Кевина нужно отсюда убирать. Дело в том, что, несмотря на воздухонепроницаемую пластиковую упаковку, вонь становится все ощутимее. Да и пластиковая пленка надувается.
От предложения Зондермайера расчленить труп – «Эрна, ты ведь в свое время работала продавщицей в лавке мясника!» – супруга наотрез отказывается. А Кевин в нерасчлененном виде никак не хочет проходить через шуровочное отверстие печи котла. Сколько Зондермайер ни пытался – ни в какую. А вытащить его назад оказалось еще тяжелее.
И вот поздней ночью Зондермайеры, истекая потом и видя в каждом углу засаду, тащат труп к Изару. Машина, на которой они привезли его, стоит в нескольких метрах от воды. Ближе просто уже не подъедешь. Но – план рухнул. Несмотря на поздний час, слишком много народу вокруг. И приходится снова тащить труп обратно, причем это оказывается еще труднее, чем принести его к реке.
Между тем некоторые события заставляют Зондермайера убедиться в том, что петля у него на шее затягивается все туже. К манекену, который, безвылазно сидя в квартире герра Хольцберга, дожидается его прибытия, наведываются двое мужчин характерной внешности. И хотя одеты они обычнее некуда, им куда больше пошли бы темные костюмы в тонкую светлую полоску, широкополые шляпы «борсалино» и черно-белые гамаши. Когда манекен через щелочку осведомляется кто они и откуда, мужчины неприязненно-грубым тоном осведомляются, где Кевин, не желают поверить, что его нет, бесцеремонно отпихнув манекен, вваливаются в квартиру и, убедившись, что Кевина и вправду нет, уходят, так и не представившись. После этого визита манекена не покидает чувство смутной угрозы. Сомнений нет: кроме аферы с порошком и акциями, Кевин наверняка был вовлечен и в другие, куда более нелицеприятные дела, и, по-видимому, крупно задолжал тем, кто долгов не прощает.
Но что более всего нервирует чету Зондермайеров, которые, кстати, не знали об описанном выше визите, тем более о его подоплеке, так это громила, ежедневно занимающий свой пост на противоположной стороне улицы на случай прибытия Кевина. Зондермайеры уверены, что тип из полиции.
И вот фрау Зондермайер разрабатывает план – идею, разумеется, вздорную, что характерно для людей ее уровня. Она направляется в похоронное бюро и, заявив о том, что муж ее скончался, заказывает гроб.
Этому предшествовал продолжительный и горячий обмен мнениями супругов Зондермайер, вбивших себе в голову, что все силы полиции брошены исключительно на расследование произошедшего в пентхаусе Хольцберга. В особенности после инцидента с манекеном.
– Его надо хоронить, – настаивает Эрна Зондермайер.
– Но ведь…
– Похоронить, как полагается, – не отстает она, – в гробу и все такое.
– Как ты собираешься все это обстряпать?
– Ну, как бы вместо тебя… Ты, мол…
– Ого! А что же будет со мной?
– Тебе придется скрыться. Или хочешь загреметь в тюрягу?
– Только я? А как насчет тебя?
– У тебя ведь есть страховка на случай смерти. С покрытием всех расходов на погребение.
Но все оказалось не так гладко, как представляла себе Эрна. Стоило ей, облачившись в траурный туалет, появиться в похоронном бюро, как служащий тут же попросил ее предъявить свидетельство о смерти, не забыв осведомиться и о причине таковой. Тут Эрна Зондермайер и запуталась. И стало ей страшно, потому что служащий попался такой настырный. И то ему расскажи, и это. В конце концов она, не выдержав, убежала из похоронного бюро, даже не слыша, что кричал ей вдогонку служащий.
И тут завертелось-закрутилось. Зондермайеры узнают, что квартиру Хольцберга придется освободить на основе заявления об исчезновении. Манекена между тем и след простыл. И вот в ночь перед процедурой супруги в отчаянии тащат смердящий, разлагающийся в пластиковой упаковке труп в квартиру и оставляют его, подвесив к перилам лестницы, ведущей из квартиры Хольцберга на террасу на крыше. Мол, пусть все думают, что обитатель пент-хауса руки на себя наложил. Естественно, было назначено вскрытие, тут же установившее, что насильственная смерть Хольцберга наступила задолго до обнаружения его трупа.
В доме переполох. Сначала и не думали подозревать Зондермайеров, и все же фрау Зондермайер в один прекрасный день получает повестку из уголовной полиции.
– Все, это конец, – сокрушается она.
Эрвин Зондермайер помалкивает.
– А почему я? Ты, а не я, убил его…
Наверное, это все хитрости полицейские, подумала Эрна. На допросе она узнает, что речь идет не об убитом Хольцберге, а о заявлении сотрудника похоронного бюро, которому показался, мягко говоря, странным визит фрау Зондермайер. Нет, никаких подозрений, скорее, служащий опасался подвоха, поскольку иногда случается, что люди норовят при жизни получить страховку на случай смерти.
На допросе фрау Эрна Зондермайер вела себя настолько по-идиотски, что допрашивавший ее следователь вскоре убедился, что эта дама невиновна, как агнец Божий.
– Так он до сих пор здравствует? Я имею в виду, ваш муж? – спросил следователь.
Эрна со слезами на глазах кивнула.
И он отпустил ее с миром.
Фрау Зондермайер стало легче. Но ненамного. На самом же деле вышло так, что она, сама того не ведая, солгала следователю. Потому как, вернувшись домой. увидела что ее супруг, домоправитель герр Зондермайер, лежит на тахте. Он перерезал себе горло. С венком на шее приобретенным для «похорон» Хольцберга. И чего только не взбредет в голову человеку в такой момент! Тем более нашему весельчаку домоправителю Зондермайеру. В руке домоправителя была зажата записка: «Эрна, расскажи им все. Твой Эрвин».
Двадцать третий четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он наконец рассказывает «Историю об общежитии на Вестендштрассе»
– Я мог бы назвать этот рассказ «Несчастные итальяшки», поскольку речь в нем идет об итальянцах, но это, пожалуй, было бы неуважительно по отношению к ним. Так что останемся уж при этом названии, хотя первое недвусмысленно указывало бы на то, какую роль играют в этой истории итальянцы. Вы ведь помните, уважаемые слушатели, что первыми гастарбайтерами были именно итальянцы, тогда, в шестидесятые, югославы появились позже, а уж потом греки, турки и все остальные. Ныне итальянцы уже не ездят к нам на работу, разве что открыть итальянский ресторанчик, более того, Италия набирает сезонных рабочих из стран бывшего Восточного блока. Но тогда… Впрочем, ладно, короче говоря, среди многочисленных итальянцев, приехавших в Германию на работы, была группа в пять человек. Они составили так называемую бригаду – работали только вместе под началом некоего Энцо, фамилию которого я не стал бы вам называть, даже помни я ее. Энцо был электриком, квалифицированным специалистом-электриком. Все пятеро были из одного небольшого городка где-то поблизости от Неаполя, все пятеро проживали в общежитии для гастарбайтеров на Вестендштрассе, все пятеро трудились на одну немецкую фирму, состоявшую, правда, всего из одного человека, ее учредителя и единственного сотрудника – назовем его Браунагель. А сам Браунагель выполнял заказы для железной дороги.
Вот тогда все и произошло. Однажды Энцо получил смертельную травму, коснувшись провода высокого напряжения. Так в тот момент считали. Трагедия произошла на подведомственном железной дороге участке, где бригада итальянцев производила ремонт воздушного контактного провода.
Четверо коллег сразу уложили пострадавшего товарища на землю возле рельсов, но всем было понятно, что ему уже ничем не помочь. Один из четверых бросился в бытовку к железнодорожникам, среди которых находился и инженер. Ход дальнейших событий было легко предугадать. Кроме одного, как впоследствии показал инженер-железнодорожник, удивившийся реакции Браунагеля на гибель итальянца. По его словам, Браунагель воспринял ее странно, словно разыгрывал потрясение и разыгрывал крайне топорно.
Тут же поставили в известность транспортную полицию, затем и уголовную, вызвали врача. Были предприняты все необходимые процедуры, сделаны снимки места происшествия и так далее. В тот период я был свежеиспеченным прокурором, и мой начальник отдела, уважаемый земельный прокурор доктор Гитль выслал меня на место происшествия. Я появился там как раз тогда, когда покойника укладывали в металлический гроб, чтобы отправить в морг для проведения вскрытия и судебно-медицинской экспертизы.
У вас, вероятно, возникнет вопрос: а чего ради прокурору быть на месте происшествия? Все необходимое для Расследования – хочется надеяться, успешного расследования – проводят сотрудники полиции. А прокурор, согласно инструкции гордо именуемый «руководителем дознания», чаще всего тихо стоит в сторонке, а случается, и путается в ногах у следователей полиции. Настоящая его работа начинается уже по завершении дознания за письменным столом и продолжается в зале судебных заседаний. Упомянутый мной земельный прокурор доктор Гитль, умевший для всего находить простое решение, дал нам, в то время еще желторотым асессорам, золотой совет: «Что делать, чтобы не стоять как столб? Выслушивать доклады!»
Вот я и выслушивал доклады. Пожилой, опытный старший комиссар (такое звание существовало тогда) Брандмайер как раз и докладывал мне, сообщив, что инцидент представляется ему смешным, если подобное выражение вообще применимо к инциденту со смертельным исходом.
– Почему? Что именно кажется вам странным?
Чутье, как выразился комиссар Брандмайер, подсказывает ему: здесь что-то не так. Все в прокуратуре, включая и меня, знали, что чутью старшего комиссара можно довериться. И в данном случае оно его не обмануло. Это выяснилось уже на следующий день, когда данные судебных медиков подтвердили, что Энцо был мертв еще до появления на железнодорожном участке и до соприкосновения с контактным проводом. То есть его труп приложили к контактному проводу.
После этого взялись за товарищей по работе Энцо. Очень нелегкое дело допрашивать через переводчика – итальянцы не знали ни слова по-немецки. Все равно что явиться на симфонический концерт, предварительно напихав в уши ваты.
Все четверо в один голос утверждали, что Энцо забрался на площадку вагона-мастерской, что-то вдруг сверкнуло, будто молния, и Энцо упал на площадку. Большего от них добиться было нельзя. Никакие угрозы, что, мол, они, недоговаривая, становятся соучастниками совершенного по халатности преступления, не помогали. Может, судмедэксперт сплоховал? В качестве причины смерти на самом деле был указан удар электротоком, но, по утверждению профессора, смерть наступила примерно за двенадцать часов до упомянутых работ на контактной сети.
Был допрошен и предприниматель Браунагель: держался он крайне дерзко, свирепо поносил иностранных рабочих, с которыми, по его мнению, одни только беды, и заявил, что теперь без Энцо эта бригада гроша ломаного не стоит.
Между тем из Италии приехала жена Энцо. Должен сказать, что Энцо был еще довольно молод, ему еще не исполнилось сорока. Жена его была красавицей, мне даже было чуточку не по себе во время допроса. Впрочем, о каком допросе могла идти речь, скорее, это была беседа. Жена Энцо отыскала меня в моем рабочем кабинете, я кое-как объяснялся с ней, призвав на помощь все скромные знания итальянского, в общем, мы сумели понять друг друга. Я узнал, что на родине Энцо был человеком иных социальных кругов, куда выше, чем в общежитии на Вестенд-штрассе, семья его владела довольно крупным магазином электротоваров, отец некоторое время даже был бургомистром их городка. Впрочем, все это никак не могло помочь следствию.
Впоследствии уголовная полиция опросила всех обитателей общежития, тут-то и напали на след. После долгих запирательств один грек – точно помню, что он носил гордое имя Агамемнон – признал, что бригада Энцо довольно часто, если не ежедневно, работала по вечерам еще где-то по поручению Браунагеля, возвращаясь иногда глубокой ночью.
Ага! Есть! Нелегальные работы!
Разумеется, нечего было и пытаться добиться чего-либо от итальянцев или Браунагеля. Но уголовная полиция установила за итальянцами слежку. Примерно с час они после работы оставались в общежитии или шли в ресторанчик поблизости. Проследили и за Браунагелем и уже несколько дней спустя установили местонахождение строительной площадки, разумеется, нелегальной. То есть само строительство велось вполне легально: прораб, некий Леттль, строил для себя дом в Дайзенхофене за городом. Естественно, он всеми силами пытался скостить расходы, вот и нанимал нелегальную рабочую силу. А комиссар Брандмайер лично в сопровождении парочки сотрудников полиции не поленился ранним утром проникнуть на эту стройплощадку и устроиться там в засаде. И не зря: вскоре там появились прораб Леттль и Браунагель. Полицейским, действовавшим в полном соответствии с героями Карла Мая, удалось подобраться поближе и подслушать разговор Леттля и Браунагеля. Разговор вышел весьма темпераментный. Прораб Леттль упрекал Браунагеля в том, что тот, дескать, перестал присылать ему людей, в ответ на что Браунагель пытался убедить его в том, что дело приняло дурной оборот. Разговор перерос в ожесточенный спор, потому что Леттль пригрозил не заплатить остаток полагавшейся Браунагелю суммы, оба перешли на крик. Браунагель схватил здоровенную палку, но не успел он размахнуться, как подоспели старший комиссар Брандмайер и его коллеги. И сунули под нос Браунагелю и Леттлю служебные удостоверения: «Уголовная полиция!»
Остальное было делом техники. Несчастный случай произошел на стройплощадке. Обман обернулся трагедией. Просверливая отверстие в стенке, Энцо наткнулся на не обозначенную на схеме электропроводку. И погиб на месте.
Либо Браунагель лгал сознательно, либо на самом деле был не в курсе, но он втемяшил в головы несчастных итальянцев, что поскольку трагедия произошла во время нелегальных работ, вдове Энцо пенсии не полагается. (Естественно, все это неверно.) Именно Браунагелю принадлежала идея переместить мертвого Энцо на железнодорожный участок и инсценировать смертельную травму там, поскольку Браунагелю огласка и расследование были явно ни к чему.
К чести итальянцев все четверо признались во всем, в особенности когда нам удалось их убедить, что вдова погибшего Энцо пенсии не лишится. Признались и в том, что сами едва не умерли от страха, перевозя ночью в огромном чемодане тело Энцо на железнодорожный участок. В общежитие они его тащить не решились. Они ужасно боялись наткнуться на полицию – мол, четверо гастарбайтеров с чемоданом в руках, да еще ночью… Но им, если можно так выразиться, повезло, улицы были безлюдны. Остальное известно.
Уголовное дело против Леттля и Браунагеля по обвинению обоих в гибели вследствие халатности было прекращено, поскольку не представлялось возможным установить ход событий. И при неразберихе, царившей на стройплощадке, немудрено было перепутать места прохода электропроводки, во всяком случае, не удалось установить, кто именно поручил Энцо сверлить стенку именно в том месте. Правда, итальянцам пришлось ответить за попытку укрывательства денежных средств от обложения налогом, за нарушение техники безопасности при проведении работ, но это уже, как говорится, мелочи. Казалось бы, на этом деле можно было спокойно ставить точку, но тут случился один телефонный звонок. Звонок этот прозвучал в моем кабинете, и я, сняв трубку, тут же узнал голос вдовы Энцо. Как я уже говорил, мои знания итальянского были крайне скудны. Я сумел лишь понять, что женщина не на шутку взволнованна и хочет сообщить мне нечто весьма важное. К счастью, под рукой оказался один из моих коллег, полиглот-самоучка из тех, что удовольствия ради изучают языки. В тот момент, если мне не изменяет память, он одолевал сиамский – четырнадцатый по счету иностранный язык. Я взял трубку параллельного аппарата и стал слушать, хотя, честно признаюсь, понял мало, ибо темп разговора все убыстрялся. Я только видел, что коллега записывает какие-то фамилии и номер автомашины. Потом он положил трубку и, отдуваясь, откинулся на спинку кресла.
– Ну и что? – поинтересовался я.
– Ничего хорошего, – ответил он. – Брат погибшего, то есть свояк вдовы, вместе с одним другом этого семейства направляются сюда. Имеется ли у них при себе огнестрельное оружие, этого женщина не знает. Ножи есть точно. Потому что она своими глазами видела, как они пристраивали их при помощи пластыря под днищем автомобиля. А дружок замазал пластырь землей, чтобы не было заметно.
– И все-таки я ничего не понимаю, – признался я.
– Месть, – пояснил всеведущий коллега. – Не забывайте, оба они уроженцы юга Италии.
– А что, семья не верит, что это был несчастный случай?
– Вдова Энцо тайком выехала в столицу провинции, чтобы оттуда без опаски позвонить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
От предложения Зондермайера расчленить труп – «Эрна, ты ведь в свое время работала продавщицей в лавке мясника!» – супруга наотрез отказывается. А Кевин в нерасчлененном виде никак не хочет проходить через шуровочное отверстие печи котла. Сколько Зондермайер ни пытался – ни в какую. А вытащить его назад оказалось еще тяжелее.
И вот поздней ночью Зондермайеры, истекая потом и видя в каждом углу засаду, тащат труп к Изару. Машина, на которой они привезли его, стоит в нескольких метрах от воды. Ближе просто уже не подъедешь. Но – план рухнул. Несмотря на поздний час, слишком много народу вокруг. И приходится снова тащить труп обратно, причем это оказывается еще труднее, чем принести его к реке.
Между тем некоторые события заставляют Зондермайера убедиться в том, что петля у него на шее затягивается все туже. К манекену, который, безвылазно сидя в квартире герра Хольцберга, дожидается его прибытия, наведываются двое мужчин характерной внешности. И хотя одеты они обычнее некуда, им куда больше пошли бы темные костюмы в тонкую светлую полоску, широкополые шляпы «борсалино» и черно-белые гамаши. Когда манекен через щелочку осведомляется кто они и откуда, мужчины неприязненно-грубым тоном осведомляются, где Кевин, не желают поверить, что его нет, бесцеремонно отпихнув манекен, вваливаются в квартиру и, убедившись, что Кевина и вправду нет, уходят, так и не представившись. После этого визита манекена не покидает чувство смутной угрозы. Сомнений нет: кроме аферы с порошком и акциями, Кевин наверняка был вовлечен и в другие, куда более нелицеприятные дела, и, по-видимому, крупно задолжал тем, кто долгов не прощает.
Но что более всего нервирует чету Зондермайеров, которые, кстати, не знали об описанном выше визите, тем более о его подоплеке, так это громила, ежедневно занимающий свой пост на противоположной стороне улицы на случай прибытия Кевина. Зондермайеры уверены, что тип из полиции.
И вот фрау Зондермайер разрабатывает план – идею, разумеется, вздорную, что характерно для людей ее уровня. Она направляется в похоронное бюро и, заявив о том, что муж ее скончался, заказывает гроб.
Этому предшествовал продолжительный и горячий обмен мнениями супругов Зондермайер, вбивших себе в голову, что все силы полиции брошены исключительно на расследование произошедшего в пентхаусе Хольцберга. В особенности после инцидента с манекеном.
– Его надо хоронить, – настаивает Эрна Зондермайер.
– Но ведь…
– Похоронить, как полагается, – не отстает она, – в гробу и все такое.
– Как ты собираешься все это обстряпать?
– Ну, как бы вместо тебя… Ты, мол…
– Ого! А что же будет со мной?
– Тебе придется скрыться. Или хочешь загреметь в тюрягу?
– Только я? А как насчет тебя?
– У тебя ведь есть страховка на случай смерти. С покрытием всех расходов на погребение.
Но все оказалось не так гладко, как представляла себе Эрна. Стоило ей, облачившись в траурный туалет, появиться в похоронном бюро, как служащий тут же попросил ее предъявить свидетельство о смерти, не забыв осведомиться и о причине таковой. Тут Эрна Зондермайер и запуталась. И стало ей страшно, потому что служащий попался такой настырный. И то ему расскажи, и это. В конце концов она, не выдержав, убежала из похоронного бюро, даже не слыша, что кричал ей вдогонку служащий.
И тут завертелось-закрутилось. Зондермайеры узнают, что квартиру Хольцберга придется освободить на основе заявления об исчезновении. Манекена между тем и след простыл. И вот в ночь перед процедурой супруги в отчаянии тащат смердящий, разлагающийся в пластиковой упаковке труп в квартиру и оставляют его, подвесив к перилам лестницы, ведущей из квартиры Хольцберга на террасу на крыше. Мол, пусть все думают, что обитатель пент-хауса руки на себя наложил. Естественно, было назначено вскрытие, тут же установившее, что насильственная смерть Хольцберга наступила задолго до обнаружения его трупа.
В доме переполох. Сначала и не думали подозревать Зондермайеров, и все же фрау Зондермайер в один прекрасный день получает повестку из уголовной полиции.
– Все, это конец, – сокрушается она.
Эрвин Зондермайер помалкивает.
– А почему я? Ты, а не я, убил его…
Наверное, это все хитрости полицейские, подумала Эрна. На допросе она узнает, что речь идет не об убитом Хольцберге, а о заявлении сотрудника похоронного бюро, которому показался, мягко говоря, странным визит фрау Зондермайер. Нет, никаких подозрений, скорее, служащий опасался подвоха, поскольку иногда случается, что люди норовят при жизни получить страховку на случай смерти.
На допросе фрау Эрна Зондермайер вела себя настолько по-идиотски, что допрашивавший ее следователь вскоре убедился, что эта дама невиновна, как агнец Божий.
– Так он до сих пор здравствует? Я имею в виду, ваш муж? – спросил следователь.
Эрна со слезами на глазах кивнула.
И он отпустил ее с миром.
Фрау Зондермайер стало легче. Но ненамного. На самом же деле вышло так, что она, сама того не ведая, солгала следователю. Потому как, вернувшись домой. увидела что ее супруг, домоправитель герр Зондермайер, лежит на тахте. Он перерезал себе горло. С венком на шее приобретенным для «похорон» Хольцберга. И чего только не взбредет в голову человеку в такой момент! Тем более нашему весельчаку домоправителю Зондермайеру. В руке домоправителя была зажата записка: «Эрна, расскажи им все. Твой Эрвин».
Двадцать третий четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда он наконец рассказывает «Историю об общежитии на Вестендштрассе»
– Я мог бы назвать этот рассказ «Несчастные итальяшки», поскольку речь в нем идет об итальянцах, но это, пожалуй, было бы неуважительно по отношению к ним. Так что останемся уж при этом названии, хотя первое недвусмысленно указывало бы на то, какую роль играют в этой истории итальянцы. Вы ведь помните, уважаемые слушатели, что первыми гастарбайтерами были именно итальянцы, тогда, в шестидесятые, югославы появились позже, а уж потом греки, турки и все остальные. Ныне итальянцы уже не ездят к нам на работу, разве что открыть итальянский ресторанчик, более того, Италия набирает сезонных рабочих из стран бывшего Восточного блока. Но тогда… Впрочем, ладно, короче говоря, среди многочисленных итальянцев, приехавших в Германию на работы, была группа в пять человек. Они составили так называемую бригаду – работали только вместе под началом некоего Энцо, фамилию которого я не стал бы вам называть, даже помни я ее. Энцо был электриком, квалифицированным специалистом-электриком. Все пятеро были из одного небольшого городка где-то поблизости от Неаполя, все пятеро проживали в общежитии для гастарбайтеров на Вестендштрассе, все пятеро трудились на одну немецкую фирму, состоявшую, правда, всего из одного человека, ее учредителя и единственного сотрудника – назовем его Браунагель. А сам Браунагель выполнял заказы для железной дороги.
Вот тогда все и произошло. Однажды Энцо получил смертельную травму, коснувшись провода высокого напряжения. Так в тот момент считали. Трагедия произошла на подведомственном железной дороге участке, где бригада итальянцев производила ремонт воздушного контактного провода.
Четверо коллег сразу уложили пострадавшего товарища на землю возле рельсов, но всем было понятно, что ему уже ничем не помочь. Один из четверых бросился в бытовку к железнодорожникам, среди которых находился и инженер. Ход дальнейших событий было легко предугадать. Кроме одного, как впоследствии показал инженер-железнодорожник, удивившийся реакции Браунагеля на гибель итальянца. По его словам, Браунагель воспринял ее странно, словно разыгрывал потрясение и разыгрывал крайне топорно.
Тут же поставили в известность транспортную полицию, затем и уголовную, вызвали врача. Были предприняты все необходимые процедуры, сделаны снимки места происшествия и так далее. В тот период я был свежеиспеченным прокурором, и мой начальник отдела, уважаемый земельный прокурор доктор Гитль выслал меня на место происшествия. Я появился там как раз тогда, когда покойника укладывали в металлический гроб, чтобы отправить в морг для проведения вскрытия и судебно-медицинской экспертизы.
У вас, вероятно, возникнет вопрос: а чего ради прокурору быть на месте происшествия? Все необходимое для Расследования – хочется надеяться, успешного расследования – проводят сотрудники полиции. А прокурор, согласно инструкции гордо именуемый «руководителем дознания», чаще всего тихо стоит в сторонке, а случается, и путается в ногах у следователей полиции. Настоящая его работа начинается уже по завершении дознания за письменным столом и продолжается в зале судебных заседаний. Упомянутый мной земельный прокурор доктор Гитль, умевший для всего находить простое решение, дал нам, в то время еще желторотым асессорам, золотой совет: «Что делать, чтобы не стоять как столб? Выслушивать доклады!»
Вот я и выслушивал доклады. Пожилой, опытный старший комиссар (такое звание существовало тогда) Брандмайер как раз и докладывал мне, сообщив, что инцидент представляется ему смешным, если подобное выражение вообще применимо к инциденту со смертельным исходом.
– Почему? Что именно кажется вам странным?
Чутье, как выразился комиссар Брандмайер, подсказывает ему: здесь что-то не так. Все в прокуратуре, включая и меня, знали, что чутью старшего комиссара можно довериться. И в данном случае оно его не обмануло. Это выяснилось уже на следующий день, когда данные судебных медиков подтвердили, что Энцо был мертв еще до появления на железнодорожном участке и до соприкосновения с контактным проводом. То есть его труп приложили к контактному проводу.
После этого взялись за товарищей по работе Энцо. Очень нелегкое дело допрашивать через переводчика – итальянцы не знали ни слова по-немецки. Все равно что явиться на симфонический концерт, предварительно напихав в уши ваты.
Все четверо в один голос утверждали, что Энцо забрался на площадку вагона-мастерской, что-то вдруг сверкнуло, будто молния, и Энцо упал на площадку. Большего от них добиться было нельзя. Никакие угрозы, что, мол, они, недоговаривая, становятся соучастниками совершенного по халатности преступления, не помогали. Может, судмедэксперт сплоховал? В качестве причины смерти на самом деле был указан удар электротоком, но, по утверждению профессора, смерть наступила примерно за двенадцать часов до упомянутых работ на контактной сети.
Был допрошен и предприниматель Браунагель: держался он крайне дерзко, свирепо поносил иностранных рабочих, с которыми, по его мнению, одни только беды, и заявил, что теперь без Энцо эта бригада гроша ломаного не стоит.
Между тем из Италии приехала жена Энцо. Должен сказать, что Энцо был еще довольно молод, ему еще не исполнилось сорока. Жена его была красавицей, мне даже было чуточку не по себе во время допроса. Впрочем, о каком допросе могла идти речь, скорее, это была беседа. Жена Энцо отыскала меня в моем рабочем кабинете, я кое-как объяснялся с ней, призвав на помощь все скромные знания итальянского, в общем, мы сумели понять друг друга. Я узнал, что на родине Энцо был человеком иных социальных кругов, куда выше, чем в общежитии на Вестенд-штрассе, семья его владела довольно крупным магазином электротоваров, отец некоторое время даже был бургомистром их городка. Впрочем, все это никак не могло помочь следствию.
Впоследствии уголовная полиция опросила всех обитателей общежития, тут-то и напали на след. После долгих запирательств один грек – точно помню, что он носил гордое имя Агамемнон – признал, что бригада Энцо довольно часто, если не ежедневно, работала по вечерам еще где-то по поручению Браунагеля, возвращаясь иногда глубокой ночью.
Ага! Есть! Нелегальные работы!
Разумеется, нечего было и пытаться добиться чего-либо от итальянцев или Браунагеля. Но уголовная полиция установила за итальянцами слежку. Примерно с час они после работы оставались в общежитии или шли в ресторанчик поблизости. Проследили и за Браунагелем и уже несколько дней спустя установили местонахождение строительной площадки, разумеется, нелегальной. То есть само строительство велось вполне легально: прораб, некий Леттль, строил для себя дом в Дайзенхофене за городом. Естественно, он всеми силами пытался скостить расходы, вот и нанимал нелегальную рабочую силу. А комиссар Брандмайер лично в сопровождении парочки сотрудников полиции не поленился ранним утром проникнуть на эту стройплощадку и устроиться там в засаде. И не зря: вскоре там появились прораб Леттль и Браунагель. Полицейским, действовавшим в полном соответствии с героями Карла Мая, удалось подобраться поближе и подслушать разговор Леттля и Браунагеля. Разговор вышел весьма темпераментный. Прораб Леттль упрекал Браунагеля в том, что тот, дескать, перестал присылать ему людей, в ответ на что Браунагель пытался убедить его в том, что дело приняло дурной оборот. Разговор перерос в ожесточенный спор, потому что Леттль пригрозил не заплатить остаток полагавшейся Браунагелю суммы, оба перешли на крик. Браунагель схватил здоровенную палку, но не успел он размахнуться, как подоспели старший комиссар Брандмайер и его коллеги. И сунули под нос Браунагелю и Леттлю служебные удостоверения: «Уголовная полиция!»
Остальное было делом техники. Несчастный случай произошел на стройплощадке. Обман обернулся трагедией. Просверливая отверстие в стенке, Энцо наткнулся на не обозначенную на схеме электропроводку. И погиб на месте.
Либо Браунагель лгал сознательно, либо на самом деле был не в курсе, но он втемяшил в головы несчастных итальянцев, что поскольку трагедия произошла во время нелегальных работ, вдове Энцо пенсии не полагается. (Естественно, все это неверно.) Именно Браунагелю принадлежала идея переместить мертвого Энцо на железнодорожный участок и инсценировать смертельную травму там, поскольку Браунагелю огласка и расследование были явно ни к чему.
К чести итальянцев все четверо признались во всем, в особенности когда нам удалось их убедить, что вдова погибшего Энцо пенсии не лишится. Признались и в том, что сами едва не умерли от страха, перевозя ночью в огромном чемодане тело Энцо на железнодорожный участок. В общежитие они его тащить не решились. Они ужасно боялись наткнуться на полицию – мол, четверо гастарбайтеров с чемоданом в руках, да еще ночью… Но им, если можно так выразиться, повезло, улицы были безлюдны. Остальное известно.
Уголовное дело против Леттля и Браунагеля по обвинению обоих в гибели вследствие халатности было прекращено, поскольку не представлялось возможным установить ход событий. И при неразберихе, царившей на стройплощадке, немудрено было перепутать места прохода электропроводки, во всяком случае, не удалось установить, кто именно поручил Энцо сверлить стенку именно в том месте. Правда, итальянцам пришлось ответить за попытку укрывательства денежных средств от обложения налогом, за нарушение техники безопасности при проведении работ, но это уже, как говорится, мелочи. Казалось бы, на этом деле можно было спокойно ставить точку, но тут случился один телефонный звонок. Звонок этот прозвучал в моем кабинете, и я, сняв трубку, тут же узнал голос вдовы Энцо. Как я уже говорил, мои знания итальянского были крайне скудны. Я сумел лишь понять, что женщина не на шутку взволнованна и хочет сообщить мне нечто весьма важное. К счастью, под рукой оказался один из моих коллег, полиглот-самоучка из тех, что удовольствия ради изучают языки. В тот момент, если мне не изменяет память, он одолевал сиамский – четырнадцатый по счету иностранный язык. Я взял трубку параллельного аппарата и стал слушать, хотя, честно признаюсь, понял мало, ибо темп разговора все убыстрялся. Я только видел, что коллега записывает какие-то фамилии и номер автомашины. Потом он положил трубку и, отдуваясь, откинулся на спинку кресла.
– Ну и что? – поинтересовался я.
– Ничего хорошего, – ответил он. – Брат погибшего, то есть свояк вдовы, вместе с одним другом этого семейства направляются сюда. Имеется ли у них при себе огнестрельное оружие, этого женщина не знает. Ножи есть точно. Потому что она своими глазами видела, как они пристраивали их при помощи пластыря под днищем автомобиля. А дружок замазал пластырь землей, чтобы не было заметно.
– И все-таки я ничего не понимаю, – признался я.
– Месть, – пояснил всеведущий коллега. – Не забывайте, оба они уроженцы юга Италии.
– А что, семья не верит, что это был несчастный случай?
– Вдова Энцо тайком выехала в столицу провинции, чтобы оттуда без опаски позвонить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40