Отсталая лемурийская ветвь, хотя и в небольшом, к тому же уменьшающемся количестве, по-прежнему существует. Это первобытные аборигены Австралии.В древние времена Атлантида тоже была частью Лемурии. Ее гигантские обитатели, прекрасные золотокожие представители четвертой расы, стали, согласно эзотерическим сказаниям, «черными от грехов своих». Однако не все — немногие носители духовной мудрости по-прежнему обладали «третьим глазом» и смогли предсказать наводнение, уничтожившее Атлантиду на заре пятой расы, и спастись от катастрофы.Пятая раса — это то человечество, которое мы знаем. Она начала распространяться по молодому Европейскому континенту задолго до того, как 850 тысяч лет назад Атлантида погрузилась под воду, оставив от себя только остров, впоследствии описанный Платоном.В основе такого эзотерического.понимания мироздания и его истории лежит незыблемость его иерархического строения, где высшее начало неизменно руководит низшим, а простые формы жизни получают помощь от более сложных и утонченных. Только с помощью носителей знаний древних цивилизаций пятая раса путем самосовершенствования сможет вернуться к золотому веку человечества, продолжавшемуся на земле около 144 тысяч лет. И такая попытка уже осуществлялась 9 тысяч лет тому назад (эта эпоха известна в легендах как поход Рамы) в границах современного Афганистана, Тибета и Индии. В этом районе и расположена таинственная Шамбала — духовный центр планеты, надежно скрытый от вторжения непосвященных. Это точка, где осуществляется соединение Земли с космосом, где земной мир соприкасается с высшим сознанием. Именно в Шамбале находятся носители эзотерической мудрости — учителя, Махатмы, знания которых могут дать человеку полную власть над миром…Традиция северного буддизма содержит пророчество о том, что эта религия переместится на Запад и станет религией розоволицых людей. В 1920-е годы монгольские ламы утверждали, что время для похода на Запад уже пришло. Любопытно, что в 1926 году, возвращаясь через СССР из своей первой гималайской экспедиции, организованной ИНО ОПТУ и Нарком-инделом, Николай Рерих оформил официальные документы как специальный представитель махатм и передал от них письмо советскому правительству, всецело одобрявшее действия большевиков.Встретившись с посланцами древней цивилизации во время приезда в Советскую Россию тибетской делегации еще в 1918 году, Барченко также уже был готов к сотрудничеству с большевиками. «Из совещаний с Нага Навеном, наместником далай-ламы в Западном Тибете, я получил санкцию на сообщение большевикам моих научных изысканий в области „древних наук“ через специально созданную группу коммунистов и на установление контактов советского правительства с Шамбалой».Как нам уже известно, в 1924 году Блюмкин представил Барченко начальнику Спецотдела Г. И. Бокию. В частной беседе с ним Александр Васильевич рассказал об учении, в котором сконцентрирована суть древних наук, и указал на желательность контактов с Шамбалой.В этом же году Барченко в присутствии Бокия, И. М. Москвина, заведующего орграспредом ЦК, и Б. С. Стомонякова, заместителя наркома внешней торговли СССР, сделал доклад о Шамбале, и на этом собрании было принято решение о создании «Единого трудового братства» с целью «объединения человечества на основах, во всем совпадающих с основами коммунизма, за исключением отношения к религии, то есть объединения его на идеях чистого коллективизма и уважения к религии…»Со слов Бокия, их организация имела «писаный устав — программу — называвшийся требниками братства. Основными положениями этого требника являлось отрицание классовой борьбы в обществе, соблюдение социальной иерархии и уважение религиозных культов».В предреволюционный и революционный периоды Глеб Бокий входил в руководящее ядро большевистской партии. Пользуясь немалым партийным авторитетом, он мог войти в состав высшего политического руководства страны. Что заставило его отойти от тех идеалов, за которые он столь яростно боролся более 25 лет?Скромный, тактичный, высокоэрудированный человек, он был далек от таких человеческих пороков, как карьеризм и угодничество. Честный и бескомпромиссный, Бокий верил в справедливость, в любой ситуации сохраняя невозмутимость и хладнокровие. На первое место он всегда ставил интересы дела. Не случайно именно Г. И. Бокию и его Спецотделу поручили расследовать факты хищения в Коминтерне, Рабкрине.Известна его принципиальная, независимая позиция во время расследования хищений в Гохране, когда даже попытки давления на следствие со стороны старых партийцев — родственников подследственного Я. С. Шелехеса, а также Томского, Бухарина, Крупской, самого Ленина — не заставили его отступиться от своей позиции. В письме Ленину он писал:"Вами поручено мне ведение следствия по делу Гохрана, о ходе какового следствия я Вас еженедельно ставлю в известность. Среди арестованных по сему делу имеется оценщик Гохрана гр-н Шелехес Яков Савельевич (родной брат т. Исаева-Шелехеса), за которого хлопочут разные «высокопоставленные лица», вплоть до Вас, Владимир Ильич. Эти бесконечные хлопоты ежедневно со всех сторон отрывают от дела и не могут не отражаться на ходе следствия.Уделяя достаточно внимания настоящему делу, я убедительно прошу Вас, Владимир Ильич, разрешить мне не обращать никакого внимания на всякие ходатайства и давления по делу о Гохране, от кого бы они ни исходили, или прошу распорядиться о передаче всего дела кому-либо другому".Ленин был взбешен, требовал наказать Бокия, но тот успешно довел дело до конца: Шелехес и другие преступники были осуждены и расстреляны.Уже к концу 20-х годов Г. И. Бокий не ходил ни на одно партийное собрание. Сталина он презирал и не скрывал этого, однажды сказав тому в глаза: «Не ты меня назначал, не тебе меня и снимать». Бокия пытались убрать с поста начальника Спецотдела уже в начале 30-х годов, но он устоял — сыграл роль партийный авторитет.Вспоминая о Бокии, Лев Разгон писал: «Никогда не вел аскетический образ жизни. Но зато имел свои „странности“. Никогда никому не пожимал руки, отказывался от всех привилегий своего положения: дачи, курортов и пр. Вместе с группой своих сотрудников арендовал дачу под Москвой в Кучино и на лето снимал у какого-то турка деревенский дом в Махинджаури под Батумом. Жил с женой и старшей дочерью в крошечной трехкомнатной квартире, родные и знакомые даже не могли подумать о том, чтобы воспользоваться для своих надобностей его казенной машиной. Зимой и летом ходил в плаще и мятой фуражке, и даже в дождь и снег на его открытом „паккарде“ никогда не натягивался верх».Глеб Иванович был женат, хотя впоследствии развелся. Его бывшая жена Софья Александровна Бокий была личностью не только интересной, но и в определенном смысле замечательной. Биография ее необычна. Отец Софьи Александровны носил фамилию Доллер. Француз, родившийся в России, он был квалифицированным рабочим на одном из Виленских заводов.Француз повел себя совсем как русский. Стал не то земле-вольцем, не то народовольцем, был арестован, отсидел свое в тюрьме и на каторге, остался в Якутии на поселении и там встретился с народоволкой Шехтер. (О них писали Короленко, Феликс Кон и другие писатели-историки.)Доллер и Шехтер были совершенно разными людьми. Доллер, как и положено французу, имел веселый, шумный, беззаботный характер. Шехтер всегда и везде оставалась «железной фанатичкой», которая, по свидетельству знавших ее, «сидела больше и тяжелее других, ибо она не признавала власти царского правительства, не присягала новому царю, отказывалась признавать де-юре любое приказание начальства». Однако в ссылке эти совершенно непохожие по характеру люди поженились, очевидно найдя в другом то, чего недоставало в себе.Софья Александровна была их единственным ребенком. Вскоре после ее рождения Доллер утонул, купаясь в стремительной и порожистой сибирской реке, а молодая ссыльная народоволка Шехтер осталась с маленьким ребенком, который и сопровождал ее во всех последующих тюрьмах и ссылках.Во время одной из таких ссылок Софья Доллер — к тому времени уже достаточно повзрослевшая, успевшая и в европейской части России побывать, и даже учившаяся на каких-то женских курсах — познакомилась с ссыльным большевиком Глебом Ивановичем Бокием. Они поженились, будучи столь же разными, сколь и ее родители.Историк Лев Разгон, имевший в свое время непосредственное отношение к этой семье, вспоминал, что Софья Александровна была полной, небольшого роста дамой, очень подвижной, веселой, необычайно энергичной. Она была единоличной хозяйкой дома, который вела — несмотря на свое каторжно-ссыльное происхождение — с размахом и вкусом светской дамы начала столетия. Кроме кухарки и домработницы в квартире всегда обитали какие-то дальние родственницы или «компаньонки» — словом, много людей, которые обслуживали шумный дом.Глеб Иванович и Софья Александровна развелись в начале 20-х годов. Наверное, Бокию, который после убийства Урицкого стал Председателем Петроградской ЧК, а затем членом коллегии ВЧК и ОГПУ, было непросто с такой тещей, как Шехтер, и с такой женой, как Софья Александровна. Как и все прочие народовольцы, Шехтер стала эсеркой — по мнению Л. Разгона, если и не очень активной, то уж во всяком случае абсолютно непреклонной.Софья Александровна в молодости тоже была эсеркой. В партию большевиков она вступила весной 1917 года, но, как вспоминает Л. Разгон, «и такому неопытному человеку, как я, было заметно.что „большевистским духом“ от нее не пахло». Даже на процессе по делу правых эсеров 1922 года Шехтер и Софья Александровна упоминались как субъекты, от которых эсеры-боевики стремились получить довольно-таки комичные сведения: их интересовал адрес Глеба Ивановича Бокия.Однажды в белоэмигрантском парижском журнале «Иллюстрированная Россия» Л.Разгон наткнулся на рассказ жены одного из великих князей о том, как она спасла своего мужа от расстрела во время «красного террора» осенью 1918 года. Мужа ее вместе с другими великими князьями держали в тюрьме, и участь его была предопределена: царская семья и другие члены императорского дома были уже расстреляны. Кто-то подсказал великокняжеской жене, что у Бокия жена, дескать, добрый человек. Она разыскала квартиру, где жил грозный Председатель ЧК, пришла туда и, когда ей открыла дверь молодая и привлекательная женщина, стала рыдать и взывать… Софья Александровна ответила, что воздействовать на мужа она не может, всякие ее просьбы могут лишь приблизить роковой конец. Но есть человек, которому Бокий обязан жизнью, — доктор Манухин. "О личности этого человека я потом довольно много читал, это был человек замечательный, но сейчас речь не онем.Княгиня просила об одном: перевести ее мужа, как больного, из тюрьмы в больницу. (Единственно из которой и можно было организовать его побег.) Софья Александровна рассказала своей посетительнице, что Глеб Иванович попал в тюрьму, тяжело болея туберкулезом. В тюрьме болезнь разыгралась, и Бокий был почти обречен. Но Софья Александровна обратилась к Манухину, и тот, имевший какие-то чрезвычайно сильные связи, добился перевода арестанта в свою больницу. И вылечил его — навсегда! — от чахотки. Поэтому единственный, считала Софья Александровна, кто может воздействовать на Бокия, — Манухин. Дальше все произошло, как в банальном святочном рассказе. Манухин потребовал, чтобы Председатель ЧК перевел его пациента из тюрьмы в больницу. «Для меня все пациенты — равны. Я лечил вас — большевика, я буду лечить другого пациента — великого князя. И если вы — порядочный человек — обязаны перевести князя в мою больницу», — так сказал Манухин Бокию. И Глеб Иванович перевел великого князя в больницу, и там ему быстро организовали бегство за границу".Еще работая в ПЧК, Бокий пользовался репутацией неподкупного человека. Когда жена банкира 3. П. Жданова, оказавшегося в числе заложников, предприняла попытку освободить мужа, ей пообещали помочь за крупную взятку. Вскоре, однако, посредники от своего обещания отказались, выяснив, что положительное решение вопроса зависит от Бокия.Г. И. Бокия и И. М. Москвина связывала крепкая многолетняя дружба. Бокий бывал в доме у Москвиных часто и запросто. Вот как пишет об этом Л. Разгон:"Почти каждую неделю приезжал один или с женой Глеб Иванович. Вот это был человек совершенно другого сорта, нежели Иван Михайлович.Глеб Иванович не принимал участия в застольном шумстве, но с удовольствием прислушивался к нему и никого не стеснял. Сидел, пил вино или что-либо покрепче и курил одну за другой сигареты, которые он тут же скручивал из какого-то ароматного табака и желтой турецкой бумаги. Глеб Иванович был человеком, совершенно непохожим на «старболов»… Его суждения о людях были категоричны и основывались на каких-то деталях, для него решающих.— Литвинов, — говорил он, — Литвинов — человек, с которым нельзя иметь дело и которому нельзя верить. Представьте, в двадцать втором году я ему сказал, что у него плохо охраняется комната, где находится сейф с секретными документами, и что кончится тем, что их у него свистнут… Литвинов расхохотался, и тогда я предложил ему пари на бутылку французского коньяка, что я у него документы из сейфа выкраду. Ударили по рукам. После этого он делает то, что уже было непорядочным: поставил у дверей комнаты, которая раньше не охранялась, часового. Ну, все равно конечно: мои люди залезли в комнату, вскрыли сейф и забрали документы. Я посылаю эти документы Литвинову и пишу ему, чтобы прислал проигранный коньяк. И представьте себе: на другой день мне звонит Ленин и говорит, что к нему поступила жалоба Литвинова, что я взломал его сейф и выкрал секретные материалы… Можно ли после этого верить подобному человеку?..Но при всех некоторых странностях Глеба Ивановича было в нем какое-то обаяние. Больше всего это ощущали, конечно, женщины. Даже такие железные женщины, как Елена Дмитриевна Стасова и Екатерина Ивановна Калинина, говорили мне, что не встречали мужчин более обаятельных, нежели Глеб Иванович. Впрочем, Бокий умел обаять не только женщин, но и мужчин. Смешно, что одним из таких был не кто иной, как Федор Иванович Шаляпин".Действительно, при всех странностях Г. И. Бокия было в нем и человеческое обаяние. Он был не только знаком, но и дружен с Шаляпиным. Артист вспоминал потом об их встрече: «Голос у него был приятный, мягкий; в движениях всей фигуры было нечто добродушно-доверчивое. Я сразу понял, что мой посетитель туберкулезник. Он назвал себя. Это был Бокий, известный начальник Петроградской Чека, о которой не слышал ничего, что вязалось бы с внешностью и манерами этого человека. Но совсем откровенно должен сказать, что Бокий оставил во мне прекрасное впечатление, особенно подчеркнутое отеческой его лаской к девочке». Дома у Бокия была большая коллекция граммофонных пластинок певца, и ему привозили из-за границы все новые записи Шаляпина…Ф. И. Шаляпин написал книгу воспоминаний «Маска и душа». У нас была опубликована только первая ее часть, излагающая артистическое кредо Шаляпина. Вторая же часть содержит воспоминания артиста о своей жизни при Советской власти, и там он честит эту власть, а также все большевистское руководство всеми словами, какие только возможны в печати. Среди других он пишет и о Москвине и Бокии. Москвина, которого он называет «петроградский губернатор Москвин», Шаляпин обзывает самыми ругательными словами за то, что тот запретил вывешивать какую-то афишу о его концерте. А вот о чекисте Бокии Шаляпин пишет много, и так, что можно только диву даваться, как мог такое Шаляпин написать!Шаляпин вспоминал, как однажды после концерта ему передали вместе с букетом цветов огромную корзину коллекционных драгоценных вин. «А вслед за этим за кулисы пришел человек, сделавший такой удивительный подарок, — скромный, тихий и обаятельный, он вел за руку маленькую девочку… Это был Председатель Петроградской ЧК — Глеб Иванович Бокий. И хотя, — продолжал Шаляпин, — о нем ходили и ходят легенды как о кровавом садисте, — я утверждаю, что это — ложь, что Глеб Бокий один из самых милых и обаятельных людей, которых я встречал… И я дружил с ним и рад, что у меня в жизни была такая дружба…»Л. Разгон имел возможность сверить мемуары с действительностью. Как-то он спросил у Бокия, насколько этот рассказ соответствует истине? Глеб Иванович усмехнулся и ответил: «Ну, было не совсем так. По Питеру шаталась группка матросов в поисках, чего бы выпить… Ну, кому-то из них пришла в голову трезвая мысль, что у Шаляпина обязательно должна быть выпивка. Адрес Шаляпина был известен, они завалились на квартиру Шаляпина, заявили, что они агенты ЧК и ищут оружие, обшарили квартиру, нашли, конечно, немалое количество нужных им бутылочек, забрали и с торжеством ушли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83