«Генрих, я решил… Война с Россией неизбежна…»
Гиммлер предпочел отреагировать уклончиво… Он был во власти идей господства новой германской расы, образцом которой видел свои СС, и «русская» проблема была для него проблемой прежде всего расовой. Однако идейные установки и конкретное военное планирование часто лежат в разных плоскостях, и рейхсфюрер не вмешивался (да и— по причине отсутствия военных способностей — не мог вмешиваться) в компетенцию генералитета.
Но это не значило, что он остался в стороне от той стороны проблемы, которая относилась уже к его прямой компетенции…
И как раз 15 августа гестапо подставило «легальному» резиденту русской разведки Амаяку Кобулову своего агента —латыша Берлинкса. Кобулов, официально 1-й советник полпредства, имел псевдоним Захар — по отчеству Захарович, а новый «ценный» агент получил в Москве псевдоним Лицеист…
Новый «двойник» становился каналом будущей стратегической дезинформации, и Гиммлер доложил об этом фюреру, дав понять, что будет там война или не будет, но его службы к войне готовы всегда уже потому, что тайная война никогда и не прекращается.
У обеих линий советской разведки в Берлине — и у Разведуправления Генштаба, и у наркомата государственной безопасности — было несколько ценных каналов. Хорошие берлинские источники имела и резидентура Шандора Радо в Швейцарии… И вот теперь перед гиммлеровскими кураторами Лицеиста стояла непростая задача — создать режим доверия Сталина к информации именно нового «приобретения» Кобулова…
Впрочем, игры разведки — это игры разведки… Тут даже правдивая важная информация может вводить в заблуждение. Черчилль как-то высказался в том смысле, что правду иногда надо охранять при помощи лжи, но в разведке важнее обеспечить охрану лжи при помощи правды…
Понимая это, Москва не очень-то доверяла своим информаторам, а уж Сталин — и тем более… Разведка — и военная, и чекистская — уже не раз делала из мухи слона, и Сталин это помнил.
Гитлер же разведке доверял больше…
НО ТАЙНЫЕ операции пока что не имели существенного значения — начиналась открытая воздушная война над Англией и Ла-Маншем, не было ясности с десантом на Остров, потихоньку разворачивалась— в помощь дуче— африканская кампания, хватало дел во Франции и Норвегии…
А тут еще дошло до открытого конфликта между двумя важными для перспектив Германии странами — Венгрией и Румынией…
Спор шел из-за Трансильвании— пограничной области, где густо жили и венгры, и румыны…
После Первой мировой войны Венгрия и — особенно — Румыния тяготели скорее к Англии и Франции.
Румыния даже имела английские гарантии своей безопасности — как и Польша. Но в отличие от Польши не очень-то на них полагалась. Трансильванию и часть Баната она получила от Венгрии в 1920 году по Трианонскому мирному договору, который входил в «версальскую» систему. «Лоскутная» Австро-Венгерская империя распалась, и выбора у побежденной Венгрии не было — пришлось признавать независимость бывших «лоскутов» и ту перекройку карты, которой в Версале занимались совместно британский лев и галльский петух под присмотром Дяди Сэма…
Надо сказать, что Румыния, получив Трансильванию, чуть ли не удвоила свою территорию, но частично этот «версальский» подарок румынам был исторически оправдан. До этого (то есть до Первой мировой войны) Румыния выглядела на карте некой раздутой буквой «Y» с «ножкой», вытянутой на юго-восток и выходящей к Черному морю. Австро-Венгрия же размещалась в «развилке» этой буквы так глубоко и широко, что с первого взгляда было понятно — тут что-то не так…
Правда, этот политический «клин», обращенный к морю, отслеживал «клин» географический, образованный Северными и Южными Карпатами. Но румыны, как и венгры, жили по обе стороны склонов этого горного «клина»… Между прочим, в Трансильвании и в Банате жили и 800 тысяч этнических немцев.
«Версальцы» не были бы «версальцами», если бы не заложили лишнюю политическую бомбу и на румыно-венгерской границе, отдав Румынии сверх ей положенного и «лишку». И теперь Венгрия, где регент Хорти установил режим, чем-то схожий с нацистским, требовала Трансильванию обратно…
Румыния была важна для Гитлера нефтью, но и Венгрия была важна как потенциальной возможностью тесного партнерства, так и своим стратегическим положением в центре Европы.
И в споре из-за Трансильвании Гитлеру сложно было встать на одну из сторон… В 1938 году, после Мюнхена, фюрер и дуче вынудили в Вене Чехословакию — в ходе первого Венского арбитража— передать Венгрии часть Словакии и Закарпатской Украины. Но тут все было просто — Чехословакия и так распадалась…
Теперь же…
Теперь же, в 1940 году, уже в начале июля на румыно-венгерской границе с обеих ее сторон началась концентрация войск, а 26 августа Гальдер записал в дневнике: «Крупный венгеро-румынский конфликт. Венгры намеревались выступить сегодня ночью, но их задержали».
Венгров задержать-то задержали, но Румынии был предъявлен германо-итальянский ультиматум по передаче спорной территории.
Румыния, и так подверженная министерской и политической чехарде, со времени капитуляции Франции переживала очередной политический кризис. Профранцузский министр иностранных дел Григоре Гафенку ушел в отставку, и 1 июля премьер Татареску заявил об отказе от английских гарантий. А 4 июля образовался кабинет премьера Иона Жигурту, ориентированный на Германию.
В Румынии действовала «Железная гвардия» фашистского типа, но она была лояльна к немцам, а теперь немцы поддержали венгров против румын…
В итоге 30 августа в Вене состоялся второй Венский арбитраж, и Румынии по решению арбитра — Германии — пришлось передать Венгрии — «с согласия короля Кароля» — Северную Трансильванию с территорией в 43 492 квадратных километра и населением в 2 385 987 человек, половина из которых была румынами. За румынами остался важный экономический район — область Медьеш-Кишармеш.
Кроме того, Германия — в качестве арбитра — обеспечила себе право «охраны» (фактически, конечно, контроля) румынских нефтепромыслов. И в этом, пожалуй, было главное.
31 августа Гитлер устроил прием в рейхсканцелярии, где информировал командование сухопутных войск и военных атташе о новой ситуации.
Прием начался в 13.15, а до этого был завтрак. После него фюрер разговаривал с военными атташе и заявил:
— Русские должны знать, что Германия придает Румынии решающее значение и не остановится ни перед чем для защиты германских интересов… Румыния неприкосновенна…
Да, теперь относительно Румынии фюрер мог быть спокоен —
3 сентября Кароль II Гогенцоллерн-Зигмаринен призвал к власти шестидесятилетнего генерала Иона Антонеску.
Сын крупного помещика и сам помещик, Антонеску в двадцатые годы был военным апаше в Париже и в Лондоне, женился, имея мачеху еврейку, на французской еврейке же (хотя позднее с ней развелся) и к концу тридцатых годов пользовался популярностью как среди военных, так и среди магнатов.
Король Кароль сам стремился к популярности и в июле 40-го года посадил генерала под домашний арест. Теперь же король поручал ему формирование «национального легионерского правительства» с участием «железногвардейцев». Их лидер Хория Сима стал вице-премьером (впрочем, через пять месяцев Антонеску «Железную гвардию» разогнал и провозгласил себя «кондукатором» государства).
6 сентября король Кароль по требованию Антонеску передал трон своему сыну Михаю и уехал в Мексику. Денег у него на жизнь «в изгнании» хватало — широко допускавший коррупцию, он и сам был совладельцем 34 промышленных предприятий и нескольких банков, не считая доходов от земельных владений.
7 сентября Румыния вернула Болгарии еще один «версальский лоскуток» — Южную Добруджу площадью около 8 тысяч квадратных километров и с населением в 378 тысяч человек.
Вскоре в Румынию прибыли вначале германские инструкторы, а 12 октября туда была введена 13-я моторизованная дивизия. Глава миссии сухопутных войск в Румынии генерал Ганзен получал новый статус…
Так была решена проблема румынской нефти… Фюрер обезопасил ее и от англичан и — на всякий случай — от русских…
Но оставалась же сама Англия…
ВЕЧЕРОМ 13 сентября над Берлином сгущался туман. Гитлер сидел в полутьме и размышлял. Позади был сложный день. В 13.15 начался большой обед с генералитетом. За столом собрались главком Браухич, Геринг, Кейтель, Йодль, Гудериан, Фалькенхорст, Клейст, Гот, Удет, Мильх — всего десятка три человек, не считая адьютантов.
Из Фонтенбло прилетел Гальдер с генерал-полковником Бушем. Был Борман.
После обеда началось долгое совещание. Дело с «Морским львом» все более запутывалось.
ОКХ требовало высадки воздушных десантов в Дувре, Брайтоне и в районе мыса Бичи-Хед.
Геринг соглашался лишь на Дувр. Тем более что командование группы армий требовало разрушения Портсмута и острова Уайт за несколько дней до высадки десанта, и толстый Герман ворчал, что он не наседка, а если и наседка, то пусть ОКХ найдет такого петуха, чтобы он помог Герингу срочно высидеть сотню-другую пикировщиков взамен тех, которые он потеряет на предварительной обработке «томми».
В штабе 9-й армии никак не могли решить, отправлять ли тыловые части во втором эшелоне или лучше сразу погрузить тяжелую артиллерию.
Артиллеристы обращали внимание на то, что пристрелка невозможна, потому что при артобстреле обваливаются меловые берега.
Флот жаловался на сложности с противовоздушной обороной, с тралением мин, с прикрытием флангов десантов и с прочим.
Впрочем, Герман был как Герман, флот как флот.
Редер кивал на люфтваффе, Геринг — на погоду.
Более беспокоило то, что неясными были общие перспективы десанта…
На следующий день, 14-го, фюрер опять созвал совещание по «английской» проблеме…
— Господа! Десант нужен, но мы не должны связывать себя каким-то определенным сроком. В политической жизни нельзя рассчитывать на стабильное положение. Всегда возможны неожиданности…
Возражать никто не собирался, и он продолжал:
— Наиболее отрадно то, что мы достигли наших успехов без больших потерь, и противнику должно быть ясно, что его расчеты на наше истощение провалились. Это должно быть ясно и России, которая, похоже, ожидала обратного… Однако длительная война для нас нежелательна…
Генералы старались понять, к чему клонит фюрер, а он пояснил:
— С одной стороны, предпосылки для операции «Зеелеве» еще не созданы. С другой же — наш отказ от десанта не останется в тайне и даст противнику психологическое облегчение, поэтому мы не должны прекращать подготовки…
Он умолк, затем осведомился:
— Ваше мнение, Редер?
— Да, риск велик… До конца сентября положение в лучшую сторону не изменится, и надо ориентироваться на 8 октября. — Редер поколебался и добавил: — Если авиация одержит полный успех, можно будет даже отказаться от проведения десанта…
— Скорее его надо проводить под защитой дымовой завесы, не связывая себя погодными сроками, назначенными флотом, — возразил Браухич…
Однако реально вопрос с десантом оставался открытым, зато пришлось начинать подготовку для отправки в Ливию танкового корпуса.
ИМЕЛИСЬ проблемы и в Францией…
Французская кампания, как строго ее ни оценивай, была проведена немцами блестяще. Ошибок хватало, но, как известно: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить…»
По французским «оврагам» вермахт прошел успешно, и удовлетворение фюрера выразилось в том, что 19 июля он дал рейху небывалое ранее количество генерал-фельдмаршалов— девять! Ими стали Браухич, Кейтель, Рундштедт, Бок, Риттер фон Лееб, Лист, Клюге, Вицлебен и Рейхенау. Геринг же получил звание рейхсмаршала.
Да, Франция была завоевана новыми маршалами и их войсками «вчистую», но это была не Польша с любой точки зрения. Брать на себя управление всей Французской колониальной республикой-империей фюрер не имел ни желания, ни возможности… Поэтому немцы на северной половине Франции ввели режим прямой оккупации, а южная, меньшая «половина» осталась под юрисдикцией правительства Петэна.
Престарелый 86-летний Анри Филипп Бенони Омер Жозеф Пе-тэн стал маршалом Франции еще 21 ноября 1918 года и, несмотря на пышную вереницу имен, был сыном крестьянина. Командующий французскими армиями в Первую мировую войну, военный министр в 1934 году, Петэн в момент национальной катастрофы — 16 июня 1940 года — стал премьер-министром, и перед немцами капитулировало именно его правительство. Министром иностранных дел у Петэна стал один из многочисленных французских экс-премьеров — Пьер Лаваль.
Лаваль сразу после начала войны выдвинул идею сепаратного мира с Германией и организовал «заговор бывших премьеров» — Кайо, Фландена, Шотана и, естественно, Лаваля… Этот «квартет» уже тогда выдвигал Петэна на пост главы государства.
2 июля правительство Петэна переехало в небольшой курортный городок Виши в Центральной Франции, в 300 километрах южнее Парижа… Стоящий на берегу реки Алье Виши был знаменит своими целебными источниками еще с римских времен… И вот в этом чудесном уголке, рае для больных почечными и желудочными болезнями, Национальное собрание Франции 569 голосами при 80 голосах «против» и 17 воздержавшихся 10 июля передало Петэну всю полноту власти на неоккупированной территории Франции. И в политический мировой словарь вошло понятие «режим Виши»…
Петэн стал президентом Французского Государственного совета, Лаваль— премьером и позднее— министром иностранных дел, а министром национальной обороны оказался Максим Вейган.
Неугомонный генерал де Голль в это время собирал в Лондоне вокруг себя «Свободную Францию».
Петэн же считал, что лучше быть нацистской провинцией, чем британским доминионом. Особого патриотизма в таком заявлении не было, но ведь особого патриотизма не проявило и Национальное собрание. Да и проявил ли его сам французский народ, если учесть, что он добровольно, а не под штыком фюрера, избрал такое «Национальное» собрание и не восстал против идиотской по замыслу и исполнению «странной» войны?
Еще в 1938 году «прогрессивный» писатель Жан Жионо считал, что лучше быть рабом, чем умереть.
Русский, а затем — советский гражданин Алексей Рубакин, участник революции 1905 года, впервые попал во Францию в 1908 году, а в Первую мировую войну служил во французской армии врачом-офицером… Позднее он писал: «Победа 1918 года была куплена ценою жизни 1 200 000 французов. Эти жертвы были скоро забыты. Еще не заглох гром пушек на полях Фландрии, а уже Париж и вся Франция покрылись сетью танцулек, „дансингов“, в которых под новые тогда ритмы американских джазов плясало новое, не побывавшее на войне поколение и те, кто уцелел на войне. Внешне Франция процветала. Многочисленные, богатые сырьем колонии наводняли ее своими продуктами. Франция, как и Англия, как и маленькая Голландия, жила дешевым трудом колоний…
После войны 1914 —1918 годов волна эгоизма и самодовольства захлестнула Францию, особенно буржуазию, мелкую и крупную, разбогатевшее крестьянство, даже наиболее обеспеченную часть рабочих. Два миллиона частных автомобилей катились по асфальтированным дорогам Франции, миллионы туристов вливали золото в дефицитный внешний бюджет.
Бесстыдная печать, быть может, самая продажная и лживая в Европе, спекулируя на репутации страны, прославившейся своими традициями свободолюбия, твердила французам, что весь мир обожает Францию, «самую великую духовную державу мира»…
Между тем французская буржуазия делала все, чтобы навлечь на Францию неприязнь других народов…»
Во-первых, «танцующих» французов не могли обожать голодающие немцы… Да, они не выиграли той войны — ее выиграла Золотая Элита мира. Но германские дети от сознания вины отцов более сытыми не становились, а ведь подрастающим немцам предрекали лямку репараций не только для них самих, но и для их детей!
Во-вторых… Впрочем, один перечислительный ряд может читателя утомить, потому что «свободолюбивые» французы освободили себя от всех тяжелых профессий, передав их в руки иностранных рабочих из Бельгии, Испании, Италии, Польши, Румынии, Чехословакии, Югославии, Турции и из «многочисленных, богатых сырьем колоний»… Во Франции трудилось их 4 миллиона — около 10 процентов всего населения страны!
И теперь французам, как в басне Лафонтена о Цикаде и в басне Крылова о Стрекозе, приходилось расплачиваться за эру дансингов в заокеанском стиле…
После Первой мировой войны французы позволили иметь немцам рейхсвер численностью в 100 тысяч человек, а теперь такую же «армию перемирия» немцы разрешили французам в метрополии: 84 тысячи — в армии, 10 — во флоте и ВВС, и 6 — в национальной гвардии.
На северо-западе Африки немцы согласились на французские силы тоже в 100 тысяч…
После того как англичане 3 июля расстреляли у берегов Алжира французские линкоры «Бретань», «Прованс» и «Дюнкерк» адмирала Жансуля, а линкор «Страсбург» и три эсминца прорвались и ушли в Тулон, «вишистская» Франция провела в ответ бомбардировку Гибралтара и 11 июля объявила Англии войну…
Но, как посетовал 26 сентября Гальдер в дневнике, французскому правительству было «трудно удержать колонии под своей властью ввиду усиленной английской пропаганды»… На это же жаловался 4-му обер-квартирмейстеру Генерального штаба сухопутных войск Курту Типпельскирху и главком французских сухопутных войск, знакомый нам генерал Хунтцигер…
Французов упрекали в том, что они «работают на прусского короля»…
Ну что же, упрек был справедливым, однако…
Однако и ранее французы тоже не очень-то работали на себя — они работали на Дядю Сэма так же, как на них самих работали миллионы гастарбайтеров в метрополии и десятки миллионов туземцев в колониях…
Теперь же они были готовы войти в орбиту «прусской» Европы… Тоже не самый лучший вариант, но все же, пожалуй, лучший, чем вариант Европы американизированной, «танцулечной»…
А 27 СЕНТЯБРЯ генерал Гальдер начал ежедневные записи в дневнике с известия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Гиммлер предпочел отреагировать уклончиво… Он был во власти идей господства новой германской расы, образцом которой видел свои СС, и «русская» проблема была для него проблемой прежде всего расовой. Однако идейные установки и конкретное военное планирование часто лежат в разных плоскостях, и рейхсфюрер не вмешивался (да и— по причине отсутствия военных способностей — не мог вмешиваться) в компетенцию генералитета.
Но это не значило, что он остался в стороне от той стороны проблемы, которая относилась уже к его прямой компетенции…
И как раз 15 августа гестапо подставило «легальному» резиденту русской разведки Амаяку Кобулову своего агента —латыша Берлинкса. Кобулов, официально 1-й советник полпредства, имел псевдоним Захар — по отчеству Захарович, а новый «ценный» агент получил в Москве псевдоним Лицеист…
Новый «двойник» становился каналом будущей стратегической дезинформации, и Гиммлер доложил об этом фюреру, дав понять, что будет там война или не будет, но его службы к войне готовы всегда уже потому, что тайная война никогда и не прекращается.
У обеих линий советской разведки в Берлине — и у Разведуправления Генштаба, и у наркомата государственной безопасности — было несколько ценных каналов. Хорошие берлинские источники имела и резидентура Шандора Радо в Швейцарии… И вот теперь перед гиммлеровскими кураторами Лицеиста стояла непростая задача — создать режим доверия Сталина к информации именно нового «приобретения» Кобулова…
Впрочем, игры разведки — это игры разведки… Тут даже правдивая важная информация может вводить в заблуждение. Черчилль как-то высказался в том смысле, что правду иногда надо охранять при помощи лжи, но в разведке важнее обеспечить охрану лжи при помощи правды…
Понимая это, Москва не очень-то доверяла своим информаторам, а уж Сталин — и тем более… Разведка — и военная, и чекистская — уже не раз делала из мухи слона, и Сталин это помнил.
Гитлер же разведке доверял больше…
НО ТАЙНЫЕ операции пока что не имели существенного значения — начиналась открытая воздушная война над Англией и Ла-Маншем, не было ясности с десантом на Остров, потихоньку разворачивалась— в помощь дуче— африканская кампания, хватало дел во Франции и Норвегии…
А тут еще дошло до открытого конфликта между двумя важными для перспектив Германии странами — Венгрией и Румынией…
Спор шел из-за Трансильвании— пограничной области, где густо жили и венгры, и румыны…
После Первой мировой войны Венгрия и — особенно — Румыния тяготели скорее к Англии и Франции.
Румыния даже имела английские гарантии своей безопасности — как и Польша. Но в отличие от Польши не очень-то на них полагалась. Трансильванию и часть Баната она получила от Венгрии в 1920 году по Трианонскому мирному договору, который входил в «версальскую» систему. «Лоскутная» Австро-Венгерская империя распалась, и выбора у побежденной Венгрии не было — пришлось признавать независимость бывших «лоскутов» и ту перекройку карты, которой в Версале занимались совместно британский лев и галльский петух под присмотром Дяди Сэма…
Надо сказать, что Румыния, получив Трансильванию, чуть ли не удвоила свою территорию, но частично этот «версальский» подарок румынам был исторически оправдан. До этого (то есть до Первой мировой войны) Румыния выглядела на карте некой раздутой буквой «Y» с «ножкой», вытянутой на юго-восток и выходящей к Черному морю. Австро-Венгрия же размещалась в «развилке» этой буквы так глубоко и широко, что с первого взгляда было понятно — тут что-то не так…
Правда, этот политический «клин», обращенный к морю, отслеживал «клин» географический, образованный Северными и Южными Карпатами. Но румыны, как и венгры, жили по обе стороны склонов этого горного «клина»… Между прочим, в Трансильвании и в Банате жили и 800 тысяч этнических немцев.
«Версальцы» не были бы «версальцами», если бы не заложили лишнюю политическую бомбу и на румыно-венгерской границе, отдав Румынии сверх ей положенного и «лишку». И теперь Венгрия, где регент Хорти установил режим, чем-то схожий с нацистским, требовала Трансильванию обратно…
Румыния была важна для Гитлера нефтью, но и Венгрия была важна как потенциальной возможностью тесного партнерства, так и своим стратегическим положением в центре Европы.
И в споре из-за Трансильвании Гитлеру сложно было встать на одну из сторон… В 1938 году, после Мюнхена, фюрер и дуче вынудили в Вене Чехословакию — в ходе первого Венского арбитража— передать Венгрии часть Словакии и Закарпатской Украины. Но тут все было просто — Чехословакия и так распадалась…
Теперь же…
Теперь же, в 1940 году, уже в начале июля на румыно-венгерской границе с обеих ее сторон началась концентрация войск, а 26 августа Гальдер записал в дневнике: «Крупный венгеро-румынский конфликт. Венгры намеревались выступить сегодня ночью, но их задержали».
Венгров задержать-то задержали, но Румынии был предъявлен германо-итальянский ультиматум по передаче спорной территории.
Румыния, и так подверженная министерской и политической чехарде, со времени капитуляции Франции переживала очередной политический кризис. Профранцузский министр иностранных дел Григоре Гафенку ушел в отставку, и 1 июля премьер Татареску заявил об отказе от английских гарантий. А 4 июля образовался кабинет премьера Иона Жигурту, ориентированный на Германию.
В Румынии действовала «Железная гвардия» фашистского типа, но она была лояльна к немцам, а теперь немцы поддержали венгров против румын…
В итоге 30 августа в Вене состоялся второй Венский арбитраж, и Румынии по решению арбитра — Германии — пришлось передать Венгрии — «с согласия короля Кароля» — Северную Трансильванию с территорией в 43 492 квадратных километра и населением в 2 385 987 человек, половина из которых была румынами. За румынами остался важный экономический район — область Медьеш-Кишармеш.
Кроме того, Германия — в качестве арбитра — обеспечила себе право «охраны» (фактически, конечно, контроля) румынских нефтепромыслов. И в этом, пожалуй, было главное.
31 августа Гитлер устроил прием в рейхсканцелярии, где информировал командование сухопутных войск и военных атташе о новой ситуации.
Прием начался в 13.15, а до этого был завтрак. После него фюрер разговаривал с военными атташе и заявил:
— Русские должны знать, что Германия придает Румынии решающее значение и не остановится ни перед чем для защиты германских интересов… Румыния неприкосновенна…
Да, теперь относительно Румынии фюрер мог быть спокоен —
3 сентября Кароль II Гогенцоллерн-Зигмаринен призвал к власти шестидесятилетнего генерала Иона Антонеску.
Сын крупного помещика и сам помещик, Антонеску в двадцатые годы был военным апаше в Париже и в Лондоне, женился, имея мачеху еврейку, на французской еврейке же (хотя позднее с ней развелся) и к концу тридцатых годов пользовался популярностью как среди военных, так и среди магнатов.
Король Кароль сам стремился к популярности и в июле 40-го года посадил генерала под домашний арест. Теперь же король поручал ему формирование «национального легионерского правительства» с участием «железногвардейцев». Их лидер Хория Сима стал вице-премьером (впрочем, через пять месяцев Антонеску «Железную гвардию» разогнал и провозгласил себя «кондукатором» государства).
6 сентября король Кароль по требованию Антонеску передал трон своему сыну Михаю и уехал в Мексику. Денег у него на жизнь «в изгнании» хватало — широко допускавший коррупцию, он и сам был совладельцем 34 промышленных предприятий и нескольких банков, не считая доходов от земельных владений.
7 сентября Румыния вернула Болгарии еще один «версальский лоскуток» — Южную Добруджу площадью около 8 тысяч квадратных километров и с населением в 378 тысяч человек.
Вскоре в Румынию прибыли вначале германские инструкторы, а 12 октября туда была введена 13-я моторизованная дивизия. Глава миссии сухопутных войск в Румынии генерал Ганзен получал новый статус…
Так была решена проблема румынской нефти… Фюрер обезопасил ее и от англичан и — на всякий случай — от русских…
Но оставалась же сама Англия…
ВЕЧЕРОМ 13 сентября над Берлином сгущался туман. Гитлер сидел в полутьме и размышлял. Позади был сложный день. В 13.15 начался большой обед с генералитетом. За столом собрались главком Браухич, Геринг, Кейтель, Йодль, Гудериан, Фалькенхорст, Клейст, Гот, Удет, Мильх — всего десятка три человек, не считая адьютантов.
Из Фонтенбло прилетел Гальдер с генерал-полковником Бушем. Был Борман.
После обеда началось долгое совещание. Дело с «Морским львом» все более запутывалось.
ОКХ требовало высадки воздушных десантов в Дувре, Брайтоне и в районе мыса Бичи-Хед.
Геринг соглашался лишь на Дувр. Тем более что командование группы армий требовало разрушения Портсмута и острова Уайт за несколько дней до высадки десанта, и толстый Герман ворчал, что он не наседка, а если и наседка, то пусть ОКХ найдет такого петуха, чтобы он помог Герингу срочно высидеть сотню-другую пикировщиков взамен тех, которые он потеряет на предварительной обработке «томми».
В штабе 9-й армии никак не могли решить, отправлять ли тыловые части во втором эшелоне или лучше сразу погрузить тяжелую артиллерию.
Артиллеристы обращали внимание на то, что пристрелка невозможна, потому что при артобстреле обваливаются меловые берега.
Флот жаловался на сложности с противовоздушной обороной, с тралением мин, с прикрытием флангов десантов и с прочим.
Впрочем, Герман был как Герман, флот как флот.
Редер кивал на люфтваффе, Геринг — на погоду.
Более беспокоило то, что неясными были общие перспективы десанта…
На следующий день, 14-го, фюрер опять созвал совещание по «английской» проблеме…
— Господа! Десант нужен, но мы не должны связывать себя каким-то определенным сроком. В политической жизни нельзя рассчитывать на стабильное положение. Всегда возможны неожиданности…
Возражать никто не собирался, и он продолжал:
— Наиболее отрадно то, что мы достигли наших успехов без больших потерь, и противнику должно быть ясно, что его расчеты на наше истощение провалились. Это должно быть ясно и России, которая, похоже, ожидала обратного… Однако длительная война для нас нежелательна…
Генералы старались понять, к чему клонит фюрер, а он пояснил:
— С одной стороны, предпосылки для операции «Зеелеве» еще не созданы. С другой же — наш отказ от десанта не останется в тайне и даст противнику психологическое облегчение, поэтому мы не должны прекращать подготовки…
Он умолк, затем осведомился:
— Ваше мнение, Редер?
— Да, риск велик… До конца сентября положение в лучшую сторону не изменится, и надо ориентироваться на 8 октября. — Редер поколебался и добавил: — Если авиация одержит полный успех, можно будет даже отказаться от проведения десанта…
— Скорее его надо проводить под защитой дымовой завесы, не связывая себя погодными сроками, назначенными флотом, — возразил Браухич…
Однако реально вопрос с десантом оставался открытым, зато пришлось начинать подготовку для отправки в Ливию танкового корпуса.
ИМЕЛИСЬ проблемы и в Францией…
Французская кампания, как строго ее ни оценивай, была проведена немцами блестяще. Ошибок хватало, но, как известно: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить…»
По французским «оврагам» вермахт прошел успешно, и удовлетворение фюрера выразилось в том, что 19 июля он дал рейху небывалое ранее количество генерал-фельдмаршалов— девять! Ими стали Браухич, Кейтель, Рундштедт, Бок, Риттер фон Лееб, Лист, Клюге, Вицлебен и Рейхенау. Геринг же получил звание рейхсмаршала.
Да, Франция была завоевана новыми маршалами и их войсками «вчистую», но это была не Польша с любой точки зрения. Брать на себя управление всей Французской колониальной республикой-империей фюрер не имел ни желания, ни возможности… Поэтому немцы на северной половине Франции ввели режим прямой оккупации, а южная, меньшая «половина» осталась под юрисдикцией правительства Петэна.
Престарелый 86-летний Анри Филипп Бенони Омер Жозеф Пе-тэн стал маршалом Франции еще 21 ноября 1918 года и, несмотря на пышную вереницу имен, был сыном крестьянина. Командующий французскими армиями в Первую мировую войну, военный министр в 1934 году, Петэн в момент национальной катастрофы — 16 июня 1940 года — стал премьер-министром, и перед немцами капитулировало именно его правительство. Министром иностранных дел у Петэна стал один из многочисленных французских экс-премьеров — Пьер Лаваль.
Лаваль сразу после начала войны выдвинул идею сепаратного мира с Германией и организовал «заговор бывших премьеров» — Кайо, Фландена, Шотана и, естественно, Лаваля… Этот «квартет» уже тогда выдвигал Петэна на пост главы государства.
2 июля правительство Петэна переехало в небольшой курортный городок Виши в Центральной Франции, в 300 километрах южнее Парижа… Стоящий на берегу реки Алье Виши был знаменит своими целебными источниками еще с римских времен… И вот в этом чудесном уголке, рае для больных почечными и желудочными болезнями, Национальное собрание Франции 569 голосами при 80 голосах «против» и 17 воздержавшихся 10 июля передало Петэну всю полноту власти на неоккупированной территории Франции. И в политический мировой словарь вошло понятие «режим Виши»…
Петэн стал президентом Французского Государственного совета, Лаваль— премьером и позднее— министром иностранных дел, а министром национальной обороны оказался Максим Вейган.
Неугомонный генерал де Голль в это время собирал в Лондоне вокруг себя «Свободную Францию».
Петэн же считал, что лучше быть нацистской провинцией, чем британским доминионом. Особого патриотизма в таком заявлении не было, но ведь особого патриотизма не проявило и Национальное собрание. Да и проявил ли его сам французский народ, если учесть, что он добровольно, а не под штыком фюрера, избрал такое «Национальное» собрание и не восстал против идиотской по замыслу и исполнению «странной» войны?
Еще в 1938 году «прогрессивный» писатель Жан Жионо считал, что лучше быть рабом, чем умереть.
Русский, а затем — советский гражданин Алексей Рубакин, участник революции 1905 года, впервые попал во Францию в 1908 году, а в Первую мировую войну служил во французской армии врачом-офицером… Позднее он писал: «Победа 1918 года была куплена ценою жизни 1 200 000 французов. Эти жертвы были скоро забыты. Еще не заглох гром пушек на полях Фландрии, а уже Париж и вся Франция покрылись сетью танцулек, „дансингов“, в которых под новые тогда ритмы американских джазов плясало новое, не побывавшее на войне поколение и те, кто уцелел на войне. Внешне Франция процветала. Многочисленные, богатые сырьем колонии наводняли ее своими продуктами. Франция, как и Англия, как и маленькая Голландия, жила дешевым трудом колоний…
После войны 1914 —1918 годов волна эгоизма и самодовольства захлестнула Францию, особенно буржуазию, мелкую и крупную, разбогатевшее крестьянство, даже наиболее обеспеченную часть рабочих. Два миллиона частных автомобилей катились по асфальтированным дорогам Франции, миллионы туристов вливали золото в дефицитный внешний бюджет.
Бесстыдная печать, быть может, самая продажная и лживая в Европе, спекулируя на репутации страны, прославившейся своими традициями свободолюбия, твердила французам, что весь мир обожает Францию, «самую великую духовную державу мира»…
Между тем французская буржуазия делала все, чтобы навлечь на Францию неприязнь других народов…»
Во-первых, «танцующих» французов не могли обожать голодающие немцы… Да, они не выиграли той войны — ее выиграла Золотая Элита мира. Но германские дети от сознания вины отцов более сытыми не становились, а ведь подрастающим немцам предрекали лямку репараций не только для них самих, но и для их детей!
Во-вторых… Впрочем, один перечислительный ряд может читателя утомить, потому что «свободолюбивые» французы освободили себя от всех тяжелых профессий, передав их в руки иностранных рабочих из Бельгии, Испании, Италии, Польши, Румынии, Чехословакии, Югославии, Турции и из «многочисленных, богатых сырьем колоний»… Во Франции трудилось их 4 миллиона — около 10 процентов всего населения страны!
И теперь французам, как в басне Лафонтена о Цикаде и в басне Крылова о Стрекозе, приходилось расплачиваться за эру дансингов в заокеанском стиле…
После Первой мировой войны французы позволили иметь немцам рейхсвер численностью в 100 тысяч человек, а теперь такую же «армию перемирия» немцы разрешили французам в метрополии: 84 тысячи — в армии, 10 — во флоте и ВВС, и 6 — в национальной гвардии.
На северо-западе Африки немцы согласились на французские силы тоже в 100 тысяч…
После того как англичане 3 июля расстреляли у берегов Алжира французские линкоры «Бретань», «Прованс» и «Дюнкерк» адмирала Жансуля, а линкор «Страсбург» и три эсминца прорвались и ушли в Тулон, «вишистская» Франция провела в ответ бомбардировку Гибралтара и 11 июля объявила Англии войну…
Но, как посетовал 26 сентября Гальдер в дневнике, французскому правительству было «трудно удержать колонии под своей властью ввиду усиленной английской пропаганды»… На это же жаловался 4-му обер-квартирмейстеру Генерального штаба сухопутных войск Курту Типпельскирху и главком французских сухопутных войск, знакомый нам генерал Хунтцигер…
Французов упрекали в том, что они «работают на прусского короля»…
Ну что же, упрек был справедливым, однако…
Однако и ранее французы тоже не очень-то работали на себя — они работали на Дядю Сэма так же, как на них самих работали миллионы гастарбайтеров в метрополии и десятки миллионов туземцев в колониях…
Теперь же они были готовы войти в орбиту «прусской» Европы… Тоже не самый лучший вариант, но все же, пожалуй, лучший, чем вариант Европы американизированной, «танцулечной»…
А 27 СЕНТЯБРЯ генерал Гальдер начал ежедневные записи в дневнике с известия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82