Он вполне мог представить себе Алека и Энни, с ее потребностью чувствовать, что ее любят и лелеют, что она защищена и в безопасности. Алек отвечал ее потребностям, не прилагая к этому никаких усилий.
Пульсирующий свет маяка, казалось, замедлялся на несколько секунд, задерживаясь на руках Алека, прежде чем снова раствориться в темноте. Его пальцы вдруг застыли, игла зависла над раной, и Пол, подняв глаза, обнаружил, что Алек пристально смотрит на него.
– С вами все в порядке? – спросил Алек, когда над ними снова взметнулся мягкий белый свет.
– Да, – ответил Пол, опуская глаза на жеребенка. Что такое прочитал Алек на его лице, спрашивал он себя.
«Да, – подумал Пол, – ты победил. Она была твоей, а не моей. Она любила тебя, а не меня. Ты победил, Алек. Честно и по справедливости».
ГЛАВА 24
Было уже почти одиннадцать, когда Алек пожелал Полу спокойной ночи и вошел в дом. Лейси и Клей еще не пришли, и пустота действовала угнетающе. Даже Трипод не соизволил спуститься вниз, чтобы поприветствовать его.
Он налил себе чая со льдом в один из высоких зеленых стаканов ручной работы, которые Джули несколько лет назад подарила Энни на день рождения, и отправился с ним в гостиную, где сел на кушетку и уставился на телефон. Шел уже двенадцатый час.
Звонить Оливии слишком поздно, а это было бы как нельзя кстати. Он стал, пожалуй, слишком зависим от этих телефонных звонков. В любом случае, он увидит ее утром. Она согласилась покататься с ним на виндсерфинге на Рио-Бич.
Он лег, вытянувшись на кушетке, подложив под голову маленькую подушку. Прошло уже много-много времени с тех пор, как он последний раз лечил животное. Это было необыкновенное ощущение – осознавать свое могущество, знать, что ты можешь что-то изменить, как-то восстановить справедливость. Он ожидал обнаружить там мертвую лошадь. Или, что еще хуже, умирающую. Именно поэтому он попросил Пола поехать вместе с ним: чтобы его присутствие помогло ему совладать с расшатанными нервами.
Пол, должно быть, самый мягкий человек из всех, кого он когда-либо встречал. Его глаза затуманились слезами от жалости к жеребенку. Алек представил его с Оливией. Ему представилась невероятная похотливая картина – Оливия и Пол в постели, и он закрыл глаза рукой, пытаясь отгородиться от нее. Это было первое эротическое видение, возникшее перед ним за долгие месяцы, и он даже не был участником.
Боже, как он тосковал по Энни! Спать с ней, просыпаться с ней. Он скучал по тем тайным пятничным «обедам» в комнатах мотелей. В эти два часа она была совершенно другой женщиной. Она никогда не отказывалась от секса, но он знал, что если у него была потребность в сексе как в таковом, в чисто физическом наслаждении, то она не разделяла ее. Ей нужна была другая близость – объятия, слова любви, а не секс ради секса. Каждый из них знал свои особенности и приспосабливался к другому. Но во время тех еженедельных вылазок Энни становилась более страстной и пылкой. Ее тело пылало жаром, когда он прикасался к нему.
Алек допил чай со льдом, жалея, что не налил себе чего-нибудь покрепче, вызывающее легкое отупение. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, погружаясь в сон и позволяя шуму кондиционера убаюкивать его.
Проснувшись, он сначала не мог сориентироваться. Тусклый свет с кухни заливал стену перед его глазами, и он видел десять овальных окошек. Он лежал на кушетке в гостиной, ощущая пульсирующее возбуждение, а его вдохновительница – Энни – больше не существовала. Черт побери!
В ярости он вскочил с кушетки, швырнув подушку на пол. Черт бы побрал этот приют для женщин, подвергшихся насилию! Черт бы побрал этого Захарию Пойнтера! Он схватил с кофейного столика стакан и швырнул его в стену. Черт бы побрал тебя, Энни!
Бокал описал дугу через комнату, и у Алека перехватило дыхание: он попал в одно из десяти овальных окошек, вдребезги расколов цветное стекло витража с женщиной под кружевным зонтиком.
Алек тупо уставился на пустую овальную дыру в стене. Он закрыл глаза и, вцепившись руками в волосы, застонал. Босиком он выскочил на улицу. Свет из-под карниза падал на участок у боковой стены дома, и Алек разглядел несколько маленьких, тщательно обработанных кусочков стекла. Он сел на корточки и стал собирать осколки себе на ладонь.
На улице перед домом остановилась машина, и он услышал смех, за которым последовал звук захлопывающейся двери. Через мгновение к нему подошел Клей.
– Папа? Что ты здесь делаешь? – Клей посмотрел на цветное стекло в руках отца. – Кто разбил окошко?
– Это случайность. – Алек проследил взгляд Клея до зеленого бокала, валявшегося на песке, и некоторое время они оба молчали.
– Это Лейси?..
– Нет. Это не Лейси.
Клей засунул руки в карманы шорт.
– Ну, ладно, пап, – сказал он, – уже поздно. Ты можешь заняться окошком завтра.
– Я не хочу оставлять стекло здесь. – Алек провел руками по стеклу и нащупал маленький белый треугольник зонтика.
– Все будет в порядке. – Клей огляделся, как будто беспокоился о том, что кто-то из соседей может наблюдать эту сцену. – Пойдем, пап. Ты меня поражаешь. Утром я помогу тебе найти остальные кусочки.
Алек посмотрел на сына. Красивый молодой человек. Черные волосы. Смуглая кожа. Семнадцать лет. Скорее всего, он сегодня вечером занимался любовью с Терри Хезлтон. В будущем месяце он окончательно покинет родной дом, начнет новую жизнь, свою собственную. Алек вглядывался в его светло-голубые глаза.
– Я скучаю по твоей матери, – сказал он.
Клей опустился рядом с ним на песок и прислонился спиной к стене дома.
– Я понимаю, пап, – сказал он спокойно. – Я тоже скучаю. – Он пропустил песок между пальцами и нашел маленький красный кусочек стекла, который вручил Алеку.
Алек сжал кусочек стекла в кулаке. Он положил руки на колени и посмотрел на темную воду залива.
– Они собираются передвигать маяк, Клей, – сказал он. – Они собираются тащить эту чертову штуку на сушу, и Кисс-Ривер уже никогда не будет таким, как прежде.
ГЛАВА 25
Алек мог бы попросить Оливию прийти к нему домой. Там у него были парусные доски, и можно было бы отправиться прямо из маленькой бухточки за его домом. Но по дороге в Рио-Бич он понял, что не хочет, чтобы Оливия приходила, когда Клей и Лейси будут дома. Так что же это означает? Нола то и дело заходила к ним, и у него никогда не возникало никаких задних мыслей. Но если бы его дети увидели Оливию, ему пришлось бы как-то объяснять ее присутствие. Возможно, они запомнили ее с того вечера в отделении скорой помощи. А может быть и нет. Дело не в этом. Ему просто не хотелось, чтобы они видели его с другой женщиной, независимо от того, насколько платоническими были их отношения.
Оливия стояла, прислонившись к своему автомобилю на стоянке у Рио-Бич. Поверх купального костюма на ней был белый пляжный халат, и ее ноги были почти такого же цвета. Эта женщина слишком много работала.
Он остановил машину рядом с ней, и она прикрыла глаза рукой от солнца, когда он вылез из «бронко» и начал отвязывать от багажника на крыше доску с парусом.
– Алек, я предупреждаю вас, что совершенно не умею плавать, – сказала она.
Он достал с заднего сиденья «бронко» спасательный жилет и кинул Оливии.
– Вам не нужно уметь плавать, – сказал он, – но необходимо защититься от солнца.
– Я намазалась кремом, – ответила она. – Этим летом я первый раз на солнце.
– А выглядите так, как будто вообще первый раз в жизни.
Она скорчила гримаску и взялась за край доски, чтобы помочь донести ее до залива.
– Почему доска только одна?
– Потому что ветер сегодня идеален для вас, но почти никакой для меня. Здесь замечательное мелководье. Я могу находиться рядом с вами и говорить, что надо делать.
Рио-Бич был ничем иным, как клочком покрытой песком суши у кромки воды, ширины его хватало только, чтобы расстелить одеяло. Алек стоял, подбоченившись и глядя на залив. Солнце играло бликами на поверхности воды, и в отдалении можно было видеть других любителей виндсерфинга, однако Алек знал, что никто из них не заходит сюда. Рио-Бич был его маленьким секретом.
– Прекрасный день для этого, – сказал он, оборачиваясь к Оливии. Она закусила нижнюю губу. – Вы готовы?
– Как всегда.
Она сняла халат и положила его на одеяло. У нее был черно-фиолетовый купальный костюм, вырезы на бедрах выглядели несколько старомодно, но грудь была сильно открыта и он вспомнил ту эротическую сцену с ней и Полом, которая привиделась ему вчера вечером.
– Чему вы улыбаетесь? – спросила она. Он засмеялся, снимая футболку.
– Просто рад, что я здесь, – сказал он. – Давно уже сюда не выбирался.
На шее у нее висела длинная золотая цепочка, которая мягко стекала в вырез на ее груди. Матовая белизна кожи придавала ей ужасно хрупкий вид, но он никогда бы не подумал, что она беременна. Слегка округлившийся живот не выдавал ее.
– Ну как, вы звонили врачу по поводу виндсерфинга? – спросил он.
Она не была уверена, что виндсерфинг безопасен для беременных. Она сморщила нос.
– Да. Выяснилось, что она тоже занимается виндсерфингом. Она не сомневается, что я получу удовольствие и видит риск только в массе впечатлений.
Алек рассмеялся.
– Ваш доктор раскусил вас.
Он продемонстрировал ей кое-какие приемы управления доской, которые ей следовало изучить прежде всего: как стартовать с берега, как справиться с волной. Двенадцатифутовая доска под ногами казалась ему медлительной и громоздкой. Он привык к маленькой, на которой выходил в океан.
Ее охватила дрожь, когда она вошла в воду. Алек крепко держал доску, пока она с сосредоточенным выражением лица забиралась на нее.
– Поставьте ноги по обе стороны мачты, – сказал он.
– Это мачта?
– Да. – Он держал ее за руку, пока она не выпрямилась на доске. – Теперь держитесь за веревку. Вам нужно тянуть вверх, чтобы поднять парус из воды. Согните колени. Вот так, держите спину прямо, упирайтесь ногами и подтягивайте парус.
Она потянула за веревку, перехватывая ее руками, и парус начал подниматься над поверхностью воды, наполняясь ветром, но доска вдруг вывернулась из-под ног. Вскрикнув, она шлепнулась спиной в воду. Он обошел доску, чтобы помочь Оливии, но та, смеясь, вынырнула на поверхность.
– Я должен был предупредить вас, – сказал он. – Когда нижняя часть паруса выходит из…
– Нижняя часть? – спросила она, отжимая волосы.
– Вот эта часть, – сказал он и снова забрался на доску, чтобы показать ей, как это делается.
Большую часть времени она провела в воде, а не на доске, но ее это только веселило. Пару раз она хохотала до слез. Это была та сторона жизни, с которой она не была знакома и с которой едва ли надеялась познакомиться.
Когда она, наверное, уже в сотый раз забиралась на доску, лямка ее костюма соскочила, и он увидел белую полосу, резко выделявшуюся на ее коже.
– Вы обгорели, – сказал он. – Нам лучше вылезти на берег.
Оливия села на одеяло, стуча зубами. Алек обернул ее полотенцем и начал через него быстро растирать ей спину, но тут же прекратил, осознав интимность этого действия. Золотая цепочка прилипла к розовой выпуклости ее груди.
Он достал с заднего сиденья «бронко» зонтик в зеленую и белую полоску, поставил его у того края одеяла, где сидела Оливия, и лег рядом с ней, наслаждаясь теплом солнечных лучей на своей коже.
– Так все-таки как получилось, что вы не научились плавать? – спросил он. Он сам провел большую часть детства, катаясь на каноэ и водных лыжах по Потомаку.
– Я никогда не жила рядом с водой. – Ее слова отразились от зонтика.
– Где вы росли?
– В центральной части Нью-Джерси. Вы слышали когда-нибудь о Пайн-Барренс?
– Это не там, где приняты кровосмесительные браки и в результате появляется э-э-э… – Он не знал как точнее выразиться, – …не слишком блестящее потомство?
Она неодобрительно фыркнула.
– Вы думаете именно о том самом месте, но на вашу точку зрения явно повлияла пресса. Кровосмешение скорее исключение, чем правило.
– Так вы выросли именно там?
– Да, и я знаю, о чем вы думаете. Однако, то, что я не могу освоить виндсерфинг не означает, что я «не слишком блестящее потомство».
Вглядываясь в ясное небо, поразительно голубое, какого он не видел нигде, кроме Аутер-Бенкс, он улыбнулся своим мыслям.
– Вчера вечером Пол был у меня дома на собрании комитета спасения маяка.
Она резко села. Золотая цепочка на мгновение свободно качнулась в воздухе и вновь прилипла к ее груди.
– Вы ведь ничего ему не сказали, правда?
– Нет. – Он посмотрел в ее взволнованное лицо. – Я же обещал вам, что не скажу. Однако, он сказал кое-что, что, возможно, вас заинтересует.
– Что именно? Повторите мне все, что он сказал. Каждое слово, ладно?
Алек улыбнулся.
– Он прекрасный парень, Оливия, но он не Бог. Извините, но я не стал записывать за ним. Я не думал, что мне придется отчитываться по этому поводу.
Она некоторое время помолчала.
– Вы сердитесь на меня?
– Нет. – Он прикрыл глаза, чтобы лучше видеть Оливию. У нее обгорела переносица. – Я что, выгляжу ненормальным?
Может быть, действительно он так выглядит? А может быть, он такой на самом деле?
– Он сказал, что все плохое между вами – его вина, и он думает, что, возможно, сделал ошибку, уйдя от вас.
Оливия прижала к губам кулак.
– Он так сказал?
– Да. Он показался мне подавленным. Чувствуется, что ему как-то… тяжело.
Она перевела взгляд на залив.
– Мне трудно поверить: он сказал, что возможно сделал ошибку? Он сказал именно так?
Алек вздохнул.
– По-моему, да. В следующий раз я запишу его на магнитофон, обещаю.
Она снова легла.
– А я как раз собралась отступиться. Алек рассказал ей о жеребенке.
– Когда Пол помогал мне, ему было явно не по себе.
– Похоже, вы провели с ним половину ночи. Я очень завидую вам. – У нее вдруг перехватило дыхание. – Алек, только не говорите Полу, что я беру уроки и работаю с цветным стеклом. Вы не упоминали об этом в разговоре с ним, нет?
Он нахмурился.
– Чего вы так боитесь?
– Это очень трудно объяснить, – сказала она, отворачиваясь. – Просто, пожалуйста, не говорите.
На несколько минут воцарилось молчание, и когда Оливия снова заговорила, ее голос звучал приглушенно.
– В четверг у меня будут брать пункцию околоплодных вод, – сказала она.
Алек поднял на нее глаза.
– Вы нервничаете?
– Нет. Не знаю. – Она пожала плечами. – Думаю, что всегда существует вероятность того, что что-то" будет не так. Просто мне тяжело проходить через это одной, без Пола. Тяжела не столько сама процедура, сколько ожидание результатов.
– Знаете, Оливия, я думаю, что один из нас должен рассказать ему, что мы – друзья. Это может приоткрыть ему глаза на то, что вы не собираетесь вечно сидеть и ждать его.
– Но на самом деле я собираюсь. Ждать всегда, я имею в виду. – Она устало вздохнула. – А как вы, Алек? – спросила она. – Вы, вообще-то, выходите куда-нибудь?
– Нет. – Он прикрыл глаза веками от сверкающего солнечного света. – Еще не время и, кроме того, у меня никого нет. Есть одна женщина, которая строит планы на мой счет, но она меня не интересует.
– Кто она?
– Соседка. Нола. – Он провел рукой по волосам. Они почти высохли. – Она много лет была другом семьи. Энни всегда говорила, что она положила на меня глаз, а я в то время этому не верил. Но теперь поверил. Она приносит нам еду, звонит, чтобы узнать, как я себя чувствую.
– А вам она не интересна?
– Ничуть. – Он потянулся, собираясь переменить тему. – Помните, я говорил вам о передаче радио и о собрании энтузиастов спасения маяка в Норфолке в следующую субботу? Мне бы хотелось уговорить вас принять участие в одном из этих мероприятий. У меня есть шанс? – Он взглянул на нее. – Суббота у вас свободна?
– Да, свободна, – ответила Оливия. – Но теперь, когда вы сказали, что Пол раскаивается, я думаю, что мне лучше попытаться провести время с ним.
– Ах, да, конечно, – сказал Алек огорченно. Он приподнялся на локте, повернувшись лицом к ней. – Расскажите ему об этом. – Он слегка прикоснулся пальцами к ее, еще выступающей, тазовой косточке, спрашивая себя, не выходит ли он за рамки приличия. – Расскажите ему о ребенке.
– Нет. – Она села, ладонями откинув волосы с лица назад. – Он должен вернуться ради меня.
– Хорошо. – Алек тоже сел и протянул руку за своей футболкой. – Думаю, что вам пора получше познакомиться с Аутер-Бенкс. Посмотрим, сколько развлечений вы сможете выдержать.
Он отвез ее к хребту Жокея. Она сказала, что много раз видела огромные песчаные дюны с дороги, но ни разу ей не довелось пройтись по ним. Она надела шорты поверх купального костюма, и Алек одолжил ей футболку. Он копался в бардачке «бронко» до тех пор, пока не нашел тюбик зеленоватой цинковой мази, которой смазал ей переносицу. Ветер усилился, и, когда они взбирались наверх, дюны двигались практически у них на глазах. Запыхавшись, они добрались до верхней точки и уселись на хребте, наблюдая за группой людей в шлемах, осваивавших дельтаплан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Пульсирующий свет маяка, казалось, замедлялся на несколько секунд, задерживаясь на руках Алека, прежде чем снова раствориться в темноте. Его пальцы вдруг застыли, игла зависла над раной, и Пол, подняв глаза, обнаружил, что Алек пристально смотрит на него.
– С вами все в порядке? – спросил Алек, когда над ними снова взметнулся мягкий белый свет.
– Да, – ответил Пол, опуская глаза на жеребенка. Что такое прочитал Алек на его лице, спрашивал он себя.
«Да, – подумал Пол, – ты победил. Она была твоей, а не моей. Она любила тебя, а не меня. Ты победил, Алек. Честно и по справедливости».
ГЛАВА 24
Было уже почти одиннадцать, когда Алек пожелал Полу спокойной ночи и вошел в дом. Лейси и Клей еще не пришли, и пустота действовала угнетающе. Даже Трипод не соизволил спуститься вниз, чтобы поприветствовать его.
Он налил себе чая со льдом в один из высоких зеленых стаканов ручной работы, которые Джули несколько лет назад подарила Энни на день рождения, и отправился с ним в гостиную, где сел на кушетку и уставился на телефон. Шел уже двенадцатый час.
Звонить Оливии слишком поздно, а это было бы как нельзя кстати. Он стал, пожалуй, слишком зависим от этих телефонных звонков. В любом случае, он увидит ее утром. Она согласилась покататься с ним на виндсерфинге на Рио-Бич.
Он лег, вытянувшись на кушетке, подложив под голову маленькую подушку. Прошло уже много-много времени с тех пор, как он последний раз лечил животное. Это было необыкновенное ощущение – осознавать свое могущество, знать, что ты можешь что-то изменить, как-то восстановить справедливость. Он ожидал обнаружить там мертвую лошадь. Или, что еще хуже, умирающую. Именно поэтому он попросил Пола поехать вместе с ним: чтобы его присутствие помогло ему совладать с расшатанными нервами.
Пол, должно быть, самый мягкий человек из всех, кого он когда-либо встречал. Его глаза затуманились слезами от жалости к жеребенку. Алек представил его с Оливией. Ему представилась невероятная похотливая картина – Оливия и Пол в постели, и он закрыл глаза рукой, пытаясь отгородиться от нее. Это было первое эротическое видение, возникшее перед ним за долгие месяцы, и он даже не был участником.
Боже, как он тосковал по Энни! Спать с ней, просыпаться с ней. Он скучал по тем тайным пятничным «обедам» в комнатах мотелей. В эти два часа она была совершенно другой женщиной. Она никогда не отказывалась от секса, но он знал, что если у него была потребность в сексе как в таковом, в чисто физическом наслаждении, то она не разделяла ее. Ей нужна была другая близость – объятия, слова любви, а не секс ради секса. Каждый из них знал свои особенности и приспосабливался к другому. Но во время тех еженедельных вылазок Энни становилась более страстной и пылкой. Ее тело пылало жаром, когда он прикасался к нему.
Алек допил чай со льдом, жалея, что не налил себе чего-нибудь покрепче, вызывающее легкое отупение. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, погружаясь в сон и позволяя шуму кондиционера убаюкивать его.
Проснувшись, он сначала не мог сориентироваться. Тусклый свет с кухни заливал стену перед его глазами, и он видел десять овальных окошек. Он лежал на кушетке в гостиной, ощущая пульсирующее возбуждение, а его вдохновительница – Энни – больше не существовала. Черт побери!
В ярости он вскочил с кушетки, швырнув подушку на пол. Черт бы побрал этот приют для женщин, подвергшихся насилию! Черт бы побрал этого Захарию Пойнтера! Он схватил с кофейного столика стакан и швырнул его в стену. Черт бы побрал тебя, Энни!
Бокал описал дугу через комнату, и у Алека перехватило дыхание: он попал в одно из десяти овальных окошек, вдребезги расколов цветное стекло витража с женщиной под кружевным зонтиком.
Алек тупо уставился на пустую овальную дыру в стене. Он закрыл глаза и, вцепившись руками в волосы, застонал. Босиком он выскочил на улицу. Свет из-под карниза падал на участок у боковой стены дома, и Алек разглядел несколько маленьких, тщательно обработанных кусочков стекла. Он сел на корточки и стал собирать осколки себе на ладонь.
На улице перед домом остановилась машина, и он услышал смех, за которым последовал звук захлопывающейся двери. Через мгновение к нему подошел Клей.
– Папа? Что ты здесь делаешь? – Клей посмотрел на цветное стекло в руках отца. – Кто разбил окошко?
– Это случайность. – Алек проследил взгляд Клея до зеленого бокала, валявшегося на песке, и некоторое время они оба молчали.
– Это Лейси?..
– Нет. Это не Лейси.
Клей засунул руки в карманы шорт.
– Ну, ладно, пап, – сказал он, – уже поздно. Ты можешь заняться окошком завтра.
– Я не хочу оставлять стекло здесь. – Алек провел руками по стеклу и нащупал маленький белый треугольник зонтика.
– Все будет в порядке. – Клей огляделся, как будто беспокоился о том, что кто-то из соседей может наблюдать эту сцену. – Пойдем, пап. Ты меня поражаешь. Утром я помогу тебе найти остальные кусочки.
Алек посмотрел на сына. Красивый молодой человек. Черные волосы. Смуглая кожа. Семнадцать лет. Скорее всего, он сегодня вечером занимался любовью с Терри Хезлтон. В будущем месяце он окончательно покинет родной дом, начнет новую жизнь, свою собственную. Алек вглядывался в его светло-голубые глаза.
– Я скучаю по твоей матери, – сказал он.
Клей опустился рядом с ним на песок и прислонился спиной к стене дома.
– Я понимаю, пап, – сказал он спокойно. – Я тоже скучаю. – Он пропустил песок между пальцами и нашел маленький красный кусочек стекла, который вручил Алеку.
Алек сжал кусочек стекла в кулаке. Он положил руки на колени и посмотрел на темную воду залива.
– Они собираются передвигать маяк, Клей, – сказал он. – Они собираются тащить эту чертову штуку на сушу, и Кисс-Ривер уже никогда не будет таким, как прежде.
ГЛАВА 25
Алек мог бы попросить Оливию прийти к нему домой. Там у него были парусные доски, и можно было бы отправиться прямо из маленькой бухточки за его домом. Но по дороге в Рио-Бич он понял, что не хочет, чтобы Оливия приходила, когда Клей и Лейси будут дома. Так что же это означает? Нола то и дело заходила к ним, и у него никогда не возникало никаких задних мыслей. Но если бы его дети увидели Оливию, ему пришлось бы как-то объяснять ее присутствие. Возможно, они запомнили ее с того вечера в отделении скорой помощи. А может быть и нет. Дело не в этом. Ему просто не хотелось, чтобы они видели его с другой женщиной, независимо от того, насколько платоническими были их отношения.
Оливия стояла, прислонившись к своему автомобилю на стоянке у Рио-Бич. Поверх купального костюма на ней был белый пляжный халат, и ее ноги были почти такого же цвета. Эта женщина слишком много работала.
Он остановил машину рядом с ней, и она прикрыла глаза рукой от солнца, когда он вылез из «бронко» и начал отвязывать от багажника на крыше доску с парусом.
– Алек, я предупреждаю вас, что совершенно не умею плавать, – сказала она.
Он достал с заднего сиденья «бронко» спасательный жилет и кинул Оливии.
– Вам не нужно уметь плавать, – сказал он, – но необходимо защититься от солнца.
– Я намазалась кремом, – ответила она. – Этим летом я первый раз на солнце.
– А выглядите так, как будто вообще первый раз в жизни.
Она скорчила гримаску и взялась за край доски, чтобы помочь донести ее до залива.
– Почему доска только одна?
– Потому что ветер сегодня идеален для вас, но почти никакой для меня. Здесь замечательное мелководье. Я могу находиться рядом с вами и говорить, что надо делать.
Рио-Бич был ничем иным, как клочком покрытой песком суши у кромки воды, ширины его хватало только, чтобы расстелить одеяло. Алек стоял, подбоченившись и глядя на залив. Солнце играло бликами на поверхности воды, и в отдалении можно было видеть других любителей виндсерфинга, однако Алек знал, что никто из них не заходит сюда. Рио-Бич был его маленьким секретом.
– Прекрасный день для этого, – сказал он, оборачиваясь к Оливии. Она закусила нижнюю губу. – Вы готовы?
– Как всегда.
Она сняла халат и положила его на одеяло. У нее был черно-фиолетовый купальный костюм, вырезы на бедрах выглядели несколько старомодно, но грудь была сильно открыта и он вспомнил ту эротическую сцену с ней и Полом, которая привиделась ему вчера вечером.
– Чему вы улыбаетесь? – спросила она. Он засмеялся, снимая футболку.
– Просто рад, что я здесь, – сказал он. – Давно уже сюда не выбирался.
На шее у нее висела длинная золотая цепочка, которая мягко стекала в вырез на ее груди. Матовая белизна кожи придавала ей ужасно хрупкий вид, но он никогда бы не подумал, что она беременна. Слегка округлившийся живот не выдавал ее.
– Ну как, вы звонили врачу по поводу виндсерфинга? – спросил он.
Она не была уверена, что виндсерфинг безопасен для беременных. Она сморщила нос.
– Да. Выяснилось, что она тоже занимается виндсерфингом. Она не сомневается, что я получу удовольствие и видит риск только в массе впечатлений.
Алек рассмеялся.
– Ваш доктор раскусил вас.
Он продемонстрировал ей кое-какие приемы управления доской, которые ей следовало изучить прежде всего: как стартовать с берега, как справиться с волной. Двенадцатифутовая доска под ногами казалась ему медлительной и громоздкой. Он привык к маленькой, на которой выходил в океан.
Ее охватила дрожь, когда она вошла в воду. Алек крепко держал доску, пока она с сосредоточенным выражением лица забиралась на нее.
– Поставьте ноги по обе стороны мачты, – сказал он.
– Это мачта?
– Да. – Он держал ее за руку, пока она не выпрямилась на доске. – Теперь держитесь за веревку. Вам нужно тянуть вверх, чтобы поднять парус из воды. Согните колени. Вот так, держите спину прямо, упирайтесь ногами и подтягивайте парус.
Она потянула за веревку, перехватывая ее руками, и парус начал подниматься над поверхностью воды, наполняясь ветром, но доска вдруг вывернулась из-под ног. Вскрикнув, она шлепнулась спиной в воду. Он обошел доску, чтобы помочь Оливии, но та, смеясь, вынырнула на поверхность.
– Я должен был предупредить вас, – сказал он. – Когда нижняя часть паруса выходит из…
– Нижняя часть? – спросила она, отжимая волосы.
– Вот эта часть, – сказал он и снова забрался на доску, чтобы показать ей, как это делается.
Большую часть времени она провела в воде, а не на доске, но ее это только веселило. Пару раз она хохотала до слез. Это была та сторона жизни, с которой она не была знакома и с которой едва ли надеялась познакомиться.
Когда она, наверное, уже в сотый раз забиралась на доску, лямка ее костюма соскочила, и он увидел белую полосу, резко выделявшуюся на ее коже.
– Вы обгорели, – сказал он. – Нам лучше вылезти на берег.
Оливия села на одеяло, стуча зубами. Алек обернул ее полотенцем и начал через него быстро растирать ей спину, но тут же прекратил, осознав интимность этого действия. Золотая цепочка прилипла к розовой выпуклости ее груди.
Он достал с заднего сиденья «бронко» зонтик в зеленую и белую полоску, поставил его у того края одеяла, где сидела Оливия, и лег рядом с ней, наслаждаясь теплом солнечных лучей на своей коже.
– Так все-таки как получилось, что вы не научились плавать? – спросил он. Он сам провел большую часть детства, катаясь на каноэ и водных лыжах по Потомаку.
– Я никогда не жила рядом с водой. – Ее слова отразились от зонтика.
– Где вы росли?
– В центральной части Нью-Джерси. Вы слышали когда-нибудь о Пайн-Барренс?
– Это не там, где приняты кровосмесительные браки и в результате появляется э-э-э… – Он не знал как точнее выразиться, – …не слишком блестящее потомство?
Она неодобрительно фыркнула.
– Вы думаете именно о том самом месте, но на вашу точку зрения явно повлияла пресса. Кровосмешение скорее исключение, чем правило.
– Так вы выросли именно там?
– Да, и я знаю, о чем вы думаете. Однако, то, что я не могу освоить виндсерфинг не означает, что я «не слишком блестящее потомство».
Вглядываясь в ясное небо, поразительно голубое, какого он не видел нигде, кроме Аутер-Бенкс, он улыбнулся своим мыслям.
– Вчера вечером Пол был у меня дома на собрании комитета спасения маяка.
Она резко села. Золотая цепочка на мгновение свободно качнулась в воздухе и вновь прилипла к ее груди.
– Вы ведь ничего ему не сказали, правда?
– Нет. – Он посмотрел в ее взволнованное лицо. – Я же обещал вам, что не скажу. Однако, он сказал кое-что, что, возможно, вас заинтересует.
– Что именно? Повторите мне все, что он сказал. Каждое слово, ладно?
Алек улыбнулся.
– Он прекрасный парень, Оливия, но он не Бог. Извините, но я не стал записывать за ним. Я не думал, что мне придется отчитываться по этому поводу.
Она некоторое время помолчала.
– Вы сердитесь на меня?
– Нет. – Он прикрыл глаза, чтобы лучше видеть Оливию. У нее обгорела переносица. – Я что, выгляжу ненормальным?
Может быть, действительно он так выглядит? А может быть, он такой на самом деле?
– Он сказал, что все плохое между вами – его вина, и он думает, что, возможно, сделал ошибку, уйдя от вас.
Оливия прижала к губам кулак.
– Он так сказал?
– Да. Он показался мне подавленным. Чувствуется, что ему как-то… тяжело.
Она перевела взгляд на залив.
– Мне трудно поверить: он сказал, что возможно сделал ошибку? Он сказал именно так?
Алек вздохнул.
– По-моему, да. В следующий раз я запишу его на магнитофон, обещаю.
Она снова легла.
– А я как раз собралась отступиться. Алек рассказал ей о жеребенке.
– Когда Пол помогал мне, ему было явно не по себе.
– Похоже, вы провели с ним половину ночи. Я очень завидую вам. – У нее вдруг перехватило дыхание. – Алек, только не говорите Полу, что я беру уроки и работаю с цветным стеклом. Вы не упоминали об этом в разговоре с ним, нет?
Он нахмурился.
– Чего вы так боитесь?
– Это очень трудно объяснить, – сказала она, отворачиваясь. – Просто, пожалуйста, не говорите.
На несколько минут воцарилось молчание, и когда Оливия снова заговорила, ее голос звучал приглушенно.
– В четверг у меня будут брать пункцию околоплодных вод, – сказала она.
Алек поднял на нее глаза.
– Вы нервничаете?
– Нет. Не знаю. – Она пожала плечами. – Думаю, что всегда существует вероятность того, что что-то" будет не так. Просто мне тяжело проходить через это одной, без Пола. Тяжела не столько сама процедура, сколько ожидание результатов.
– Знаете, Оливия, я думаю, что один из нас должен рассказать ему, что мы – друзья. Это может приоткрыть ему глаза на то, что вы не собираетесь вечно сидеть и ждать его.
– Но на самом деле я собираюсь. Ждать всегда, я имею в виду. – Она устало вздохнула. – А как вы, Алек? – спросила она. – Вы, вообще-то, выходите куда-нибудь?
– Нет. – Он прикрыл глаза веками от сверкающего солнечного света. – Еще не время и, кроме того, у меня никого нет. Есть одна женщина, которая строит планы на мой счет, но она меня не интересует.
– Кто она?
– Соседка. Нола. – Он провел рукой по волосам. Они почти высохли. – Она много лет была другом семьи. Энни всегда говорила, что она положила на меня глаз, а я в то время этому не верил. Но теперь поверил. Она приносит нам еду, звонит, чтобы узнать, как я себя чувствую.
– А вам она не интересна?
– Ничуть. – Он потянулся, собираясь переменить тему. – Помните, я говорил вам о передаче радио и о собрании энтузиастов спасения маяка в Норфолке в следующую субботу? Мне бы хотелось уговорить вас принять участие в одном из этих мероприятий. У меня есть шанс? – Он взглянул на нее. – Суббота у вас свободна?
– Да, свободна, – ответила Оливия. – Но теперь, когда вы сказали, что Пол раскаивается, я думаю, что мне лучше попытаться провести время с ним.
– Ах, да, конечно, – сказал Алек огорченно. Он приподнялся на локте, повернувшись лицом к ней. – Расскажите ему об этом. – Он слегка прикоснулся пальцами к ее, еще выступающей, тазовой косточке, спрашивая себя, не выходит ли он за рамки приличия. – Расскажите ему о ребенке.
– Нет. – Она села, ладонями откинув волосы с лица назад. – Он должен вернуться ради меня.
– Хорошо. – Алек тоже сел и протянул руку за своей футболкой. – Думаю, что вам пора получше познакомиться с Аутер-Бенкс. Посмотрим, сколько развлечений вы сможете выдержать.
Он отвез ее к хребту Жокея. Она сказала, что много раз видела огромные песчаные дюны с дороги, но ни разу ей не довелось пройтись по ним. Она надела шорты поверх купального костюма, и Алек одолжил ей футболку. Он копался в бардачке «бронко» до тех пор, пока не нашел тюбик зеленоватой цинковой мази, которой смазал ей переносицу. Ветер усилился, и, когда они взбирались наверх, дюны двигались практически у них на глазах. Запыхавшись, они добрались до верхней точки и уселись на хребте, наблюдая за группой людей в шлемах, осваивавших дельтаплан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47