Ему приходилось иметь дело с учеными дамами, которые считали, что их дискриминируют по половому признаку и не выделяют гранты с такой же охотой, как ученым-мужчинам.
Он сказал мне: «Я понял, насколько мне тяжело, когда начал воспринимать всех коллег по тому, с какими животными они у меня ассоциируются. Я думал: о, вот идет председатель комитета, господин Свинья. Секретарь был вылитый хорек. А мой ближайший коллега Кларк — самый настоящий бультерьер. Я испугался, что однажды ошибусь и скажу: „Послушай, дорогая Свинья, ты не взглянешь вот на эти документы?“ Юриспруденция, сынок, полна сюрпризов».
Его поражала та изощренность, с какой люди могли испортить себе жизнь. (А разве сам он не доказал позже, что тоже большой умелец в этом деле? Моя мама также недалеко ушла: она сумела убедить себя, что способность нарываться на неприятности сродни какому-нибудь генетическому сбою, в котором человек и не повинен вовсе.)
Так или иначе, но папу понесло. Он отправился в Мэдисон, где предлагались эксперименты по изучению сна. Мы смотрели потом видеозапись, где он был утыкан какими-то проводами, хотя справедливости ради надо отметить, что она была интереснее, чем слайды, которые он привез после отпуска: там были запечатлены следы деятельности человека каменного века, как мне показалось, еще более одержимого проблемой половой жизни, чем мой отец. Папа даже пошел на то, чтобы взять напрокат телевизор, а это было все равно, как если бы в нашем доме появился живой баран. (У нас никогда не было телевизора, и мы обычно смотрели его в доме друзей. Я, как правило, отправлялся к Люку. Другие дети, помню, искренне удивлялись тому, что мы живем без телевизора в доме, но самое странное было впереди.) Итак, мы сидели и смотрели, как Лео спит под действием снотворного в маленькой белой комнате, похожей на номер в отеле. Каждую секунду у него дергалась то рука, то нога. Я не удивлялся бы тому, что он, по его словам, не мог сомкнуть глаз. Может, он и правда не спал много лет, но нам казалось, что мы постоянно видим его сонным. Помню, что когда мы были маленькими детьми, то могли несколько часов ждать, пока папа проснется и решит поиграть с нами в бадминтон или в шахматы.
Я не знаю, в чем был смысл семейного просмотра той записи: убедить нас в том, что он погибает от стресса, поэтому нуждается в субботних перерывах, а может, он действительно ездил на какие-нибудь идиотские экспериментальные семинары? Тогда я был просто ребенком, которому еще была неведома традиция американских мужчин бросать жену в пятьдесят лет ради дамы, годящейся им в дочери. В конце концов, довольно сложно ежесекундно дергаться во сне.
Мама давала ему советы, как лучше справиться со стрессом, предлагая совершать прогулки перед сном и заниматься подводным плаванием. Но он, конечно, не собирался внимать ее заботливым наставлениям. До ночи папа просиживал перед своим компьютером. Случалось, я проходил мимо их комнаты, замечая, как работает ноутбук, отсвечивая холодным голубым огоньком, как обычно в спальнях других родителей работает телевизор, которого у нас не было. Я об этом уже рассказывал, да? Мы видели, каково было ей. Лео тоже должен был это заметить.
Но он не стал утруждать себя размышлениями на эту тему. Моя маленькая сестричка Аврора Бореалис, красавица с черными волосами и голубыми глазами, с веснушками на симпатичном лице, как у моей бывшей знакомой «Молочной Королевы», становилась предметом издевок других детей из-за своего имени. В чем она была виновата? Ни в чем. Как ни в чем не была виновата моя мама, у которой диагностировали страшную болезнь. Как ни в чем не были виноваты и мы, получившие Лео.
Я думал, что забочусь о своих сестрах, удерживая одну из них от улицы, а вторую — от мамы, которой и без того трудно. Моя мама думала, будто она спасает нас, говоря, что у нее все великолепно. Кейси, лучшая мамина подруга, думала, что она спасает маму, когда шепчет угрозы придушить Лео. Дедуля и бабуля Штейнеры думали, что они спасают мою маму, когда готовили вермишелевый суп, приводили в порядок лужайку перед домом или когда надумали продать свой дом во Флориде. Мой отец думал, что он спасает ситуацию, когда притворялся, будто работа доводит его до нервного истощения, хотя попросту хотел сбежать. Его не устраивала семейная жизнь, которая предполагала заботу о детях, то есть о нас. Все старались изо всех сил, пытаясь вести себя, словно ничего не происходит, а это означало, что Кара и я фактически были предоставлены сами себе. И мы были не против. Именно поэтому у нас появилась возможность однажды залезть в компьютер к отцу и узнать все, что могло остаться для нас за семью печатями, если бы никто не притворялся, будто ничего не происходит.
В конце концов, вышло так, что никто не спасся и мы оказались незащищенными, как в открытом поле во время грозы.
Глава пятая
Исход
Излишек багажа
От Джей А. Джиллис
«Шебойган Ньюс-Кларион»
«Дорогая Джей,
Я католик. Пятнадцать лет назад я был служкой у алтаря. И мы с другом однажды до мессы совершили надругательство над телом Христовым, пописав на облатку, а потом просушив ее на радиаторе. Для нас это была просто шутка. Я всегда воспринимал тот поступок как глупую мальчишескую выходку, но потом начал анализировать свою взрослую жизнь и пришел к выводу, что и мои неудачи в отношениях с женщинами и на работе, и провалы в учебе случались уж слишком часто. Я много раз исповедовался и получал отпущение грехов. Как вы думаете: Бог наложил на меня проклятие?
Обеспокоенный из Вортона».
«Дорогой Обеспокоенный,
Я не думаю, что вас прокляли какие-то высшие силы. Возможно, на вас давит груз вины, который вы пронесли через всю свою жизнь. Я считаю, что, если вы поговорите с психотерапевтом, он сможет помочь вам понять, почему вы так болезненно воспринимаете свои неудачи, которые, по моему мнению, не имеют никакого отношения к тому мальчишескому проступку. Если вам отпустили грех, то это означает, что ваше сознание очистили от пятна, которое омрачало ваше отношение к жизни. Очень часто люди страдают многие годы не из-за какого-то важного события, а из-за сущего пустяка, обнаружить который можно с помощью психолога-профессионала. Я желаю вам удачи.
Джей».
* * *
— У вас девочка! — воскликнула акушерка.
Хотя мы знали об этом заранее (к сорокадвухлетним мамам проявляют особое внимание, заставляя проходить УЗИ), мы не могли поверить тому, что нам было явлено это крохотное чудо. Я не видела ничего более совершенного. Я забыла обо всем. Я ведь сотворила эту маленькую жизнь для того, чтобы удержать своего мужа в семье, и эта мысль наполнила меня угрызениями совести. Я поцеловала ее в макушку и прошептала: «Я очень хотела тебя. Для себя. Ты мое сокровище».
Лео и я взялись за руки, стоя у кроватки нашей малютки в родовой палате. Вошли Гейб и Каролина, ужасно смущенные от осознания того, что их родители, оказывается, делают «это». Они держали свою сестру несколько неуклюже, как часто бывает с людьми, в первый раз имеющими дело с младенцами: и Гейб, и Каролина, от природы грациозные и раскованные, вдруг превратились в двух напряженных существ с оттопыренными, как у кузнечиков, локтями. Их переполнял благоговейный страх.
— Ничего себе, мама, — вымолвил Гейб.
— Она симпатичная, — произнесла Кара. — У нее даже волосы есть.
Момент для семейного альбома.
Затем Лео объявил имя девочки, и мы все посмотрели на него так, словно он потерял контроль над управлением автомобилем.
Если ожидание Авроры было событием из того же ряда, что и мое фиаско в балетном классе, то само ее появление на свет стало для Лео сигналом к добровольной разлуке. До этого он словно жил по привычке, а может, его сдерживали остатки чувства ответственности или сила воли, но в один миг произошло необратимое перерождение: он определился с решением. Я не обращала внимания на любовь к свежезарезанным цыплятам, я относилась философски к его увлечению садами-огородами. Мы оба были крайними либералами. Нам было все равно, что о нас подумают другие. Но Аврора Бореалис Штейнер? Каролина не выдержала первой:
— А что это за имя?
— Это мифическое имя, а в науке этим именем определяется северное сияние, которое мы видели в графстве Доур, — объяснил Лео.
— О, — вздохнула Каролина.
— Это из латыни, — вмешался Гейб. — Как ursus arctos horribilis.
— А что это значит?
— Мишка гризли, — ответил Гейб.
— А как мы будем ее называть? — поинтересовалась Кара.
— Наверное, Рори, — произнесла я. Гейб парировал:
— Тогда лучше просто Боря.
Лео провел целый вечер в день ее рождения, склонившись над ноутбуком в больничном кресле и отсылая письма на неизвестные мне адреса. Я беспокоилась, кормила, меняла пеленки и снова беспокоилась.
Из-за чего? Лео по-прежнему был умен, красив и язвителен, разве что жаловаться на жизнь стал еще охотнее, чем раньше. Я думала, он привыкнет к мысли о том, что у него родился еще один ребенок. Он справится, как справлялся до этого со всем остальным, только ему, возможно, понадобится немного больше времени на то, чтобы привыкнуть. Я полагала, что со временем его странности исчезнут, как развеивается дым над погасшим костром. Он достиг почти пятидесятилетнего возраста, осознав, что смертен, но я решила, что он постарается «договориться» со вселенной цивилизованным способом. В конце концов, у многих кризис среднего возраста протекает довольно болезненно. Такое объяснение было простым и логичным. Я преподнесла его Гейбу именно в таком виде. И в тот момент сама верила в то, что говорю. Лео ведь был моим мужем, которого я знала еще со студенческой скамьи. Он был для меня самым лучшим другом. Наш брак насчитывал, как мне казалось, много столетий. Мне также думалось, что люди, встретившиеся в двадцать, только по счастливому стечению обстоятельств могут и спустя много лет похвалиться тем, что остались родственными душами. Я подумала, что у нас будет еще один ребенок, умный и красивый. А имя… Я это переживу. Когда ей исполнится шестнадцать, она благополучно сменит Бореалис на Джейн.
Прошло семнадцать месяцев после рождения Авроры, и Лео объявил, что ему требуется небольшой перерыв.
— Ты собираешься уехать, Лео? — Я не скрывала своего удивления. — Сейчас? Но зачем? Ты ведь знаешь, что сейчас не самое лучшее время.
Я обвела рукой комнату. Несмотря на то, что я вызывала бригаду уборщиков (Лео не стал возражать), наша гостиная напоминала заброшенный туристический лагерь. Одежда валялась повсюду. Определить, чистая она или грязная, можно было только по запаху. Пустые упаковки от сока, скрученные посредине. Остатки еды, которые хрустели у меня под ногами, когда я направлялась в ванную, что происходило не так часто, так как я не могла восстановиться после родов. Рождение Авроры заставило меня почувствовать, что такое возраст. После предыдущих родов я была на ногах через считанные дни. Иногда я серьезно задумывалась над своим состоянием. Мне стало очень тяжело читать письма, даже в новых очках. У меня все время гудело в голове, словно кто-то назойливо играл на каком-то инструменте. Мне было все сложнее отмахиваться от того, что происходило.
А за неделю до этого я превратила праздник, который устроила Кейси, в катастрофу.
Через год после того, как Кейси потеряла Сарен, она решила, что пришло время для серьезных перемен. Кейси удочерила великолепную четырехмесячную малютку Эбби Сан из Китая. Я приготовила ромовый пунш с овальными кусочками шербета, утыканными декоративными зонтиками для десертов, миндальное печенье и ореховую смесь с хрустящей вермишелью. Друзья Кейси, еще никогда не видевшие Аврору, неожиданно для меня принесли ей множество подарков. Аори, которой должно было исполниться два года, все время целовала спящую девочку и повторяла: «Бейби Эбби». Всем было весело. Стелла Лоренцо объявила о том, что обручена с Тимом Даунером из журнала «Санди». Я обняла ее, сказав:
— Вот и встретились два одиночества…
— Если у мужчины разбитое сердце, то жди беды и в самый «ответственный» момент брачной ночи, — со смехом произнесла Кейси.
— Да это встречается сплошь и рядом в Шебойгане! — воскликнула я.
Кейси вспыхнула. Мы все рассмеялись. — Стелла, ты будешь хорошей женой, — сказала я.
— Я долго репетировала, — ответила она.
— Я хотела сказать: ты будешь хорошей женой не потому, что у тебя красивые карие глаза и большая грудь, что тоже не повредит, а потому, что у тебя доброе сердце. Я знаю по опыту нашем общей работы, что ты научилась видеть хорошее в обычном, а трудности преодолевать с легкостью и грацией.
— Но это же описание идеальной женщины! — отреагировала Кейси. — Стелла, я знаю, что мой вопрос застанет тебя врасплох, но, может, у тебя есть сестра-лесбиянка? Мы расхохотались, и я отправилась за тортом. Именно в этот момент, возвращаясь из кухни с блюдом в форме солнца, я зацепилась за что-то невидимое глазу, уронила тарелку и упала на нее, превратив все в месиво.
Я разрыдалась так, что не могла остановиться. Если я пробовала засмеяться, то это только вызывало у меня новый приступ слез. Словно по сигналу, женщины собрались вокруг меня и начали утешать, рассказывая, что у них есть друзья или родственницы, которые вот точно так же, после сорока, становились эмоционально ранимыми. Но у них это все протекало гораздо хуже, чем можно было бы себе представить. А торт? Так его никто уже и не собирался есть, потому что все насытились ореховой смесью. Стелла опустилась на колени и стала собирать с ковра куски торта. Только Кейси хранила молчание, а потом с серьезным видом взяла меня за руку и предложила сходить к доктору. Она сказала, что нет повода беспокоиться, но это может быть анемия или воспаление уха, которое надо бы диагностировать, а потом скорректировать курс лечения.
Прошло много времени, прежде чем она призналась мне, что наблюдала за тем, как я танцую и хожу, уверенная, что воспаление уха не имеет к моему состоянию никакого отношения.
Так или иначе, но мне невозможно было представить себя одинокой мамой, пока Лео в очередной раз отдыхал.
— Ты что, издеваешься? — возмутилась я. — Что ты намерен делать? Где? Как долго? Надеюсь, ты не собираешься проводить целую неделю вне дома?!
— Я планировал отсутствовать всего месяц, а потом, может, не больше двух недель, — ответил Лео.
Я подумала: «Неужели я действительно слышу это?»
— Понимаешь, я собирался отправиться в верхний Нью-Йорк.
Он рассказал, что уже связался с несколькими людьми, с которыми постоянно поддерживает связь по электронной почте, и они договорились встретиться. Лео предложил и мне отправиться с ним, но тут же, торопливо добавил, что знает, как я стремлюсь поскорее выйти на работу, поэтому уже поговорил с родителями, которые теперь постоянно жили в загородном домике, чтобы они помогали мне по дому и уходу за детьми.
— Но как ты могла не разобраться уже в тот момент? — спрашивала меня позже Кейси. — Это ведь точно такая же ситуация, как в том письме от Взволнованной из Преервилла, или как там ее, у которой муж с ее сестрой выезжали на велосипедные прогулки, потому что они оба так любили велоспорт!
— Нет, это нельзя сравнивать, — упрямо твердила я, зная, что на самом деле и я могла бы подписаться под историей Неразумной из Шебойгана. — У него был трудный период, какой бывает у женщин перед наступлением менопаузы. Но многие проходят через это, и ничего особенного не случается.
Лео написал мне и прислал фотографии своей «группы по интересам», в которой двадцать человек могли обсуждать какую-нибудь купленную вскладчину заумную книгу в твердой обложке. Они проводили совместные ужины и занятия по йоге. Судя по его письмам, он был преисполнен энтузиазма.
Тем не менее, когда спустя двадцать четыре дня его самолет приземлился, я ощутила, что он очень скучал по дому. После пережитых приключений он с трепетом смотрел на нас. Лео приехал загоревший, а на его лице, как мне показалось, исчезла добрая половина морщин. Мой муж был так благодарен судьбе, за то, что у него есть дети! Он постоянно звал их, только чтобы убедиться, что они прибегут. Он сказал мне, что я с Аори на руках напоминаю ему Мадонну с младенцем. Мы любили друг друга в ту ночь с какой-то исступленной яростью, совсем не как супруги с большим стажем. Наблюдая затем, как заснула Аврора, Лео плакал. Он сказал, что ее волосы отливают черным блеском в темноте и ничто не способно вернуть ему тот месяц, который он провел вне семьи, но он не смог бы оценить это, если бы, не пришлось расстаться со мной.
— Я был измучен, выпотрошен, Джулиана, — сказал он, когда мы ночью в одном белье стояли на кухне, поджарив тосты и намазав их ореховым шоколадным маслом. — Я устал быть хорошим мальчиком. Но все же, я хороший, Джулиана, — это у меня на генетическом уровне.
— Многие сворачивают с предназначенного пути, Лео.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Он сказал мне: «Я понял, насколько мне тяжело, когда начал воспринимать всех коллег по тому, с какими животными они у меня ассоциируются. Я думал: о, вот идет председатель комитета, господин Свинья. Секретарь был вылитый хорек. А мой ближайший коллега Кларк — самый настоящий бультерьер. Я испугался, что однажды ошибусь и скажу: „Послушай, дорогая Свинья, ты не взглянешь вот на эти документы?“ Юриспруденция, сынок, полна сюрпризов».
Его поражала та изощренность, с какой люди могли испортить себе жизнь. (А разве сам он не доказал позже, что тоже большой умелец в этом деле? Моя мама также недалеко ушла: она сумела убедить себя, что способность нарываться на неприятности сродни какому-нибудь генетическому сбою, в котором человек и не повинен вовсе.)
Так или иначе, но папу понесло. Он отправился в Мэдисон, где предлагались эксперименты по изучению сна. Мы смотрели потом видеозапись, где он был утыкан какими-то проводами, хотя справедливости ради надо отметить, что она была интереснее, чем слайды, которые он привез после отпуска: там были запечатлены следы деятельности человека каменного века, как мне показалось, еще более одержимого проблемой половой жизни, чем мой отец. Папа даже пошел на то, чтобы взять напрокат телевизор, а это было все равно, как если бы в нашем доме появился живой баран. (У нас никогда не было телевизора, и мы обычно смотрели его в доме друзей. Я, как правило, отправлялся к Люку. Другие дети, помню, искренне удивлялись тому, что мы живем без телевизора в доме, но самое странное было впереди.) Итак, мы сидели и смотрели, как Лео спит под действием снотворного в маленькой белой комнате, похожей на номер в отеле. Каждую секунду у него дергалась то рука, то нога. Я не удивлялся бы тому, что он, по его словам, не мог сомкнуть глаз. Может, он и правда не спал много лет, но нам казалось, что мы постоянно видим его сонным. Помню, что когда мы были маленькими детьми, то могли несколько часов ждать, пока папа проснется и решит поиграть с нами в бадминтон или в шахматы.
Я не знаю, в чем был смысл семейного просмотра той записи: убедить нас в том, что он погибает от стресса, поэтому нуждается в субботних перерывах, а может, он действительно ездил на какие-нибудь идиотские экспериментальные семинары? Тогда я был просто ребенком, которому еще была неведома традиция американских мужчин бросать жену в пятьдесят лет ради дамы, годящейся им в дочери. В конце концов, довольно сложно ежесекундно дергаться во сне.
Мама давала ему советы, как лучше справиться со стрессом, предлагая совершать прогулки перед сном и заниматься подводным плаванием. Но он, конечно, не собирался внимать ее заботливым наставлениям. До ночи папа просиживал перед своим компьютером. Случалось, я проходил мимо их комнаты, замечая, как работает ноутбук, отсвечивая холодным голубым огоньком, как обычно в спальнях других родителей работает телевизор, которого у нас не было. Я об этом уже рассказывал, да? Мы видели, каково было ей. Лео тоже должен был это заметить.
Но он не стал утруждать себя размышлениями на эту тему. Моя маленькая сестричка Аврора Бореалис, красавица с черными волосами и голубыми глазами, с веснушками на симпатичном лице, как у моей бывшей знакомой «Молочной Королевы», становилась предметом издевок других детей из-за своего имени. В чем она была виновата? Ни в чем. Как ни в чем не была виновата моя мама, у которой диагностировали страшную болезнь. Как ни в чем не были виноваты и мы, получившие Лео.
Я думал, что забочусь о своих сестрах, удерживая одну из них от улицы, а вторую — от мамы, которой и без того трудно. Моя мама думала, будто она спасает нас, говоря, что у нее все великолепно. Кейси, лучшая мамина подруга, думала, что она спасает маму, когда шепчет угрозы придушить Лео. Дедуля и бабуля Штейнеры думали, что они спасают мою маму, когда готовили вермишелевый суп, приводили в порядок лужайку перед домом или когда надумали продать свой дом во Флориде. Мой отец думал, что он спасает ситуацию, когда притворялся, будто работа доводит его до нервного истощения, хотя попросту хотел сбежать. Его не устраивала семейная жизнь, которая предполагала заботу о детях, то есть о нас. Все старались изо всех сил, пытаясь вести себя, словно ничего не происходит, а это означало, что Кара и я фактически были предоставлены сами себе. И мы были не против. Именно поэтому у нас появилась возможность однажды залезть в компьютер к отцу и узнать все, что могло остаться для нас за семью печатями, если бы никто не притворялся, будто ничего не происходит.
В конце концов, вышло так, что никто не спасся и мы оказались незащищенными, как в открытом поле во время грозы.
Глава пятая
Исход
Излишек багажа
От Джей А. Джиллис
«Шебойган Ньюс-Кларион»
«Дорогая Джей,
Я католик. Пятнадцать лет назад я был служкой у алтаря. И мы с другом однажды до мессы совершили надругательство над телом Христовым, пописав на облатку, а потом просушив ее на радиаторе. Для нас это была просто шутка. Я всегда воспринимал тот поступок как глупую мальчишескую выходку, но потом начал анализировать свою взрослую жизнь и пришел к выводу, что и мои неудачи в отношениях с женщинами и на работе, и провалы в учебе случались уж слишком часто. Я много раз исповедовался и получал отпущение грехов. Как вы думаете: Бог наложил на меня проклятие?
Обеспокоенный из Вортона».
«Дорогой Обеспокоенный,
Я не думаю, что вас прокляли какие-то высшие силы. Возможно, на вас давит груз вины, который вы пронесли через всю свою жизнь. Я считаю, что, если вы поговорите с психотерапевтом, он сможет помочь вам понять, почему вы так болезненно воспринимаете свои неудачи, которые, по моему мнению, не имеют никакого отношения к тому мальчишескому проступку. Если вам отпустили грех, то это означает, что ваше сознание очистили от пятна, которое омрачало ваше отношение к жизни. Очень часто люди страдают многие годы не из-за какого-то важного события, а из-за сущего пустяка, обнаружить который можно с помощью психолога-профессионала. Я желаю вам удачи.
Джей».
* * *
— У вас девочка! — воскликнула акушерка.
Хотя мы знали об этом заранее (к сорокадвухлетним мамам проявляют особое внимание, заставляя проходить УЗИ), мы не могли поверить тому, что нам было явлено это крохотное чудо. Я не видела ничего более совершенного. Я забыла обо всем. Я ведь сотворила эту маленькую жизнь для того, чтобы удержать своего мужа в семье, и эта мысль наполнила меня угрызениями совести. Я поцеловала ее в макушку и прошептала: «Я очень хотела тебя. Для себя. Ты мое сокровище».
Лео и я взялись за руки, стоя у кроватки нашей малютки в родовой палате. Вошли Гейб и Каролина, ужасно смущенные от осознания того, что их родители, оказывается, делают «это». Они держали свою сестру несколько неуклюже, как часто бывает с людьми, в первый раз имеющими дело с младенцами: и Гейб, и Каролина, от природы грациозные и раскованные, вдруг превратились в двух напряженных существ с оттопыренными, как у кузнечиков, локтями. Их переполнял благоговейный страх.
— Ничего себе, мама, — вымолвил Гейб.
— Она симпатичная, — произнесла Кара. — У нее даже волосы есть.
Момент для семейного альбома.
Затем Лео объявил имя девочки, и мы все посмотрели на него так, словно он потерял контроль над управлением автомобилем.
Если ожидание Авроры было событием из того же ряда, что и мое фиаско в балетном классе, то само ее появление на свет стало для Лео сигналом к добровольной разлуке. До этого он словно жил по привычке, а может, его сдерживали остатки чувства ответственности или сила воли, но в один миг произошло необратимое перерождение: он определился с решением. Я не обращала внимания на любовь к свежезарезанным цыплятам, я относилась философски к его увлечению садами-огородами. Мы оба были крайними либералами. Нам было все равно, что о нас подумают другие. Но Аврора Бореалис Штейнер? Каролина не выдержала первой:
— А что это за имя?
— Это мифическое имя, а в науке этим именем определяется северное сияние, которое мы видели в графстве Доур, — объяснил Лео.
— О, — вздохнула Каролина.
— Это из латыни, — вмешался Гейб. — Как ursus arctos horribilis.
— А что это значит?
— Мишка гризли, — ответил Гейб.
— А как мы будем ее называть? — поинтересовалась Кара.
— Наверное, Рори, — произнесла я. Гейб парировал:
— Тогда лучше просто Боря.
Лео провел целый вечер в день ее рождения, склонившись над ноутбуком в больничном кресле и отсылая письма на неизвестные мне адреса. Я беспокоилась, кормила, меняла пеленки и снова беспокоилась.
Из-за чего? Лео по-прежнему был умен, красив и язвителен, разве что жаловаться на жизнь стал еще охотнее, чем раньше. Я думала, он привыкнет к мысли о том, что у него родился еще один ребенок. Он справится, как справлялся до этого со всем остальным, только ему, возможно, понадобится немного больше времени на то, чтобы привыкнуть. Я полагала, что со временем его странности исчезнут, как развеивается дым над погасшим костром. Он достиг почти пятидесятилетнего возраста, осознав, что смертен, но я решила, что он постарается «договориться» со вселенной цивилизованным способом. В конце концов, у многих кризис среднего возраста протекает довольно болезненно. Такое объяснение было простым и логичным. Я преподнесла его Гейбу именно в таком виде. И в тот момент сама верила в то, что говорю. Лео ведь был моим мужем, которого я знала еще со студенческой скамьи. Он был для меня самым лучшим другом. Наш брак насчитывал, как мне казалось, много столетий. Мне также думалось, что люди, встретившиеся в двадцать, только по счастливому стечению обстоятельств могут и спустя много лет похвалиться тем, что остались родственными душами. Я подумала, что у нас будет еще один ребенок, умный и красивый. А имя… Я это переживу. Когда ей исполнится шестнадцать, она благополучно сменит Бореалис на Джейн.
Прошло семнадцать месяцев после рождения Авроры, и Лео объявил, что ему требуется небольшой перерыв.
— Ты собираешься уехать, Лео? — Я не скрывала своего удивления. — Сейчас? Но зачем? Ты ведь знаешь, что сейчас не самое лучшее время.
Я обвела рукой комнату. Несмотря на то, что я вызывала бригаду уборщиков (Лео не стал возражать), наша гостиная напоминала заброшенный туристический лагерь. Одежда валялась повсюду. Определить, чистая она или грязная, можно было только по запаху. Пустые упаковки от сока, скрученные посредине. Остатки еды, которые хрустели у меня под ногами, когда я направлялась в ванную, что происходило не так часто, так как я не могла восстановиться после родов. Рождение Авроры заставило меня почувствовать, что такое возраст. После предыдущих родов я была на ногах через считанные дни. Иногда я серьезно задумывалась над своим состоянием. Мне стало очень тяжело читать письма, даже в новых очках. У меня все время гудело в голове, словно кто-то назойливо играл на каком-то инструменте. Мне было все сложнее отмахиваться от того, что происходило.
А за неделю до этого я превратила праздник, который устроила Кейси, в катастрофу.
Через год после того, как Кейси потеряла Сарен, она решила, что пришло время для серьезных перемен. Кейси удочерила великолепную четырехмесячную малютку Эбби Сан из Китая. Я приготовила ромовый пунш с овальными кусочками шербета, утыканными декоративными зонтиками для десертов, миндальное печенье и ореховую смесь с хрустящей вермишелью. Друзья Кейси, еще никогда не видевшие Аврору, неожиданно для меня принесли ей множество подарков. Аори, которой должно было исполниться два года, все время целовала спящую девочку и повторяла: «Бейби Эбби». Всем было весело. Стелла Лоренцо объявила о том, что обручена с Тимом Даунером из журнала «Санди». Я обняла ее, сказав:
— Вот и встретились два одиночества…
— Если у мужчины разбитое сердце, то жди беды и в самый «ответственный» момент брачной ночи, — со смехом произнесла Кейси.
— Да это встречается сплошь и рядом в Шебойгане! — воскликнула я.
Кейси вспыхнула. Мы все рассмеялись. — Стелла, ты будешь хорошей женой, — сказала я.
— Я долго репетировала, — ответила она.
— Я хотела сказать: ты будешь хорошей женой не потому, что у тебя красивые карие глаза и большая грудь, что тоже не повредит, а потому, что у тебя доброе сердце. Я знаю по опыту нашем общей работы, что ты научилась видеть хорошее в обычном, а трудности преодолевать с легкостью и грацией.
— Но это же описание идеальной женщины! — отреагировала Кейси. — Стелла, я знаю, что мой вопрос застанет тебя врасплох, но, может, у тебя есть сестра-лесбиянка? Мы расхохотались, и я отправилась за тортом. Именно в этот момент, возвращаясь из кухни с блюдом в форме солнца, я зацепилась за что-то невидимое глазу, уронила тарелку и упала на нее, превратив все в месиво.
Я разрыдалась так, что не могла остановиться. Если я пробовала засмеяться, то это только вызывало у меня новый приступ слез. Словно по сигналу, женщины собрались вокруг меня и начали утешать, рассказывая, что у них есть друзья или родственницы, которые вот точно так же, после сорока, становились эмоционально ранимыми. Но у них это все протекало гораздо хуже, чем можно было бы себе представить. А торт? Так его никто уже и не собирался есть, потому что все насытились ореховой смесью. Стелла опустилась на колени и стала собирать с ковра куски торта. Только Кейси хранила молчание, а потом с серьезным видом взяла меня за руку и предложила сходить к доктору. Она сказала, что нет повода беспокоиться, но это может быть анемия или воспаление уха, которое надо бы диагностировать, а потом скорректировать курс лечения.
Прошло много времени, прежде чем она призналась мне, что наблюдала за тем, как я танцую и хожу, уверенная, что воспаление уха не имеет к моему состоянию никакого отношения.
Так или иначе, но мне невозможно было представить себя одинокой мамой, пока Лео в очередной раз отдыхал.
— Ты что, издеваешься? — возмутилась я. — Что ты намерен делать? Где? Как долго? Надеюсь, ты не собираешься проводить целую неделю вне дома?!
— Я планировал отсутствовать всего месяц, а потом, может, не больше двух недель, — ответил Лео.
Я подумала: «Неужели я действительно слышу это?»
— Понимаешь, я собирался отправиться в верхний Нью-Йорк.
Он рассказал, что уже связался с несколькими людьми, с которыми постоянно поддерживает связь по электронной почте, и они договорились встретиться. Лео предложил и мне отправиться с ним, но тут же, торопливо добавил, что знает, как я стремлюсь поскорее выйти на работу, поэтому уже поговорил с родителями, которые теперь постоянно жили в загородном домике, чтобы они помогали мне по дому и уходу за детьми.
— Но как ты могла не разобраться уже в тот момент? — спрашивала меня позже Кейси. — Это ведь точно такая же ситуация, как в том письме от Взволнованной из Преервилла, или как там ее, у которой муж с ее сестрой выезжали на велосипедные прогулки, потому что они оба так любили велоспорт!
— Нет, это нельзя сравнивать, — упрямо твердила я, зная, что на самом деле и я могла бы подписаться под историей Неразумной из Шебойгана. — У него был трудный период, какой бывает у женщин перед наступлением менопаузы. Но многие проходят через это, и ничего особенного не случается.
Лео написал мне и прислал фотографии своей «группы по интересам», в которой двадцать человек могли обсуждать какую-нибудь купленную вскладчину заумную книгу в твердой обложке. Они проводили совместные ужины и занятия по йоге. Судя по его письмам, он был преисполнен энтузиазма.
Тем не менее, когда спустя двадцать четыре дня его самолет приземлился, я ощутила, что он очень скучал по дому. После пережитых приключений он с трепетом смотрел на нас. Лео приехал загоревший, а на его лице, как мне показалось, исчезла добрая половина морщин. Мой муж был так благодарен судьбе, за то, что у него есть дети! Он постоянно звал их, только чтобы убедиться, что они прибегут. Он сказал мне, что я с Аори на руках напоминаю ему Мадонну с младенцем. Мы любили друг друга в ту ночь с какой-то исступленной яростью, совсем не как супруги с большим стажем. Наблюдая затем, как заснула Аврора, Лео плакал. Он сказал, что ее волосы отливают черным блеском в темноте и ничто не способно вернуть ему тот месяц, который он провел вне семьи, но он не смог бы оценить это, если бы, не пришлось расстаться со мной.
— Я был измучен, выпотрошен, Джулиана, — сказал он, когда мы ночью в одном белье стояли на кухне, поджарив тосты и намазав их ореховым шоколадным маслом. — Я устал быть хорошим мальчиком. Но все же, я хороший, Джулиана, — это у меня на генетическом уровне.
— Многие сворачивают с предназначенного пути, Лео.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44