Низкорослый, худой, бледный. Хотя полосатая роба не идет никому, этот субъект совсем терялся в ней. Только глаза: маленькие, злые, нахальные. Женя порадовалась, что смотрят они на нее через толстое пластиковое стекло, а за спиной убийцы прохаживается конвоир. Особый режим все-таки не просто так дают. И зверь должен сидеть в клетке…
Женя сослалась на срочные и неотложные семейные дела, отпросилась с работы на первую половину дня и приехала в колонию. Ей не терпелось взглянуть на героя публикации, так напугавшей ее вчера. Теперь все сомнения отпали: Черноруцкий даже отдаленно не напоминал того парня с ножом. У того и стать, и приятные черты лица, и пронзительный взгляд – как раз для образа дьявола. Витя Резак годился разве что на роль мелкого беса…
Итак, Женя провела опознание. И оно дало отрицательный результат. Что теперь? Уходить? Если честно, ей именно этого и хотелось. Держаться от зла подальше. Но раз уж пришла, придется пообщаться немного с чудовищем…
– Здравствуйте, – не слишком уверенно начала Женя. – Я бы хотела поговорить об убийстве Маши Болотовой.
– И тебе не болеть! – прищурился Витя. – А ты кто?
– Не беспокойтесь, не прокурор. Просто расскажите, как было дело.
– И с чего это я с тобой буду лясы точить?
– Не хотите – не разговаривайте. Можете, вернуться к своей интересной и насыщенной жизни в камере, – Женя подпустила яду. В конце концов, на особом режиме разрешено всего два краткосрочных свидания в год. По три часа через стекло, и точка. Так что беседа с ней – редкое разнообразие для Черноруцкого.
Похоже, он это понял.
– Ты журналистка что ли? – смягчил он тон.
– Почти, – кивнула она.
Не объяснять же ему, что она свидетельница другого преступления, в процессе которого всплыло имя Маши.
– А почему про одну девчонку спрашиваешь, а не про всех? Хотя, раз спрашиваешь, наверное, сама знаешь…
– Наверное, знаю, – не растерялась Женя. – Хотелось бы знать наверняка. Из первых уст, так сказать.
На самом деле, она не представляла, что может услышать. Но зачем-то же ей подкинули газету? Значит, стоит выяснить подробности того, как этот ханурик отбирал жизни в обмен на кошелек. Жене казалось, что если богатые люди и становятся жертвами преступлений, то каких-то особенных: банковские аферы, гангстерские налеты и все такое. А дочка Болотовых нелепо погибла от ножа уличного грабителя. Правда, тогда ее семья, наверное, не была так обеспечена. Впрочем, и сейчас у Маши Болотовой тоже нет телохранителя, не считая Сергея.
– Лады, – кивнул зэк. – Почему бы языком ни почесать? Спрашивайте – отвечаем.
– Расскажите про убийство Маши Болотовой, – гнула свое Женя.
– Маша, Глаша. Мне без разницы. Что я у них паспорта что ли смотрел? Вообще-то я был честный фраер. Форточник. Рост позволял. Прикинь, ночью все дрыхнут. А я в форточку шасть – и деньги, золотишко того… Даже на второй этаж лазил. Тихо, мирно. И мне хорошо, и хозяевам не больно. У одной тетки я золотую цепочку с шеи снял, а она даже не проснулась. Красота! Они, небось, думали, барабашка вещи тырит… Но потом меня машина сбила. Переломы, все дела. Нога гнуться перестала, руки ослабли. Так что все форточки разом перед моим носом захлопнулись. А бабки-то домой носить надо, другой работы у меня нету. Ну я и стал приставать к дамочкам с сумочками в темном переулке. Только тут комплекция меня подвела. Тетки меня за подростка принимали, пихались, толкались, сопротивлялись. Одна мне вообще фингал поставила. Пришлось на дело ножик брать для острастки. Но и тут две девицы с гонором оказались, да сами на перо и налетели. Несчастный случай. Не рыпались бы – уже замуж бы вышли и детей нарожали. Так что, я не мокрушник, никакой не Резак. Я форточник-инвалид, убийца поневоле.
Женя ощущала себя Глебом Жегловым, который колет Копченого, Вареного или как его там. Уголовник поведал ей свою биографию, причем с весьма честным видом. И что на ее месте сказал бы прославленный муровец?
– Не мели, Емеля, не твоя неделя.
Или:
– Не гони пургу, снега в России и так много.
Ну или что-то вроде:
– Лапшички не желаете? Свежая. Только что с ушей снял…
Женя, конечно, не имела ни такого жизненного опыта, ни такого хриплого голоса. Но она же читала статью, хоть и не уголовную. А там черным по белому…
– Нет, гражданин Черноруцкий, вы не честный фраер, вы падальщик, – возразила убийце Женя и даже усмехнулась презрительно. – Сами же признавались, что с покойниц золото снимать сподручнее. Я читала…
– Брехня! – обиделся он. – Мало ли что написано. На заборе вон тоже написано. Я вообще никаких показаний не давал. Мне так умные люди посоветовали. Мол, хочешь пожизненное? Не хочешь. Вот сиди и помалкивай. Тверди одно: вину признаю, от дачи показаний отказываюсь. Улик и без того хватало. Один раз мужик какой-то видел, как я убегал. А вещички второй бабы у меня на хате нашли. Загнать не успел…
– А что на счет третьей убитой? – Жене показалось или Черноруцкий специально говорит «две девицы», «вторая баба»?
– Вину признаю, но от дачи показаний отказываюсь, – повторил Витя Резак и нехорошо так улыбнулся.
– Что это значит?
– Говорила же, что сама знаешь, – подмигнул он. – Знай, да молчи. Кому молчание – золото, а кому – УДО еще до приговора. Так что больше я тебе ничего не скажу…
Женя вернулась на работу как раз к концу обеденного перерыва. Перекусить не успела. Ну и ладно. Худей будет. Кусок все равно не полез бы в горло. Отец дал ей свою служебную машину с шофером, так что доехала она быстро и с комфортом. Но всю дорогу хмурилась и обсуждала что-то сама с собой.
– Хорошо, что все в сборе, – начальница Эльвира Павловна вошла в их кабинет с самым серьезным видом. – Значит так, девочки, нам предстоит много работы. Сегодня я была на совещании у директората. И господин Корастылев озвучил желание Болотова-старшего избавить предприятие от социальных объектов. Цены на сырье растут, а на готовую продукцию, наоборот падают. Европа беспокоится за свои заводы и лоббирует свои интересы. В такой ситуации держать на балансе детский сад, больницу, стадион, парк и санаторий – очень накладно. Сейчас не советское время, госзаказа нет, а есть жесткая конкуренция. Игорь Петрович собирается передать социалку городу, что, кстати, уже сделали почти все предприятия.
– Наверное, мэра такой подарок не обрадует, – вставила Аня на правах самой опытной сотрудницы.
– Илья Игоревич, кстати, тоже не со всем согласился, – кивнула шефиня. – Сказал, что надо думать не только о прибыли, но и об имидже завода. Если мы прекратим финансирование парка, где же будут отдыхать наши металлурги? Так что, санаторий, стадион и парк предложено оставить, но оптимизировать, чтобы эти объекты начали приносить прибыль. А вот больница и детский сад ничем не отличаются от других, бюджетных, их можно спокойно передавать в муниципалитет. Нам же Илья Игоревич поручил подготовить серию публикаций в том ключе, что бизнес – не мать Тереза. Мы готовы и впредь оказывать спонсорскую помощь: сделать ремонт в детском саду, купить новое оборудование для больницы. Но тащить на себе все расходы – и свет, и отопление, и зарплату сотрудникам – вряд ли сможем…
Женя слушала начальницу не слишком внимательно. Эльвира Павловна внушала, что речь идет о серьезной экономической и политической перестройке, чреватой социальной напряженностью. В самое ближайшее время всем придется уйти в глухую оборону и отбивать яростные имиджевые атаки. Но Женя думала совсем о другом. О том, что сказал ей Виктор Черноруцкий. И главное, о чем он промолчал.
Она не поленилась, после свидания с зэком зашла в спецчасть и полистала его личное дело. И прочитала в приговоре показания свидетеля по первому убийству, опись вещей второй жертвы, найденных в ходе обыска в доме подозреваемого. И ничего про третье убийство – убийство Маши Болотовой. Ничего, кроме краткого описания в обвинительном заключении: такой-то гражданин такого-то числа совершил убийство, сопряженное с разбоем гражданки такой-то… Но так как подсудимый признал свою вину по всем трем эпизодам и так как почерк – резаные раны – совпадал, то этого оказалась достаточно для вынесения обвинительного приговора.
Как там сказал Черноруцкий? «Хочешь пожизненное? Не хочешь. Вот сиди и помалкивай. Тверди одно: вину признаю, от дачи показаний отказываюсь… Кому молчание – золото, а кому – УДО еще до приговора…»
Господи, так ведь это он про сделку! Кто-то предложил ему взять на себя третье убийство, а в обмен обещал 20 лет вместо пожизненного. Условно-досрочное освобождение еще до приговора. Получается, что Черноруцкий не убивал Машу Болотову? Он прикрывает чужие грехи…
8.
– Санаторий уже сейчас себя окупает. Он ведь стоит в сосновом бору на берегу реки. 50 процентов путевок получают со скидкой наши работники, остальные места расходятся по весьма высокой цене. Рыбалка, свежий воздух. Туда и из Москвы приезжают.
– Но парк и стадион – сезонные объекты, Илья Игоревич, – напомнила начальница финансового отдела.
– Почему сезонные? На стадионе – летом футбол и концерты, зимой – каток для коньков и хоккея. Открыть прокат, пару кафе, сделать парковку. А парк за лето должен столько прибыли принести, чтобы и зиму окупить. Плюс Новый год и Масленица. Нужны новые аттракционы. Не обязательно дорогие – хотя бы батуты и надувные горки. Сдайте площади под летние кафе. Раз в месяц нужно устраивать праздники с фейерверком. Игорь Петрович правильно обозначил проблему – у нас раньше руки до этого не доходили…
– К вам Сергей Турбин, говорит, срочно, – доложила секретарша.
После совещания директората и начальников отделов и цехов в конференц-зале Илья устроил еще одно – у себя в кабинете в более узком кругу. Появление Сергея напомнило, что это второе совещание затянулось.
– Всем спасибо, все свободны, – сказал Илья. – Сергей, хорошо, что зашел. Нужно продумать вопросы безопасности. Давай заключим договор с районной милицией. Необходимы дополнительные патрули в парке и на стадионе. Стадион вообще на отшибе, чтобы туда народ пошел, нужна развитая инфраструктура и гарантии безопасности.
– Что ж, в этом есть резон, – кивнул начальник службы безопасности, устраиваясь в любимом кресле. – Была бы милиция в парке, Евгении Векшиной было бы сложнее сочинить сказочку про убийцу с ножом на пустой улице. Кстати, угадай, что наша любимая сотрудница делала сегодня утром? Думаешь, вкалывала на благо предприятия? Как бы не так. Она имела продолжительное свидание с осужденным Черноруцким, отбывающим наказание в местах, достаточно отдаленных от доменных печей. Представляешь, отпросилась с работы и побежала к убийце, как будто это он ей зарплату платит.
– Ты за ней следишь?
– Присматриваю…
– Если они заодно, он с ней деньгами поделится, – пожал плечами Илья. – Можно считать это и зарплатой и премией. Видимо, наша сотрудница доложила Черноруцкому о последних событиях и получила новые инструкции. Или передала ему номер моего телефона. Остается только услышать в трубке хриплый мужской голос. Хотя, наверное, из зоны звонить затруднительно.
– Ну, для собственного зятя гражданин начальник устроит послабление режима, – хмыкнул Сергей. – Теперь-то сомнений не осталось. Женю и Черноруцкого многое связывает. Одного не пойму, что она в уголовнике-то этом нашла? Ты его помнишь? Он выглядит, как подросток-переросток, которого выгнали из школы даже не за двойки, а за колы, и за то, что он мучил кошек прямо под окном кабинета директора.
– Не думаю, что у девушек в колонии такой уж широкий выбор. Вариантов всего два: замуж за конвоира или за преступника.
– Друг мой, но теперь-то наша девушка – сотрудница перспективного, стабильно развивающегося предприятия. Перед ней открываются широкие горизонты. Черт возьми, а ведь точно! – Сергей даже на ноги вскочил от новой, неожиданной мысли. – Как же мы сразу об этом не подумали? Надо не деньги ей предлагать, а любовь.
Илья посмотрел на него без одобрения.
– Что ты имеешь в виду?
– То самое. Я еще из своего оперского прошлого помню: мужиков легче купить или запугать, а к дамам особый подходец нужен. Только Маше не говори…
– Сейчас же позвоню ей и расскажу, как ты соблазнял хорошеньких свидетельниц, – улыбнулся Илья.
– Если бы хорошеньких, – вздохнул Сергей. – Не путай, брат, работу с удовольствием. Одну тетку, лет пятидесяти с золотыми зубами, я два дня допрашивал, прежде чем она расслабилась от моих комплиментов и сдала нам своего мужа-педофила. Бывает секс по телефону, а бывает «для протоколу».
– Извини, но мы не на переднем крае войны с преступностью, когда все средства хороши. Хотелось бы обойтись без грязных методов.
– Я думаю, Жене хватит и намека. У меня созрел гениальный план! Вот прямо здесь и сейчас я понял, как мы без особых усилий обезвредим врага.
– Ну и как же?
– Илья, тебе придется обаять Женю, – провозгласил Сергей. – Ничего особенного. Кажется, она не слишком избалована мужским вниманием. Пара ужинов, тройка комплиментов – и клиент созрел. Если сравнить богатого, красивого, интеллигентного совладельца металлургического гиганта с невзрачным обитателем застенка и обладателем наколок, нетрудно догадаться, что крепость сдастся без боя. И не только вывесит белый флаг, но и повернет свои пушки против вчерашнего союзника.
– Ты серьезно? – удивился совладелец. – У меня нет ни времени, ни желания играть в эти игры. Да я уже и забыл, как это делается. Все эти ухаживания, свидания, охи-вздохи на скамейке хороши, когда тебя волнуют записи в зачетке, а не в налоговой декларации. Мы вышли из подросткового возраста, Сереж. Теперь у нас есть дела поважнее. Нужно бизнес-план по социальным объектам готовить.
Илья демонстративно повернул свое вращающееся кресло и уткнулся в компьютер. Сергей не отрицал тот факт, что господин Болотов – солидный бизнесмен, а не легкомысленный бабник. Но от своего плана, хоть и не бизнес, отказываться не собирался.
– А желание поставить на место шантажистов у тебя есть? – спросил он друга. – А защитить свою семью тебе не нужно? И потом игра, знаешь ли, может увлечь. Я бы сам поучаствовал в этом матче, но, боюсь, Маша выльет мне за шиворот ту чашечку кофе, на которую я приглашу Евгению. Остаешься ты. Не будем же мы привлекать кого-то со стороны?
Но на Илью эти аргументы не подействовали.
– Нет, Сергей, считай, что у меня красная карточка до конца чемпионата.
Виктор Черноруцкий не убивал Машу Болотову и сидит за чужие грехи. Вернее, его руки тоже в крови. Но в смерти Маши виноват кто-то другой…
Эта мысль пугала, как чердак с привидениями. От нее веяло холодом и чем-то потусторонним.
Женя едва дождалась, пока Эльвира Павловна раздаст своим сотрудникам задание и уйдет. Как только за начальницей закрылась дверь, Аня и Юля принялись обсуждать последние события.
– Надо же, бизнес с человеческим лицом. Да Илья Игоревич – идеалист! – высказалась Аня.
– Зато какой симпатичный идеалист, – вздохнула Юля. – Кстати, ты видела его ботинки? Обожаю мужчин в дорогой, идеально чистой обуви.
– Да уж, он небедный, – подхватила Аня. – И, кажется, нежадный. Надеюсь, из сэкономленных заводом «социальных» денег и мы получим премию…
Женю не заинтересовал ни денежный вопрос, ни – что странно – обсуждение мужчины ее мечты. Она сидела с отсутствующим видом. Думала о своем. Приговор суда – это серьезный документ. Расследование вели профессионалы. Кто она такая, чтобы сомневаться в их выводах? Но она сомневалась.
Если бы Черноруцкий убил Машу, почему бы ему не признаться в этом, как он признался во всем остальном? Зачем эти намеки? И зачем кому-то вспоминать о преступлении через столько лет, если убийца найден и наказан? Для чего ей подбросили статью? Почему умирающая девушка назвала имя Маши Болотовой?
Вдруг та незнакомка узнала, кто на самом деле совершил преступление, и пыталась Жене это сказать, пока ее саму не пустили под нож. Тот длинноволосый и есть убийца Маши? Господи, но кто же эта девушка? Почему ее не ищут родные? Если бы узнать ее фамилию, адрес, круг общения, тогда бы хоть что-то прояснилось…
Так, стоп! – сама на себя прикрикнула Женя. – Ты рассуждаешь, как заправский сыщик. Но ты не сыщик. 28 лет своей жизни ты была библиотечной крысой. С чего это вдруг тебе захотелось провести собственное расследование? Папины гены что ли заговорили?
В следующую минуту заговорил и сам папа. Позвонил дочери по телефону.
– Ну что, прочитал документы? – спросила Женя. Все-таки, ее отец – опер, у него должно быть чутье. Она попросила его изучить приговор.
– Приговор, как приговор. Я не понимаю, зачем тебе все это?
– Я же объяснила, подруга попросила. Она сомневается, что Черноруцкий убил троих. Думает, что последний эпизод присоединили к двум другим заодно. Так же бывает? Никому не нравятся «глухари», и все квартирные кражи района вешают на одного пойманного домушника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Женя сослалась на срочные и неотложные семейные дела, отпросилась с работы на первую половину дня и приехала в колонию. Ей не терпелось взглянуть на героя публикации, так напугавшей ее вчера. Теперь все сомнения отпали: Черноруцкий даже отдаленно не напоминал того парня с ножом. У того и стать, и приятные черты лица, и пронзительный взгляд – как раз для образа дьявола. Витя Резак годился разве что на роль мелкого беса…
Итак, Женя провела опознание. И оно дало отрицательный результат. Что теперь? Уходить? Если честно, ей именно этого и хотелось. Держаться от зла подальше. Но раз уж пришла, придется пообщаться немного с чудовищем…
– Здравствуйте, – не слишком уверенно начала Женя. – Я бы хотела поговорить об убийстве Маши Болотовой.
– И тебе не болеть! – прищурился Витя. – А ты кто?
– Не беспокойтесь, не прокурор. Просто расскажите, как было дело.
– И с чего это я с тобой буду лясы точить?
– Не хотите – не разговаривайте. Можете, вернуться к своей интересной и насыщенной жизни в камере, – Женя подпустила яду. В конце концов, на особом режиме разрешено всего два краткосрочных свидания в год. По три часа через стекло, и точка. Так что беседа с ней – редкое разнообразие для Черноруцкого.
Похоже, он это понял.
– Ты журналистка что ли? – смягчил он тон.
– Почти, – кивнула она.
Не объяснять же ему, что она свидетельница другого преступления, в процессе которого всплыло имя Маши.
– А почему про одну девчонку спрашиваешь, а не про всех? Хотя, раз спрашиваешь, наверное, сама знаешь…
– Наверное, знаю, – не растерялась Женя. – Хотелось бы знать наверняка. Из первых уст, так сказать.
На самом деле, она не представляла, что может услышать. Но зачем-то же ей подкинули газету? Значит, стоит выяснить подробности того, как этот ханурик отбирал жизни в обмен на кошелек. Жене казалось, что если богатые люди и становятся жертвами преступлений, то каких-то особенных: банковские аферы, гангстерские налеты и все такое. А дочка Болотовых нелепо погибла от ножа уличного грабителя. Правда, тогда ее семья, наверное, не была так обеспечена. Впрочем, и сейчас у Маши Болотовой тоже нет телохранителя, не считая Сергея.
– Лады, – кивнул зэк. – Почему бы языком ни почесать? Спрашивайте – отвечаем.
– Расскажите про убийство Маши Болотовой, – гнула свое Женя.
– Маша, Глаша. Мне без разницы. Что я у них паспорта что ли смотрел? Вообще-то я был честный фраер. Форточник. Рост позволял. Прикинь, ночью все дрыхнут. А я в форточку шасть – и деньги, золотишко того… Даже на второй этаж лазил. Тихо, мирно. И мне хорошо, и хозяевам не больно. У одной тетки я золотую цепочку с шеи снял, а она даже не проснулась. Красота! Они, небось, думали, барабашка вещи тырит… Но потом меня машина сбила. Переломы, все дела. Нога гнуться перестала, руки ослабли. Так что все форточки разом перед моим носом захлопнулись. А бабки-то домой носить надо, другой работы у меня нету. Ну я и стал приставать к дамочкам с сумочками в темном переулке. Только тут комплекция меня подвела. Тетки меня за подростка принимали, пихались, толкались, сопротивлялись. Одна мне вообще фингал поставила. Пришлось на дело ножик брать для острастки. Но и тут две девицы с гонором оказались, да сами на перо и налетели. Несчастный случай. Не рыпались бы – уже замуж бы вышли и детей нарожали. Так что, я не мокрушник, никакой не Резак. Я форточник-инвалид, убийца поневоле.
Женя ощущала себя Глебом Жегловым, который колет Копченого, Вареного или как его там. Уголовник поведал ей свою биографию, причем с весьма честным видом. И что на ее месте сказал бы прославленный муровец?
– Не мели, Емеля, не твоя неделя.
Или:
– Не гони пургу, снега в России и так много.
Ну или что-то вроде:
– Лапшички не желаете? Свежая. Только что с ушей снял…
Женя, конечно, не имела ни такого жизненного опыта, ни такого хриплого голоса. Но она же читала статью, хоть и не уголовную. А там черным по белому…
– Нет, гражданин Черноруцкий, вы не честный фраер, вы падальщик, – возразила убийце Женя и даже усмехнулась презрительно. – Сами же признавались, что с покойниц золото снимать сподручнее. Я читала…
– Брехня! – обиделся он. – Мало ли что написано. На заборе вон тоже написано. Я вообще никаких показаний не давал. Мне так умные люди посоветовали. Мол, хочешь пожизненное? Не хочешь. Вот сиди и помалкивай. Тверди одно: вину признаю, от дачи показаний отказываюсь. Улик и без того хватало. Один раз мужик какой-то видел, как я убегал. А вещички второй бабы у меня на хате нашли. Загнать не успел…
– А что на счет третьей убитой? – Жене показалось или Черноруцкий специально говорит «две девицы», «вторая баба»?
– Вину признаю, но от дачи показаний отказываюсь, – повторил Витя Резак и нехорошо так улыбнулся.
– Что это значит?
– Говорила же, что сама знаешь, – подмигнул он. – Знай, да молчи. Кому молчание – золото, а кому – УДО еще до приговора. Так что больше я тебе ничего не скажу…
Женя вернулась на работу как раз к концу обеденного перерыва. Перекусить не успела. Ну и ладно. Худей будет. Кусок все равно не полез бы в горло. Отец дал ей свою служебную машину с шофером, так что доехала она быстро и с комфортом. Но всю дорогу хмурилась и обсуждала что-то сама с собой.
– Хорошо, что все в сборе, – начальница Эльвира Павловна вошла в их кабинет с самым серьезным видом. – Значит так, девочки, нам предстоит много работы. Сегодня я была на совещании у директората. И господин Корастылев озвучил желание Болотова-старшего избавить предприятие от социальных объектов. Цены на сырье растут, а на готовую продукцию, наоборот падают. Европа беспокоится за свои заводы и лоббирует свои интересы. В такой ситуации держать на балансе детский сад, больницу, стадион, парк и санаторий – очень накладно. Сейчас не советское время, госзаказа нет, а есть жесткая конкуренция. Игорь Петрович собирается передать социалку городу, что, кстати, уже сделали почти все предприятия.
– Наверное, мэра такой подарок не обрадует, – вставила Аня на правах самой опытной сотрудницы.
– Илья Игоревич, кстати, тоже не со всем согласился, – кивнула шефиня. – Сказал, что надо думать не только о прибыли, но и об имидже завода. Если мы прекратим финансирование парка, где же будут отдыхать наши металлурги? Так что, санаторий, стадион и парк предложено оставить, но оптимизировать, чтобы эти объекты начали приносить прибыль. А вот больница и детский сад ничем не отличаются от других, бюджетных, их можно спокойно передавать в муниципалитет. Нам же Илья Игоревич поручил подготовить серию публикаций в том ключе, что бизнес – не мать Тереза. Мы готовы и впредь оказывать спонсорскую помощь: сделать ремонт в детском саду, купить новое оборудование для больницы. Но тащить на себе все расходы – и свет, и отопление, и зарплату сотрудникам – вряд ли сможем…
Женя слушала начальницу не слишком внимательно. Эльвира Павловна внушала, что речь идет о серьезной экономической и политической перестройке, чреватой социальной напряженностью. В самое ближайшее время всем придется уйти в глухую оборону и отбивать яростные имиджевые атаки. Но Женя думала совсем о другом. О том, что сказал ей Виктор Черноруцкий. И главное, о чем он промолчал.
Она не поленилась, после свидания с зэком зашла в спецчасть и полистала его личное дело. И прочитала в приговоре показания свидетеля по первому убийству, опись вещей второй жертвы, найденных в ходе обыска в доме подозреваемого. И ничего про третье убийство – убийство Маши Болотовой. Ничего, кроме краткого описания в обвинительном заключении: такой-то гражданин такого-то числа совершил убийство, сопряженное с разбоем гражданки такой-то… Но так как подсудимый признал свою вину по всем трем эпизодам и так как почерк – резаные раны – совпадал, то этого оказалась достаточно для вынесения обвинительного приговора.
Как там сказал Черноруцкий? «Хочешь пожизненное? Не хочешь. Вот сиди и помалкивай. Тверди одно: вину признаю, от дачи показаний отказываюсь… Кому молчание – золото, а кому – УДО еще до приговора…»
Господи, так ведь это он про сделку! Кто-то предложил ему взять на себя третье убийство, а в обмен обещал 20 лет вместо пожизненного. Условно-досрочное освобождение еще до приговора. Получается, что Черноруцкий не убивал Машу Болотову? Он прикрывает чужие грехи…
8.
– Санаторий уже сейчас себя окупает. Он ведь стоит в сосновом бору на берегу реки. 50 процентов путевок получают со скидкой наши работники, остальные места расходятся по весьма высокой цене. Рыбалка, свежий воздух. Туда и из Москвы приезжают.
– Но парк и стадион – сезонные объекты, Илья Игоревич, – напомнила начальница финансового отдела.
– Почему сезонные? На стадионе – летом футбол и концерты, зимой – каток для коньков и хоккея. Открыть прокат, пару кафе, сделать парковку. А парк за лето должен столько прибыли принести, чтобы и зиму окупить. Плюс Новый год и Масленица. Нужны новые аттракционы. Не обязательно дорогие – хотя бы батуты и надувные горки. Сдайте площади под летние кафе. Раз в месяц нужно устраивать праздники с фейерверком. Игорь Петрович правильно обозначил проблему – у нас раньше руки до этого не доходили…
– К вам Сергей Турбин, говорит, срочно, – доложила секретарша.
После совещания директората и начальников отделов и цехов в конференц-зале Илья устроил еще одно – у себя в кабинете в более узком кругу. Появление Сергея напомнило, что это второе совещание затянулось.
– Всем спасибо, все свободны, – сказал Илья. – Сергей, хорошо, что зашел. Нужно продумать вопросы безопасности. Давай заключим договор с районной милицией. Необходимы дополнительные патрули в парке и на стадионе. Стадион вообще на отшибе, чтобы туда народ пошел, нужна развитая инфраструктура и гарантии безопасности.
– Что ж, в этом есть резон, – кивнул начальник службы безопасности, устраиваясь в любимом кресле. – Была бы милиция в парке, Евгении Векшиной было бы сложнее сочинить сказочку про убийцу с ножом на пустой улице. Кстати, угадай, что наша любимая сотрудница делала сегодня утром? Думаешь, вкалывала на благо предприятия? Как бы не так. Она имела продолжительное свидание с осужденным Черноруцким, отбывающим наказание в местах, достаточно отдаленных от доменных печей. Представляешь, отпросилась с работы и побежала к убийце, как будто это он ей зарплату платит.
– Ты за ней следишь?
– Присматриваю…
– Если они заодно, он с ней деньгами поделится, – пожал плечами Илья. – Можно считать это и зарплатой и премией. Видимо, наша сотрудница доложила Черноруцкому о последних событиях и получила новые инструкции. Или передала ему номер моего телефона. Остается только услышать в трубке хриплый мужской голос. Хотя, наверное, из зоны звонить затруднительно.
– Ну, для собственного зятя гражданин начальник устроит послабление режима, – хмыкнул Сергей. – Теперь-то сомнений не осталось. Женю и Черноруцкого многое связывает. Одного не пойму, что она в уголовнике-то этом нашла? Ты его помнишь? Он выглядит, как подросток-переросток, которого выгнали из школы даже не за двойки, а за колы, и за то, что он мучил кошек прямо под окном кабинета директора.
– Не думаю, что у девушек в колонии такой уж широкий выбор. Вариантов всего два: замуж за конвоира или за преступника.
– Друг мой, но теперь-то наша девушка – сотрудница перспективного, стабильно развивающегося предприятия. Перед ней открываются широкие горизонты. Черт возьми, а ведь точно! – Сергей даже на ноги вскочил от новой, неожиданной мысли. – Как же мы сразу об этом не подумали? Надо не деньги ей предлагать, а любовь.
Илья посмотрел на него без одобрения.
– Что ты имеешь в виду?
– То самое. Я еще из своего оперского прошлого помню: мужиков легче купить или запугать, а к дамам особый подходец нужен. Только Маше не говори…
– Сейчас же позвоню ей и расскажу, как ты соблазнял хорошеньких свидетельниц, – улыбнулся Илья.
– Если бы хорошеньких, – вздохнул Сергей. – Не путай, брат, работу с удовольствием. Одну тетку, лет пятидесяти с золотыми зубами, я два дня допрашивал, прежде чем она расслабилась от моих комплиментов и сдала нам своего мужа-педофила. Бывает секс по телефону, а бывает «для протоколу».
– Извини, но мы не на переднем крае войны с преступностью, когда все средства хороши. Хотелось бы обойтись без грязных методов.
– Я думаю, Жене хватит и намека. У меня созрел гениальный план! Вот прямо здесь и сейчас я понял, как мы без особых усилий обезвредим врага.
– Ну и как же?
– Илья, тебе придется обаять Женю, – провозгласил Сергей. – Ничего особенного. Кажется, она не слишком избалована мужским вниманием. Пара ужинов, тройка комплиментов – и клиент созрел. Если сравнить богатого, красивого, интеллигентного совладельца металлургического гиганта с невзрачным обитателем застенка и обладателем наколок, нетрудно догадаться, что крепость сдастся без боя. И не только вывесит белый флаг, но и повернет свои пушки против вчерашнего союзника.
– Ты серьезно? – удивился совладелец. – У меня нет ни времени, ни желания играть в эти игры. Да я уже и забыл, как это делается. Все эти ухаживания, свидания, охи-вздохи на скамейке хороши, когда тебя волнуют записи в зачетке, а не в налоговой декларации. Мы вышли из подросткового возраста, Сереж. Теперь у нас есть дела поважнее. Нужно бизнес-план по социальным объектам готовить.
Илья демонстративно повернул свое вращающееся кресло и уткнулся в компьютер. Сергей не отрицал тот факт, что господин Болотов – солидный бизнесмен, а не легкомысленный бабник. Но от своего плана, хоть и не бизнес, отказываться не собирался.
– А желание поставить на место шантажистов у тебя есть? – спросил он друга. – А защитить свою семью тебе не нужно? И потом игра, знаешь ли, может увлечь. Я бы сам поучаствовал в этом матче, но, боюсь, Маша выльет мне за шиворот ту чашечку кофе, на которую я приглашу Евгению. Остаешься ты. Не будем же мы привлекать кого-то со стороны?
Но на Илью эти аргументы не подействовали.
– Нет, Сергей, считай, что у меня красная карточка до конца чемпионата.
Виктор Черноруцкий не убивал Машу Болотову и сидит за чужие грехи. Вернее, его руки тоже в крови. Но в смерти Маши виноват кто-то другой…
Эта мысль пугала, как чердак с привидениями. От нее веяло холодом и чем-то потусторонним.
Женя едва дождалась, пока Эльвира Павловна раздаст своим сотрудникам задание и уйдет. Как только за начальницей закрылась дверь, Аня и Юля принялись обсуждать последние события.
– Надо же, бизнес с человеческим лицом. Да Илья Игоревич – идеалист! – высказалась Аня.
– Зато какой симпатичный идеалист, – вздохнула Юля. – Кстати, ты видела его ботинки? Обожаю мужчин в дорогой, идеально чистой обуви.
– Да уж, он небедный, – подхватила Аня. – И, кажется, нежадный. Надеюсь, из сэкономленных заводом «социальных» денег и мы получим премию…
Женю не заинтересовал ни денежный вопрос, ни – что странно – обсуждение мужчины ее мечты. Она сидела с отсутствующим видом. Думала о своем. Приговор суда – это серьезный документ. Расследование вели профессионалы. Кто она такая, чтобы сомневаться в их выводах? Но она сомневалась.
Если бы Черноруцкий убил Машу, почему бы ему не признаться в этом, как он признался во всем остальном? Зачем эти намеки? И зачем кому-то вспоминать о преступлении через столько лет, если убийца найден и наказан? Для чего ей подбросили статью? Почему умирающая девушка назвала имя Маши Болотовой?
Вдруг та незнакомка узнала, кто на самом деле совершил преступление, и пыталась Жене это сказать, пока ее саму не пустили под нож. Тот длинноволосый и есть убийца Маши? Господи, но кто же эта девушка? Почему ее не ищут родные? Если бы узнать ее фамилию, адрес, круг общения, тогда бы хоть что-то прояснилось…
Так, стоп! – сама на себя прикрикнула Женя. – Ты рассуждаешь, как заправский сыщик. Но ты не сыщик. 28 лет своей жизни ты была библиотечной крысой. С чего это вдруг тебе захотелось провести собственное расследование? Папины гены что ли заговорили?
В следующую минуту заговорил и сам папа. Позвонил дочери по телефону.
– Ну что, прочитал документы? – спросила Женя. Все-таки, ее отец – опер, у него должно быть чутье. Она попросила его изучить приговор.
– Приговор, как приговор. Я не понимаю, зачем тебе все это?
– Я же объяснила, подруга попросила. Она сомневается, что Черноруцкий убил троих. Думает, что последний эпизод присоединили к двум другим заодно. Так же бывает? Никому не нравятся «глухари», и все квартирные кражи района вешают на одного пойманного домушника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20