— спросил Митька. — Лясы точить — этого мало.
И туг меня осенило. Я закричал громким голосом:
— Я такое могу, что никто не умеет! Я могу сыграть на собственной голове «Чижика-пыжика»!
В давние-давние времена я научился выстукивать пальцами по голове этот простенький мотив. Сидишь, бывало, за столом в тягучий зимний вечер, готовишь скучные уроки, в глазах уже рябит от циферок и буковок, которые злые люди рассыпали по книжным страничкам бедным детям на мучение, и так одиноко на душе, тоскливо и жалостно… Отодвинешь учебники в сторону — и давай стучать по голове. Получалось похоже, но негромко.
— Покажи-ка! — потребовал Митька-папуас, странно изменившись в лице.
Я согнул пальцы и начал стучать костяшками по черепу, раскрыв рот и шевеля губами. В тихом лесном воздухе прозвучала мелодия «Чижика-пыжика». Я был счастлив, что меня слушают и хорошо получается…
Митька прыгал на месте и хлопал в ладоши. Звенел бубенчик на его колпаке. Лидка и Петька тоже хлопали — они видели мое искусство впервые.
— Скорее бежим в Мурлындию! — закричал Митькапапуас. — Я немедленно покажу тебя своим знакомым!
— Побежали в Мурлындию! — заорал Петька.
— В Мурлындию! — пискнула Лидка.
Не успел я опомниться, как Митька схватил меня за руку и поволок за собой.
Лидка с Петькой бежали следом.
ТЕТРАДЬ 2
До Мурлындии, страны мудрецов, мы бежали часа полтора, не больше. Оказывается, она совсем рядом, а мы и не знали. Ползком пробрались под какими-то колючими кустами, скатились в яму, вылезли наверх и увидели широкую канаву, где заливались лягушки. В одном месте через канаву переброшена черная кривая доска. По ней мы перебрались на другой берег, и Митька сказал, раскинув руки:
— Мы в Мурлындии!
— Ур-р-р-ра! — завопил Петька и принялся ломать красивую молодую березку.
Лидка перевела дух, огляделась и спросила:
— А где же пограничники?
— Какие такие «пограничники»? — не понял Митькапапуас.
— Такие военные, которые день и ночь стоят на посту и охраняют рубежи от лазутчиков, — пояснила Лидка.
— Нам таких не требуется, — сказал Митька. — Какой лазутчик к нам полезет? Живем мы тихо, ничего не производим, никому не мешаем. Про нас, может, и вообще на свете не знают.
Мы отдышались и двинулись дальше. Мурлындский лес густ, дремуч и пахнет гнилью. Выбравшись из него, мы очутились на пыльной немощеной дороге. На обочине стоял длинный шест. К верхушке его привязаны еловые ветки.
— Железная работа, — похвалил Петька.
— То-то! — сказал Митька и поправил шест, чтоб стоял прямее.
Мы уже снова упарились, когда вдали показалось селение.
Я спросил:
— Это что за деревня?
— Сам ты деревня, — обиделся Митька. — Это город Мудросельск, который есть столица Мурлындии, страны мудрецов!
— А много в Мурпындии городов? — поинтересовалась Лидка.
— Одного хватает, — ответил Митька с бубенчиком.
Улицы в Мудросельске кривые и грязные, ничем не мощенные, без единого деревца и без тротуаров. А дома меня поразили. Очень необыкновенные были дома: треугольные, шестиугольные, круглые, как нефтебаки, дома в форме ведра, маяка, вагона, луковицы, гриба и египетской пирамиды. Один дом напоминал рояль с окошками. Лидка только ахала…
— Нравится? — спрашивал довольный Митька. — Тото. В Мурлындии каждый житель что-нибудь свое выдумывает. Нет такого обычая, чтобы по шаблону… Куда бы вас для начала отвести?
Он почесал под колпаком.
— Куда поинтереснее! — сказали мы не раздумывая.
— Сперва надо показаться королю Муру Семнадцатому, — решил Митька. — Пошли во дворец. Это недалеко.
Мы ожидали увидать что-то поразительное, а королевский дворец оказался простым деревянным домом, покрашенным в три цвета: зеленый, желтый и голубой. Над крышей торчал треугольный желтый шпиль. На нем какаято серая тряпочка. Колья, которыми дворец огорожен, разноцветные, а у калитки притулилась полосатая будка. В ней лежал на лавке пухлый житель в оранжевом мундире с эполетами. Красиво наряженный житель зевал и надраивал ногти тряпочкой. Каждый ноготь был сантиметров пять длиной и сиял.
— Сторож… — тихонько сказала нам Лидка.
Митька-папуас обратился к этому сторожу:
— Здорово, Кирюха. Мы к королю.
Сторож посмотрел сонными глазами на Митьку, потом скользнул взглядом по нашим запыленным фигурам и сказал ленивым голосом:
— Мне-то что.
— Он дома? — спросил Митька.
— Куда он денется, — зевнул сторож. — Третий день не выходит. Посадил в горшке цветок георгин. Наблюдает, как он там растет…
— А сорок не стреляет?
— Бросил, — сказал сторож Кирюха. — Ступай, Митька, не отвлекай отдела. Видишь, я занят.
Мы миновали двор, поднялись на крыльцо и зашли в темный коридор. Митька уверенно толкнул одну из дверей, и мы очутились в комнате. На кресле с прямой высокой спинкой сидел тощий житель с печальным лицом, одетый в темно-красный плащ, черные брюки и туфли с пряжками. Голову печального жителя украшала золотая корона. Большие внимательные глаза смотрели в одну точку — на глиняный горшок, из которого торчала травинка. На нас он не обратил внимания.
— Здорово, ваше величество, — почтительно произнес Митька. — Здорово, а?
Его величество неохотно отвел взгляд от травинки, приподнял голову и сказал тихим, глубоким голосом:
— Здорово, любезный Митька. Давненько не заходил ты в гости к своему единственному королю. И сними этот скомороший колпак.
— Извиняюсь, ваше величество, — рявкнул Митька и сдернул колпак с головы. — А не заходил я в гости потому, что пропитание себе зарабатывал.
— И тут работают… — шепотом огорчился Петька.
Его величество склонил голову к левому плечу и спросил:
— Чем же ты теперь занят, любезный оригинал? Что делаешь?
— Делаю жидкость, ваше величество! — отрапортовал Митька.
— Оригинально, — сказал король. — Только стоит ли?
Собирал бы муравьев, как все жители.
Митька развел руками:
— Не могу, ваше величество. Душа не лежит.
— Душа… — произнес король и задумался. — Ну, ладно. Делай жидкость. Кстати, что это за жидкость и для какой надобности?
— Жидкость от клопов и паразитов, — сказал Митька.
— Как же ты ее делаешь?
— Набираю в лесу грибов-поганок и варю. Два часа варю, три часа варю, потом сливаю, — разъяснил Милька. — И очень хорошо помогает. Польешь тюфяк — ни одного паразита не останется, ни жука, ни комарика. Которые дохнут, а остальные разбегаются.
— Фу, фу, фу, — сказал его величество и заткнул уши указательными пальцами.
Петька повеселел и шепнул мне:
— Так-то работать можно.
Король вынул из левого уха указательный палец и спросил:
— А кому ты эту жидкость сбываешь и за какой барыш?
— Доктор берет, — сказал Митька. — За банку жидкости дает лепешку, мерку картофеля и полгорсти соли.
Новые штаны посулит!
— Кучеряво! — оживился король, но тут же его лицо снова опечалилось. — Но собирать муравьев было бы выгоднее.
— Душа! — развел руками Митька-папуас.
— Ах, душа… — вспомнил король и загрустил. Погрустив немного, он спросил, указав на нас длинным пальцем: — Что за жители?
Наконец-то на нас обратили внимание…
— Новенькие, — сказал Митька-папуас. — Я их из-за канавы привел. Очень желают жить в Мурлындии, стране мудрецов.
Мы сказали: «Здрасте, ваше величество» — и назвали свои имена. Его величество тоже представился:
— Мур Семнадцатый, единственный король в Мурлындии… Много ко мне приходило новеньких, но в большинстве это оказывались скучные жители… Может, и от вас проку не будет в Мурлындии?
— Не утруждайтесь сомневаться, ваше величество! — вступился за нас Митька-папуас. — Да и за кого вы меня принимаете? Нетто я глупых привел бы? Эти жители хоть и недоростки, но обладают задатками. Я проверил!
— Какими такими задатками? — поинтересовался печальный Мур.
Митька сказал:
— Всякими, у каждого свой. Лида может восемь часов подряд в зеркало смотреться. Занятие достаточно мудрое и требует большого терпения.
Король Мур ласково улыбнулся Лидке и произнес:
— Ты не прав, Митька. Никакого терпения это занятие не требует. Было бы у меня такое миленькое личико, я бы по десять часов подряд в зеркало смотрелся… А теперь больше трех минут не выдерживаю… Скучно становится, — вздохнул король. — Ну, живи, Лида, в Мурлындии. Гуляй по лесу, собирай муравьев, смотрись в свое зеркало.
Лидка покраснела и стала оправдываться:
— Я не просто так. Я изучаю лицо, фигуру, движения, потому что хочу стать балериной. Для этого надо хорошо себя знать.
Король Мур поморщился:
— Только не подводи базу, не подводи базу. Смотришься в зеркало, это тебе нравится — и достаточно. Когда житель начинает объяснять свои поступки, только неразбериха и ералаш получаются. Не люблю этого… Ну, а ты, Петя, что умеешь делать?
— Я умею пить чернила! — заявил Петька.
— Какие такие чернила?
— Самые настоящие, — сказал Петька. — Которыми пишут.
— Ах, пишут… — король покачал головой. — Пишут, говоришь… А они что, вкусные?
— Жуткая гадость, — признался Петька.
— А зачем пьешь? — приподнял бровь король Мур.
Петька замялся, не зная как объяснить. Я ему помог.
— Потому и пьет, что жуткая гадость. Отличие от других, а во-вторых, можно поспорить на мороженое, что выпьешь чернила. А в-третьих, все удивляются, какой он герой.
— Занятно, — сказал король Мур. — Во всякой нелепости можно, оказывается, найти смысл. Ладно, Петя. Оставайся в Мурлындии. Только эти самые чернила тебе придется бросить. Пей что-нибудь другое. У нас их отродясь не бывало, да и заводить не стоит.
— Почему не стоит заводить? — удивилась Лидка.
— Начнут жители их пить, — объяснил его величество, — потом писать попробуют. А где пишут — там и читают. Это вредно.
— Мне все равно! — храбро сказал Петька. — Чтонибудь другое придумаю пить. Мало ли отравы на свете!
— А ты чем увлекаешься? — спросил король наконец меня.
Я показал, чем я увлекаюсь…
Король вскочил со своего кресла, постучал кулаком в стенку и крикнул:
— Дылда! Дылда! Пойди сюда, Дылда! Что-то покажу!
Зашла королева Дылда, длинная и худая, как береза. Платье на ней было до самого полу, а в прическе блестела какая-то брошь.
Королева спросила:
— Что ты мне покажешь? Не расцвел ли твой георгин?
— Можешь выкинуть георгин на помойку, — решительно сказал король Мур. — Теперь он ни к чему. Миша, изобрази для королевы!
Я снова стал играть «Чижики», а король тем временем рассказал корабле Дылде, кто мы такие и как очутились в Мурлындии.
Дылда похвалила меня:
— Очень приятно кушать. Это настоящая музыка.
— Не научиться ли и мне такому искусству? — задумчиво спросил его величество и посмотрел на королеву.
— Нет уж, — не разрешила королева. — Побереги свою голову. Мише все равно, он рядовой житель, а ты единственный король на всю Мурлындию, твоя голова еще может пригодиться жителям. И вообще, опять ты снял корону. Надень сию же минуту!
Печальный король поднял корону, надел ее и сказал со вздохом:
— Происхождение обязывает… Ну ладно. Не в этом счастье… Пойди, ваше величество, покорми новеньких обедом. Они в Лабаз еще не приняты, пищи не имеют.
— Покормлю, — сказала королева. — На кухне должно быть полкастрюльки похлебки, если кошке не вылили. И каша оставалась.
На прощанье король Мур сказал мне:
— Заходи в гости!
— Спасибо, ваше величество. Зайду обязательно.
Знал бы я тоща, сколько раз мне придется заходить к королю!
Митька-папуас проводил нас на королевскую кухню.
Пришла Дылда, засучила рукава и налила по миске горохового супчика. Лидка кушала медленно и деликатно, а Петька все выхлебал вмиг.
— Отличный суп, — сказал Петька. — Между прочим, дома я всегда горохового супу по две тарелки ел.
Королева поняла тонкий намек и налила ему еще мисочку. Потом положила нам каши.
— Был еще черничный компот, — сказала королева, — но его величество весь выпил. Впрочем… Митька, слетай в сад, сорви гостям по яблочку.
Мы быстро доели вкусную кашу и стали грызть яблоки. Мурлындские яблоки оказались чуть покислее бабушкиных. А может, они просто еще не дозрели.
— Хорошо жить в стране, где все можно! — воскликнул насытившийся Петька и задрал ноги на стол.
Лидка даже покраснела от такого невежества. Мне тоже стало стыдно за Петьку, и я, чтобы отвлечь внимание, спросил у королевы:
— А что это за муравьи, которых вы ловите в Мурлындии? И что это за Лабаз, в который нас еще не приняли?
— Разве вам Митька не объяснил? — удивилась королева.
— Не успел, — сказал Митька. — Других разговоров много было.
— Завтра вас примут в Лабаз, познакомитесь с Главным комендантом Степаном Кузьмичом и все узнаете, — сказала королева и улыбнулась нам. — Я бы и сама рассказала, да мне некогда. Вон сколько посуды немытой.
Мы поняли, что пора прощаться, поблагодарили за питание и пошли с Митькой-папуасом на улицу.
Сторож Кирюха все так же драил ногти. Наступил вечер.
ТЕТРАДЬ 3
Ночевали в Митькином доме.
— Вот вам сено, мешок и одеяло, — сказал Митька. — И спите как умеете.
Одеяло отдали Лидке, а мешком мы с Петькой прикрылись вдвоем, и я сразу заснул, как провалился, и спал без всяких сновидений до самого утра.
Дома, просыпаясь, я слышал запах кухни. Как раз в это время бабушка готовила завтрак. А здесь, проснувшись, я почувствовал запахи травы, теплой земли и полевых цветов. Это было здорово, как в сказке. Ночью Петька, конечно, стащил с меня мешок. Но мне было тепло и радостно от утреннего солнца, от беспредельной свободы, и я не щелкнул по носу Петьку. Я был добр просто до неприличия. «Пусть, — подумал я, — спит, пока сам не проснется. Пусть спит, пока не надоест. Может, ему сейчас снится интересный сон. Пусть смотрит и веселится. Спи, Петька, спи, глотатель фиолетовых чернил, тысячу раз поротый материнским ремнем угнетенный землекопатель, а ныне вольный житель страны Мурлындии Петька! Сопи носом, подлец Петька, стащивший мешок с товарища и завернувшийся в него сам! Спи, дуралей, я тебя прощаю».
Постель Митьки-папуаса была пуста. Лидка сидела у входа, гляделась в зеркальце и расчесывала свои желтые волосья. Услыхав, что я поднимаюсь, она сказала:
— Хозяин дома оставил нам лепешку и соли в тряпочке.
— А сам куда делся?
— Пошел собирать грибы-поганки, — сообщила Лидка. — Ему доктор заказал целое ведро жидкости от клопов и паразитов.
— Неужели в Мурлындии так много клопов?
— Меня не кусали.
— Меня тоже. Давай выкладывай Митькину лепешку!
— Сперва умойся, — сказала Лидка, не переставая глядеться в свое зеркальце. — Ручей рядом.
Мне не понравился ее тон. Я произнес строгим голосом:
— Днем пойдем купаться. Гони лепешку!
— Топай, топай, — спокойно сказала Лидка. — Не хватало мне еще с немытыми за стол садиться.
Раздался Петьким голос:
— Где стол? Какой стол? Уже завтракают, что ли?
— Поднимайся, лодырь! — скомандовал я. — Пошли умываться.
Когда мы, умытые и голодные, прибежали домой и хотели схватить куски, Лидка снова нас остановила:
— Мальчишки, сделайте костер. Согреем водички и попьем, как будто чай…
— А в чем согреем?
Лидка показала сверкающий медный котелок.
— За домом нашла. Сама вычистила! — похвасталась она.
Мы кусали посыпанную крупной солью лепешку и по очереди прихлебывали из котелка. Таких вкусных завтраков я не ел никогда…
— Исполнились мечты! — воскликнул Петька и растянулся на траве. — Можем делать все что захотим! Жаль, нет гитары. Я бы сел посреди улицы и заиграл. Пошли купаться? — предложил он.
— Сегодня нам надо сперва поступить в Лабаз, — сказала Лидка.
— Что бы это могло быть такое? — задумался Петька.
Лидка сказала:
— Я знаю только одно: там дают еду и всякие вещи. Я договорилась с Митькой, что он после поганок отведет нас к Главному коменданту.
— Тогда подождем, — сказал Петька. — Это хорошее дело.
Мы дождались Митьку и напомнили ему, что надо отвести нас к Главному коменданту.
— Ладно, — сказал он. — Пойдем к Главному. Жидкость потом сварю.
Дом Главного коменданта выглядел среди других самым оригинальным, потому что он был обыкновенной формы и некрашеный. Внутри дома тоже все было обыкновенно и привычно: стулья, лавки, стол, деревянная кровать и даже шкаф. На столе пыхтел медный самовар, кое-где помятый и начищенный до блеска. Три жителя сидели у самовара и гоняли чаи.
— Опять ты, Митька, оригинальничаешь, — сказал один с нечесаными волосами, похожий на цыгана. — Кого привел?
— Новенькие, из-за канавы, — сказал Митька. — Знакомьтесь.
Мы познакомились.
Похожий на цыгана оказался важным лицом — занимал в Мурлындии должность зампотеха, и звали его Федя.
— Что такое «зампотех»? — спросила любопытная Лидка.
— Наверное, заместитель по технической части, — сказал Петька.
Кудреватый Федя громко рассмеялся:
— Какая тут может быть техническая часть? Зампотех значит: «Заместитель Главного коменданта по потехам»!
Глядите…
Федя вытащил из-под стола старенький патефон, накрутил его и поставил пластинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
И туг меня осенило. Я закричал громким голосом:
— Я такое могу, что никто не умеет! Я могу сыграть на собственной голове «Чижика-пыжика»!
В давние-давние времена я научился выстукивать пальцами по голове этот простенький мотив. Сидишь, бывало, за столом в тягучий зимний вечер, готовишь скучные уроки, в глазах уже рябит от циферок и буковок, которые злые люди рассыпали по книжным страничкам бедным детям на мучение, и так одиноко на душе, тоскливо и жалостно… Отодвинешь учебники в сторону — и давай стучать по голове. Получалось похоже, но негромко.
— Покажи-ка! — потребовал Митька-папуас, странно изменившись в лице.
Я согнул пальцы и начал стучать костяшками по черепу, раскрыв рот и шевеля губами. В тихом лесном воздухе прозвучала мелодия «Чижика-пыжика». Я был счастлив, что меня слушают и хорошо получается…
Митька прыгал на месте и хлопал в ладоши. Звенел бубенчик на его колпаке. Лидка и Петька тоже хлопали — они видели мое искусство впервые.
— Скорее бежим в Мурлындию! — закричал Митькапапуас. — Я немедленно покажу тебя своим знакомым!
— Побежали в Мурлындию! — заорал Петька.
— В Мурлындию! — пискнула Лидка.
Не успел я опомниться, как Митька схватил меня за руку и поволок за собой.
Лидка с Петькой бежали следом.
ТЕТРАДЬ 2
До Мурлындии, страны мудрецов, мы бежали часа полтора, не больше. Оказывается, она совсем рядом, а мы и не знали. Ползком пробрались под какими-то колючими кустами, скатились в яму, вылезли наверх и увидели широкую канаву, где заливались лягушки. В одном месте через канаву переброшена черная кривая доска. По ней мы перебрались на другой берег, и Митька сказал, раскинув руки:
— Мы в Мурлындии!
— Ур-р-р-ра! — завопил Петька и принялся ломать красивую молодую березку.
Лидка перевела дух, огляделась и спросила:
— А где же пограничники?
— Какие такие «пограничники»? — не понял Митькапапуас.
— Такие военные, которые день и ночь стоят на посту и охраняют рубежи от лазутчиков, — пояснила Лидка.
— Нам таких не требуется, — сказал Митька. — Какой лазутчик к нам полезет? Живем мы тихо, ничего не производим, никому не мешаем. Про нас, может, и вообще на свете не знают.
Мы отдышались и двинулись дальше. Мурлындский лес густ, дремуч и пахнет гнилью. Выбравшись из него, мы очутились на пыльной немощеной дороге. На обочине стоял длинный шест. К верхушке его привязаны еловые ветки.
— Железная работа, — похвалил Петька.
— То-то! — сказал Митька и поправил шест, чтоб стоял прямее.
Мы уже снова упарились, когда вдали показалось селение.
Я спросил:
— Это что за деревня?
— Сам ты деревня, — обиделся Митька. — Это город Мудросельск, который есть столица Мурлындии, страны мудрецов!
— А много в Мурпындии городов? — поинтересовалась Лидка.
— Одного хватает, — ответил Митька с бубенчиком.
Улицы в Мудросельске кривые и грязные, ничем не мощенные, без единого деревца и без тротуаров. А дома меня поразили. Очень необыкновенные были дома: треугольные, шестиугольные, круглые, как нефтебаки, дома в форме ведра, маяка, вагона, луковицы, гриба и египетской пирамиды. Один дом напоминал рояль с окошками. Лидка только ахала…
— Нравится? — спрашивал довольный Митька. — Тото. В Мурлындии каждый житель что-нибудь свое выдумывает. Нет такого обычая, чтобы по шаблону… Куда бы вас для начала отвести?
Он почесал под колпаком.
— Куда поинтереснее! — сказали мы не раздумывая.
— Сперва надо показаться королю Муру Семнадцатому, — решил Митька. — Пошли во дворец. Это недалеко.
Мы ожидали увидать что-то поразительное, а королевский дворец оказался простым деревянным домом, покрашенным в три цвета: зеленый, желтый и голубой. Над крышей торчал треугольный желтый шпиль. На нем какаято серая тряпочка. Колья, которыми дворец огорожен, разноцветные, а у калитки притулилась полосатая будка. В ней лежал на лавке пухлый житель в оранжевом мундире с эполетами. Красиво наряженный житель зевал и надраивал ногти тряпочкой. Каждый ноготь был сантиметров пять длиной и сиял.
— Сторож… — тихонько сказала нам Лидка.
Митька-папуас обратился к этому сторожу:
— Здорово, Кирюха. Мы к королю.
Сторож посмотрел сонными глазами на Митьку, потом скользнул взглядом по нашим запыленным фигурам и сказал ленивым голосом:
— Мне-то что.
— Он дома? — спросил Митька.
— Куда он денется, — зевнул сторож. — Третий день не выходит. Посадил в горшке цветок георгин. Наблюдает, как он там растет…
— А сорок не стреляет?
— Бросил, — сказал сторож Кирюха. — Ступай, Митька, не отвлекай отдела. Видишь, я занят.
Мы миновали двор, поднялись на крыльцо и зашли в темный коридор. Митька уверенно толкнул одну из дверей, и мы очутились в комнате. На кресле с прямой высокой спинкой сидел тощий житель с печальным лицом, одетый в темно-красный плащ, черные брюки и туфли с пряжками. Голову печального жителя украшала золотая корона. Большие внимательные глаза смотрели в одну точку — на глиняный горшок, из которого торчала травинка. На нас он не обратил внимания.
— Здорово, ваше величество, — почтительно произнес Митька. — Здорово, а?
Его величество неохотно отвел взгляд от травинки, приподнял голову и сказал тихим, глубоким голосом:
— Здорово, любезный Митька. Давненько не заходил ты в гости к своему единственному королю. И сними этот скомороший колпак.
— Извиняюсь, ваше величество, — рявкнул Митька и сдернул колпак с головы. — А не заходил я в гости потому, что пропитание себе зарабатывал.
— И тут работают… — шепотом огорчился Петька.
Его величество склонил голову к левому плечу и спросил:
— Чем же ты теперь занят, любезный оригинал? Что делаешь?
— Делаю жидкость, ваше величество! — отрапортовал Митька.
— Оригинально, — сказал король. — Только стоит ли?
Собирал бы муравьев, как все жители.
Митька развел руками:
— Не могу, ваше величество. Душа не лежит.
— Душа… — произнес король и задумался. — Ну, ладно. Делай жидкость. Кстати, что это за жидкость и для какой надобности?
— Жидкость от клопов и паразитов, — сказал Митька.
— Как же ты ее делаешь?
— Набираю в лесу грибов-поганок и варю. Два часа варю, три часа варю, потом сливаю, — разъяснил Милька. — И очень хорошо помогает. Польешь тюфяк — ни одного паразита не останется, ни жука, ни комарика. Которые дохнут, а остальные разбегаются.
— Фу, фу, фу, — сказал его величество и заткнул уши указательными пальцами.
Петька повеселел и шепнул мне:
— Так-то работать можно.
Король вынул из левого уха указательный палец и спросил:
— А кому ты эту жидкость сбываешь и за какой барыш?
— Доктор берет, — сказал Митька. — За банку жидкости дает лепешку, мерку картофеля и полгорсти соли.
Новые штаны посулит!
— Кучеряво! — оживился король, но тут же его лицо снова опечалилось. — Но собирать муравьев было бы выгоднее.
— Душа! — развел руками Митька-папуас.
— Ах, душа… — вспомнил король и загрустил. Погрустив немного, он спросил, указав на нас длинным пальцем: — Что за жители?
Наконец-то на нас обратили внимание…
— Новенькие, — сказал Митька-папуас. — Я их из-за канавы привел. Очень желают жить в Мурлындии, стране мудрецов.
Мы сказали: «Здрасте, ваше величество» — и назвали свои имена. Его величество тоже представился:
— Мур Семнадцатый, единственный король в Мурлындии… Много ко мне приходило новеньких, но в большинстве это оказывались скучные жители… Может, и от вас проку не будет в Мурлындии?
— Не утруждайтесь сомневаться, ваше величество! — вступился за нас Митька-папуас. — Да и за кого вы меня принимаете? Нетто я глупых привел бы? Эти жители хоть и недоростки, но обладают задатками. Я проверил!
— Какими такими задатками? — поинтересовался печальный Мур.
Митька сказал:
— Всякими, у каждого свой. Лида может восемь часов подряд в зеркало смотреться. Занятие достаточно мудрое и требует большого терпения.
Король Мур ласково улыбнулся Лидке и произнес:
— Ты не прав, Митька. Никакого терпения это занятие не требует. Было бы у меня такое миленькое личико, я бы по десять часов подряд в зеркало смотрелся… А теперь больше трех минут не выдерживаю… Скучно становится, — вздохнул король. — Ну, живи, Лида, в Мурлындии. Гуляй по лесу, собирай муравьев, смотрись в свое зеркало.
Лидка покраснела и стала оправдываться:
— Я не просто так. Я изучаю лицо, фигуру, движения, потому что хочу стать балериной. Для этого надо хорошо себя знать.
Король Мур поморщился:
— Только не подводи базу, не подводи базу. Смотришься в зеркало, это тебе нравится — и достаточно. Когда житель начинает объяснять свои поступки, только неразбериха и ералаш получаются. Не люблю этого… Ну, а ты, Петя, что умеешь делать?
— Я умею пить чернила! — заявил Петька.
— Какие такие чернила?
— Самые настоящие, — сказал Петька. — Которыми пишут.
— Ах, пишут… — король покачал головой. — Пишут, говоришь… А они что, вкусные?
— Жуткая гадость, — признался Петька.
— А зачем пьешь? — приподнял бровь король Мур.
Петька замялся, не зная как объяснить. Я ему помог.
— Потому и пьет, что жуткая гадость. Отличие от других, а во-вторых, можно поспорить на мороженое, что выпьешь чернила. А в-третьих, все удивляются, какой он герой.
— Занятно, — сказал король Мур. — Во всякой нелепости можно, оказывается, найти смысл. Ладно, Петя. Оставайся в Мурлындии. Только эти самые чернила тебе придется бросить. Пей что-нибудь другое. У нас их отродясь не бывало, да и заводить не стоит.
— Почему не стоит заводить? — удивилась Лидка.
— Начнут жители их пить, — объяснил его величество, — потом писать попробуют. А где пишут — там и читают. Это вредно.
— Мне все равно! — храбро сказал Петька. — Чтонибудь другое придумаю пить. Мало ли отравы на свете!
— А ты чем увлекаешься? — спросил король наконец меня.
Я показал, чем я увлекаюсь…
Король вскочил со своего кресла, постучал кулаком в стенку и крикнул:
— Дылда! Дылда! Пойди сюда, Дылда! Что-то покажу!
Зашла королева Дылда, длинная и худая, как береза. Платье на ней было до самого полу, а в прическе блестела какая-то брошь.
Королева спросила:
— Что ты мне покажешь? Не расцвел ли твой георгин?
— Можешь выкинуть георгин на помойку, — решительно сказал король Мур. — Теперь он ни к чему. Миша, изобрази для королевы!
Я снова стал играть «Чижики», а король тем временем рассказал корабле Дылде, кто мы такие и как очутились в Мурлындии.
Дылда похвалила меня:
— Очень приятно кушать. Это настоящая музыка.
— Не научиться ли и мне такому искусству? — задумчиво спросил его величество и посмотрел на королеву.
— Нет уж, — не разрешила королева. — Побереги свою голову. Мише все равно, он рядовой житель, а ты единственный король на всю Мурлындию, твоя голова еще может пригодиться жителям. И вообще, опять ты снял корону. Надень сию же минуту!
Печальный король поднял корону, надел ее и сказал со вздохом:
— Происхождение обязывает… Ну ладно. Не в этом счастье… Пойди, ваше величество, покорми новеньких обедом. Они в Лабаз еще не приняты, пищи не имеют.
— Покормлю, — сказала королева. — На кухне должно быть полкастрюльки похлебки, если кошке не вылили. И каша оставалась.
На прощанье король Мур сказал мне:
— Заходи в гости!
— Спасибо, ваше величество. Зайду обязательно.
Знал бы я тоща, сколько раз мне придется заходить к королю!
Митька-папуас проводил нас на королевскую кухню.
Пришла Дылда, засучила рукава и налила по миске горохового супчика. Лидка кушала медленно и деликатно, а Петька все выхлебал вмиг.
— Отличный суп, — сказал Петька. — Между прочим, дома я всегда горохового супу по две тарелки ел.
Королева поняла тонкий намек и налила ему еще мисочку. Потом положила нам каши.
— Был еще черничный компот, — сказала королева, — но его величество весь выпил. Впрочем… Митька, слетай в сад, сорви гостям по яблочку.
Мы быстро доели вкусную кашу и стали грызть яблоки. Мурлындские яблоки оказались чуть покислее бабушкиных. А может, они просто еще не дозрели.
— Хорошо жить в стране, где все можно! — воскликнул насытившийся Петька и задрал ноги на стол.
Лидка даже покраснела от такого невежества. Мне тоже стало стыдно за Петьку, и я, чтобы отвлечь внимание, спросил у королевы:
— А что это за муравьи, которых вы ловите в Мурлындии? И что это за Лабаз, в который нас еще не приняли?
— Разве вам Митька не объяснил? — удивилась королева.
— Не успел, — сказал Митька. — Других разговоров много было.
— Завтра вас примут в Лабаз, познакомитесь с Главным комендантом Степаном Кузьмичом и все узнаете, — сказала королева и улыбнулась нам. — Я бы и сама рассказала, да мне некогда. Вон сколько посуды немытой.
Мы поняли, что пора прощаться, поблагодарили за питание и пошли с Митькой-папуасом на улицу.
Сторож Кирюха все так же драил ногти. Наступил вечер.
ТЕТРАДЬ 3
Ночевали в Митькином доме.
— Вот вам сено, мешок и одеяло, — сказал Митька. — И спите как умеете.
Одеяло отдали Лидке, а мешком мы с Петькой прикрылись вдвоем, и я сразу заснул, как провалился, и спал без всяких сновидений до самого утра.
Дома, просыпаясь, я слышал запах кухни. Как раз в это время бабушка готовила завтрак. А здесь, проснувшись, я почувствовал запахи травы, теплой земли и полевых цветов. Это было здорово, как в сказке. Ночью Петька, конечно, стащил с меня мешок. Но мне было тепло и радостно от утреннего солнца, от беспредельной свободы, и я не щелкнул по носу Петьку. Я был добр просто до неприличия. «Пусть, — подумал я, — спит, пока сам не проснется. Пусть спит, пока не надоест. Может, ему сейчас снится интересный сон. Пусть смотрит и веселится. Спи, Петька, спи, глотатель фиолетовых чернил, тысячу раз поротый материнским ремнем угнетенный землекопатель, а ныне вольный житель страны Мурлындии Петька! Сопи носом, подлец Петька, стащивший мешок с товарища и завернувшийся в него сам! Спи, дуралей, я тебя прощаю».
Постель Митьки-папуаса была пуста. Лидка сидела у входа, гляделась в зеркальце и расчесывала свои желтые волосья. Услыхав, что я поднимаюсь, она сказала:
— Хозяин дома оставил нам лепешку и соли в тряпочке.
— А сам куда делся?
— Пошел собирать грибы-поганки, — сообщила Лидка. — Ему доктор заказал целое ведро жидкости от клопов и паразитов.
— Неужели в Мурлындии так много клопов?
— Меня не кусали.
— Меня тоже. Давай выкладывай Митькину лепешку!
— Сперва умойся, — сказала Лидка, не переставая глядеться в свое зеркальце. — Ручей рядом.
Мне не понравился ее тон. Я произнес строгим голосом:
— Днем пойдем купаться. Гони лепешку!
— Топай, топай, — спокойно сказала Лидка. — Не хватало мне еще с немытыми за стол садиться.
Раздался Петьким голос:
— Где стол? Какой стол? Уже завтракают, что ли?
— Поднимайся, лодырь! — скомандовал я. — Пошли умываться.
Когда мы, умытые и голодные, прибежали домой и хотели схватить куски, Лидка снова нас остановила:
— Мальчишки, сделайте костер. Согреем водички и попьем, как будто чай…
— А в чем согреем?
Лидка показала сверкающий медный котелок.
— За домом нашла. Сама вычистила! — похвасталась она.
Мы кусали посыпанную крупной солью лепешку и по очереди прихлебывали из котелка. Таких вкусных завтраков я не ел никогда…
— Исполнились мечты! — воскликнул Петька и растянулся на траве. — Можем делать все что захотим! Жаль, нет гитары. Я бы сел посреди улицы и заиграл. Пошли купаться? — предложил он.
— Сегодня нам надо сперва поступить в Лабаз, — сказала Лидка.
— Что бы это могло быть такое? — задумался Петька.
Лидка сказала:
— Я знаю только одно: там дают еду и всякие вещи. Я договорилась с Митькой, что он после поганок отведет нас к Главному коменданту.
— Тогда подождем, — сказал Петька. — Это хорошее дело.
Мы дождались Митьку и напомнили ему, что надо отвести нас к Главному коменданту.
— Ладно, — сказал он. — Пойдем к Главному. Жидкость потом сварю.
Дом Главного коменданта выглядел среди других самым оригинальным, потому что он был обыкновенной формы и некрашеный. Внутри дома тоже все было обыкновенно и привычно: стулья, лавки, стол, деревянная кровать и даже шкаф. На столе пыхтел медный самовар, кое-где помятый и начищенный до блеска. Три жителя сидели у самовара и гоняли чаи.
— Опять ты, Митька, оригинальничаешь, — сказал один с нечесаными волосами, похожий на цыгана. — Кого привел?
— Новенькие, из-за канавы, — сказал Митька. — Знакомьтесь.
Мы познакомились.
Похожий на цыгана оказался важным лицом — занимал в Мурлындии должность зампотеха, и звали его Федя.
— Что такое «зампотех»? — спросила любопытная Лидка.
— Наверное, заместитель по технической части, — сказал Петька.
Кудреватый Федя громко рассмеялся:
— Какая тут может быть техническая часть? Зампотех значит: «Заместитель Главного коменданта по потехам»!
Глядите…
Федя вытащил из-под стола старенький патефон, накрутил его и поставил пластинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17