Уселась на погрузчик.
— И зачем мы устроили конференц-зал на третьем этаже, когда есть такая замечательная погрузочная площадка! Вот было бы здорово встречаться здесь с ребятами с телевидения! — она поняла, что мелет чушь, перевела дух и продолжила: — Как, по-твоему, отреагирует Лидгейт, узнав, что происходит между Амелией и Гастингсом?
— Думаю, он будет предельно груб.
Груб? Дженни так не думала.
— Нет, он, скорее всего, до последнего будет делать вид, что ничего не замечает.
— Возможно. Но рано или поздно придется что-то предпринять.
— Да, конечно…
А ведь это легко проверить. Как вел бы себя Брайан, обнаружив, что она полюбила другого? Разумеется, он до поры до времени будет закрывать на это глаза. А если поставить его перед фактом? Что он скажет? Как поступит?
Ответить на этот вопрос она не могла. Ничего подобного не должно было случиться.
— По-моему, — сказал Алек, — он сделает все, чтобы Амелия страдала.
— Правда?
— Да. Он очень мстительный. И провинившихся наказывает.
Дженни скрестила руки на груди. Ей вдруг стало не по себе. Она допускала, что относительно Лидгейта Алек прав. А что же Брайан? Неужели заставил бы ее страдать?
Стояла осень, дни стали короче. Длинная косая тень пересекала площадку, чуть-чуть не доходя до Алека. Еще минута — и тень упадет на его руку. Может, им просто молча сидеть тут и следить, как движутся тени?
— Мы с тобой оба знаем, что прототипом Лидгейта послужил Брайан.
Дженни задохнулась. Потом вскинула глаза — и тут же потупилась. Она не могла выдержать его взгляд. Лидгейт… Брайан… Наверное, ей послышалось. Не может быть, чтобы он такое сказал.
— Ты давно должна признаться себе в этом. Более того, ты уже это сделала.
Что происходит, Господи! Дженни вцепилась в воротник своей рубашки:
— Да, но я не обязана признаваться в этом тебе.
Почему? Как хорошо, что он никогда не сочинял мыльных опер! Ведь там за каждой простенькой на вид историей скрывается тайна. А его герои были бы предельно честны и откровенны друг с другом. Но к чему это может привести?
По краям платформа погрузчика была обрамлена стальной полосой. Дженни почувствовала, как острые края врезались в ладони. Она не могла заставить себя говорить. Может быть, следовало ответить откровенностью на откровенность? «Извини, но я не готова. Это слишком страшно. Я не могу». Алеку бы такое понравилось. Он ведь любит прямоту и честность.
— По-твоему, Лидгейт мстительный? — она не узнала свой голос. Хватит с нее откровений!
— Да. Но он мне безразличен. Меня интересуешь ты.
…Словно он отвернул беленький воротничок ее школьного платья и заметил огромные уродливые стежки. Или заглянул в коробочку для завтрака и увидел неуклюжие сэндвичи… Нет, это гораздо хуже. Почему он не уймется? И голос Дженни стал резким:
— Не надо за меня беспокоиться. На то нет причин.
— А ты уверена, что тебе не угрожает опасность?
Опасность? О чем он? А Алек продолжал:
— Я знаю, Брайан умеет поддержать женщину. Или хотя бы сделать вид. Он помог тебе, когда ты начинала срой сериал, и ей-Богу, он единственный в труппе, кто не смешивает с грязью Риту. Но, по-моему, это лишь проявление властности — ему нужно, чтобы сильные женщины ощущали в нем необходимость. Лидгейт ненавидит женщин, Дженни. И поэтому я спрашиваю: не таков ли и Брайан? — он говорил вполне вежливо.
— Возможно… — вынуждена была согласиться Дженни. — Возможно, он действительно ненавидел свою мать. Но меня? Он не может меня ненавидеть! За что?
— Ты талантливее. Счастливее. Твоя карьера ярче. Ты можешь без него обойтись. Ты больше не нуждаешься в нем, и наступит день, когда он заставит тебя за это расплачиваться. Лидгейт очень злой человек.
— Брайан не злой, — запротестовала она. Но, произнеся это вслух, тут же усомнилась с своей правоте. — Он, конечно, не такой тихоня, каким кажется. У него синдром «взрослых детей алкоголиков» — ему необходимо, чтобы все считали его совершенством. Но он никогда не сделает мне больно.
— Безусловно, он никогда не ударит тебя. Лидгейт ни за что до этого не опустится. Но есть и другие проявления жесткости, правда? Он может причинить тебе не меньшую боль иначе, я это знаю… и не в моих силах его остановить.
Голос Алека звучал ровно. «Не в моих силах его остановить…» Это было именно то, что больнее всего ранило Гастингса, любящего Амелию. Он так мало мог для нее сделать.
Дженни взяла себя в руки. Сейчас не об этом речь. При чем здесь любовь Гастингса к Амелии?
Нет, конечно же, нет… Это немыслимо. Она непроизвольно прикрыла глаза ладонью, но сразу же отняла ее — и взглянула ему право в лицо. Как он смотрит…
Алек продолжил:
— Лучше бы тебя предупредил кто-то другой. Мои мотивы могут показаться чересчур личными.
— Какие мотивы? — ее голос сорвался.
— Брось, ты все понимаешь…
Понимает ЧТО? Ничего она не понимала. Дженни была на грани срыва. Он вот-вот скажет слова, которые ни в коем случае нельзя говорить! Ужасно, если это правда, но еще хуже, если он произнесет их. Тогда все усложнится, окончательно запутается!
Она обязана остановить его. Если он промолчит, все останется по-прежнему. А она привыкла хранить тайны.
— Алек, перестань! Пожалуйста, не продолжай.
— Почему? Мы ведь оба знаем, что я…
— Я НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ. Честное слово. — Она соскочила с погрузчика.
Дженни лгала, и Алек отлично это понимал. Но что он мог сделать? Он же джентльмен, а она леди. Он обязан уважать ее желания.
Он склонил голову как истинный джентльмен эпохи Регентства. Леди не оставляла ему права выбора. Это — запретная тема. Навсегда.
11
А лек в нее влюблен.
Это было абсурдно, невероятно… И удивительно льстило ее самолюбию. Сердце билось неровно, все в ней трепетало. Алек Камерон любит ее!
Дженни не понимала, как себя вести. И это ее терзало. Она терялась в его присутствии, не знала, куда спрятать глаза. Звук его голоса заставлял ее краснеть и смущаться. И деваться от него было некуда. Он любил ее. Мысль об этом парализовала волю. Она умирала от желания разузнать побольше: когда это произошло, почему, что все это значило? Дженни чувствовала себя четырнадцатилетним подростком, ей было страшно до дурноты — ведь она непривычна к «девичьим штучкам».
Но ей далеко не четырнадцать, а ему — тем более. Это не юношеское увлечение. Алек взрослый мужчина. И чувства его совершенно зрелые. Он не разменивался по мелочам. Он любил ее.
…«Аспид!!», наконец-то, испустил дух. Его не спасли даже два восклицательных знака. На смену должен был прийти другой мыльный сериал. Из статьи в «Жизни мыльных опер» явствовало, что Алек и его герой ничуть не виновны в неудаче шоу. Алек был отмщен. «Пол Томлин так и не смог постичь законов жанра, и этого зрители ему не простили», — говорилось в статье.
Дженни побежала к доске объявлений, чтобы прикрепить к ней вырезку, обнаружила там еще целых четыре штуки, но все равно приклеила свою…
Если какой-то сериал «отбрасывал коньки», это всегда означало, что вскоре появится множество свободных рук, причем останутся без работы не только актеры и актрисы, но и режиссеры, сценаристы, операторы, осветители…
— Сейчас самое время удлинить каждую серию на полчаса. — Джордж, исполнительный продюсер «Спальни моей госпожи», удовлетворенно потирал руки. — На телевидении ради этого готовы изъять из программы любое игровое шоу.
Отказаться от игровой программы ради мыльной оперы? Дженни пришла в восторг. Пол Томлин наконец-то освобождал час времени в телевизионной программе, причем в очень удачное для зрителей время. Почему бы Дженни не воспользоваться случаем? Это даже большая удача, чем контракт с Эдгаром Делани.
Но если «Спальня моей госпожи» станет «часовиком», то потребуются пять режиссеров вместо двух, двенадцатичасовой рабочий день, а людей различных профессий будет занято столько, что многие даже не будут знать друг друга в лицо. Это очень не нравилось Дженни.
К тому же, все ее прежние аргументы против часовой серии пошли прахом. Прежде она считала, что ветераны мыльных опер не потянут историческую пьесу — Алек убедительно доказал обратное. Она говорила, что стиль сериала слишком изыскан, и если будет больше двух режиссеров, то эта изысканность исчезнет. Но к этому времени Теренс и Гил предельно ясно обозначили стилистику спектакля и теперь сымитировать их манеру мог любой режиссер. А героям становилось тесно в рамках получасовой серии. Хотя Трисия Стеклер предупредила, что выйдет из отпуска в середине ноября, но ведь это уже так скоро! Дженни вынашивала множество планов, касающихся Джорджианны, героини Трисии, но не представляла себе, как выкроить время для их реализации. У нее была грандиозная идея: Робин окажется вовсе не сыном старого герцога… мысли роились в ее мозгу.
На телевидении были готовы для нее на все — предоставить средства на новые декорации, на ландшафтные съемки. Но лишь в том случае, если она даст согласие на «часовик». Она давно мечтала и о новых декорациях, и о выездах на съемки, но приходила в ужас от мысли, что с таким количеством новых людей испарится атмосфера «счастливой семьи».
А может, она не права? Ей необходимо было посоветоваться с человеком, который понимал бы и ее, и дело. Но Брайану, казалось, все было безразлично. Самой подходящей кандидатурой был Алек. Она жаждала доверительного разговора с ним, ведь он такой уравновешенный, рассудительный, проницательный… И еще две недели назад бегом побежала бы к нему. А теперь — не могла. Он Бог знает что подумает!
Но, с другой стороны, Алек не заслужил такого отношения. Он не должен допускать и мысли, что она обижена на него! Это было бы слишком — даже для Дженни.

«СПАЛЬНЯ МОЕЙ ГОСПОЖИ»
Эпизод 659
(Акт 1А. Спальня Амелии. Мы видим Амелию в постели, откинувшуюся на подушки. Она не спит и явно неважно себя чувствует. Входит Молли.)
Молли: Доброе утро, Ваша Светлость. (Ставит на постель поднос с чашкой шоколада и подходит к окну, чтобы отдернуть занавески.) Сегодня прекрасный день, такой солнечный… (Обернувшись, видит, что Амелия с гримасой отвращения отодвигает поднос.) О, Ваша Светлость… я в недоумении. (Делает неимоверные усилия, чтобы сохранить тон, приличествующий служанке, но ее распирает от радости.) Неужели? Мы ведь ждали… ждали более двух недель назад…
Амелия (кивает) : Да… О, Молли! Я думаю… Герцогиня Лидгейтская беременна!
Все вели себя с Карен так, будто та сама собралась родить. Со всех сторон сыпались поздравления, ее спрашивали, когда появится малыш, обсуждали пол младенца… И как ни глупо это было, Алек, не удержавшись, присоединился к остальным.
— Да ешь ты, Бога ради, что-нибудь эдакое… ну что там надо есть, чтобы родился мальчишка? Хватит с меня этой бодяги!
— Ну уж нет! — ржал Рэй. У тебя должно быть двое детей, один про запас!
— Нет. Если Принц Уэльский вышел из игры после рождения дочери, — Алек говорил, разумеется, о Принце Регенте, а не о том, кто в настоящее время носил этот титул, — то я ничем не хуже.
— Но ведь я куда красивее принцессы Каролины! — спорила Карен. Каролина Брюнсвикская была женой Принца Регента — они друг друга на дух не выносили. Все эти мелкие подробности из жизни высшего света эпохи Регентства, казалось, были им ближе, чем последние политические события. Сейчас речь шла о трагедии малютки-принцессы Шарлотты — дочери Регента, умершей во младенчестве. Причем говорили актеры об этом так, будто все произошло не в 1817 году, а на прошлой неделе…
— Нет-нет, и слышать не хочу об умерших малютках! — замахала руками Карен.

«СПАЛЬНЯ МОЕЙ ГОСПОЖИ»
Эпизод 664
Гастингс: Попридержи язык! Она еще ни словом не обмолвилась Его Светлости.
Лакей: Еще не сказала?! Почему? Разве он не обрадуется? Я же точно помню, он…
Гастингс (перебивает): Он наверняка будет польщен. Но не наше дело обсуждать, что сказать или не сказать Ее Светлости своему супругу.
Лакей (все еще пытается спорить) : Но мы-то все уже знаем…
Гастингс: Мы и герцог — не одно и то же. (Лакей кивает и удаляется.)
Молли (полушепотом, Гастингсу) : Если она попросит, вы могли бы вместо нее оповестить герцога?
Гастингс (бросает на нее удивленный взгляд. По меньшей мере, странный вопрос) : Я сделаю все, о чем бы ни попросила Ее Светлость. (Пауза.) Но почему она… почему ты меня об этом спрашиваешь?
Молли: Госпожа в ужасе от мысли, что ей придется самой объявить мужу. Она, разумеется, рада, но дело в том, что она предпочла бы, чтобы это не имело к Его Светлости никакого отношения.
Гастингс: А-а-а. (Он, наконец, все понял.)

«СПАЛЬНЯ МОЕЙ ГОСПОЖИ»
Эпизод 665
(Акт ЗБ. Вестибюль дома Лидгейтов. Гастингс крупным планом. Открывает парадную дверь. Входит Лидгейт.)
Лидгейт: Я приобрел новую лошадь (поворачивается к Гастингсу спиной, чтобы тот принял у него плащ.) Я доволен. Неплохая лошадь для прогулок по городу. (Для человека с его характером он довольно жизнерадостен). Ее Светлость дома?
Гастингс: Ее Светлости нездоровится.
Лидгейт: Опять? (Слегка раздражаясь.) Послали за доктором?
Гастингс: Доктор осматривал ее нынче утром. Кажется, ничего серьезного.
Лидгейт: Хорошо. Хорошо (уже думая о другом) . Получена ли посылка с Бонд Стрит?
Гастингс (решаясь) : Я думаю, что состояние здоровья Ее Светлости является достойным поводом поздравить вас.
Лидгейт (Озадачен, не сразу понимает, о чем речь) : О… (До него начинает доходить.) Прекрасная новость! (Он доволен. Новая лошадь, посылка с Бонд Стрит, а теперь и это.) Да-да, отличная новость.
Алек проглядел текст. Работа обещала быть интересной. Правда, у Брайана куда более выигрышная партия — его терзали противоречивые чувства: мучения Амелии, наконец, закончились, но он с ума сходил от мысли, что она носит под сердцем чужое дитя. Реакция Лидгейта куда более сдержанна, но ведь он вообще такой. Алек перечитал текст и снова позавидовал Брайану.
Было чему завидовать — и роль тут ни при чем.
Как все сложно! По сценарию Брайан любит женщину, принадлежащую Алеку. А в жизни все наоборот. В свое время Алек позвонил Брайану и сообщил, что у Дженни выкидыш. А по сценарию герой Брайана оповещает героя Алека о беременности Амелии.
О чем ты думаешь, Дженни? Что ты хочешь сказать?
Рядом с ним она чувствовала себя неловко и явно нервничала. Это его бесило. Алек очень хотел объясниться с ней начистоту, чтобы она поняла, ему ничего не нужно и он ничего не ждет. Но она поставила условие — не говорить на эту тему вовсе… Совсем как в первый год болезни Мэг — вынужденные скрывать друг от друга правду, все члены семьи в одночасье превратились в чужаков, живущих под одной крышей. Не видеть очевидного было ошибкой, более того — безумием. Но Дженни так решила, и ему пришлось смириться.
Он сидел в гримерной. Брэнди, гримерша, попросила его откинуться на спинку кресла. Листки с текстом упали на колени. Он чувствовал прохладное прикосновение к векам гримировальной кисточки.
Знать бы, чем все закончится! Насколько ему было бы легче. Если бы кто-то сейчас сказал ему, что вскоре произойдет то-то и то-то… Он бы все вынес. Но никто не приходил и ничего не говорил. Алек не видел выхода. Дженни всегда будет с Брайаном, а он Алек, никогда не перестанет любить ее.
Лучше всего проснуться однажды и обнаружить, что он больше не любит ее. Уважает, ценит, но — не любит. Если бы…
Нет. Он будет любить ее до самой смерти.
Брэнди отложила кисточку и теперь обмахивала его лицо пуховкой. Он ощущал мягкие прикосновения, нежное тепло. Это действовало успокаивающе.
Вдруг с резким металлическим лязгом распахнулась дверь. Алек вздрогнул и выпрямился.
В гримерную вихрем ворвалась Карен, вне себя от ярости. Грохнулась об пол металлическая корзина для мусора. Карен устремилась прямо к Алеку и швырнула ему листки с текстом чуть ли не в лицо. Рука Брэнди дрогнула, и на щеке Алека осталась яркая полоска бронзовой гримировальной краски.
— Ты, ублюдок! — завизжала Карен. — Сукин ты сын! Паршивая крыса!
Алек поднял рукопись. Эпизод 665. Карен, должно быть, только что его получила.
— На какой странице?
— Пролог! — Карен сверкнула глазами. — Живей, не теряй времени!
Герцог: Это правда?
Герцогиня: Да-да! Я совершенно уверена.
Герцог (подходя к рабочему столу) : Тогда я поскорее распоряжусь, чтобы в Лидгейтском Аббатстве подготовили все, что нужно.
Герцогиня (в смятении) : В Аббатстве? Но, Лидгейт… уезжать из города как раз теперь, когда в разгаре сессия Парламента!
Герцог (холодно) : Все это время вы будете жить в Аббатстве.
Алек поднял глаза. Карен стояла над ним с нехорошим огоньком в глазах.
— Вот те на! — Алек говорил тоном настоящего канадского простака-фермера. — Невеселые дельца! Девять месяцев заточения!
— Кошмар! — взорвалась Карен. — Я умру от одиночества — некуда пойти, не с кем слова молвить, представляешь? Там не будет даже ГАЗЕТ! А каково мне без газет? В разгар парламентских дебатов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29