Даже уважать его, каким бы он ни был человеком. Таков служебный долг, святая обязанность солдата. Что сказали бы родители и дядя Том, особенно дядя Том, если бы его в первый же день отправили из учебного центра назад домой за то, что он отказался подчиниться приказу, выступил против законной власти? Да они просто со стыда сгорели бы за него. И не только они, а и все соседи, знакомые, друзья. Они, безусловно, решили бы, что он негодный человечишка, абсолютно не приспособлен к военной службе и поделом вылетел оттуда. «Как дерьмо в консервной банке», — вспомнил он выражение, которым любил пользоваться Магвайр.
Мысли о доме направили размышления Адамчика в новое русло, настроили его на грустный лад. Ему захотелось снова очутиться в своей комнате, где можно было закрыть дверь и даже запереться и, лежа в своей постели, спокойно размышлять, о чем захочешь.
Он задремал, но спохватился и заставил себя снова открыть глаза, чтобы все же обдумать возникавшие перед ним проблемы. Однако усталость все больше сковывала его тело, тупо болели ноги и поясница, не было никаких сил думать. Ему нужна чья-то помощь, поддержка, участие. Так было всегда в его жизни. Когда же не было живого помощника или советчика, выручал молитвенник. Но это было дома. А тут он за целый день не мог даже разочек взглянуть в него, не то что почитать внимательно, вдуматься в прочитанное.
Вспомнив о требнике, Адамчик потихоньку вытащил из-под подушки спрятанные там старые четки. «Может быть, — подумал он, — если я немножко помолюсь, станет полегче?» Он даже пообещал в душе, что постарается впредь находить в себе достаточно сил, чтобы отличать добро от зла, и, молча шевеля губами, принялся читать молитвы, перебирая время от времени горошины четок. Монотонность повторяемых одно за другим привычных слов успокоила его. Мысли отошли в глубину сознания, и он вскоре задремал.
Однако через несколько минут что-то будто подтолкнуло его, и он, проснувшись, сел в постели. Сердце билось учащенно, как в испуге. Адамчик осмотрелся впотьмах, ничего не увидел, успокоился. Он даже обрадовался, что не уснул с четками в руках — утром соседи обязательно подняли бы его на смех. А если бы об этом узнал еще и Магвайр, было бы совсем скверно. Все эти люди, что окружали его, ужасно грубы и плохо воспитаны. Их рты вечно изрыгают одно лишь сквернословие. Где им понять его. Только и могут, что насмехаться и хамить.
Уже было улегшись, он снова приподнялся на локте. Посмотрел на подсумок, что висел на специальном крючке в изголовье койки, тихонько расстегнул его и спрятал четки в одно из отделений. После этого улегся на бок и вскоре заснул спокойным сном.
3
— Сэр! — Уэйт от неожиданности даже уронил ботинок, который он чистил, сидя на рундуке у своей койки. Вскочил на ноги, вытянулся по стойке «смирно». Рядом вытянулся сразу побледневший Адамчик. У обоих крепко сжаты челюсти, глаза смотрят вперед и вверх. Как положено новобранцу.
— А тебе что надо, подонок? — рявкнул Магвайр в сторону Адамчика. — Чего вскочил? Спрашивали тебя, говорю?
— Никак нет, сэр!
— Так какого же черта ты взвился? Сиди и не суй свой поганый нос, когда не спрашивают!
Адамчик поспешно опустился на рундук.
— Я еще не знаю, каков ты в мужском деле, червяк, — продолжал Магвайр, носком башмака постукивая по ботинку, который за минуту до этого чистил Уэйт. — Ну так как же?
— Сэр! — удивился Уэйт. — Я не знаю…
— Ты, верно, считаешь себя верхом совершенства?
— Никак нет, сэр!
— Ах вот как. Не считаешь. Ладненько. В таком случае слушай, недоносок паршивый, что тебе скажет твой сержант. Ты ведь толком еще не знаешь даже, как над сортирным очком правильно сидеть.
— Так точно, сэр!
— «Так точно»! А что «так точно»?
— Сэр, я не знаю еще толком, как правильно надо сидеть над сортирным очком…
— Правильно. А все потому, что ты еще не человек. Ты всего лишь рекрут сопливый, поганый червяк, сапог. А сапог — это такая дрянь, такая ничтожная пакость, что… Ну, в общем все равно, что кучка китового дерьма на дне океана. Ясненько?
— Так точно, сэр!
— Ты мне тут, подонок, не тявкай на ухо. Отвечай полностью! Что «так точно, сэр»?
— Сэр, я такое ничтожество, все равно, что куча китового дерьма на дне океана…
Магвайр поглядел через плечо на стоявшего сзади Мидберри. Улыбаясь, он продолжал носком башмака постукивать по лежащему ботинку Уэйта.
— Этот вот сапог, — бросил он напарнику, — воображает, будто бы уже все постиг. Как ты на это смотришь, сержант?
— Ишь ты какой, — отозвался Мидберри. Он подошел поближе к Уэйту, уставился на него в упор, медленно и даже как-то особенно тщательно смерил его взглядом с ног до головы. Затем, не говоря ни слова, запустил солдату руку в карман, вытащил оттуда небольшой зеленый лоскуток — сантиметра три длиной, не больше. — Так ты, стало быть, ирландец? — спросил он.
— Наполовину, сэр.
— А вторая твоя половина — грязная задница, — вставил с довольной ухмылкой Магвайр.
— И ты думаешь, что вправе таскать в карманах ирландский флажок? — продолжал Мидберри, размахивая перёд носом солдата лоскутком. — Так или нет?
— Никак нет, сэр!
— Ты что, не знаешь, что ли, что рекруту запрещено иметь посторонние предметы? Знаешь, конечно.
— Так точно, сэр! Я просто не придал этому значения.
— Ишь ты, как запел, милашка, — вновь вступил в разговор Магвайр.
— Ну, а как насчет того, про что тебя спросили? — продолжал Мидберри. — Про то, на что ты годишься? Считаешь себя уже бойцом?
— Никак нет, сэр!
— Погоди-ка, сержант Мидберри, — повысил голос Магвайр. — По-моему, тут кое-что еще можно поправить. Конечно, этот червяк и куска дерьма еще не стоит, да только остальные ведь и того хуже. Так что, думаю, этот все же подойдет.
— Он вроде бы и ходить умеет — по линейке пройдет, не свалится, — поддержал старшего Мидберри.
— Это верно. Да и выбора особого у нас с тобой нет. — Магвайр еще раз поглядел пристально в лицо Уэйту. — В общем считай, что мы сделали…
— Не понял, сэр?
— Нам нужен командир третьего отделения. Вот мы тебя им и сделали. Назначили в общем. Ясно?
— Так точно, сэр!
— «Так точно» да «так точно». Бубнит себе, как христова корова. Сосунок несчастный. Не знает, червяк, даже, как «спасибо» сказать.
— Сэр! — Уэйт окбнчательно растерялся. — Благодарю вас, сэр!
— Магвайр все еще в упор глядел на солдата. Выжидал.
— Сэр! — вдруг нашелся Уэйт. — Рядовой Уэйт благодарит сержанта-инструктора за назначение!
Магвайр довольно осклабился:
— Гляди-ка ты, — удивился он. — Какой прыткий для червяка. Да только запомни. Если хочешь добра, будь и впредь таким прытким. И научи этому свое отделение. Все время помни, что ты теперь в ответе не только за себя, но и за них. Коль у них машинка работать не будет, с тебя спросим. Твоя задница будет в ответе. Усекаешь?
— Так точно, сэр!
— Ну, быть по сему. Валяй, служи дальше.
Сержанты двинулись по проходу между койками в дальний конец кубрика, а Уэйт медленно опустился на рундук, потом нагнулся и поднял с пола недочищенный ботинок.
— Слышь-ка, тебя вроде бы поздравить надо. Причитается с тебя, так что ли?
Уэйт поглядел на худое веснушчатое лицо Адамчика, встретился взглядом с его возбужденными ярко-голубыми глазами. Адамчик улыбался во весь рот. Он был явно рад за товарища.
— Да ну тебя, — отмахнулся тот. — Нашел тоже повод. Драй, вон, лучше ботинки…
«Ишь ты, — подумал он, — командир отделения». Теперь все эти идиоты, Адамчик и прочая шваль, будут висеть у него на шее. Что другое, а эта перспектива вовсе не улыбалась Уэйту. Он старался быть добросовестным и исполнительным, выполнять, как положено, все, что приказывает начальство. Но лезть в начальники вовсе не хотелось. Он всегда считал, что главное — не делать грубых ошибок, и тогда никто не станет обращать на тебя внимания. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы служба шла тихо и спокойно, без всяких осложнений. Тогда и жизнь будет такая, как нравится. Сам по себе. Никто не сует свой нос тебе в душу. Теперь же все пошло прахом. Раз он — командир отделения, значит, надо будет совать нос во всякую ерунду, возиться со всем этим мусором…
— Дерьмо паршивое…
— Что? — не понял Адамчик.
— Да нет, ничего. Чего ты привязался вообще-то?
Адамчик опешил.
— Что с тобой, Уэйт? Тебя что-то тревожит? Скажи. Может, я чем-нибудь помогу…
— Слушай, Рыжий. — Уэйт начинал злиться. — Я же тебе сказал: драй ботинки. Значит, драй. И не лезь к другим, когда не спрашивают…
— На что же тогда друг, если ты…
— Да что ты ко мне привязался? Какой еще к черту я тебе друг! Не понял, что ли, что я теперь твой начальник? Так заруби себе это на носу и делай то, что приказано. Бери ботинки и занимайся делом. И вообще заткнись, пока не влетело. Смотри у меня! Живо к Магвайру на ковер выскочишь.
Он перевел взгляд на свою правую руку, все еще продолжавшую механически начищать ботинок. Он чувствовал у себя на спине взгляд Адамчика, взгляд, полный невысказанной обиды и непонимания. И даже ожидания, что вот-вот Уэйт обернется и скажет, что вовсе не хотел его обидеть, а просто пошутил. Однако Уэйт не обернулся. Он смотрел на свой блестящий ботинок, делая вид, будто полностью поглощен этой работой, но в то же время краешком глаза замечая, что Адамчик все же принялся за работу.
— Эй, вы, скоты!
Солдаты один за другим повскакали с рундуков, застыли у коек. В центре кубрика стоял Магвайр. Рядом с ним вытянулся чернокожий новобранец по имени Нил. По другую сторону стоял сержант Мидберри. Маленьким серебряным ножичком-брелочком он чистил ногти, делая при этом вид, будто все происходящее не имеет к нему ни малейшего отношения…
— Я спрашиваю: кто из вас ненавидит ниггеров? Есть такие?
Взвод настороженно молчал.
«У этого человека, — думал Адамчик, — нет за душой ничего святого. Подумать только — не стесняется так себя вести. Так говорить о черном парне, который стоит с тобою рядом и все слышит. Разве Нил виноват в том, что родился не белым? За что же издеваться над ним?»
— Так, значит, тут у нас таких, что ненавидят ниггеров, не водится. — Магвайр обвел взглядом стоявших солдат. — Ладненько. В таком случае зарубите себе на носу, скоты. Чтобы у нас с этим делом все было в порядке. А я назначаю Нила командиром первого отделения. Вопросы есть? Всем понятно?
— Так точно, сэр, — крикнул взвод.
— И мне ровным счетом наплевать, кто из вас с Юга, а кто — северянин. Здесь у нас все одинаковы. Усекли?
— Так точно, сэр!
Впервые Адамчик увидел, что Магвайр может принять чью-то сторону. Это его удивило. Не меньше удивило и назначение солдата-негра командиром отделения. Нет, он вовсе не был противником негров. Он вообще не имел ничего против цветных. Конечно, он немало слышал о них плохого, особенно от дяди и тетки, — и что негров кругом развелось, и что от этого везде только воровство и всякие беспорядки. Но там, где он жил, негров не было, ему ни разу даже не приходилось с ними всерьез сталкиваться — ни дома, ни в школе. Хотя в школе, кажется, было несколько черных. В общем, с его точки зрения, все люди были равны, негры и белые. И если его не задевают, он тоже никого первым не тронет. Тем не менее ему было странно, что Магвайру пришло на ум назначить цветного командиром отделения, поставить его над белыми.
— Эй, вы там, — продолжал тем временем штаб-сержант. — Запомните хорошенько. У нас здесь нет ни ниггеров, ни косоглазых, ни гансов или там всяких полячишек. Никого. Есть только одни желторотые сопляки, цыплячье дерьмо, паршивые червяки. Только они, и никого больше. Вся ваша банда, все вы вместе взятые не стоите ни дерьма. Цена вам грош, да и то в базарный день. Так что в этом вы все равны. И будете такими до тех пор, пока мы — сержанты-инструкторы — не сделаем из вас что-нибудь порядочное. Ясненько?
— Так точно, сэр!
На какое-то мгновение у Адамчика мелькнула мысль: а не ошибся ли он в Магвайре? Но она тут же улетучилась. Он понял, что штаб-сержант назначил негра командиром отделения только для того, чтобы еще больше унизить остальных, весь взвод, и Нила в том числе. Нет, он не ошибся, его мнение о Магвайре было совершенно правильным. Это действительно не человек, а настоящий зверь, грубое и бесчеловечное животное. Садист, получающий наслаждение только от того, что тиранит и унижает людей.
— Вы все тут — дерьмо, грошовые черви, — разглагольствовал Магвайр. — И упаси вас бог хоть на минуту забыть об этом. Дерьмо и черви. И обращаться поэтому мы с вами будем соответственно. Пока не увидим, выйдет из вас что-нибудь подходящее или нет. Пока не убедимся, что из вас получатся настоящие морские пехотинцы. Ведь только морской пехотинец — это настоящий мужчина и человек. Слышите, скоты? Только он, и никто другой. Это — святая правда. Усекли?
— Так точно, сэр!
«Как бы там ни было, — продолжал думать про себя Адамчик, — хорошо, что меня не назначили командиром отделения». Правда, у него в общем-то и шансов не было. Но вот когда сержанты остановили свой выбор на Уэйте, ему почему-то вдруг захотелось, чтобы это был он. Теперь же, поразмыслив, понял, что, пожалуй, все, что ни случается, к лучшему. Коль скоро он не собирается бороться в открытую против Магвайра, то тогда уж лучше всего вообще поменьше сталкиваться с ним. Только в случае крайней необходимости. Что же касается того, что кое-что у него получается явно не так, как хотелось бы, то, может быть, это как раз и объясняется его внутренним несогласием с сержантом-инструктором. Не исключено ведь, что он подсознательно поступает так с самого начала потому, что сопротивляется злой воле Магвайра. Он даже где-то читал об этом — человек что-то совершает, то или иное, не ведая, почему он это делает, и лишь потом только осознает, что поступил правильно. И хотя он раньше ничего подобного не думал, Адамчик теперь был уверен, что причиной его многочисленных ошибок и неудач было не что иное, как сопротивление злой воле сержанта-злодея. Такая форма борьбы. Не очень, конечно, решительная, но что поделаешь. Тем более, что быть особо решительным ему вовсе и не хотелось.
— Ладненько, — донесся до него голос Магвайра. — А теперь… Взять оружие! — Он повернулся к своему напарнику: — У меня там кое-какая писанина еще не доделана. Займись-ка с ними по наставлению. Этак, на полчасика. А я пойду…
— Добро!
— А как закончите, пусть готовятся к отбою.
— Добро!
Магвайр вышел из кубрика. Новобранцы тем временем разобрали винтовки и вновь вытянулись двумя шеренгами вдоль коек. Мидберри молча прохаживался по проходу, и это его молчание угнетало солдат. Но вот сержант вышел на середину кубрика, осмотрел строй и, положив обе руки на пояс, крикнул:
— Слушать внимательно! Запомните, что все упражнения с винтовкой делаются особо четко и резко. В это дело надо всю душу вложить. Душу и гордость за то, что служите в морской пехоте. Чтобы лихо было!
Не спеша расхаживая по проходу, он выкрикивал команды, наблюдая, как солдаты выполняют приемы, принимают то или иное положение. Ему сразу же бросилось в глаза, что слабее всего они выполняют прием перекладывания винтовки с левого плеча на правое, и он вновь и вновь повторял команду, пока звук семидесяти пар рук, перебрасывающих семьдесят винтовок, не стал сливаться в один мощный шлепок. Время от времени он подходил к кому-нибудь из солдат, делал ему замечание, показывал, в чем ошибка:
— А ну-ка, подними повыше, парень. Это тебе не буханка хлеба, а винтовка. Держи ее прямо. Прямо, говорят тебе! Вот так.
Потом шел дальше, приподнимая приклад у одного, наклоняя оружие немного в сторону у другого, поправляя тут руку, там плечо, голову, ствол, приклад.
Он даже не заметил, как пролетели эти тридцать минут. Наблюдая, как взвод готовится к отбою, Мидберри ощутил внутреннее удовлетворение. Ему ведь впервые доверили самостоятельное занятие, в первый раз разрешили самому командовать взводом. И вроде бы он неплохо справился с этим.
Когда минут через тридцать вернулся Магвайр, они вместе наблюдали, как взвод готовился к отбою, а затем отправились к себе в сержантскую (на местном жаргоне она называлась «хаткой»). Войдя в комнату, Магвайр сразу же уселся за стол и принялся заполнять какие-то желтые карточки, Мидберри же отошел к раковине. Он налил воды в оловянную кастрюльку и поставил ее на электрическую плитку.
— Как вы насчет чашечки кофе? — спросил он Магвайра.
— Да неплохо бы.
Мидберри нагнулся к шкафчику, стоявшему под окном, достал оттуда две чашки, насыпал в них по ложечке быстрорастворимого кофе…
— Что-то мне показалось, — сказал вдруг Магвайр, — что пару раз ты с ними зря миндальничал. Вот хоть с этим, как его, Бутом. Он же, ей-богу, ну просто спал на ходу. А ты церемонился…
Мидберри застыл на месте. Не поворачиваясь к штаб-сержанту, он невидящим взглядом уставился в затянутое тонкой металлической сеткой окно, рука с ложкой так и повисла в воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Мысли о доме направили размышления Адамчика в новое русло, настроили его на грустный лад. Ему захотелось снова очутиться в своей комнате, где можно было закрыть дверь и даже запереться и, лежа в своей постели, спокойно размышлять, о чем захочешь.
Он задремал, но спохватился и заставил себя снова открыть глаза, чтобы все же обдумать возникавшие перед ним проблемы. Однако усталость все больше сковывала его тело, тупо болели ноги и поясница, не было никаких сил думать. Ему нужна чья-то помощь, поддержка, участие. Так было всегда в его жизни. Когда же не было живого помощника или советчика, выручал молитвенник. Но это было дома. А тут он за целый день не мог даже разочек взглянуть в него, не то что почитать внимательно, вдуматься в прочитанное.
Вспомнив о требнике, Адамчик потихоньку вытащил из-под подушки спрятанные там старые четки. «Может быть, — подумал он, — если я немножко помолюсь, станет полегче?» Он даже пообещал в душе, что постарается впредь находить в себе достаточно сил, чтобы отличать добро от зла, и, молча шевеля губами, принялся читать молитвы, перебирая время от времени горошины четок. Монотонность повторяемых одно за другим привычных слов успокоила его. Мысли отошли в глубину сознания, и он вскоре задремал.
Однако через несколько минут что-то будто подтолкнуло его, и он, проснувшись, сел в постели. Сердце билось учащенно, как в испуге. Адамчик осмотрелся впотьмах, ничего не увидел, успокоился. Он даже обрадовался, что не уснул с четками в руках — утром соседи обязательно подняли бы его на смех. А если бы об этом узнал еще и Магвайр, было бы совсем скверно. Все эти люди, что окружали его, ужасно грубы и плохо воспитаны. Их рты вечно изрыгают одно лишь сквернословие. Где им понять его. Только и могут, что насмехаться и хамить.
Уже было улегшись, он снова приподнялся на локте. Посмотрел на подсумок, что висел на специальном крючке в изголовье койки, тихонько расстегнул его и спрятал четки в одно из отделений. После этого улегся на бок и вскоре заснул спокойным сном.
3
— Сэр! — Уэйт от неожиданности даже уронил ботинок, который он чистил, сидя на рундуке у своей койки. Вскочил на ноги, вытянулся по стойке «смирно». Рядом вытянулся сразу побледневший Адамчик. У обоих крепко сжаты челюсти, глаза смотрят вперед и вверх. Как положено новобранцу.
— А тебе что надо, подонок? — рявкнул Магвайр в сторону Адамчика. — Чего вскочил? Спрашивали тебя, говорю?
— Никак нет, сэр!
— Так какого же черта ты взвился? Сиди и не суй свой поганый нос, когда не спрашивают!
Адамчик поспешно опустился на рундук.
— Я еще не знаю, каков ты в мужском деле, червяк, — продолжал Магвайр, носком башмака постукивая по ботинку, который за минуту до этого чистил Уэйт. — Ну так как же?
— Сэр! — удивился Уэйт. — Я не знаю…
— Ты, верно, считаешь себя верхом совершенства?
— Никак нет, сэр!
— Ах вот как. Не считаешь. Ладненько. В таком случае слушай, недоносок паршивый, что тебе скажет твой сержант. Ты ведь толком еще не знаешь даже, как над сортирным очком правильно сидеть.
— Так точно, сэр!
— «Так точно»! А что «так точно»?
— Сэр, я не знаю еще толком, как правильно надо сидеть над сортирным очком…
— Правильно. А все потому, что ты еще не человек. Ты всего лишь рекрут сопливый, поганый червяк, сапог. А сапог — это такая дрянь, такая ничтожная пакость, что… Ну, в общем все равно, что кучка китового дерьма на дне океана. Ясненько?
— Так точно, сэр!
— Ты мне тут, подонок, не тявкай на ухо. Отвечай полностью! Что «так точно, сэр»?
— Сэр, я такое ничтожество, все равно, что куча китового дерьма на дне океана…
Магвайр поглядел через плечо на стоявшего сзади Мидберри. Улыбаясь, он продолжал носком башмака постукивать по лежащему ботинку Уэйта.
— Этот вот сапог, — бросил он напарнику, — воображает, будто бы уже все постиг. Как ты на это смотришь, сержант?
— Ишь ты какой, — отозвался Мидберри. Он подошел поближе к Уэйту, уставился на него в упор, медленно и даже как-то особенно тщательно смерил его взглядом с ног до головы. Затем, не говоря ни слова, запустил солдату руку в карман, вытащил оттуда небольшой зеленый лоскуток — сантиметра три длиной, не больше. — Так ты, стало быть, ирландец? — спросил он.
— Наполовину, сэр.
— А вторая твоя половина — грязная задница, — вставил с довольной ухмылкой Магвайр.
— И ты думаешь, что вправе таскать в карманах ирландский флажок? — продолжал Мидберри, размахивая перёд носом солдата лоскутком. — Так или нет?
— Никак нет, сэр!
— Ты что, не знаешь, что ли, что рекруту запрещено иметь посторонние предметы? Знаешь, конечно.
— Так точно, сэр! Я просто не придал этому значения.
— Ишь ты, как запел, милашка, — вновь вступил в разговор Магвайр.
— Ну, а как насчет того, про что тебя спросили? — продолжал Мидберри. — Про то, на что ты годишься? Считаешь себя уже бойцом?
— Никак нет, сэр!
— Погоди-ка, сержант Мидберри, — повысил голос Магвайр. — По-моему, тут кое-что еще можно поправить. Конечно, этот червяк и куска дерьма еще не стоит, да только остальные ведь и того хуже. Так что, думаю, этот все же подойдет.
— Он вроде бы и ходить умеет — по линейке пройдет, не свалится, — поддержал старшего Мидберри.
— Это верно. Да и выбора особого у нас с тобой нет. — Магвайр еще раз поглядел пристально в лицо Уэйту. — В общем считай, что мы сделали…
— Не понял, сэр?
— Нам нужен командир третьего отделения. Вот мы тебя им и сделали. Назначили в общем. Ясно?
— Так точно, сэр!
— «Так точно» да «так точно». Бубнит себе, как христова корова. Сосунок несчастный. Не знает, червяк, даже, как «спасибо» сказать.
— Сэр! — Уэйт окбнчательно растерялся. — Благодарю вас, сэр!
— Магвайр все еще в упор глядел на солдата. Выжидал.
— Сэр! — вдруг нашелся Уэйт. — Рядовой Уэйт благодарит сержанта-инструктора за назначение!
Магвайр довольно осклабился:
— Гляди-ка ты, — удивился он. — Какой прыткий для червяка. Да только запомни. Если хочешь добра, будь и впредь таким прытким. И научи этому свое отделение. Все время помни, что ты теперь в ответе не только за себя, но и за них. Коль у них машинка работать не будет, с тебя спросим. Твоя задница будет в ответе. Усекаешь?
— Так точно, сэр!
— Ну, быть по сему. Валяй, служи дальше.
Сержанты двинулись по проходу между койками в дальний конец кубрика, а Уэйт медленно опустился на рундук, потом нагнулся и поднял с пола недочищенный ботинок.
— Слышь-ка, тебя вроде бы поздравить надо. Причитается с тебя, так что ли?
Уэйт поглядел на худое веснушчатое лицо Адамчика, встретился взглядом с его возбужденными ярко-голубыми глазами. Адамчик улыбался во весь рот. Он был явно рад за товарища.
— Да ну тебя, — отмахнулся тот. — Нашел тоже повод. Драй, вон, лучше ботинки…
«Ишь ты, — подумал он, — командир отделения». Теперь все эти идиоты, Адамчик и прочая шваль, будут висеть у него на шее. Что другое, а эта перспектива вовсе не улыбалась Уэйту. Он старался быть добросовестным и исполнительным, выполнять, как положено, все, что приказывает начальство. Но лезть в начальники вовсе не хотелось. Он всегда считал, что главное — не делать грубых ошибок, и тогда никто не станет обращать на тебя внимания. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы служба шла тихо и спокойно, без всяких осложнений. Тогда и жизнь будет такая, как нравится. Сам по себе. Никто не сует свой нос тебе в душу. Теперь же все пошло прахом. Раз он — командир отделения, значит, надо будет совать нос во всякую ерунду, возиться со всем этим мусором…
— Дерьмо паршивое…
— Что? — не понял Адамчик.
— Да нет, ничего. Чего ты привязался вообще-то?
Адамчик опешил.
— Что с тобой, Уэйт? Тебя что-то тревожит? Скажи. Может, я чем-нибудь помогу…
— Слушай, Рыжий. — Уэйт начинал злиться. — Я же тебе сказал: драй ботинки. Значит, драй. И не лезь к другим, когда не спрашивают…
— На что же тогда друг, если ты…
— Да что ты ко мне привязался? Какой еще к черту я тебе друг! Не понял, что ли, что я теперь твой начальник? Так заруби себе это на носу и делай то, что приказано. Бери ботинки и занимайся делом. И вообще заткнись, пока не влетело. Смотри у меня! Живо к Магвайру на ковер выскочишь.
Он перевел взгляд на свою правую руку, все еще продолжавшую механически начищать ботинок. Он чувствовал у себя на спине взгляд Адамчика, взгляд, полный невысказанной обиды и непонимания. И даже ожидания, что вот-вот Уэйт обернется и скажет, что вовсе не хотел его обидеть, а просто пошутил. Однако Уэйт не обернулся. Он смотрел на свой блестящий ботинок, делая вид, будто полностью поглощен этой работой, но в то же время краешком глаза замечая, что Адамчик все же принялся за работу.
— Эй, вы, скоты!
Солдаты один за другим повскакали с рундуков, застыли у коек. В центре кубрика стоял Магвайр. Рядом с ним вытянулся чернокожий новобранец по имени Нил. По другую сторону стоял сержант Мидберри. Маленьким серебряным ножичком-брелочком он чистил ногти, делая при этом вид, будто все происходящее не имеет к нему ни малейшего отношения…
— Я спрашиваю: кто из вас ненавидит ниггеров? Есть такие?
Взвод настороженно молчал.
«У этого человека, — думал Адамчик, — нет за душой ничего святого. Подумать только — не стесняется так себя вести. Так говорить о черном парне, который стоит с тобою рядом и все слышит. Разве Нил виноват в том, что родился не белым? За что же издеваться над ним?»
— Так, значит, тут у нас таких, что ненавидят ниггеров, не водится. — Магвайр обвел взглядом стоявших солдат. — Ладненько. В таком случае зарубите себе на носу, скоты. Чтобы у нас с этим делом все было в порядке. А я назначаю Нила командиром первого отделения. Вопросы есть? Всем понятно?
— Так точно, сэр, — крикнул взвод.
— И мне ровным счетом наплевать, кто из вас с Юга, а кто — северянин. Здесь у нас все одинаковы. Усекли?
— Так точно, сэр!
Впервые Адамчик увидел, что Магвайр может принять чью-то сторону. Это его удивило. Не меньше удивило и назначение солдата-негра командиром отделения. Нет, он вовсе не был противником негров. Он вообще не имел ничего против цветных. Конечно, он немало слышал о них плохого, особенно от дяди и тетки, — и что негров кругом развелось, и что от этого везде только воровство и всякие беспорядки. Но там, где он жил, негров не было, ему ни разу даже не приходилось с ними всерьез сталкиваться — ни дома, ни в школе. Хотя в школе, кажется, было несколько черных. В общем, с его точки зрения, все люди были равны, негры и белые. И если его не задевают, он тоже никого первым не тронет. Тем не менее ему было странно, что Магвайру пришло на ум назначить цветного командиром отделения, поставить его над белыми.
— Эй, вы там, — продолжал тем временем штаб-сержант. — Запомните хорошенько. У нас здесь нет ни ниггеров, ни косоглазых, ни гансов или там всяких полячишек. Никого. Есть только одни желторотые сопляки, цыплячье дерьмо, паршивые червяки. Только они, и никого больше. Вся ваша банда, все вы вместе взятые не стоите ни дерьма. Цена вам грош, да и то в базарный день. Так что в этом вы все равны. И будете такими до тех пор, пока мы — сержанты-инструкторы — не сделаем из вас что-нибудь порядочное. Ясненько?
— Так точно, сэр!
На какое-то мгновение у Адамчика мелькнула мысль: а не ошибся ли он в Магвайре? Но она тут же улетучилась. Он понял, что штаб-сержант назначил негра командиром отделения только для того, чтобы еще больше унизить остальных, весь взвод, и Нила в том числе. Нет, он не ошибся, его мнение о Магвайре было совершенно правильным. Это действительно не человек, а настоящий зверь, грубое и бесчеловечное животное. Садист, получающий наслаждение только от того, что тиранит и унижает людей.
— Вы все тут — дерьмо, грошовые черви, — разглагольствовал Магвайр. — И упаси вас бог хоть на минуту забыть об этом. Дерьмо и черви. И обращаться поэтому мы с вами будем соответственно. Пока не увидим, выйдет из вас что-нибудь подходящее или нет. Пока не убедимся, что из вас получатся настоящие морские пехотинцы. Ведь только морской пехотинец — это настоящий мужчина и человек. Слышите, скоты? Только он, и никто другой. Это — святая правда. Усекли?
— Так точно, сэр!
«Как бы там ни было, — продолжал думать про себя Адамчик, — хорошо, что меня не назначили командиром отделения». Правда, у него в общем-то и шансов не было. Но вот когда сержанты остановили свой выбор на Уэйте, ему почему-то вдруг захотелось, чтобы это был он. Теперь же, поразмыслив, понял, что, пожалуй, все, что ни случается, к лучшему. Коль скоро он не собирается бороться в открытую против Магвайра, то тогда уж лучше всего вообще поменьше сталкиваться с ним. Только в случае крайней необходимости. Что же касается того, что кое-что у него получается явно не так, как хотелось бы, то, может быть, это как раз и объясняется его внутренним несогласием с сержантом-инструктором. Не исключено ведь, что он подсознательно поступает так с самого начала потому, что сопротивляется злой воле Магвайра. Он даже где-то читал об этом — человек что-то совершает, то или иное, не ведая, почему он это делает, и лишь потом только осознает, что поступил правильно. И хотя он раньше ничего подобного не думал, Адамчик теперь был уверен, что причиной его многочисленных ошибок и неудач было не что иное, как сопротивление злой воле сержанта-злодея. Такая форма борьбы. Не очень, конечно, решительная, но что поделаешь. Тем более, что быть особо решительным ему вовсе и не хотелось.
— Ладненько, — донесся до него голос Магвайра. — А теперь… Взять оружие! — Он повернулся к своему напарнику: — У меня там кое-какая писанина еще не доделана. Займись-ка с ними по наставлению. Этак, на полчасика. А я пойду…
— Добро!
— А как закончите, пусть готовятся к отбою.
— Добро!
Магвайр вышел из кубрика. Новобранцы тем временем разобрали винтовки и вновь вытянулись двумя шеренгами вдоль коек. Мидберри молча прохаживался по проходу, и это его молчание угнетало солдат. Но вот сержант вышел на середину кубрика, осмотрел строй и, положив обе руки на пояс, крикнул:
— Слушать внимательно! Запомните, что все упражнения с винтовкой делаются особо четко и резко. В это дело надо всю душу вложить. Душу и гордость за то, что служите в морской пехоте. Чтобы лихо было!
Не спеша расхаживая по проходу, он выкрикивал команды, наблюдая, как солдаты выполняют приемы, принимают то или иное положение. Ему сразу же бросилось в глаза, что слабее всего они выполняют прием перекладывания винтовки с левого плеча на правое, и он вновь и вновь повторял команду, пока звук семидесяти пар рук, перебрасывающих семьдесят винтовок, не стал сливаться в один мощный шлепок. Время от времени он подходил к кому-нибудь из солдат, делал ему замечание, показывал, в чем ошибка:
— А ну-ка, подними повыше, парень. Это тебе не буханка хлеба, а винтовка. Держи ее прямо. Прямо, говорят тебе! Вот так.
Потом шел дальше, приподнимая приклад у одного, наклоняя оружие немного в сторону у другого, поправляя тут руку, там плечо, голову, ствол, приклад.
Он даже не заметил, как пролетели эти тридцать минут. Наблюдая, как взвод готовится к отбою, Мидберри ощутил внутреннее удовлетворение. Ему ведь впервые доверили самостоятельное занятие, в первый раз разрешили самому командовать взводом. И вроде бы он неплохо справился с этим.
Когда минут через тридцать вернулся Магвайр, они вместе наблюдали, как взвод готовился к отбою, а затем отправились к себе в сержантскую (на местном жаргоне она называлась «хаткой»). Войдя в комнату, Магвайр сразу же уселся за стол и принялся заполнять какие-то желтые карточки, Мидберри же отошел к раковине. Он налил воды в оловянную кастрюльку и поставил ее на электрическую плитку.
— Как вы насчет чашечки кофе? — спросил он Магвайра.
— Да неплохо бы.
Мидберри нагнулся к шкафчику, стоявшему под окном, достал оттуда две чашки, насыпал в них по ложечке быстрорастворимого кофе…
— Что-то мне показалось, — сказал вдруг Магвайр, — что пару раз ты с ними зря миндальничал. Вот хоть с этим, как его, Бутом. Он же, ей-богу, ну просто спал на ходу. А ты церемонился…
Мидберри застыл на месте. Не поворачиваясь к штаб-сержанту, он невидящим взглядом уставился в затянутое тонкой металлической сеткой окно, рука с ложкой так и повисла в воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40