шел дождь. Мне пришлось забежать в церковь в сером плаще поверх моего белого платья. Но, какой бы грустной ни была погода, я не позволила бы ей испортить мое настроение. Наша довольно скромная церемония проходила в Congrega-tional Church. Когда я спускалась с алтаря, я надежно спрятала мои страхи и волнения под маской торжественности. Надев эту маску, я тем не менее смогла бросить взор на Малькольма, когда спустилась с алтаря, чтобы встретиться с ним. Он стоял в ожидании у алтаря, его поза была неподвижной, лицо было более серьезным, чем мое. Это разочаровало меня. Я втайне надеялась, что, увидев меня в свадебном платье матери, взгляд его наполнится радостью, предвосхищающей нашу любовь. Я искала его глаза. Скрывал ли он свои истинные чувства за той же маской, что и я?Когда он смотрел на меня, он, казалось, смотрел сквозь меня. Вероятно, он считал, что грешно проявлять чувства и привязанность в храме.Малькольм произносил свои брачные клятвы так торжественно, что я подумала, он более похож на священника, чем пастор, ведший церемонию. Я не могла сдержать стука своего сердца. Я боялась, что мой голос будет дрожать, произнося слова клятвы, но он не дрожал и не выдал меня, когда я клялась в любви, чистоте своих намерений и повиновении Малькольму Фоксворту до тех пор, пока смерть не разлучит нас. Когда я произносила эти слова, то вложила в них все сердце и душу. Перед взором Господа я произносила их, и в глазах Господа я обещала не нарушить их до конца моих дней. Что бы я ни делала для Малькольма, я стремилась умилостивить Господа.Когда мы закончили чтение святой клятвы и обменялись кольцами, я с надеждой посмотрела на Малькольма. Пробил мой час. Нежно он приподнял фату на моем лице. Я затаила дыхание. В церкви наступило глубокое молчание.Казалось, весь мир, затаив дыхание, следил за тем, как он наклонился ко мне, его губы приблизились к моим.Но свадебный поцелуй Малькольма был холодным и настойчивым. Я ожидала гораздо большего. В конце концов это был наш первый поцелуй. И должно было случиться нечто, что запомнилось бы на всю жизнь. Но я лишь едва почувствовала его туго натянутые губы на моих губах, а затем они исчезли. Это была всего лишь печать качества.Он подал руку священнику, а затем — отцу. Папа бистро обнял меня. Я думаю, мне следовало его поцеловать, но я очень смущалась от взгляда Джона Эмоса. Я поняла по его взгляду — он был также разочарован поцелуем Малькольма, как и я.Отец, казалось, был доволен, но глубоко задумался, когда мы вместе вышли из церкви. Было что-то незнакомое мне в его взгляде, когда я время от времени ловила его взоры, украдкой брошенные на Малькольма. Казалось, он что-то увидел новое в Малькольме. То, что внезапно понял. На мгновение, лишь на миг, это испугало меня, но когда я посмотрела в его сторону, взгляд его вновь стал счастливым, печаль исчезла из его глаз, и он мягко улыбался, как улыбался иногда маме, когда она делала что-то приятное для него, или когда она выглядела особенно красивой.Была ли я хоть немного красивой в такой светлый день? Осветились ли мои глаза светом новой жизни? Я надеялась, что так оно и было. Я верила, что и Малькольм испытывал те же чувства. Отец предложил, чтобы все гости и новобрачные тотчас отправились в наш дом, где он устраивает небольшой прием. Конечно, каким мог быть этот прием, если на нем присутствовали жених и невеста, ее отец, опечаленная тетя и юноша восемнадцати лет. Но прием состоялся, когда отец принес бутылку винтового шампанского.— Моя дорогая и единственная дочь, Оливия, мой уважаемый новоявленный зять, Малькольм. Живите вечно в счастье и взаимном согласии.Почему же слеза вдруг выступила на его глазах? И почему Малькольм чаще глядел на отца, чем на меня, когда пил свой бокал шампанского? Я была в растерянности, не зная, что делать, поэтому подняла свой бокал и над гранью его увидела Джона Эмоса, бросающего недобрые взгляды на Малькольма. Затем он подошел ко мне.— Ты так хороша сегодня, кузина Оливия. Я хочу, чтобы ты помнила, ты — вся моя семья, и когда бы я тебе не понадобился, я буду рядом с тобой. Бог создал семьи, чтобы людям держаться вместе, помогать друг другу, поддерживать святую веру в любовь.Я не знала, что ответить. Очевидно, я плохо знала этого юношу. И что за пожелание он произнес в день бракосочетания. Как же, Боже мой, надеялся мой бедный родственник Джон Эмос помочь мне, той, которой отныне была предназначена жизнь аристократки Юга, наполненная богатством и честолюбивыми помыслами. Как же он, неопытный юнец, смог понять то, на что мне потребовались долгие годы?Малькольм купил билеты на поезд, который отходил в три часа дня. Мы отправлялись в Фоксворт Холл. Он сказал, что не располагает временем для длительного свадебного путешествия и не видит в этом здравого смысла. Мое сердце защемило от разочарования, и в то же время мне стало легче. Я наслушалась рассказов о мужчинах и брачной ночи, о долге жены перед мужем, и мне совсем не хотелось продлевать свои муки посвящения. Откровенно говоря, меня пугала сама мысль о брачных отношениях, но, зная о том, что мы будем ехать всю ночь в переполненном вагоне, я мысленно успокоилась.— Для тебя, Оливия, приезд в Фоксворт будет довольно романтическим приключением. Поверь мне, — сказал Малькольм, когда я отвернулась к окну.Он словно читал мои мысли.Я не жаловалась. Описание Фоксворт Холла в устах Малькольма делало усадьбу похожей на сказочный замок, величественный и восхитительный, рядом с которым кукольный домик, предел моей мечты, казался крошечным муравейником. Ровно в 2.15 Малькольм объявил, что пришло время отправляться. Подали машину и погрузили мои чемоданы.— Знаете, — сказал отец Малькольму, когда мы вышли из дома, — я потерял чудесного бухгалтера, которого будет трудно обрести.— Ваша потеря — мое приобретение, сэр, — ответил Малькольм. — Я уверяю вас, ее таланты не пропадут в Фоксворт Холле.Мне показалось, что разговор зашел о рабе, которого только что перепродали.— Может быть, мне увеличат жалованье, — сказала я.Я, конечно, пошутила, но Малькольм не засмеялся.— Конечно, — сказал он.Отец поцеловал меня в щеку и печально прибавил:— Ты отныне должна хорошо заботиться о Малькольме и не причинять ему беспокойства. Отныне его слова — закон.Это, признаться, напугало меня, особенно, когда Джон Эмос взъерошил мои волосы.— Да благословит и сохранит тебя Господь.Я не знала, что ответить, поэтому просто поблагодарила его, отняла руку и села в машину.Когда мы отъехали, я оглянулась на викторианский дом, который был для меня больше, чем просто дом. Это был приют моих мечтаний и грез, это была обитель, из которой я выглянула на свет и задумалась, что мне в нем уготовано. Я всегда чувствовала себя здесь в полной безопасности. Я покидала мой застекленный кукольный домик с его радужными окнами и волшебством интерьера, но мне уже не нужно было мечтать о нем. Отныне я буду жить в реальном мире, о котором я не могла мечтать, который существовал в бесценном кукольном домике, сформировавшем мои мечты и надежды.Я взяла Малькольма за руку и придвинулась к нему. Он посмотрел на меня и улыбнулся. Конечно, теперь, когда мы были одни, подумала я, он будет более открыто демонстрировать свою любовь и привязанность ко мне.— Расскажи мне о Фоксворт Холле еще, — сказала я, как будто прося рассказать детскую ночную сказку о еще одном волшебном мире.При упоминании о его доме он выпрямился.— Ему больше ста пятидесяти лет. Там все дышит историей. Иногда я чувствую себя в нем, как в музее, а иногда мне кажется, что я в церкви. Это самый богатый дом в этой части штата Виргиния. Но я хочу, чтобы он был самым богатым в стране, а, возможно, и в мире. Я хочу, чтобы это был замок Фоксворт, — добавил он, и в глазах блеснула холодная решимость.Он продолжал описывать комнаты и лужайки, семейные коммерческие проекты и возможную прибыль от них. Стоило ему развить тему, как я почувствовала его чрезмерное честолюбие. Это напугало меня. Я и представить себе не могла, каким маниакальным себялюбцем он был. Все его тело и душа концентрировались на достижении поставленных целей и ничто, даже наша свадьба, уже не существовало для него.В одной из своих книг я прочитала о том, что женщине приятно сознавать, что для ее спутника нет ничего более важного, чем она, и все его поступки продиктованы ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33