Он никогда не любил толпу и боялся её. Толпа непредсказуема, дух её ужасен… Нет ничего страшнее неуправляемой толпы. Взорвись сейчас какой-нибудь идиот араб-самоубийца, и толпа в страхе снесёт все на своём пути. Нет, лучше подальше от неё.
Натан резко развернулся на сто восемьдесят градусов и пошёл в сторону яхт-клуба. Вдруг к нему навстречу бросилась молодая девушка.
— Эй, папаша, дай десять шекелей, — обратилась она к нему по-русски, — а то так жрать охота, что переночевать негде.
— Какой я тебе «папаша»? — неожиданно для самого себя обиделся Натан.
— А кто же ты? — удивилась девушка. — Старый, жёлтый, помятый, нервный… Конечно, папаша. Мой такой же. Если жив ещё.
Натану ещё никто не говорил, что он старый. Да, ему уже за сорок, но это не значит, что каждая малявка может обзывать его стариком. Мускулы под кожей перекатываются, плечи — косая сажень, как раньше говорили, одним ударом может быка свалить, если понадобится, а она — «старый». Натан посмотрел на девицу. Вряд ли ей больше восемнадцати. Разноцветные, коротко стриженые, волосы, бесформенный балахон до пят, глаза хитрые, блестящие, искрятся как-то неестественно, уже обкурилась травкой, наверное, руки вроде бы не исколоты, хотя под длинными рукавами не разглядишь. Натан порылся в карманах, достал сотенную.
— У меня нет мелочи, — сказал он смущённо. — Хочешь, возьми сто шекелей.
— Ты за кого меня принимаешь, папаша! — возмутилась девица. — Я же сказала, десять!
— Вообще-то, сотня больше, — обескуражено промямлил Натан. Эта непонятная девица ставила его в тупик. — Пойдём разменяем.
Они вышли из толпы, и направились к ближайшему, через дорогу, кафе.
— Как тебя зовут, старичок? — невнятно спросила девица, с причмокиванием жуя жвачку и надувая пузыри, которые лопались с противным, громким треском.
Натан не успел ответить. От толпы отделились двое, не торопясь подошли к ним. Они были как братья-близнецы, оба невысокие, худощавые, смуглолицые, оба одеты в серые футболки и грязные поношенные джинсы. Тот, что был чуть-чуть повыше, что-то прорычал на иврите, и схватил Натана за рубашку. Натан опешил.
— Что они хотят? — спросил он у девицы.
— По-моему, они хотят тебя убить, — захихикала она.
Второй вдруг вытащил пистолет и незаметно прижал его к боку Натана. Он не испугался, просто все произошло настолько неожиданно, что его парализовало. К тому же первый крепко схватил его за руки и прижался к нему всем телом, будто встретил старого друга. В гомоне и шуме пистолетный щелчок был почти не слышен, но Натан услышал его. Осечка! Это вывело его из состояния ступора, он резко оттолкнул смуглолицего, закрыл собой девицу. Второй, уже не таясь, навёл на него пистолет, но нажать на курок не успел. Как из-под земли появились Рубик с Максом, провели ряд головокружительных захватов, и оба нападающих оказались на земле, корчась от боли. По-видимому, у них были сломаны руки. Натан схватил девицу, и они вчетвером бросились к стоящему невдалеке джипу.
— Ну, ребята, вы даёте! — отдышавшись, сказал Натан. — Я ваш должник. Вы откуда взялись? Я же приказал Рубину взять вас с собой.
— Рубин поехал со Шломиком. А нам приказал незаметно тебя охранять. Как видишь, не зря, — ухмыльнулся Макс.
— Кто это был? Чьи бойцы?
— Не знаю. Но мы выясним.
— Эй, папашка, ты кто? — подала свой голосок девица. — Крутой, да? Вот это я нарвалась! Абзац! А это твои шкафы? Ну, эти… телохранители…
— Ты ещё здесь? — обратил внимание на неё Натан.
— Здрасьте! А где ж мне быть? Я не хочу, чтоб меня кокнули не за хрен собачий! Ты чо, папаша!
— Какой я тебе папаша. Давай, вали отсюда! — рявкнул Натан.
— А ты на меня не кричи, — обиделась девица. — Завёз хрен знает куда, а теперь — вали. Сам вали!
Натан посмотрел по сторонам. За окном мелькала пустыня.
— Эй, ребята, куда мы едем?
— Начальник сказал, отвезти тебя домой, в Беэр-Шеву. Он, как управится, туда приедет, — сосредоточенно глядя на дорогу, ответил Рубик.
— Вот так, девочка, ко мне домой едем, — улыбнулся Натан девице. — Тебя как зовут?
— Топик.
— Как?!
— Чего ты рот раскрыл, старичок? Я же сказала — Топик. Можно, Топа. А вообще-то меня Мариной зовут. Но друзья называют Топик. Кому как нравится.
— А тебе?
— А мне по барабану. Хоть Бабой Ягой. Ты где живёшь, дядя?
— Меня зовут Натан. А живу в Беэр-Шеве.
— Ну, нифига себе! Это где? Я там ни разу не была.
— А где ж ты была?
— На «Поле чудес» была, в Эйлате была… Вообще-то, я из Москвы. Но Москву не помню. Я маленькая была. А ты откуда? С луны?
— Я? — задумался Натан. — Я, наверное, человек вселенной. Из ниоткуда.
— Класс! Ты мне, папаша, то есть, Натан подходишь. Я, можно сказать, тоже из ниоткуда и в никуда. Едем! — и козлиным голосом затянула, — «Мы едем, едем, едем в далёкие края…»
В Беэр-Шеву они приехали в одиннадцатом часу вечера. Город был погружён в сон и темноту. Улицы освещались одинокими фонарями, по тротуарам бродили немногочисленные группки наркоманов в поисках приключений, иногда попадались пьяные, которые, шатаясь, переходили дорогу, рискуя попасть под машину, женщины, спешащие домой, к своим семьям или своим одиноким постелям.
— Ну, и дыра! — высказала своё мнение Топик-Марина. — Ни хрена не видно. Как вы здесь живёте?
Натан промолчал. Он и сам уже давно не был в этом городе. И хотя, в принципе, был согласен с девицей, его неприятно покоробили её слова.
— Бывает и хуже, — наконец сказал Натан, — но здесь, по крайней мере, спокойно. Ни терактов, ни громких убийств. Деревня! Но ведь и Москва — тоже большая деревня, верно?
— Ты что, папаша, там пятнадцать миллионов человек! Какая же это деревня?
— Не называй меня папашей, — возмутился Натан.
— Хорошо, не буду. Я девочка послушная. Я буду называть тебя — Капитан. Натан — Капитан. Ладно? — голосом провинившейся ученицы сказала Марина.
Натан вздохнул. Ему было непонятно, зачем он связался с этой девчонкой. Не хватало ещё, чтоб его обвинили в совращении. Но ведь нельзя было бросать её там, на набережной! Её вполне могли бы убить за милую душу.
— Сколько тебе лет, Топик?
— Боишься, Капитан? Не трусь, я уже совершеннолетняя.
— А где ты живёшь?
— Нигде. Иногда у друзей. Друзья у меня классные. Они голубые, живут коммуной… И я с ними. Они добрые.
— А родители?
— Папаня спился. Мне его жалко, но жить с ним не хочу. Мама с израильтянином, но он козёл паскудный. Все время ко мне приставал. Я однажды мамочке пожаловалась, знаешь, что она сказала? Что от меня не убудет. Я и ушла. Прибилась сначала к хиппи, а потом к голубым. Они ко мне не пристают, кормят, жалеют… Я им иногда завтрак готовлю. Могу и тебе приготовить, Капитан. Хочешь?
Джип подъехал к вилле, остановился, осветив фарами ворота. Натан с Мариной вошли в дом. Макс пошёл следом за ними, но остановился на пороге. На этот раз была его смена охранять покой босса. Рубик развернул машину и, заверив, что утром пригонит «Кадиллак», помахал рукой, и умчался в Тель-Авив.
Натан включил свет в холле.
— Богато живёшь, — небрежно сказала Марина, оглядывая обстановку. — Камин настоящий? Зачем он тебе? Тут и так жарко. А-а, понимаю! Престижно!
— Есть хочешь? Правда, не знаю, что у меня имеется.
— Не волнуйся, Капитан. Я сейчас что-нибудь придумаю. Где у тебя кухня?
Натан показал кухню, открыл холодильник. Кроме нескольких яиц, ветчины, заплесневелого хлеба и трех банок пива больше ничего не было.
— Не густо, — вздохнул он.
Марина быстро сварганила яичницу с ветчиной, разложила по тарелкам, взяла банку пива…
— Прошу, Капитан, кушать подано, — она тут же уселась за стол, и, не дожидаясь Натана, стала уплетать яичницу.
Он поковырял вилкой в тарелке, отставил в сторону, и достал из шкафчика бутылку водки.
— Тебе не предлагаю, ты ещё маленькая, — сказал он, наливая себе полный стакан.
— Капитан, ты алкоголик? — с набитым ртом спросила Марина. — Я с алкашом жить не буду. Мне папаши хватило.
— С чего ты взяла, что я алкоголик? — обиделся Натан.
— Пить в одиночку — последняя стадия алкоголизма, — глубокомысленно заметила Марина, отваливаясь на спинку стула.
— Философ! — засмеялся Натан. — Так бы и сказала, что ты тоже хочешь выпить.
Марина потянулась, прижмурив глаза, и стала похожа на довольную, сытую кошку. Натан невольно залюбовался ею. Она скрестила руки, взявшись за края балахона, и, слегка приподнявшись на стуле, резким движением стянула его через голову, взъерошив свои разноцветные волосы, отбросила в сторону, и предстала перед ним полностью обнажённой. На ней остались только узенькие чёрные трусики. Её маленькие грудки дерзко смотрели вверх. Отражённый мягкий свет освещал её сбоку, бросая лёгкие тени на впадины и выпуклости её тела. В таком виде она стала похожа на одну из тех египтянок, которые изображены на древних фресках — с их маленькими, холодными, надменными лицами, на женщин, для которых делались драгоценные погребальные уборы, на танцовщиц, которых хоронили вместе с золотыми маленькими антилопами.
Натан искренне залюбовался ею. Её тело источало невинность и естественность. Марина не предлагала себя, не играла, она была самой природой.
Глядя на неё, ему почему-то вспомнился другой случай, произошедший с ним ещё в Питере. Они с друзьями поехали в Репино на базу отдыха. Недалеко от базы располагался нудистский пляж, куда, напившись, Натан и отправился с приятелями. Не обременяя себя излишними хлопотами, ребята быстро скинули с себя плавки и, смешавшись с голой толпой, бросились купаться. Они быстро перезнакомились. В основном, там собирались художники, натурщицы, непризнанные поэты и писатели, артисты, их жены и любовницы… Возраст нудистов был самый разный, что несколько поразило Натана: от совсем маленьких деток до пожилых стариков и старух, не стесняющихся своих сморщенных членов и обвисших до пупа грудей, огромных животов и синюшных, выпуклых вен. Там не было места стыду, но не было места и разврату. Эти люди наслаждались свободой, демонстрируя свои тела, и с удовольствием рассматривали друг друга, пряча глаза за солнцезащитными очками. Когда Натан собирался уже уходить, к нему подошла женщина. Рядом с ней крутились двое малышей. На вид ей было лет шестьдесят, хотя тело было подтянутое, с выпуклыми налитыми грудями («после операции, наверное», — подумал он), покрытое ровным коричневым загаром. Возраст выдавала только морщинистая шея, повязанная цветным платком.
— Вы не поможете мне? — спросила она мягким грудным голосом. — Я возьму детей, а вы сумки. Моя дача здесь, рядом.
Естественно, Натан согласился. Дача действительно находилась недалеко, в ста метрах от пляжа. Женщину звали Клара, и была она бабушкой, на которую, занятые работой, дети, скинули внуков. Клара оказалась разговорчивой, милой женщиной. Наверное, в жизни ей не хватало общения, поэтому Натан в считанные минуты узнал всю её подноготную. Клара предложила ему бокал хорошего красного вина, и Натан, устроившись в гамаке, с удовольствием пил холодный напиток, наблюдая за играющими детьми.
Минут через десять Клара позвала его в дом. Он вошёл, пересёк комнату и остановился перед диваном, на котором лежала женщина, прикрытая лёгкой простыней.
— Я слишком много болтаю? — спросила она, глядя на него снизу вверх.
— Нет, вовсе нет, что вы… — выдавил он из себя, чувствуя за неё неловкость.
— Это все, что у меня есть. Нельзя построить жизнь на одной материнской любви. Дети — это дети, но должно же быть что-то ещё… Вы понимаете меня?
Он хотел ответить, но в этот момент она потянулась к нему и, схватив за руку, дёрнула вниз, так что он едва не потерял равновесия. Натан сумел удержаться и тяжело присел на край дивана, прижавшись бедром к её телу. Слабый свет, пробивающийся сквозь задёрнутые занавески, смягчал черты её лица, делал их почти миловидными. Она часто дышала, держа его за запястье, и её пальцы были холодны от возбуждения.
— У меня такая скудная и пустая жизнь, — прошептала она, — сделайте что-нибудь.
Натан вдруг почувствовал симпатию и жалость к этой женщине, такой одинокой и, наверное, несчастной. Он представил все её сильные и безысходные желания, бродившие в её теле и мучившие её несбыточными снами, бесконечные часы в одинокой постели, вечную неудовлетворённость и пытки воображения, которые довели её до этого безрассудства.
— Ты пойми, — жарко шептала она, — я не знаю, что со мной, я… я… просто хочу… Ну, что тебе стоит…
Клара выпустила его руку, и плечи её затряслись от беззвучных рыданий. Он хотел погладить её по плечу, но отдёрнул руку. Ей не нужна была его жалость, ей нужны были конкретные действия.
— Я дура, — пробормотала она.
— Нет, совсем нет, — он все больше и больше чувствовал неловкость. Ему хотелось уйти, но он не мог просто так бросить эту несчастную женщину.
— Только не будьте таким благоразумным, — она снова перешла на «вы», — Перестаньте проявлять своё милосердие и благородство. Идите к черту и оставьте меня одну. Я вела себя как полная дура, как шлюха, как проститутка, — она выплёвывала слова, глядя на него красными, ненавидящими глазами. — Я только хотела, что хоть кто-нибудь взглянул на меня, как на женщину. Я же не старая ещё! Я никогда не думала, что дойду до такого… такого позора! Уходите! Идите на пляж, там полно голых красоток!
Натан вышел, не сказав ни слова. И, проходя мимо играющих в песочнице детей, снова услышал её безудержные рыдания. И хотя он больше никогда не видел Клару, этот эпизод оставил в нем горький след.
Сейчас, сидя напротив обнажённой Марины, ему почему-то снова вспомнился тот случай. И на душе стало тяжело. Заметив его пристальный взгляд, Топик стыдливо прикрыла грудь руками.
— Не смотри на меня так, а то мне неловко. У тебя есть что-нибудь переодеть?
— Извини, я задумался. Конечно, есть. Правда, с женскими вещами трудновато, но ты можешь взять мою рубашку.
— А что, ты здесь один живёшь? Без баб? Странно. Может, ты тоже голубой? Хотя мне все равно. Ты классный мужик, Натан-Капитан! — и вдруг подозрительно посмотрела на него. — А чем я должна расплачиваться? Учти, ты мне в отцы годишься. Так что губу особенно не раскатывай. Понял?
— Если бы у меня была такая дочь, я бы её повесил. Садишься в машину к незнакомым мужикам, а если бы мы были извращенцами, и пустили бы тебя по кругу?
Мой ангел меня хранит. Мне везёт на хороших людей. Честное слово. Я вот недавно познакомилась с одной тётей, очень богатой, так она меня и одевала, и кормила, даже колечко подарила, — Топик продемонстрировала палец, на котором болталось золотое кольцо с маленьким рубином. — Правда, я от неё тоже сбежала. Она оказалась лесбиянкой. Ей очень нравилось, когда её обнюхивали и облизывали. А меня тошнило. Я не очень откровенна?
16. ЗА ВСЕ НАДО ПЛАТИТЬ.
Натан проснулся с нестерпимой жаждой и слепящей, жгучей болью, колотившей по изнанке век и стучавшей за стенкой лба. Лёжа на спине, он осторожно приоткрыл глаза и упёрся взглядом в потолок. К горлу подкатила тошнота. Он снова закрыл глаза. Было ужасно душно. Когда это он успел так надраться?
Он почувствовал что-то мягкое, тёплое и тяжёлое, лежащее поперёк его левой ноги, чуть ниже колена. Он медленно и осторожно повернул голову. Голова двигалась с трудом, как заржавевшая лебёдка, в висках били барабаны. Рядом с ним лежала девушка, повернувшись к нему лицом, её правая нога покоилась на его левой ноге. «Топик», — чуть напрягшись, от чего заболело все тело, вспомнил он. Черт, как же они оказались в одной постели? В голове было темно и мутороно. Он же не собирался её трахать. Только этого не хватало. Он прижал руки к вискам. Руки были жаркие и потные, а ему нужно было что-нибудь холодное. Так, перво-наперво, необходимо встать. Натан попытался приподнять голову, но это ему не удалось. Снова подкатила тошнота, ещё одно движение, и его вырвет прямо на постель. Потом он припомнил, как она укладывала его на постель и накрывала простыней.
Собравшись с силами, он все-таки сел на постели, с удивлением обнаружив на себе рубашку и брюки.
— Очухался, Натан-Капитан?
Он медленно, осторожно, чтоб не расплескать содержимое желудка, повернулся всем корпусом. Марина смотрела на него чистым взглядом невинной девочки, в глазах прыгали озорные чёртики.
— Ну, ты даёшь, Капитан! Я даже испугалась, когда ты без чувств на пол грохнулся. Еле-еле дотащила тебя до кровати. Ну и тяжёлый ты, Капитан. Но надо отдать тебе должное, ко мне ты не приставал. Хотя мне, как женщине, это очень обидно.
Натан молча слушал её, но сказанное не доходило до его сознания. Он встал и, с трудом передвигая ноги, двинулся на кухню. Топик поскакала следом. На кухне за столом сидел Чёрный. Напротив него примостился Михаил Рубин. Перед Чёрным стоял бокал с недопитой водкой, Рубин потягивал кофе.
— Ну и рожа! — без всякого выражения сказал Евгений. Михаил промолчал.
— Капитан, я не хотела их пускать, но они наглые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Натан резко развернулся на сто восемьдесят градусов и пошёл в сторону яхт-клуба. Вдруг к нему навстречу бросилась молодая девушка.
— Эй, папаша, дай десять шекелей, — обратилась она к нему по-русски, — а то так жрать охота, что переночевать негде.
— Какой я тебе «папаша»? — неожиданно для самого себя обиделся Натан.
— А кто же ты? — удивилась девушка. — Старый, жёлтый, помятый, нервный… Конечно, папаша. Мой такой же. Если жив ещё.
Натану ещё никто не говорил, что он старый. Да, ему уже за сорок, но это не значит, что каждая малявка может обзывать его стариком. Мускулы под кожей перекатываются, плечи — косая сажень, как раньше говорили, одним ударом может быка свалить, если понадобится, а она — «старый». Натан посмотрел на девицу. Вряд ли ей больше восемнадцати. Разноцветные, коротко стриженые, волосы, бесформенный балахон до пят, глаза хитрые, блестящие, искрятся как-то неестественно, уже обкурилась травкой, наверное, руки вроде бы не исколоты, хотя под длинными рукавами не разглядишь. Натан порылся в карманах, достал сотенную.
— У меня нет мелочи, — сказал он смущённо. — Хочешь, возьми сто шекелей.
— Ты за кого меня принимаешь, папаша! — возмутилась девица. — Я же сказала, десять!
— Вообще-то, сотня больше, — обескуражено промямлил Натан. Эта непонятная девица ставила его в тупик. — Пойдём разменяем.
Они вышли из толпы, и направились к ближайшему, через дорогу, кафе.
— Как тебя зовут, старичок? — невнятно спросила девица, с причмокиванием жуя жвачку и надувая пузыри, которые лопались с противным, громким треском.
Натан не успел ответить. От толпы отделились двое, не торопясь подошли к ним. Они были как братья-близнецы, оба невысокие, худощавые, смуглолицые, оба одеты в серые футболки и грязные поношенные джинсы. Тот, что был чуть-чуть повыше, что-то прорычал на иврите, и схватил Натана за рубашку. Натан опешил.
— Что они хотят? — спросил он у девицы.
— По-моему, они хотят тебя убить, — захихикала она.
Второй вдруг вытащил пистолет и незаметно прижал его к боку Натана. Он не испугался, просто все произошло настолько неожиданно, что его парализовало. К тому же первый крепко схватил его за руки и прижался к нему всем телом, будто встретил старого друга. В гомоне и шуме пистолетный щелчок был почти не слышен, но Натан услышал его. Осечка! Это вывело его из состояния ступора, он резко оттолкнул смуглолицего, закрыл собой девицу. Второй, уже не таясь, навёл на него пистолет, но нажать на курок не успел. Как из-под земли появились Рубик с Максом, провели ряд головокружительных захватов, и оба нападающих оказались на земле, корчась от боли. По-видимому, у них были сломаны руки. Натан схватил девицу, и они вчетвером бросились к стоящему невдалеке джипу.
— Ну, ребята, вы даёте! — отдышавшись, сказал Натан. — Я ваш должник. Вы откуда взялись? Я же приказал Рубину взять вас с собой.
— Рубин поехал со Шломиком. А нам приказал незаметно тебя охранять. Как видишь, не зря, — ухмыльнулся Макс.
— Кто это был? Чьи бойцы?
— Не знаю. Но мы выясним.
— Эй, папашка, ты кто? — подала свой голосок девица. — Крутой, да? Вот это я нарвалась! Абзац! А это твои шкафы? Ну, эти… телохранители…
— Ты ещё здесь? — обратил внимание на неё Натан.
— Здрасьте! А где ж мне быть? Я не хочу, чтоб меня кокнули не за хрен собачий! Ты чо, папаша!
— Какой я тебе папаша. Давай, вали отсюда! — рявкнул Натан.
— А ты на меня не кричи, — обиделась девица. — Завёз хрен знает куда, а теперь — вали. Сам вали!
Натан посмотрел по сторонам. За окном мелькала пустыня.
— Эй, ребята, куда мы едем?
— Начальник сказал, отвезти тебя домой, в Беэр-Шеву. Он, как управится, туда приедет, — сосредоточенно глядя на дорогу, ответил Рубик.
— Вот так, девочка, ко мне домой едем, — улыбнулся Натан девице. — Тебя как зовут?
— Топик.
— Как?!
— Чего ты рот раскрыл, старичок? Я же сказала — Топик. Можно, Топа. А вообще-то меня Мариной зовут. Но друзья называют Топик. Кому как нравится.
— А тебе?
— А мне по барабану. Хоть Бабой Ягой. Ты где живёшь, дядя?
— Меня зовут Натан. А живу в Беэр-Шеве.
— Ну, нифига себе! Это где? Я там ни разу не была.
— А где ж ты была?
— На «Поле чудес» была, в Эйлате была… Вообще-то, я из Москвы. Но Москву не помню. Я маленькая была. А ты откуда? С луны?
— Я? — задумался Натан. — Я, наверное, человек вселенной. Из ниоткуда.
— Класс! Ты мне, папаша, то есть, Натан подходишь. Я, можно сказать, тоже из ниоткуда и в никуда. Едем! — и козлиным голосом затянула, — «Мы едем, едем, едем в далёкие края…»
В Беэр-Шеву они приехали в одиннадцатом часу вечера. Город был погружён в сон и темноту. Улицы освещались одинокими фонарями, по тротуарам бродили немногочисленные группки наркоманов в поисках приключений, иногда попадались пьяные, которые, шатаясь, переходили дорогу, рискуя попасть под машину, женщины, спешащие домой, к своим семьям или своим одиноким постелям.
— Ну, и дыра! — высказала своё мнение Топик-Марина. — Ни хрена не видно. Как вы здесь живёте?
Натан промолчал. Он и сам уже давно не был в этом городе. И хотя, в принципе, был согласен с девицей, его неприятно покоробили её слова.
— Бывает и хуже, — наконец сказал Натан, — но здесь, по крайней мере, спокойно. Ни терактов, ни громких убийств. Деревня! Но ведь и Москва — тоже большая деревня, верно?
— Ты что, папаша, там пятнадцать миллионов человек! Какая же это деревня?
— Не называй меня папашей, — возмутился Натан.
— Хорошо, не буду. Я девочка послушная. Я буду называть тебя — Капитан. Натан — Капитан. Ладно? — голосом провинившейся ученицы сказала Марина.
Натан вздохнул. Ему было непонятно, зачем он связался с этой девчонкой. Не хватало ещё, чтоб его обвинили в совращении. Но ведь нельзя было бросать её там, на набережной! Её вполне могли бы убить за милую душу.
— Сколько тебе лет, Топик?
— Боишься, Капитан? Не трусь, я уже совершеннолетняя.
— А где ты живёшь?
— Нигде. Иногда у друзей. Друзья у меня классные. Они голубые, живут коммуной… И я с ними. Они добрые.
— А родители?
— Папаня спился. Мне его жалко, но жить с ним не хочу. Мама с израильтянином, но он козёл паскудный. Все время ко мне приставал. Я однажды мамочке пожаловалась, знаешь, что она сказала? Что от меня не убудет. Я и ушла. Прибилась сначала к хиппи, а потом к голубым. Они ко мне не пристают, кормят, жалеют… Я им иногда завтрак готовлю. Могу и тебе приготовить, Капитан. Хочешь?
Джип подъехал к вилле, остановился, осветив фарами ворота. Натан с Мариной вошли в дом. Макс пошёл следом за ними, но остановился на пороге. На этот раз была его смена охранять покой босса. Рубик развернул машину и, заверив, что утром пригонит «Кадиллак», помахал рукой, и умчался в Тель-Авив.
Натан включил свет в холле.
— Богато живёшь, — небрежно сказала Марина, оглядывая обстановку. — Камин настоящий? Зачем он тебе? Тут и так жарко. А-а, понимаю! Престижно!
— Есть хочешь? Правда, не знаю, что у меня имеется.
— Не волнуйся, Капитан. Я сейчас что-нибудь придумаю. Где у тебя кухня?
Натан показал кухню, открыл холодильник. Кроме нескольких яиц, ветчины, заплесневелого хлеба и трех банок пива больше ничего не было.
— Не густо, — вздохнул он.
Марина быстро сварганила яичницу с ветчиной, разложила по тарелкам, взяла банку пива…
— Прошу, Капитан, кушать подано, — она тут же уселась за стол, и, не дожидаясь Натана, стала уплетать яичницу.
Он поковырял вилкой в тарелке, отставил в сторону, и достал из шкафчика бутылку водки.
— Тебе не предлагаю, ты ещё маленькая, — сказал он, наливая себе полный стакан.
— Капитан, ты алкоголик? — с набитым ртом спросила Марина. — Я с алкашом жить не буду. Мне папаши хватило.
— С чего ты взяла, что я алкоголик? — обиделся Натан.
— Пить в одиночку — последняя стадия алкоголизма, — глубокомысленно заметила Марина, отваливаясь на спинку стула.
— Философ! — засмеялся Натан. — Так бы и сказала, что ты тоже хочешь выпить.
Марина потянулась, прижмурив глаза, и стала похожа на довольную, сытую кошку. Натан невольно залюбовался ею. Она скрестила руки, взявшись за края балахона, и, слегка приподнявшись на стуле, резким движением стянула его через голову, взъерошив свои разноцветные волосы, отбросила в сторону, и предстала перед ним полностью обнажённой. На ней остались только узенькие чёрные трусики. Её маленькие грудки дерзко смотрели вверх. Отражённый мягкий свет освещал её сбоку, бросая лёгкие тени на впадины и выпуклости её тела. В таком виде она стала похожа на одну из тех египтянок, которые изображены на древних фресках — с их маленькими, холодными, надменными лицами, на женщин, для которых делались драгоценные погребальные уборы, на танцовщиц, которых хоронили вместе с золотыми маленькими антилопами.
Натан искренне залюбовался ею. Её тело источало невинность и естественность. Марина не предлагала себя, не играла, она была самой природой.
Глядя на неё, ему почему-то вспомнился другой случай, произошедший с ним ещё в Питере. Они с друзьями поехали в Репино на базу отдыха. Недалеко от базы располагался нудистский пляж, куда, напившись, Натан и отправился с приятелями. Не обременяя себя излишними хлопотами, ребята быстро скинули с себя плавки и, смешавшись с голой толпой, бросились купаться. Они быстро перезнакомились. В основном, там собирались художники, натурщицы, непризнанные поэты и писатели, артисты, их жены и любовницы… Возраст нудистов был самый разный, что несколько поразило Натана: от совсем маленьких деток до пожилых стариков и старух, не стесняющихся своих сморщенных членов и обвисших до пупа грудей, огромных животов и синюшных, выпуклых вен. Там не было места стыду, но не было места и разврату. Эти люди наслаждались свободой, демонстрируя свои тела, и с удовольствием рассматривали друг друга, пряча глаза за солнцезащитными очками. Когда Натан собирался уже уходить, к нему подошла женщина. Рядом с ней крутились двое малышей. На вид ей было лет шестьдесят, хотя тело было подтянутое, с выпуклыми налитыми грудями («после операции, наверное», — подумал он), покрытое ровным коричневым загаром. Возраст выдавала только морщинистая шея, повязанная цветным платком.
— Вы не поможете мне? — спросила она мягким грудным голосом. — Я возьму детей, а вы сумки. Моя дача здесь, рядом.
Естественно, Натан согласился. Дача действительно находилась недалеко, в ста метрах от пляжа. Женщину звали Клара, и была она бабушкой, на которую, занятые работой, дети, скинули внуков. Клара оказалась разговорчивой, милой женщиной. Наверное, в жизни ей не хватало общения, поэтому Натан в считанные минуты узнал всю её подноготную. Клара предложила ему бокал хорошего красного вина, и Натан, устроившись в гамаке, с удовольствием пил холодный напиток, наблюдая за играющими детьми.
Минут через десять Клара позвала его в дом. Он вошёл, пересёк комнату и остановился перед диваном, на котором лежала женщина, прикрытая лёгкой простыней.
— Я слишком много болтаю? — спросила она, глядя на него снизу вверх.
— Нет, вовсе нет, что вы… — выдавил он из себя, чувствуя за неё неловкость.
— Это все, что у меня есть. Нельзя построить жизнь на одной материнской любви. Дети — это дети, но должно же быть что-то ещё… Вы понимаете меня?
Он хотел ответить, но в этот момент она потянулась к нему и, схватив за руку, дёрнула вниз, так что он едва не потерял равновесия. Натан сумел удержаться и тяжело присел на край дивана, прижавшись бедром к её телу. Слабый свет, пробивающийся сквозь задёрнутые занавески, смягчал черты её лица, делал их почти миловидными. Она часто дышала, держа его за запястье, и её пальцы были холодны от возбуждения.
— У меня такая скудная и пустая жизнь, — прошептала она, — сделайте что-нибудь.
Натан вдруг почувствовал симпатию и жалость к этой женщине, такой одинокой и, наверное, несчастной. Он представил все её сильные и безысходные желания, бродившие в её теле и мучившие её несбыточными снами, бесконечные часы в одинокой постели, вечную неудовлетворённость и пытки воображения, которые довели её до этого безрассудства.
— Ты пойми, — жарко шептала она, — я не знаю, что со мной, я… я… просто хочу… Ну, что тебе стоит…
Клара выпустила его руку, и плечи её затряслись от беззвучных рыданий. Он хотел погладить её по плечу, но отдёрнул руку. Ей не нужна была его жалость, ей нужны были конкретные действия.
— Я дура, — пробормотала она.
— Нет, совсем нет, — он все больше и больше чувствовал неловкость. Ему хотелось уйти, но он не мог просто так бросить эту несчастную женщину.
— Только не будьте таким благоразумным, — она снова перешла на «вы», — Перестаньте проявлять своё милосердие и благородство. Идите к черту и оставьте меня одну. Я вела себя как полная дура, как шлюха, как проститутка, — она выплёвывала слова, глядя на него красными, ненавидящими глазами. — Я только хотела, что хоть кто-нибудь взглянул на меня, как на женщину. Я же не старая ещё! Я никогда не думала, что дойду до такого… такого позора! Уходите! Идите на пляж, там полно голых красоток!
Натан вышел, не сказав ни слова. И, проходя мимо играющих в песочнице детей, снова услышал её безудержные рыдания. И хотя он больше никогда не видел Клару, этот эпизод оставил в нем горький след.
Сейчас, сидя напротив обнажённой Марины, ему почему-то снова вспомнился тот случай. И на душе стало тяжело. Заметив его пристальный взгляд, Топик стыдливо прикрыла грудь руками.
— Не смотри на меня так, а то мне неловко. У тебя есть что-нибудь переодеть?
— Извини, я задумался. Конечно, есть. Правда, с женскими вещами трудновато, но ты можешь взять мою рубашку.
— А что, ты здесь один живёшь? Без баб? Странно. Может, ты тоже голубой? Хотя мне все равно. Ты классный мужик, Натан-Капитан! — и вдруг подозрительно посмотрела на него. — А чем я должна расплачиваться? Учти, ты мне в отцы годишься. Так что губу особенно не раскатывай. Понял?
— Если бы у меня была такая дочь, я бы её повесил. Садишься в машину к незнакомым мужикам, а если бы мы были извращенцами, и пустили бы тебя по кругу?
Мой ангел меня хранит. Мне везёт на хороших людей. Честное слово. Я вот недавно познакомилась с одной тётей, очень богатой, так она меня и одевала, и кормила, даже колечко подарила, — Топик продемонстрировала палец, на котором болталось золотое кольцо с маленьким рубином. — Правда, я от неё тоже сбежала. Она оказалась лесбиянкой. Ей очень нравилось, когда её обнюхивали и облизывали. А меня тошнило. Я не очень откровенна?
16. ЗА ВСЕ НАДО ПЛАТИТЬ.
Натан проснулся с нестерпимой жаждой и слепящей, жгучей болью, колотившей по изнанке век и стучавшей за стенкой лба. Лёжа на спине, он осторожно приоткрыл глаза и упёрся взглядом в потолок. К горлу подкатила тошнота. Он снова закрыл глаза. Было ужасно душно. Когда это он успел так надраться?
Он почувствовал что-то мягкое, тёплое и тяжёлое, лежащее поперёк его левой ноги, чуть ниже колена. Он медленно и осторожно повернул голову. Голова двигалась с трудом, как заржавевшая лебёдка, в висках били барабаны. Рядом с ним лежала девушка, повернувшись к нему лицом, её правая нога покоилась на его левой ноге. «Топик», — чуть напрягшись, от чего заболело все тело, вспомнил он. Черт, как же они оказались в одной постели? В голове было темно и мутороно. Он же не собирался её трахать. Только этого не хватало. Он прижал руки к вискам. Руки были жаркие и потные, а ему нужно было что-нибудь холодное. Так, перво-наперво, необходимо встать. Натан попытался приподнять голову, но это ему не удалось. Снова подкатила тошнота, ещё одно движение, и его вырвет прямо на постель. Потом он припомнил, как она укладывала его на постель и накрывала простыней.
Собравшись с силами, он все-таки сел на постели, с удивлением обнаружив на себе рубашку и брюки.
— Очухался, Натан-Капитан?
Он медленно, осторожно, чтоб не расплескать содержимое желудка, повернулся всем корпусом. Марина смотрела на него чистым взглядом невинной девочки, в глазах прыгали озорные чёртики.
— Ну, ты даёшь, Капитан! Я даже испугалась, когда ты без чувств на пол грохнулся. Еле-еле дотащила тебя до кровати. Ну и тяжёлый ты, Капитан. Но надо отдать тебе должное, ко мне ты не приставал. Хотя мне, как женщине, это очень обидно.
Натан молча слушал её, но сказанное не доходило до его сознания. Он встал и, с трудом передвигая ноги, двинулся на кухню. Топик поскакала следом. На кухне за столом сидел Чёрный. Напротив него примостился Михаил Рубин. Перед Чёрным стоял бокал с недопитой водкой, Рубин потягивал кофе.
— Ну и рожа! — без всякого выражения сказал Евгений. Михаил промолчал.
— Капитан, я не хотела их пускать, но они наглые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33