Виталий КАПЛАН
ЗАЧЕТ


1
Тень от большой сосны чуть сместилась, и солнце своими острыми
зеленоватыми лучами ударило по закрытым глазам. Ну что ж, значит, пора
отсюда уходить. А так не хочется! В старом лесу забываешь обо всем,
сидишь, привалившись к теплому стволу, и сам не понимаешь - то ли снится
тебе все это, то ли наяву. Кажется, само время здесь течет как-то не так,
не по-городскому. Огромные сосны тянутся в белесое от жара небо точно
скрюченные пальцы, островки густой травы неподвижны - лишь изредка тронет
ее ветер, и тогда по всему островку побежит быстрая волна. В душном
воздухе что-то изменится, то ли звон едва слышный почудится, то ли шелест
чьих-то крыльев. А потом - снова тишина, снова духота и неподвижный
солнечный диск. В такое время все звуки в лесу смолкают - полдень, сон,
забвение. После, уже к вечеру, когда жара схлынет - вот тогда птичьи крики
заполнят вязкое лесное пространство, затрещат ночные насекомые, тогда
начнется странная, скрытая от постороннего глаза жизнь.
Жаль, конечно, возвращаться в город. Опять надевать до смерти
надоевшую маску, дышать гнусными испарениями, притворяться. А что
поделаешь? Не для того же он здесь, чтобы полтора года гулять по древним
лесам и дремать на полуденном солнышке. Дело, разумеется, превыше всего.
Тем более, времени у него в обрез. До города самым быстрым шагом часа
полтора, а нужно еще столько всего успеть.
Во-первых, рынок. Закупиться всем необходимым дня на три, а может, и
больше. Это значит, обойти все ряды, ища самые дешевые цены. Старик
патологически бережлив, и если потратить хоть на грош больше, чем ему
кажется допустимым, опять развопится, опять начнет нудные проповеди,
которые, к сожалению, придется слушать - Старик нуждается в аудитории и
зорко следит за реакцией своих жертв. Может, еще и за палку возьмется -
ну, не в первый раз, а все равно. Надоело до чертиков изображать смирение.
До чего же подмывает ему ответить! Но нельзя. Стисни зубы, терпи,
приспосабливайся. Два месяца всего осталось, это же ерунда, это же всего
ничего. Семечки. Так утешают все они - Главный Наблюдатель, Наставник,
консультант по адаптации. Все их слова, разумеется, верны, разумеется, ему
по силам выдержать и большее. Все так. Но побыли бы они в его шкуре,
пообщались бы с его милым Старичком... Впрочем, это несправедливо. В свое
время они испытали здесь и не такое. По сравнению с тем, что вытерпели
они, мудрые и опытные, полуторагодичный зачет - и впрямь семечки. Только
вот давно это было, а значит, быльем поросло. Сидят на спутниковой базе, в
нормальных условиях - и советуют. А советовать легко, даже если и советы
правильные.
Ладно, хватит нытья. Значит, так. После рынка - убраться в конюшне,
задать корму всей живности. Это минимум на час работы. Живности-то много.
Старик редко ездит, и недалеко, но и лошади есть, и мулы, и даже был в
свое время настоящий боевой верблюд из Южного Предела - кто-то из тамошней
епархии подарил Старику. Ну, эта зверюга недолго прожила в конюшне.
Пользы, как заметил Старик, от нее никакой, а всех лошадей умудрилась
перекусать, старого конюха Елланту лягнула в живот - бедняга до сих пор
лечится, таскается по знахарям - и разумеется, без толку. Так что продал
Старик боевого южного верблюда, и даже не слишком торговался.
И наконец, последнее - прибраться в доме. Тоже работка не на минутку.
Дом огромный, Старик скупой, слуг всего двое - он, Хенг, да кухарка
Митрана, она же прачка, она же и все остальное. Но на нем - дом, подворье,
закупки - самая тяжелая работа. Иногда Хенгу казалось, что это и к лучшему
- когда руки постоянно делом заняты, время течет незаметно, да и тоскливые
мысли в усталую голову реже приходят... А Старик весьма придирчив, каждой
вещи он определил точно положенное, неизменное место, не дай Бог
что-нибудь сдвинуть, переставить - скандал века!
И если учесть, что сегодня Старик приходит из Ведомства к заходу
солнца, то очень даже можно не успеть управиться с уборкой. Этого Старик
уж точно не вынесет. Обязательно возьмется за свою трость. В последнее
время нервы у него сдали, чуть что - дерется, а после приходит в себя и
даже извиняется за горячность. Редчайшее в здешнем мире явление. После
зачета нужно бы у ребят поинтересоваться - часто ли в подобных
обстоятельствах слышали они извинения?
Ну, а вечером, когда Старик угомонится, поужинает и начнет свое
нескончаемое молитвословие, можно будет и смотаться. К ней, к Алосте.
Тетка ее, скорее всего, отправится к соседке Нейтеле, там они станут
прясть и делиться друг с дружкой ужасными историями про многочисленную
здешнюю нечисть. И это значит, Алоста до ночи свободна.
Хенг улыбнулся и легко вскочил на ноги. Пора идти. Время поджимает.
Полтора часа до города. Гигантское расстояние. Полторы минуты лета. Или
телепортация. Ноль целых, ноль десятых. Кажется, какие-то стотысячные
доли. Но нельзя. Приспосабливаемся. Ничем не выделяемся. Соблюдаем все
правила и инструкции. Какие мы, однако, молодцы. Примерные стажеры. Зачет
зарабатываем.

2
О том, что в мире есть Алоста, Хенг узнал зимой. Получается, меньше
чем полгода назад. По здешним правилам, всего-ничего. Но это если по
здешним. Сейчас Хенгу казалось, что она была всегда. Он не мог представить
себе мир, где ее нет. Такой мир просто-напросто не имел права на
существование, потому что все в нем тогда - бессмысленно.
Сейчас даже подумать странно, что больше года он жил с ней рядом, на
соседних улицах - и не замечал. Нет, конечно, видел ее не раз, узнавал в
лицо. Разумеется, не здоровался с ней - по здешним меркам, это неприлично,
если женщина не замужем. Он знал, что она со Змеиной улицы, знал, что
живет со старой и больной теткой, а может, и не теткой - поди разбери. Но
уж пожилая Конинте-ра точно не могла быть ей матерью. Просто по возрасту
не получалось. Хотя здесь женщины стареют рано - такая жизнь. Сама Алоста
называла ее тетушкой, но это принятое обращение. Точно так же она называла
и соседок. Хенг, разумеется, подробности не выспрашивал. Захочет -
расскажет, ей виднее. Конечно, он не раз и не два слышал про нее -
приблудная. Собственно, с этого все у них и началось.
Тогда, морозным днем, полгода назад. Точнее, вечером - солнце уже
садилось, и сугробы, облитые слабыми, нежно-зелеными лучами казались
ненастоящими. Оно и понятно - за год к зеленому солнцу не привыкнешь. Как
ни пытайся, как ни адаптируйся.
Он шел с базара, закупился на неделю вперед, левое плечо резала
перевязь с огромными сумками. Настроение было какое-то странное. Или он
слишком устал от суматошного дня, или и в самом деле отключился. Шел,
насвистывал мотивчик - тут, в Олларе, встречались довольно красивые
мелодии.
Крики он услышал, когда до дома оставалось всего-ничего - пройти
небольшую улочку и повернуть. И сперва не обратил внимание - мало ли кто и
зачем кричит? В Олларе это не редкость. Может, хозяин бранит слуг, или
мужики, выйдя из пивной, чего-то не поделили. Это ведь только в первый
месяц все казалось интересным, достойным внимания. Экзотика. Он сам не мог
понять, когда вся эта _э_к_з_о_т_и_к_а_ надоела хуже горькой редьки. Но,
видимо, очень скоро.
Все же Хенг решил поглядеть, в чем тут дело. Перекинув поудобнее
перевязь, он зашагал быстрее.
И увидел прижатую к забору Алосту. Тогда он еще не знал, как ее звать
- просто девчонка с соседней улицы, ничего особенного. Возле Алосты
суетилось четверо незнакомых парней - двое держали ее за руки, а третий,
чертыхаясь, рвал на ней платье.
Думать и прикидывать было некогда. И так ясно, что к чему. Сбросив с
плеча сумки, он прыгнул в холодный вечерний воздух. Дальше все пошло на
автомате. Короткие рубящие удары обеими руками сразу, под основания шей -
и двое, отпустив девчонку, барахтаются в сугробе, хрипло воя, безуспешно
пытаются встать. Коленом в низ живота, тут же круговой в висок - и третий
парень, тот, что рвал ей платье, в соседнем сугробе. С четвертым
разбираться и не пришлось - он вовремя задал стрекача.
Отбежав на безопасное расстояние, тот обернулся и крикнул:
- Ну, сволочь приблудная, ты мне еще попадешься! Я тебя еще потрогаю,
шлюшка! И с тобой, пацан, встретимся!
- Это уж точно, - негромко ответил Хенг и, подобрав обломок кирпича,
запустил им вслед убегающему. Судя по яростному воплю, стыковка
состоялась.
И тут мозги у него прояснились, он начал соображать. И соображения
были столь неприятны, что, схватив Алосту за руку, он крикнул ей:
- За мной, быстро! Без разговоров!
Они рванули. С ходу промчались целый квартал, а потом, прислонившись
к чьему-то сараю, тяжело дышали. И, хоть здесь так не положено, первым
нарушила молчание она:
- А я тебя знаю. Ты с Медвежьего вала, у господина старшего
инквизитора в услужении, да? Спасибо тебе. Я даже не представляю, что бы
они со мной сделали, если бы не ты...
- Да ладно, пустяки какие, - ответил Хенг, стараясь говорить как
можно небрежнее. Но голос получился сдавленный и булькающий, сумасшедшая
пробежка давала себя знать. Он смущенно отвернулся.
- А ты здорово дерешься! Где это ты так наловчился?
- Да так... С бродягами поскитаешься - еще и не тому научишься.
Жить-то надо. А что? Я один, что ли, такой? - Хенг старался как можно
тоньше обойти эту тему. Очень уж не хотелось ей врать. А пришлось. И так
уж засветился. Если за ним сейчас велось наблюдение - жди крупных
неприятностей. Не знают здесь, в этом мире, Боевых Искусств. А если где и
знают, то сие пока что неизвестно. Ладно, девчонка в этом, понятное дело,
не разбирается, но что, если их кто-то видел?
- Да ладно, я же только спросила. А как тебя звать?
- Хенг я. А тебя как?
- А меня звать Алоста. Мы тут с тетушкой на Змеиной живем. Прядем,
вяжем, этим и кормимся. А знаешь, почему наша улица Змеиной называется?
- Нет. А правда, почему?
- Про это даже сказка такая есть. Или легенда, я не знаю. В старые
времена был богатырь, он однажды отправился в горы и встретил там девушку
неописуемой красоты. Пал он перед ней на колени, хочу, дескать, тебя взять
в жены. А та ему отвечает: "Ты же ничего обо мне не знаешь, не пожалеешь
потом?" А он ей говорит, о чем ты? Мое сердце, говорит, отдано тебе. Ну
ладно, отвечает красавица, ступай домой, я сама к тебе приду скоро. А ты
жди меня, к свадьбе готовься. Ну, богатырь домой отправился, ждет. И вот в
полночь как-то раз грохот раздается, трясется земля. Выскакивает богатырь
из дому с мечом, видит - огромная змея ползет, все на своем пути сметает,
дома рушатся, люди выбегают, бабы ревут, дети плачут - ну, кошмар, в
общем. "Кто ты, чудовище? - закричал богатырь. - Как ты смеешь тревожить
людской покой! Я зарублю тебя этим мечом!" А змея ему и говорит: "Как же
не узнал ты своей суженой? Я же и есть та девушка, что ты полюбил. Да
только не знал ты, что я - дочь змеиного царя. Днем я - человек, а ночью
должна превращаться в змею. Ну как, принимаешь свою невесту?"
А богатырь вскричал: "Врешь, чудище, я давал слово девушке, а не
змее!". И бросился на нее с мечом. Ну, он сильный богатырь был, отсек ей
голову. И как только откатилась ее голова, смотрит богатырь - а перед ним
лежит прекрасная девушка. Мертвая.
Вот такая сказка. А еще говорят, что все это в нашем городе было, и
улицу, по которой змея ползла, так и назвали потом Змеиной. А уж что с
богатырем дальше было, я не знаю.
- Наверное, ему памятник поставили, - помолчав, буркнул Хенг. - Как
спасителю населения. А потом он женился на толстой бабе, и она нарожала
ему десять крикливых детей.
- Наверное. Слушай, мне пора. Может, пойдем уже?
- И в самом деле. Эти парни, видать, уже очухались и уползли. Только
я на всякий случай тебя провожу.
- До самого дома?
- Могу и до самого дома. Только как бы твоя тетушка нас вдвоем не
увидела.
- Да что она, съест тебя, что ли? - негромко рассмеялась Алоста. - Ты
ее не бойся. Она добрая.
...Он проводил ее до самого дома. И лишь там, на пороге, вспомнил про
перевязь с сумками, опрометью бросился искать. Разумеется, на месте сумок
не оказалось. Побитые молодцы, видимо, прихватили их с собой как
компенсацию за ущерб. А может, соседи постарались. С них станется.
И пришлось идти домой без сумок, с понурым видом объяснять Старику,
что напали бродяги, отняли и были таковы. И конечно, после долгих
распеканий Старик снял со стены плетку. Целую неделю Хенгу пришлось спать
на животе.
Вот тогда все у них с Алостой и началось.

3
Опасения оказались напрасными. Старик сегодня запаздывал, и до его
прихода Хенг управился с делами. И сидел на кухне, на дочерна прокопченной
лавке, не зная, чем бы себя занять. Кухарка Митрана, бормоча что-то себе
под нос, возилась у плиты.
- Тебе, может, помочь чего? - время от времени спрашивал Хенг. -
Помои вынести, или как?
Ему было жаль старуху Митрану, похожую на бурую тощую мышь, с
красными, слезящимися от вечного дыма глазами. Старуха страдала
ревматизмом, поясницей и еще по меньшей мере дюжиной неприятных болезней,
но плакаться не любила. А может, боялась накликать беду.
- Сиди уж, сам, поди, наработался, - добродушно ответила Митрана. -
Подожди, сейчас я вот тебе оладушек напеку, пожуешь, пока хозяин не видит.
- Да ладно, перебьюсь я, не делай лишнего. Скоро инквизитор наш
заявится, так и так ужинать будем. Что я, с голоду помираю?
- Ну, от миски оладушек вреда не будет, - когда появлялась
возможность его покормить, Митрана проявляла неожиданную для нее
твердость. - Ты молодой, тебе расти надо. Что ж это за безобразие, кожа да
кости. Не мальчик, а просто жердина какая-то.
Послушать Митрану, Хенгу стоило бы брать пример с борова Вукуту,
который предназначался под нож к зимнему празднику.
- А я что, не расту? - удивился Хенг.
- Растешь, да только не в ту сторону, - решительно заявила Митрана. -
В тебе же и весу никакого нет, один рост. Жердина, она и есть жердина. И
что за мальчик такой...
- Какой я тебе мальчик, - обиженным голосом, стараясь скрыть улыбку,
буркнул Хенг. - Мне уже семнадцать. Скоро будет. Мальчики - это которые
вон по улице без штанов бегают.
- Ну, мужичок, прости. Забыла я, ты-то в штанах. Только я не твоя
девочка, не Алоста. Я же старая бабка, для меня вы все мальчики да
девочки...
Митрана вздохнула и молча принялась за тесто. Хенг тоже затих. Он
знал, о чем она сейчас думает. Ее сыну, Гонсору, сейчас тоже было бы
семнадцать. Могло бы быть. Судьба, однако же, решила по-другому. Это
случилось три года назад, когда Митрана с сыном жили в Куягу-Сол, в
вотчине князя Ашла-лоса. Мелкий князек, захудалый, но у себя в родовых
владениях держался царем вселенной. Митрана мыла полы в княжеском тереме,
а Гонсор прислуживал князю за трапезой. И в один злосчастный день
умудрился пролить тарелку супа, забрызгав княжеский бархатный кафтан.
Князь Ашла-лос в гневе распорядился отправить мальчишку на псарню,
запороть воловьими жилами до смерти, а если оклемается - бросить в волчью
яму. Была у князя такая. Сажени три глубиной, сверху - решетка, а внизу
двое или трое голодных волков. Их полагалось изредка подкармливать
объедками - если не случалось более сытной пищи.
Все, что велел князь, было аккуратно исполнено. Ей позволили
взглянуть на сына - перед тем, как поднять решетку и столкнуть в яму то,
что от него осталось. Это стоило Митране золотой монеты, единственной,
припасенный на черный день.
После этого она ушла из Куягу-сол. Точнее говоря, сбежала. Просила
милостыню, скиталась, в конце концов добрела до имперской столицы, а тут
мыкалась, покуда судьба не столкнула ее со Стариком. Тот повел себя в
высшей степени достойно. Принял ее на должность, даже плату назначил
(мизерную, конечно). Год назад возникло дело - Митрану случайно увидели на
базаре княжеские слуги, посланные в столицу по какой-то надобности.
Крикнули стражу - дескать, беглая крепостная, держи ее! Стража, понятное
дело, не решилась хватать служанку господина старшего инквизитора, ее
отпустили домой, но неугомонные княжеские посланцы заявились и туда.
Старик вышел им навстречу с тростью и велел убираться вон. И вдобавок
передать князю, что Священное Ведомство весьма интересуется чистотой
княжеской веры.
1 2 3 4 5