Дядя Борух из России прислал маляву, что «дело на мази, пацаны передают привет, помнят, желают всех благ». Письмо порадовало, он был уверен, что на российских авторитетов можно положиться, хотя в душе оставался все тем же недоверчивым скептиком. Уж очень зыбкими были отношения между корешами в новой России. К тому же обстоятельства, при которых он уезжал из Питера, оставляли желать лучшего. Сейчас все газеты, и российские, и израильские, писали о проворовавшемся Собчаке, о Чурилове, который наплевал вообще на все законы, и уголовные, и человеческие, о спившемся президенте, о новых отморозках, которые все больше и больше входили во власть, которые не боялись ни черта, ни бога, делали деньги на нищей и больной России. Возвращаться обратно, честно говоря, не хотелось. Несмотря на то, что в Питере осталась жена и дети. Правда, они давно развелись. Когда Натан понял, что он ещё долго их не увидит, то предпочёл дать ей развод. Зачем любимой женщине быть «соломенной вдовой»? К тому же развод давал надежду, что к жене никто претензий иметь не будет. Она была не в курсе его питерских дел, знакомств и связей. Он отправлял ей деньги, правда, не очень большие суммы, чтоб не вызвать подозрений.
Деньги, которые лежали в швейцарском банке и в оффшорной зоне, Натан не торопился переводить в Израиль. Они уже были отмыты, они были «чистые», составляли не один миллион долларов, но это был «неприкосновенный запас». Тем более что и в Израиле на него начали коситься. Натан понимал, что в этой стране он — белая ворона. Не могли богатые израильтяне простить, что какой-то русский лезет в их карман, в их епархию, переманивает к себе потенциальных инвесторов. В газетах все чаще стали появляться статьи о «русской мафии», о «пятой колоне», и тому подобная ерунда. Израильтяне, доверчивые, как дети, верящие всему, что пишет пресса, напуганные появлением наглых, беспринципных, рвущихся как можно быстрее войти в новую жизнь, беспощадных в достижении своих целей, «русских», были по настоящему обеспокоены. Полиция рыла землю носом, стараясь доказать, что эти страхи не беспочвенны. Неважно, что «русской мафии», как таковой, не существовало. Важно было найти нового внутреннего врага, кроме арабов. И списать на него все огрехи правительства, коррумпированного, жадного до лёгких денег, и плюющего на свой народ с высокой колокольни Кнессета. Свою зарплату полицейские отрабатывали на совесть. И Натан, как нельзя лучше, подходил для этого. Хотя не только Натан был под «колпаком». Уже на крючке висели и Григорий Лернер с его российско-израильской торгово-промышленной компанией, и братья Белые с их миллиардами, и Генрих Брокман с его нефтеналивными танкерами, и многие другие… Вся эта суета вокруг «русских» страшно нервировала, каждый день можно было ожидать ареста, а потом до бесконечности предъявления обвинения… Хотя полиция чаще всего обвиняла бездоказательно, на пустом месте, при желании на любого можно найти компромат, особенно, если человек занимается бизнесом. Ко всему прочему, Натана стал беспокоить Фазиль. Он подозревал, что дагестанец ведёт с ним двойную игру. А возможно, и не только с ним. Несколько дней назад Фазиль был арестован, ему предъявили обвинение в незаконном ввозе на территорию страны проституток, связях с арабскими террористами, отмывании денег, полученных от продажи наркотиков… Каждое из этих обвинений тянуло на довольно большой срок, однако Фазиля выпустили прямо из зала суда. Натан считал, что тот пошёл на соглашение с полицией. Он приказал Игорю Шульману, который после освобождения входил в группировку дагестанца, как можно быстрее выяснить, имеют ли его подозрения основания. Ничего конкретного Шульман сказать не мог, но сообщил, что к Фазилю домой, под покровом ночи, иногда наведывается Сергей Быков. Тот самый Бык, которого в тюрьме по приказу Дяди Боруха опустили, и который уже перестал считаться человеком! Какие общие интересы могли быть у «обиженного» бывшего мента и у израильского авторитета? Пусть у мелкого, но все-таки авторитета. Однако, за эту информацию можно было зацепиться. Вряд ли те, кто стоит за Фазилем, будут довольны таким союзом.
Иногда Натан приглашал к себе Чёрного, они играли в шахматы… И тому, и другому нужны были такие вот спокойные вечера, когда можно расслабиться, выпить по рюмке коньяка, поговорить по душам, не опасаясь, что кто-то может подслушать… Нередко Натан заводил разговор о делах, но Чёрный понимал, что тот говорит не для него, просто ему нужен был слушатель, на котором можно было бы проверить различные версии. Поэтому Чёрный редко что-нибудь советовал, чаще молчал. Натана это устраивало. В последнее время его начало тяготить одиночество, острое, скребущее… Знакомых много, приятелей тоже, от женщин отбоя нет… Но все не то. Родных людей не было. Чёрный не в счёт. Он друг, с ним можно говорить откровенно, и все равно — не то. Одиночество — оно не в людях, оно — в душе. Волк по натуре, Натан никогда не чувствовал себя обделённым, но в последнее время участились приступы эпилепсии, ночные кошмары, и, как никогда, стала душить тоска. От этого ощущение одиночества только усиливалось. Все чаще, по русскому обычаю, он пытался залить душевный разлад водкой. Но и это не спасало, только горше становилось. Напивался Натан всегда в одиночестве. Он не понимал, зачем для этого дела нужны собутыльники. Чтобы плакаться им в жилетку? Чтобы они потом обсуждали его между собой и смеялись? Нет уж, не дождутся! Единственным свидетелем пьяных откровений Натана, был Евгений. В последнее время они сошлись достаточно близко, но Чёрному и в голову не приходило использовать эту его слабость в своих целях. Евгений и сам был одинок, давно придя к выводу, что благими намерениями выложена дорога в ад. Были времена, когда к нему, как к журналисту, обращались за помощью, и он помогал по мере своих сил, и вроде бы друзей было много, пока он однажды не услышал, что говорят о нем за глаза, и понял, что любое его желание помочь оборачивается против него. И ещё он ясно понял, что человек человеку — волк, а товарищи и братья остались там, в детстве, в прошлой жизни. Они с Натаном были очень похожи, и оба это чувствовали, несмотря на то, что жизнь у них была разная.
Тем временем события развивались с головокружительной быстротой. Лида Маркова познакомилась с Рони Абуджарбилем под предлогом интервью, и довольно быстро попала к нему в постель. Вряд ли дело было в её природном очаровании, скорее всего Рони польстился на её необъятные формы. «Марокканцам» почему-то нравятся толстые белокурые женщины. Наверное, для них это экзотика. Она уже через три дня после пресс-конференции позвонила Натану, и ничуть не смущаясь, доложила о достигнутых успехах. Теперь оставалось только выяснить, когда придёт очередная партия наркотиков. Натан подробно проинструктировал Маркову. Её дальнейшая судьба его не интересовала. Хотя он понимал, что Абуджарбили, в конце концов, догадаются о том, какую роль сыграла журналистка в развале их организации. Несколько раз звонил Ицик Хариф, то с угрозами, то с просьбами… Его банда несла потери, доходы сократились, полиция пасла каждый его шаг… Натан успокоил: скоро все разрешиться, не переживай. Хотя он с большим удовольствием свернул бы шею и ему. И поставил бы на его территории своих людей. Но не время ещё, есть дела поважнее.
Фирма Натана, которая переросла уже в большую и крепкую корпорацию, требовала от него все больше и больше внимания. Накапливая состояние, он решил открыть свои бензоколонки по всей территории Израиля. Но здесь его интересы столкнулись с интересами Льва Бероева, который уже давно с подозрением относился к деятельности Натана Гринберга. Пока что они не мешали друг другу, но в воздухе ощущалось приближение грозы. Противостояние двух сильнейших корпораций могло печально закончиться для всех. Мирное сосуществование на территории маленькой страны этих двух людей неизбежно должно было привести к войне. И Натан прекрасно это понимал. Пришло время созвать большую всемирную сходку, и там решить вопрос разделения полномочий и территорий. Проведя предварительные переговоры с Бероевым, Натан разослал приглашения всем видным людям России, Америки, Австралии и многих других стран. То, что среди этих видных людей большинство составляли «авторитеты», «князья» и «короли» преступного мира, никого не смущало. Он был уверен, что сходка решит вопрос в его пользу, а Бероев, несмотря на все свои связи, вынужден будет подчиниться.
Голова шла кругом от всех этих дел, забот, нервотрёпки… Чёрный по своим журналистским каналам выяснил, что израильская полиция тоже готовится к приезду главарей мировой теневой экономики.
— Ничего, Жека, пробьёмся, — легкомысленно отмахнулся Натан, когда узнал об этом. — Сейчас меня больше заботит Фазиль. Что-то он затевает за моей спиной. Как бы всю игру не поломал.
— Ты что, Натан, — удивился Евгений, — ты же сам говорил, что Фазиль — это пешка.
— Иногда пешка делает всю игру. Пришла пора от него избавляться. Нет, я не собираюсь его убивать, — сказал Натан, увидев недовольную гримасу Чёрного, — надо что-нибудь придумать. Посоветуй.
— А я откуда знаю! Я в твоей игре тоже пешка!
— А вот тут ты ошибаешься. Ты, Женька, компаньон, причём единственный, кому я доверяю.
Разговор происходил в новом офисе Натана корпорации «Рос-Исраэль», которая занимала два этажа в гостинице «Кинг Дэвид» в самом центре Тель-Авива. Огромные номера, роскошная мебель, масса работников, которые как угорелые носились по всему офису, врывались в кабинет, протягивали на подпись бумаги, договора, контракты, и тут же исчезали в лабиринтах комнат. Евгений не любил бывать в офисе корпорации, у него начинались головные боли от всей этой суматохи.
— Я домашний кот средней пушистости, — говорил он о себе, — и вообще, к «Рос-Исраэль» никакого отношения не имею.
— Ну, это ты зря, — смеялся Натан. — Ты моя правая рука.
И в то же время Чёрный стал замечать за Натаном некоторые странности: то он вдруг замолкал, уставясь в одну точку, становился бледным, руки сжимались в кулаки с такой силой, что вены вздувались, вот-вот лопнут, то беспричинный смех нападал на него, то совершенно жуткая депрессия… В такие моменты он становился невменяем. Теперь Евгений понимал, как Натан мог убить свою жену и абсолютно не помнить об этом. О том, что такой случай имел место, он узнал от самого Натана в минуты откровений. Но отнёсся к этому философски. Когда пересекаешь границу Израиля, о прежней жизни можно забыть. Её не было. Вообще ничего не было. Правда, он не знал, что у Натана бывают приступы эпилепсии, Гринберг умело скрывал это, но даже если бы и знал, его отношение к нему не изменилось бы. А Натана он уважал.
Вопрос о Фазиле встал очень остро после покушения на главу корпорации, после того, как взлетела на воздух его машина. Он совершенно случайно не отправился на небеса вместе с ней. Просто одному из работников корпорации, Гене Рабиновичу, в этот день нужно было срочно ехать в Хайфу, заключать контракт, а его машина была в ремонте. Натан предложил Гене поехать на его «субару», а через пять минут останки молодого парня разбросало на десятки метров. Полиция списала взрыв на террористов, но Натан не сомневался, что это дело рук дагестанца. При этом он был уверен, что сам Фазиль никогда бы не решился на такой шаг, если бы за его спиной не стоял некто сильный. Это мог быть кто угодно, и Аарон Берг, и Зэев Розен, и сам Бероев. Правда, с таким же успехом «заказчиком» могла выступать и израильская власть. Натан мозолил глаза своей деятельностью, тем, что готов был идти по трупам в достижении цели, да и зуб на него имели многие. Особенно, после того, как Натан объявил о создании собственного банка, и эта идея была поддержана большинством предпринимателей, правда, с некоторой долей осторожности. Кое-кто мягко предлагал Натану хорошенько подумать, прежде чем наступать израильским монополистам на «любимые мозоли». Помни, мол, о судьбе Лернера, которого уже посадили за подобные устремления, не наступай на одни и те же грабли. Натан не внял этим угрозам, пер вперёд, подобно быку на корриде. Во-первых, он верил в свою звезду, а во-вторых, повторять ошибки Гриши Лернера не собирался. На чужих ошибках учатся.
Фазиль не скрывался, наоборот, пришёл к Натану в офис принести свои соболезнования. Оба старались делать вид, что страшно огорчены происшедшим. Фазиль даже предложил свою помощь в поисках киллера. Натан поблагодарил, но отказался. Как только Фазиль ушёл, он вызвал к себе начальника охраны Михаила Рубина. Это был маленький человек, серенький, на первый взгляд абсолютно неприметный, плешивый, в потёртом, мятом пиджачке, который делал его похожим на ученика — двоечника, с постоянно сонными глазами, и острым взглядом из-под прикрытых век. При этом в нем чувствовалась мягкая грация пантеры, сила тигра и мощь змеи, свёрнутой в кольца. Его опасались. Он внушал интуитивный страх. Когда-то в Союзе Михаил входил в состав группы «Альфа», прошёл многие горячие точки, но, как и большинство бойцов, после перестройки, был брошен страной на произвол судьбы, и не долго думая, уехал с семьёй в Израиль. Рубин не был ни сионистом, ни верующим, политикой не интересовался, и своим пребыванием здесь был обязан дочери, которая хотела ехать только в Израиль.
— Миша, приставь «хвост» к Фазилю, — приказал Натан Рубину. — Нюхом чую, это он, его рук дело.
— Сделаем, — сонно отозвался начальник охраны, привыкший выполнять поручения своего босса, выходящие иногда далеко за пределы его прямых обязанностей.
— И ещё. Найди Сергея Быкова, я тебе рассказывал о нем. Проследи за ним. Есть информация, что он вместе с Фазилем ведёт какую-то игру.
— Сделаем, — все так же бесстрастно кивнул Рубин.
— Слушай, Миша, я тебя уже год знаю, ты когда-нибудь улыбаешься?
— Это не входит в мои обязанности, — с хитринкой в глазах ответил начальник охраны.
— Интересный ты человек, — покачал головой Натан. — Непонятный. Тебя бояться надо.
— Только не тебе. Кстати, мои люди усилили твой новый «кадиллак» бронебойной сталью. Стекла тоже.
— Хочешь сказать, что я могу спать спокойно?
— Осторожность никогда не помешает. На воздух взлететь возможность, конечно, существует, но, приземлившись, в крайнем случае, ноги переломаешь.
— Что ж ты раньше не оборудовал?
— А ты хотел, Натан? Можно подумать, что ты собирался жить вечно. Как видишь, ничего вечного нет. Жаль Гену, хороший парень был. У него мать осталась.
Натан нажал кнопку вызова, в кабинет заглянула секретарша, старая мымра Алевтина. Натан выбрал её из сотен претенденток. Своё дело она знала «на отлично», иврит от зубов отскакивал, в документации разбиралась как бог. Цербером стояла на страже натановских интересов.
— Алевтина, скажи бухгалтеру, пусть обеспечит мать Гены по полной программе. Узнай о её проблемах. Чтоб ни в чем не знала отказа. Ясно?
— Хорошо, — она повернулась, чтобы уйти.
— Подожди, Алевтина, позвони Чёрному, то есть, этому, Черныху Женьке, пусть срочно сюда едет.
Секретарша, моргнув выпуклыми, жабьими глазами, вышла из кабинета. Рубин посмотрел ей вслед, достал из кармана сигареты, прикурил, и спросил:
— Интересно, она замужем?
— Миша, я тебя не узнаю, ты интересуешься женщинами? — рассмеялся Натан.
— А я что, рыжий? Мне, между прочим, всего пятьдесят шесть.
— Нет, рыжий — это я, а ты — лысый. Впрочем, не знаю. Кажется, была замужем. А может, и нет. В конце концов, сам можешь выяснить. Ты же у нас контрразведка, тебе и карты в руки. И бросай ты этот, свой «Ноблесс». От него уши пухнут.
— Чем дешевле, тем крепче. Чем крепче, тем лучше, — лаконично отрезал Рубин.
— Ладно, иди, — махнул ему Натан. — Работай.
Евгений в это время был у Ирины, отходил от вчерашней пьянки. Он плохо переносил алкоголь. Ему после той памятной контузии вообще нельзя было пить. Но иногда Чёрный срывался, и тогда шёл вразнос. Правда, он доверял своему организму. Тот сам определяет допустимую границу, через которую переходить не следует. Если бы только знать, где эта граница. И вот теперь Чёрному приходилось мучаться страшным похмельем, тяжёлой головной болью, от которой хотелось биться головой в стенку, и полным безразличием к женским прелестям подруги. Она и не пыталась его соблазнить, хотя и расхаживала по квартире в лёгком халатике, который постоянно распахивался, обнажая голые ноги и чёрный треугольник волос. Евгений любил в него зарываться. От Ирины возбуждающе пахло женщиной, казалось, запах обволакивает все тело, от макушки до пяток, его не передать словами, можно только почувствовать. Если он ласково, еле заметно прикасался пальцами к её шее, она покрывалась мурашками, по коже проходил ток удовольствия, она замирала на несколько секунд, прислушиваясь к своим ощущениям, а когда он начинал гладить её под коленками, Ира напрягалась, чёрный треугольник становился мокрым, соски твердели… Он облизывал мочки ушей, целовал спину, медленно проводя языком вдоль позвоночника, опускаясь все ниже и ниже… Тогда она ложилась на живот, а Евгений ласково прикасался к её упругим ягодицам, забираясь языком в самые потаённые места, и пил её, пил, до бесконечности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33