Некрасов отвечал за связь с либеральной оппозицией, Керенский общался с радикалами и социалистами всех мастей, Терещенко вел работу среди военных, Ефремов и Коновалов — среди торгово-промышленных кругов. Душой русского политического масонства этого времени был князь С. Д. Урусов, через которого поддерживались тесные связи с «Великим Востоком Франции».Проводниками масонского влияния в России накануне революции были: «Религиозно-философское общество» во главе с масоном А. В. Карташевым, «Общество английского флага» (Русско-английское общество) во главе с председателем Государственной думы масоном М. В. Родзянко, «Русское теософическое общество» во главе с А. А. Каменской, «Русское Антропософическое общество» во главе с его председателем Е. В. Васильевой, «Лига прав человека» (председатель Яков Рубинштейн), «Общество сближения между Россией и Америкой» во главе с Н. А. Бородиным и другие организации либерального и пацифистского толка.Польский историк Людвик Хасс к 1913 году насчитал около 40 масонских лож в России общей численностью до 400 человек. К 1915 году их было уже до 600, объединенных в 49 ложах. Если же добавить к этой цифре ложи оккультного характера (розенкрейцеры, мартинисты, филалеты и проч.), а также членов зарубежных лож, то картина получается впечатляющей.Несмотря на формально провозглашенную летом 1912 года независимость от французских «братьев», на самом деле связей с «Великим Востоком Франции» русские масоны никогда не прерывали. Утверждения ряда историков о том, что «Великий Восток народов России» был «неправильной», т. е. не признанной зарубежным масонским центром организацией, не соответствуют действительности. На самом деле это была, конечно же, самая настоящая «регулярная» организация ордена. Упрощение же ею устаревших к началу XX века некоторых особенностей масонского ритуала и отказ в целях конспирации от письменных протоколов и других бумаг дела не меняет.Общие задачи организации, как их определял Гальперн, сводились к следующему: "стремление к моральному усовершенствованию членов на почве объединения их усилий в борьбе за политическое освобождение России. Политического заговора как сознательно поставленной цели в программе нашей работы не было, и если бы кто-либо попытался в задачи организации такой заговор ввести, то это вызвало бы протесты со стороны многих. Был, правда, целый ряд лиц, из них часть очень влиятельных, которые очень сильно к заговору склонялись — например, Мстиславский и Некрасов. Но в организации они свою точку проводили осторожно и закрепить ее в качестве официальной точки зрения организации не стремились. Борьба за свободу, конечно, входила в задачи организации; об этом говорилось даже в клятве, но конкретно средства и пути нигде сформулированы не были. Задачи личного усовершенствования для многих тоже играли весьма значительную роль… Для некоторых же эта сторона задач организации имела главное значение. Так, например, в Киеве преобладали в организации люди, для которых этические задачи стояли на первом месте.Социалистической окраски программа организации не носила, но широким социальным реформам всемерно все члены сочувствовали и к социалистическому движению относились больше, чем терпимо. Я, пожалуй, назвал бы нашу организацию последним прибежищем великих идей 1789 года: лозунги «братство, равенство, свобода» у нас воспринимались в их наиболее первобытном — неискаженном и неусложненном виде.Очень характерной для настроений подавляющего большинства организации была ненависть к трону, к монарху лично — за то, что он ведет страну к гибели. Это был патриотизм в лучшем смысле слова — революционный патриотизм. Наиболее сильно это настроение выступило, конечно, в годы войны, но в основе оно имелось и раньше. Конечно, такое отношение к данному монарху не могло не переходить и в отношение к монархии вообще, в результате чего в организации преобладали республиканские настроения; можно сказать, что подавляющее большинство членов были республиканцами, хотя республика и не была зафиксированным догматом организации".Главными экспертами Департамента полиции по масонскому вопросу были в эти годы Г. Г. Мец и Б. К. Алексеев, регулярно составлявшие по его поручению свои обзоры-доклады на эту тему. Командированный во Францию Б. К. Алексеев вошел в контакт с руководителем «Антимасонской лиги» аббатом Жюлем Турмантэном, с помощью которого и предполагалось получать интересующую Департамент конфиденциальную информацию, почерпнутую из источников внутри самих французских лож.За свое сотрудничество Турмантэн требовал денег. П. А. Столыпин, которому был сделан соответствующий доклад, вопроса не решил. Не решил его и царь, к которому обратился в декабре 1910 года товарищ министра внутренних дел П. Г. Курлов. Проявив живейший интерес к «проискам масонов», Николай II пожелал более внимательно ознакомиться с проблемой, для чего предполагалось устроить «отдельную аудиенцию». В январе 1911 года к делу был подключен проживавший с 1905 года во Франции бывший заведующий заграничной агентурой Департамента полиции Л. А. Ратаев. Уже в марте 1911 года им был представлен первый доклад на эту тему.Убийство 1 сентября 1911 года Столыпина и последовавшая вскоре отставка Курлова привели к тому, что масонская проблема, которой эти деятели уделяли пристальное внимание, сразу же отодвинулась на второй план. Новое начальство, в отличие от старого, и в Департаменте полиции (директор С. П. Белецкий), и в МВД считало, что русские масоны — это главным образом безобидные оккультные кружки, не представляющие серьезной угрозы безопасности государства.Записки о масонстве, которыми бомбардировал Л. А. Ратаев Департамент полиции, равно как и его проницательный вывод, что «в политике приютом масонов служит кадетская партия», никого здесь не заинтересовали. Невостребованным оказался и представленный им в Департамент предварительный список (88 человек) русских масонов. Похоже, о существовании настоящих масонов (деятели думской оппозиции, профессора, журналисты, адвокаты), объединенных в рамках «Великого Востока народов России» (1912 — 1918), в Департаменте полиции ничего не знали, а может быть, и не хотели знать.Последняя записка Ратаева о масонах в Департамент полиции относится к февралю — марту 1916 года. Внимательно прочитав ее, тогдашний директор Департамента Е. К. Климович какого-либо хода этому документу так и не дал. Приближалась революция, и полиции было уже не до масонов. * * * Спириты, теософы, розенкрейцеры, мартинисты не скрывают антиправославной, шире — антихристианской сущности своего учения. Сложнее обстоит дело с софианством, или неоправославием, подрывающим под предлогом требований реформ православную церковь изнутри. Связь софианцев с масонством и розенкрейцерством не подлежит сомнению. Софиан-ство произошло из «семян, упавших с символической Розы и проросших в плодородной почве современного общества», — отмечал Ю. П. Граббе в книге «Корни церковной смуты».Основоположник учения о Святой Софии — Владимир Соловьев (1853 — 1900), обладая гениальным умом, представлял собой в то же время, как полагают некоторые исследователи, «врожденно неполноценную личность с несомненными психопатическими чертами психической дегенерации. На слабых плечах своей телесной и нервно-психической неполноценности нес он тяжкое бремя яркой гениальности. Рано пробудившаяся и, „как жало во плоть“, всю жизнь мучившая Соловьева патологическая эротика, вместе с тлетворными влияниями неправославной, нецерковной мистики, извратили его религиозный мистический опыт, пленили его в прелесть и увели в бесконечность блужданий в поисках истины — вне церкви».Даже если согласиться, что присоединение В. С. Соловьева к католической церкви 18 февраля 1896 года (в Москве, в домашней часовне о. Н. А. Толстого) было канонически неправильным, одна его идея «соединения церквей» (уния), не говоря уже о его учении о Святой Софии, ясно показывают, насколько далеко ушел он от ортодоксального, охранительного православия в духе отца Иоанна Кронштадтского.Но именно это как раз и требовалось по условиям того времени, таков был тогдашний, говоря языком нашего времени, «идеологический заказ». Отсюда и энтузиазм поклонников В. С. Соловьева, не жалевших усилий для пропаганды «модернизированного православия» своего кумира. Не смутило их и появление некоей Анны Шмидт, объявившей себя в 1900 году «тварным воплощением» Святой Софии, а Владимира Соловьева — земным воплощением Иисуса Христа, чего тот, правда, не признал.Характерно, что в качестве «тварного воплощения» Святой Софии у каждого софиолога был, как говорится, свой персонаж женского пола. Если для Андрея Белого воплощением Подруги Вечной выступала Маргарита Кирилловна Морозова (урожденная Мамонтова — жена промышленника и мецената М. А. Морозова), которую он впервые увидел на симфоническом концерте в 1901 году (само знакомство произошло только в 1905 году), то у Александра Блока в качестве таковой выступает Незнакомка, Прекрасная Дама — Л. Д. Менделеева, вдохновлявшая в те годы его поэтическую музу.31 июля 1900 года В. С. Соловьев умер. Это дало сигнал для возникновения среди его поклонников небольшого кружка, члены которого ставили своей задачей развитие и популяризацию учения о Святой Софии. Собирались они в Москве в доме брата знаменитого философа, Михаила Сергеевича Соловьева. Среди членов кружка — поэт Андрей Белый, А. С. Петровский, С. Н. Трубецкой, Л. Л. Кобылинский (Эллис), сын М. С. Соловьева — поэт С. М. Соловьев. Бывали здесь и В. Я. Брюсов, Д. С. Мережковский, 3. Н. Гиппиус.Центральной идеей, объединявшей этих людей, являлось учение Владимира Соловьева о Святой Софии как женственном начале в Боге, неустанными поисками «познания» которого они и занялись. Что же касается подходов к проблеме, то здесь его участники разошлись. Если одних интересовала ее преимущественно религиозно-философская сторона, базировавшаяся на учении гностика II века н. э. Валентина, то другие, напротив, перенося Святую Софию в область идейно-политическую, усматривали ее проявление в приближающейся революции в России.Задача, которую они перед собою ставили, заключалась в идейной подготовке приближающегося революционного взрыва. Революции социально-политической, утверждали они, должна предшествовать «революция духа». Судя по тому, что в феврале 1917 года Русь, по меткому выражению Василия Розанова, «слиняла за три дня», задумка «революционеров сознания» вполне удалась.Тем временем в 1903 году умирает М. С. Соловьев, и на месте его кружка возникает новая организация «Братство аргонавтов». Председателем «Арго» был поэт Андрей Белый. Среди членов — философы и поэты Л. Л. Кобылинский (Эллис), С. М. Соловьев, Г. А. Рачинский, П. И. Астров, А. С. Петровский, В. В. Владимиров, А. С. Челищев, М. А. Эртель, которые и составляли его основное ядро. Кроме них, собрания «Аргонавтов» посещали поэты К. Д. Бальмонт, В. Я. Брюсов, Ю. К. Балтрушайтис, философы М. О. Гершензон, Г. Т. Шпет, Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, В. Ф. Эрн и другие. В идейном плане «аргонавты» были продолжателями кружка М. С. Соловьева. Святая София, согласно их представлениям, «открывается» только индивидуумам, коллективному сознанию она недоступна. Индивидуум созерцает ее как владычицу мира, в мистическом восприятии она — «душа мира», но может раскрыться и как «душа человечества».С «Братством аргонавтов» были тесно связаны русские символисты с характерным для них мистическим восприятием культуры (Д. Мережковский, В. Брюсов, К. Бальмонт, Вяч. Иванов, А. Белый и др.). У Д. Мережковского и 3. Гиппиус это вылилось в поиски некой новой религии, у Вячеслава Иванова и Андрея Белого — в разработку теории символов как знамения и средства выражения новой реальности. Близок к «Аргонавтам» был и Александр Блок, хотя, живя в Петербурге, он не посещал их заседаний. У Блока, отмечал А. Белый, едва ли не раньше других «братьев», «выработалось конкретное учение о Софии», в котором он исходил из гностической системы Валентина.«Для нас символизм, — писал в 1909 году в статье „Культура и символизм“ Л. Л. Кобылинский (Эллис), — дорог более всего как путь освобождения, неизбежно ведущий нас к единству воли и знания и к примату творчества над познанием. Этим он сближается с сокровенным ядром последних глубоких мистических учений и великих религий, с заветнейшими устремлениями и положениями оккультной науки и практики, превращая самых высших из среды своих последователей в жрецов как бы новой религии, посвященных Откровения, высочайшего среди всех в наши дни».Говоря об «Аргонавтах», следует иметь в виду, что это была свободная ассоциация людей искусства, литературы и науки, не связанная каким-либо уставом и не имеющая четко обозначенных контуров. А отсюда и непрочность, недолговремен-ность этого объединения. В 1910 году кружок «Аргонавтов» прекратил существование.Одновременно с московским кружком и в тесной связи с ним работали петербургские софианцы, группировавшиеся вокруг Д. С. Мережковского и 3. Н. Гиппиус, квартира которых получила среди «братьев» название «логовище мысли». Здесь собирались С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, А. В. Карташев, А. С. Ас-кольдов, И. М. Андреевский, Д. В. Философов, А. М. и С. П. Ремизовы, В. В. Розанов. Одной из излюбленных тем этой публики была теория «брака трех» (menage en trois), горячим пропагандистом которой выступал, в частности, Д. С. Мережковский.Практическим воплощением этой идеи была некоторое время «тройка» — А. А. Блок, его жена Л. Д. Блок (Менделеева) и Борис Бугаев (Андрей Белый). «Л. Д. мне объясняет, — отмечал в связи с этим А. Белый в книге „Меж двух революций“, — что Александр Александрович ей не муж; они не живут как муж и жена; она его любит братски, а меня подлинно; всеми этими объяснениями она внушает мне мысль, что я должен ее развести с Александром Александровичем и на ней жениться; я предлагаю ей это; она — колеблется, предлагая мне, в свою очередь, нечто вроде menage en trois, что мне не симпатично. Мы имеем разговор с Александром Александровичем, где ставим вопрос, как нам быть. Александр Александрович молчит, уклоняясь от решительного ответа, но как бы давая нам с Любовью Дмитриевной свободу…»Да и что ему оставалось делать, если, по признанию самой Любови Дмитриевны, «короткая вспышка чувственного его увлечения мной в зиму и лето перед свадьбой скоро, в первые же два месяца погасла, не успев вырвать меня из моего девического неведения, так как инстинктивная самозащита понималась Сашей всерьез». Отсюда — многочисленные любовные увлечения Л. Д. Блок. Наиболее сильное из них — К. Н. Кузьмин-Караваев, от которого она родила сына (это при живом-то муже, Александре Блоке!). Ребенок умер в 1912 году.Любопытный штрих на тему нравственного облика этой богемы «серебряного века русской культуры» приводит в своих воспоминаниях поэт Максимилиан Волошин. Поэт Эллис (Л. Л. Кобылинский. — В. Б.) заговорил «при Брюсове: почему Вячеслав Иванов так восторгается Городецким (С. М. Городецкий, поэт. — В. Б.). Брюсов ответил ему: „Знаете, Лев Львович, нельзя быть таким наивным. Кто не знает, в каких отношениях Вячеслав Иванов и Городецкий?“ Эллис не вполне поверил и спросил приехавшего В. Ф. Нувеля. Тот засмеялся ему в лицо: „Вы совсем наивное дитя, несмотря на ваш голый череп. Наша жизнь — моя, Кузмина, Дягилева, Вячеслава Иванова, Городецкого — достаточно известна всем в Петербурге“».Это было время, когда отношения Андрея Белого и четы Мережковских были наиболее близкими. «Они приняли меня на свои тайные моления, — вспоминал Белый в мемуарах „Начало века“, — их малая община имела свои молитвы, общие; было 2 чина; 1-х: чин ежедневной вечерней молитвы; и 2-х: чин служб: этот чин свершался приблизительно раз в 2 недели, по „четвергам“; во время этого чина совершалась трапеза за столом, на котором были поставлены плоды и вино; горели светильники; на Мережковском и Философове были одеты широкие пурпурные ленты, напоминающие епитрахили. В числе участников „четвергов“ в это время были: Мережковский, Гиппиус, Философов, Карташев, я, Татьяна Николаевна Гиппиус, Наталья Николаевна Гиппиус; вот и все: Мережковские одно время надеялись ввести в чин свой Бердяева и Волжского; но те скоро отошли от них».Господствовавшая у Мережковских атмосфера «кадетской религиозной общественности» и «абстрактное направление» их кружка не вполне устраивали его членов. Во главе «оппозиции» встал В. И. Иванов, организовавший в ноябре — декабре 1905 года новое «братство», которое и становится с этого времени центром софианской жизни Петербурга. Помимо организаторов кружка (В. И. Иванов, А. Белый, А. Блок) собрания на квартире Иванова (в «Башне») посещали также А.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83