они порхали, как изящные птицы, совершая ласковые, поощрительные прикосновения. Не было никакой возможности сохранять дистанцию. Марисса принадлежала к тому же типу. И Джошуа.
А Ли – нет.
– Ох! – вырвалось у нее при виде сережек из черных, с павлиньим блеском жемчужин, таких больших, что трудно было поверить в их подлинность. Но сомневаться не приходилось.
Джошуа нахмурился.
– Не нравятся?
Не в силах удержаться, Ли потрогала блестящее чудо.
– Как они могут не нравиться? Но ведь это страшно дорого?
Джошуа пожал плечами.
– Пусть это тебя не волнует. Мне несколько раз подряд повезло в «баккара». И потом, – он накрыл ее ладонь своей, – ты стала очень красивой женщиной, Ли. А красивым женщинам к лицу жемчуг – самый женственный из драгоценностей мира. И самый романтичный.
Ли отвела глаза; к щекам хлынула кровь. Зачем отец говорит ей такие вещи? Она и так знает, что под напускной грубостью в нем таится романтик – иначе зачем бы он стал заниматься кинопроизводством? И все-таки ее смущали его комплименты.
– Нет, правда, папочка, – она принужденно засмеялась, – не надо. Страшно подумать, что случится, если люди узнают, какой ты чувствительный.
Джошуа откинулся назад и усмехнулся, поднося к губам бокал «скотча».
– Да уж, они бы меня не пощадили.
В последний раз полюбовавшись сережками, Ли спрятала коробочку в сумку из крокодиловой кожи от Гаччи и положила руки на стол.
– А теперь расскажи во всех подробностях: что мы все-таки отмечаем?
– Я договорился о финансировании для «Опасного». На это Ли и надеялась. Но в последние годы было столько разочарований, что она воздержалась от откровенного выражения радости.
– С кем?
– Не «с кем», а «с чем». Нам обещает деньги крупная компания по рекультивации земли. Они стремятся вкладывать капитал в разные виды бизнеса.
– Кто президент компании? И почему из всех сценариев они выбрали именно «Опасного»?
– Ей-богу, Ли, ответ на второй вопрос очевиден. Не ты ли трубила почти на всех перекрестках, что «Опасный» тянет на «Оскара»? Кроме того, – почти брюзгливо добавил он, – твой старый отец – специалист по уговорам.
– Я знаю о твоих разносторонних талантах. Но ты так и не сказал, кто конкретно эти великодушные, дальновидные бизнесмены?
Джошуа не привык обороняться.
– Ты их не знаешь. И какая разница? Нам дали деньги, Ли, – это единственное, что имеет значение!
Уклончивость отца ставила Ли в тупик. Но она знала: на него нельзя давить, – и попробовала обходной маневр:
– Мне хотелось бы с ними познакомиться.
– Разумеется, – с каменным выражением лица уронил Джошуа. – А теперь, с твоего разрешения, я закажу десерт. Если, конечно, родная дочь не потащит меня сию же минуту в полицию и не потребует проверки на детекторе лжи.
Ли подавила вздох разочарования. Как человек, обладающий огромной властью, отец мог бы и не опускаться до личных обид.
– Не надо драматизировать. Я лишь хотела получше представить себе подробности сделки.
– Оставь подробности юристам. Главное – я договорился об инвестициях.
– Но…
Джошуа грозно сощурил глаза, и она осеклась.
– Я предпочел бы пирог с сыром, – сказал он официанту. – А ты, Ли?
Она чертыхнулась про себя: не закатывать же отцу сцену у всех на виду. Это только подстегнет злые языки, породит новые слухи о неладах на студии «Бэрон».
– Обойдусь без десерта. – Она постаралась вложить в свою интонацию больше уверенности, чем чувствовала. – Поеду-ка я на студию – еще полно работы.
Джошуа сам настоял, чтобы она отменила все деловые встречи, но теперь был не расположен продолжать разговор.
– Хорошо. Увидимся дома.
Ли уловила во взгляде Джошуа разочарование. Он всегда тяжело переживал их размолвки, и, хотя слишком тесное сотрудничество неизбежно чревато конфликтами, каждый раз Ли чувствовала себя виноватой. Она наклонилась и чмокнула отца в щеку – как клюнула.
– Спасибо за серьги. – На этот раз ее голос звучал с неподдельной теплотой. – Они просто чудо.
Джошуа мигом забыл все их разногласия.
– Моя девочка – просто чудо!
Пока Корбет вел ту же линию, что Тина на вечеринке, Мэтью время от времени поглядывал через весь зал на Ли Бэрон. Она была очень хороша: стройная блондинка с точеными чертами – в лучших скандинавских традициях. Не его тип.
– С чего вы взяли, будто я смогу играть? – спросил Мэтью, усилием воли возвращаясь к теме разговора.
Корбет пожал плечами.
– Перефразируя Спенсера Трейси, все, что требуется, – это выучить роль, вовремя являться на репетиции и не натыкаться на мебель.
Это не убедило Мэтью.
– Не спорю, деньги мне нужны. Но я не верю, что из этого что-нибудь получится. Я никогда не участвовал в школьных драматических кружках, даже не изображал дерево. – Он умолчал о том, что постоянная смена школ не способствовала подобным занятиям.
– Давайте продвигаться вперед медленно, шаг за шагом, – предложил Корбет, стараясь не показать своего растущего энтузиазма.
За время обеда Мэтью Сент-Джеймс показал себя умным, здравомыслящим, хотя и весьма скрытным человеком. Личностью. Обычно зажатость работает против актера: он кажется неинтересным – здесь это не прощается.
Однако это не относилось к Мэтью Сент-Джеймсу. Вокруг него словно образовалось электрическое поле; он представлял собой сгусток взрывной энергии, рвущейся наружу сквозь оболочку внешнего спокойствия. И, как верно подметила Тина, парень был поразительно красив – тревожной, интригующей красотой. Мэтью Сент-Джеймс, удовлетворенно думал Корбет, принадлежит к тому же типу, что и герой «Опасного» Райдер Лонг – мужчина, которого девушка не спешит познакомить с папочкой.
Он недоверчив, не склонен к поверхностным суждениям. Что называется, себе на уме. Это должно сослужить ему хорошую службу – позволит выделиться в городе, где этические нормы существуют только на поверхности. Мэтью умеет скрывать свои чувства, однако не позвонил бы, если б его совсем не интересовала перспектива сняться в главной роли на одной из ведущих студий страны. Однако его лицо оставалось непроницаемым. Почти.
Был момент, когда взгляд Мэтью остановился на Ли Бэрон и ее отце и в глубине его глаз вспыхнул интерес. И погас – так быстро, что, если бы Корбет пристально не наблюдал за ним, он бы ничего не заметил.
– Понадобятся ваши фотографии.
– Какие фотографии? – как-то безучастно осведомился Мэтью.
– Для вашего личного дела. Папка будет представлена руководству студии для ознакомления.
– Я не могу позволить себе сниматься у профессиональных фотографов.
– Нет проблем. Вы получите аванс.
– Я не беру взаймы.
Корбет прекрасно понимал – и одобрял щепетильность Мэтью: он и сам обладал той же стрункой. Но во всем нужно знать меру.
– Не будьте таким упрямым. Отдадите, когда подпишете контракт. – Корбет достал золотую авторучку от Уотермена и нацарапал на визитной карточке телефон. – Джилл Кочеран – лучшая в своей профессии. После того, как она с вами поработает, Ли Бэрон ничего не останется, как на коленях умолять вас сниматься.
Мэтью попытался представить подобную картину – и не сдержал улыбки.
– Где я должен подписать?
Корбет решил ковать железо, пока горячо.
– Вот здесь. – И он набросал условия сделки прямо на бумажной салфетке.
Мэтью внимательно прочитал и поставил свою подпись – размашистым заостренным почерком.
– Теперь, когда мы заключили договор, – сказал Корбет, – хорошо бы выпить шампанского.
Его собеседник покачал головой.
– Спасибо, но сегодня вечером я работаю. Нужно идти на склад за напитками.
Корбет хотел было возразить, но передумал.
– Я всегда восхищался людьми, которые ставят дело прежде развлечения. Редкая черта, особенно в этом городе. – Он встал и снова протянул Мэтью руку. – Выпьем, когда будут готовы снимки.
– Когда я получу роль, – поправил Мэтью. Корбет моментально согласился.
У дверей Мэтью столкнулся лицом к лицу с Ли. По всему телу пробежала жаркая волна. Он хмуро кивнул и посторонился, уступая дорогу. Ли сразу узнала его: он был не из тех, кого легко забыть. Но она также не горела желанием заводить разговор.
Вздернув подбородок, Ли вышла из ресторана; Мэтью – за ней. На улице они, так и не сказав друг другу ни слова, даже не оглянувшись, разошлись в разные стороны.
Однако, ведя свой «ягуар» по Голливудскому бульвару в направлении старинной испанской арки, венчающей собой ворота студии «Бэрон», Ли вспомнила гневные искры в его глазах и задалась вопросом: за что он сердится?
Ближе к вечеру, находясь в помещении товарного склада, Мэтью опустил в щель таксофона двадцатицентовик. И не удивился, когда женщина на другом конце провода заверила его, что будет рада заехать за ним после работы.
Кладя трубку на рычаг, Мэтью изо всех сил старался убедить себя в том, что действительно хочет видеть Лану Паркер.
Глава 10
– Ты уверена, что хочешь этого?
Сидя на краю кровати, Ли наблюдала за тем, как сестра порывистыми движениями бросает вещи в два раскрытых чемодана от Луи Виттона.
Марисса на несколько секунд задумалась. Какой взять купальник: желтый, состоящий из двух узеньких полосок, или вязаный черный? Кончилось тем, что в чемодан полетели оба.
– Я еще никогда не была так уверена.
– Сколько дней вы знакомы? Десять? И ты уже решила, что вы сможете жить вместе?
– Мы с Джеффом встречаемся две недели. Это на тринадцать дней больше, чем нужно, чтобы сделать выбор. – Марисса погрызла коралловый ноготь большого пальца и уставилась на разложенную поверх атласного покрывала одежду. – Надо купить новые шмотки. Это все устарело.
Ли не стала напоминать сестре, что всего лишь два месяца назад та истратила баснословную сумму, обновляя гардероб перед поездкой выпускников в Мауи.
– Где будет эта вечеринка?
– Точно не знаю, – туманно ответила Марисса. – Где-то в Западном Голливуде. Или в Малибу. Забыла… Вспомнила! – Она повернула к Ли сияющее лицо. – Дай мне поносить твое черное платье!
Платье из черного крепа от Билла Бласса было очень простого покроя, с богатой отделкой, и стоило кучу денег. На прошлой неделе Ли влюбилась в него с первого взгляда, когда подыскивала себе костюм у Бонвита Теллера. Она успокоила совесть тем соображением, что благодаря классическим линиям платье никогда не выйдет из моды.
– Оно же совсем новое. Я ни разу не надела.
– Ну и что? Я же не собираюсь заниматься в нем серфингом или еще чем-нибудь таким. Господи, ну ты бываешь такой занудой – точная копия Джошуа Бэрона!
Сестер разделяла кровать – и годы вражды, вскормленной ревностью и завистью. Холодные серые глаза скрестились с горящими зелеными. Марисса первой моргнула и напустила на себя покаянный вид.
– Ох, извини. – У нее задрожали губы; в голосе слышалась мольба. – Ты же знаешь, какой я бываю перед месячными.
Склонность сестры к притворству не была для Ли тайной за семью печатями, но ей так хотелось верить в Мариссину искренность!
– Ничего. Всем нам в последнее время пришлось понервничать.
– Ты умеешь хранить секреты?
– Конечно.
– Поклянись Богом. И своей жизнью. Ли улыбнулась.
– Клянусь.
– Нет, сделай как положено – так не считается. Марисса снова стала маленькой девочкой, напомнив Ли те далекие времена, когда она опекала сестру, заменив ей мать. Оправдывала ее выходки, заступалась перед отцом.
Она перекрестила левую грудь.
– Клянусь Богом.
– И своей жизнью.
– И своей жизнью.
Марисса удовлетворенно кивнула.
– Эта вечеринка имеет жизненно важное значение. Я не хотела говорить – боялась сглазить. На прошлой неделе Джефф сделал несколько моих снимков и показал одному продюсеру; тот предложил встретиться.
– Правда? Кто же это?
– Джефф не сказал. Хочет сделать мне сюрприз. Но это его вечеринка – продюсера. Джефф считает, что у меня есть шансы получить роль.
Хотя за минувшие две недели сестры редко виделись, Ли не преминула отметить, что теперь каждое второе предложение Мариссы начиналось с «Джефф сказал…», «Джефф думает…» Ли всего пару раз видела вышеупомянутого молодого человека, и то мельком. Рослый – больше шести футов – загорелый атлет, довольно интересный, нужно признать. Типичный плейбой с калифорнийских пляжей. Выгоревшие на солнце волосы достают до ворота рубашки; на открытой шее болтаются три золотые цепочки. Мужской вариант Мариссы.
– Что за картина?
Как ни хотелось Ли верить в то, что ее сестре предложили приличную роль в художественном фильме, она сомневалась, что в городе нашелся хоть один продюсер, который бы не знал о категорическом запрете Джошуа Бэрона.
– Джефф не уточнил, но это хорошая роль. Продюсер одобрил мои снимки.
– Дорогая, в этом городе полно бессовестных людей. Ты такая юная…
На лице Мариссы появилось жесткое выражение.
– Я достаточно взрослая, чтобы понимать, что к чему. Ты не единственная, кто вырос на кинематографической кухне. – Она тотчас спохватилась и одарила Ли обезоруживающей улыбкой. – Беда в том, что все мое шмотье – на девчонку. Мне нужно что-нибудь… роковое.
– Например, мое черное платье?
– Именно, – с ангельским выражением лица подтвердила Марисса. – Пожалуйста, Ли! Обещаю весь вечер не есть, не пить, не пачкать. Перед тем как вернуть, отдам в химчистку.
Ли с самого начала знала, что уступит.
– Сейчас принесу.
Марисса радостно захлопала в ладоши.
– Ты спасла мне жизнь! – Она обежала вокруг кровати и чмокнула Ли в щеку. – Когда я стану звездой, буду кричать на каждом перекрестке, что своим самым первым успехом я обязана моей чудесной старшей сестричке!
Ли вздохнула.
– Постарайся вернуть платье целым.
Для Мэтью, ожидавшего увидеть холодную, неуютную фотостудию, мансарда Джилл Кочеран явилась приятным сюрпризом. Она походила на пещеру, забитую мебелью, книгами и фотопринадлежностями. Сквозь стекло верхнего люка лились потоки яркого солнечного света. На диване возлежала огромная рыжая кошка. Когда Мэтью вошел, она открыла один глаз и критически, с видом своего кошачьего превосходства, посмотрела на него.
Стены были увешаны фотопортретами; кинозвезды и исполнители рок-песен соседствовали с губернаторами штатов, фермерами, заводскими рабочими, промышленниками, шахтерами, иммигрантами.
Без обуви в Джилл было под метр восемьдесят росту, но благодаря соблазнительным изгибам она не казалась угловатой. У нее были выразительное лицо в рамке из спутанных медовых волос, энергичный подбородок, скулы, которым могла бы позавидовать не одна красавица с обложки модного журнала, и поразительно чистые, как фарфор, ярко-голубые глаза. Единственным недостатком (если это считать недостатком) являлись слишком полные, ненакрашенные губы, придававшие этой «стандартной американке» сексуальный оттенок. Странно, подумал Мэтью, что обладая такой внешностью, Джилл Кочеран предпочла находиться по рабочую сторону фотокамеры.
– Отец подарил мне первый фотоаппарат, когда мне исполнилось восемь, – не дожидаясь вопроса, объяснила она. Мэтью испытывал неловкость, но естественное поведение девушки и ее уютная техасская манера растягивать слова помогли ему освоиться.
За кофе, который они пили из керамических кружек, она рассказала, что не может оставаться равнодушной к человеку, которого должна сфотографировать. Они сошлись, чтобы вместе создать произведение искусства; необходимо взаимопонимание. Постепенно Мэтью почти перестал обращать внимание на немигающие, нацеленные на него линзы. Не на сто процентов.
– Это был маленький старый «кодак». – Делясь воспоминаниями детства, Джилл одновременно передвигала стойку. Потом она сверилась с экспонометром – с такой освещенностью было непросто добиться того, чтобы все лицо оказалось в фокусе. – Но я все равно попалась на крючок – раньше, чем закончила свою первую пленку. Там были одни утки.
– Какие утки?
Джилл придвинула отражатель с посеребренной майларовой пленкой.
– Ну как же, миленький, – такие белые, пушистые, которые плавают в пруду и, задрав красные лапки, ныряют за рыбешками. Обыкновенные утки.
– Значит, вы начинали как любительница живой природы?
– Не совсем. – Она начала щелкать кнопкой дистанционного управления. За голубым, служащим фоном бумажным экраном вспыхнула лампочка. – Просто рядом с нашим домом была большая яма с водой, а я спешила отснять пленку, пока папа не уехал. Утки как раз оказались под рукой.
Довольная тем, как в глазах у Мэтью благодаря подсветке заплясали искры, Джилл решила, что пора пополнить портфель «натурой».
– Можешь снять рубашку.
– Это еще зачем?
Ее вовсе не удивило, что он заартачился. В полном соответствии с их предварительной договоренностью Мэтью надел бледно-голубую, выгоревшую на солнце рубашку и поношенные, побелевшие на стыках джинсы. Предупрежденная о том, что он скорее всего не привык обнажаться перед аудиторией, Джилл постаралась быть как можно тактичнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
А Ли – нет.
– Ох! – вырвалось у нее при виде сережек из черных, с павлиньим блеском жемчужин, таких больших, что трудно было поверить в их подлинность. Но сомневаться не приходилось.
Джошуа нахмурился.
– Не нравятся?
Не в силах удержаться, Ли потрогала блестящее чудо.
– Как они могут не нравиться? Но ведь это страшно дорого?
Джошуа пожал плечами.
– Пусть это тебя не волнует. Мне несколько раз подряд повезло в «баккара». И потом, – он накрыл ее ладонь своей, – ты стала очень красивой женщиной, Ли. А красивым женщинам к лицу жемчуг – самый женственный из драгоценностей мира. И самый романтичный.
Ли отвела глаза; к щекам хлынула кровь. Зачем отец говорит ей такие вещи? Она и так знает, что под напускной грубостью в нем таится романтик – иначе зачем бы он стал заниматься кинопроизводством? И все-таки ее смущали его комплименты.
– Нет, правда, папочка, – она принужденно засмеялась, – не надо. Страшно подумать, что случится, если люди узнают, какой ты чувствительный.
Джошуа откинулся назад и усмехнулся, поднося к губам бокал «скотча».
– Да уж, они бы меня не пощадили.
В последний раз полюбовавшись сережками, Ли спрятала коробочку в сумку из крокодиловой кожи от Гаччи и положила руки на стол.
– А теперь расскажи во всех подробностях: что мы все-таки отмечаем?
– Я договорился о финансировании для «Опасного». На это Ли и надеялась. Но в последние годы было столько разочарований, что она воздержалась от откровенного выражения радости.
– С кем?
– Не «с кем», а «с чем». Нам обещает деньги крупная компания по рекультивации земли. Они стремятся вкладывать капитал в разные виды бизнеса.
– Кто президент компании? И почему из всех сценариев они выбрали именно «Опасного»?
– Ей-богу, Ли, ответ на второй вопрос очевиден. Не ты ли трубила почти на всех перекрестках, что «Опасный» тянет на «Оскара»? Кроме того, – почти брюзгливо добавил он, – твой старый отец – специалист по уговорам.
– Я знаю о твоих разносторонних талантах. Но ты так и не сказал, кто конкретно эти великодушные, дальновидные бизнесмены?
Джошуа не привык обороняться.
– Ты их не знаешь. И какая разница? Нам дали деньги, Ли, – это единственное, что имеет значение!
Уклончивость отца ставила Ли в тупик. Но она знала: на него нельзя давить, – и попробовала обходной маневр:
– Мне хотелось бы с ними познакомиться.
– Разумеется, – с каменным выражением лица уронил Джошуа. – А теперь, с твоего разрешения, я закажу десерт. Если, конечно, родная дочь не потащит меня сию же минуту в полицию и не потребует проверки на детекторе лжи.
Ли подавила вздох разочарования. Как человек, обладающий огромной властью, отец мог бы и не опускаться до личных обид.
– Не надо драматизировать. Я лишь хотела получше представить себе подробности сделки.
– Оставь подробности юристам. Главное – я договорился об инвестициях.
– Но…
Джошуа грозно сощурил глаза, и она осеклась.
– Я предпочел бы пирог с сыром, – сказал он официанту. – А ты, Ли?
Она чертыхнулась про себя: не закатывать же отцу сцену у всех на виду. Это только подстегнет злые языки, породит новые слухи о неладах на студии «Бэрон».
– Обойдусь без десерта. – Она постаралась вложить в свою интонацию больше уверенности, чем чувствовала. – Поеду-ка я на студию – еще полно работы.
Джошуа сам настоял, чтобы она отменила все деловые встречи, но теперь был не расположен продолжать разговор.
– Хорошо. Увидимся дома.
Ли уловила во взгляде Джошуа разочарование. Он всегда тяжело переживал их размолвки, и, хотя слишком тесное сотрудничество неизбежно чревато конфликтами, каждый раз Ли чувствовала себя виноватой. Она наклонилась и чмокнула отца в щеку – как клюнула.
– Спасибо за серьги. – На этот раз ее голос звучал с неподдельной теплотой. – Они просто чудо.
Джошуа мигом забыл все их разногласия.
– Моя девочка – просто чудо!
Пока Корбет вел ту же линию, что Тина на вечеринке, Мэтью время от времени поглядывал через весь зал на Ли Бэрон. Она была очень хороша: стройная блондинка с точеными чертами – в лучших скандинавских традициях. Не его тип.
– С чего вы взяли, будто я смогу играть? – спросил Мэтью, усилием воли возвращаясь к теме разговора.
Корбет пожал плечами.
– Перефразируя Спенсера Трейси, все, что требуется, – это выучить роль, вовремя являться на репетиции и не натыкаться на мебель.
Это не убедило Мэтью.
– Не спорю, деньги мне нужны. Но я не верю, что из этого что-нибудь получится. Я никогда не участвовал в школьных драматических кружках, даже не изображал дерево. – Он умолчал о том, что постоянная смена школ не способствовала подобным занятиям.
– Давайте продвигаться вперед медленно, шаг за шагом, – предложил Корбет, стараясь не показать своего растущего энтузиазма.
За время обеда Мэтью Сент-Джеймс показал себя умным, здравомыслящим, хотя и весьма скрытным человеком. Личностью. Обычно зажатость работает против актера: он кажется неинтересным – здесь это не прощается.
Однако это не относилось к Мэтью Сент-Джеймсу. Вокруг него словно образовалось электрическое поле; он представлял собой сгусток взрывной энергии, рвущейся наружу сквозь оболочку внешнего спокойствия. И, как верно подметила Тина, парень был поразительно красив – тревожной, интригующей красотой. Мэтью Сент-Джеймс, удовлетворенно думал Корбет, принадлежит к тому же типу, что и герой «Опасного» Райдер Лонг – мужчина, которого девушка не спешит познакомить с папочкой.
Он недоверчив, не склонен к поверхностным суждениям. Что называется, себе на уме. Это должно сослужить ему хорошую службу – позволит выделиться в городе, где этические нормы существуют только на поверхности. Мэтью умеет скрывать свои чувства, однако не позвонил бы, если б его совсем не интересовала перспектива сняться в главной роли на одной из ведущих студий страны. Однако его лицо оставалось непроницаемым. Почти.
Был момент, когда взгляд Мэтью остановился на Ли Бэрон и ее отце и в глубине его глаз вспыхнул интерес. И погас – так быстро, что, если бы Корбет пристально не наблюдал за ним, он бы ничего не заметил.
– Понадобятся ваши фотографии.
– Какие фотографии? – как-то безучастно осведомился Мэтью.
– Для вашего личного дела. Папка будет представлена руководству студии для ознакомления.
– Я не могу позволить себе сниматься у профессиональных фотографов.
– Нет проблем. Вы получите аванс.
– Я не беру взаймы.
Корбет прекрасно понимал – и одобрял щепетильность Мэтью: он и сам обладал той же стрункой. Но во всем нужно знать меру.
– Не будьте таким упрямым. Отдадите, когда подпишете контракт. – Корбет достал золотую авторучку от Уотермена и нацарапал на визитной карточке телефон. – Джилл Кочеран – лучшая в своей профессии. После того, как она с вами поработает, Ли Бэрон ничего не останется, как на коленях умолять вас сниматься.
Мэтью попытался представить подобную картину – и не сдержал улыбки.
– Где я должен подписать?
Корбет решил ковать железо, пока горячо.
– Вот здесь. – И он набросал условия сделки прямо на бумажной салфетке.
Мэтью внимательно прочитал и поставил свою подпись – размашистым заостренным почерком.
– Теперь, когда мы заключили договор, – сказал Корбет, – хорошо бы выпить шампанского.
Его собеседник покачал головой.
– Спасибо, но сегодня вечером я работаю. Нужно идти на склад за напитками.
Корбет хотел было возразить, но передумал.
– Я всегда восхищался людьми, которые ставят дело прежде развлечения. Редкая черта, особенно в этом городе. – Он встал и снова протянул Мэтью руку. – Выпьем, когда будут готовы снимки.
– Когда я получу роль, – поправил Мэтью. Корбет моментально согласился.
У дверей Мэтью столкнулся лицом к лицу с Ли. По всему телу пробежала жаркая волна. Он хмуро кивнул и посторонился, уступая дорогу. Ли сразу узнала его: он был не из тех, кого легко забыть. Но она также не горела желанием заводить разговор.
Вздернув подбородок, Ли вышла из ресторана; Мэтью – за ней. На улице они, так и не сказав друг другу ни слова, даже не оглянувшись, разошлись в разные стороны.
Однако, ведя свой «ягуар» по Голливудскому бульвару в направлении старинной испанской арки, венчающей собой ворота студии «Бэрон», Ли вспомнила гневные искры в его глазах и задалась вопросом: за что он сердится?
Ближе к вечеру, находясь в помещении товарного склада, Мэтью опустил в щель таксофона двадцатицентовик. И не удивился, когда женщина на другом конце провода заверила его, что будет рада заехать за ним после работы.
Кладя трубку на рычаг, Мэтью изо всех сил старался убедить себя в том, что действительно хочет видеть Лану Паркер.
Глава 10
– Ты уверена, что хочешь этого?
Сидя на краю кровати, Ли наблюдала за тем, как сестра порывистыми движениями бросает вещи в два раскрытых чемодана от Луи Виттона.
Марисса на несколько секунд задумалась. Какой взять купальник: желтый, состоящий из двух узеньких полосок, или вязаный черный? Кончилось тем, что в чемодан полетели оба.
– Я еще никогда не была так уверена.
– Сколько дней вы знакомы? Десять? И ты уже решила, что вы сможете жить вместе?
– Мы с Джеффом встречаемся две недели. Это на тринадцать дней больше, чем нужно, чтобы сделать выбор. – Марисса погрызла коралловый ноготь большого пальца и уставилась на разложенную поверх атласного покрывала одежду. – Надо купить новые шмотки. Это все устарело.
Ли не стала напоминать сестре, что всего лишь два месяца назад та истратила баснословную сумму, обновляя гардероб перед поездкой выпускников в Мауи.
– Где будет эта вечеринка?
– Точно не знаю, – туманно ответила Марисса. – Где-то в Западном Голливуде. Или в Малибу. Забыла… Вспомнила! – Она повернула к Ли сияющее лицо. – Дай мне поносить твое черное платье!
Платье из черного крепа от Билла Бласса было очень простого покроя, с богатой отделкой, и стоило кучу денег. На прошлой неделе Ли влюбилась в него с первого взгляда, когда подыскивала себе костюм у Бонвита Теллера. Она успокоила совесть тем соображением, что благодаря классическим линиям платье никогда не выйдет из моды.
– Оно же совсем новое. Я ни разу не надела.
– Ну и что? Я же не собираюсь заниматься в нем серфингом или еще чем-нибудь таким. Господи, ну ты бываешь такой занудой – точная копия Джошуа Бэрона!
Сестер разделяла кровать – и годы вражды, вскормленной ревностью и завистью. Холодные серые глаза скрестились с горящими зелеными. Марисса первой моргнула и напустила на себя покаянный вид.
– Ох, извини. – У нее задрожали губы; в голосе слышалась мольба. – Ты же знаешь, какой я бываю перед месячными.
Склонность сестры к притворству не была для Ли тайной за семью печатями, но ей так хотелось верить в Мариссину искренность!
– Ничего. Всем нам в последнее время пришлось понервничать.
– Ты умеешь хранить секреты?
– Конечно.
– Поклянись Богом. И своей жизнью. Ли улыбнулась.
– Клянусь.
– Нет, сделай как положено – так не считается. Марисса снова стала маленькой девочкой, напомнив Ли те далекие времена, когда она опекала сестру, заменив ей мать. Оправдывала ее выходки, заступалась перед отцом.
Она перекрестила левую грудь.
– Клянусь Богом.
– И своей жизнью.
– И своей жизнью.
Марисса удовлетворенно кивнула.
– Эта вечеринка имеет жизненно важное значение. Я не хотела говорить – боялась сглазить. На прошлой неделе Джефф сделал несколько моих снимков и показал одному продюсеру; тот предложил встретиться.
– Правда? Кто же это?
– Джефф не сказал. Хочет сделать мне сюрприз. Но это его вечеринка – продюсера. Джефф считает, что у меня есть шансы получить роль.
Хотя за минувшие две недели сестры редко виделись, Ли не преминула отметить, что теперь каждое второе предложение Мариссы начиналось с «Джефф сказал…», «Джефф думает…» Ли всего пару раз видела вышеупомянутого молодого человека, и то мельком. Рослый – больше шести футов – загорелый атлет, довольно интересный, нужно признать. Типичный плейбой с калифорнийских пляжей. Выгоревшие на солнце волосы достают до ворота рубашки; на открытой шее болтаются три золотые цепочки. Мужской вариант Мариссы.
– Что за картина?
Как ни хотелось Ли верить в то, что ее сестре предложили приличную роль в художественном фильме, она сомневалась, что в городе нашелся хоть один продюсер, который бы не знал о категорическом запрете Джошуа Бэрона.
– Джефф не уточнил, но это хорошая роль. Продюсер одобрил мои снимки.
– Дорогая, в этом городе полно бессовестных людей. Ты такая юная…
На лице Мариссы появилось жесткое выражение.
– Я достаточно взрослая, чтобы понимать, что к чему. Ты не единственная, кто вырос на кинематографической кухне. – Она тотчас спохватилась и одарила Ли обезоруживающей улыбкой. – Беда в том, что все мое шмотье – на девчонку. Мне нужно что-нибудь… роковое.
– Например, мое черное платье?
– Именно, – с ангельским выражением лица подтвердила Марисса. – Пожалуйста, Ли! Обещаю весь вечер не есть, не пить, не пачкать. Перед тем как вернуть, отдам в химчистку.
Ли с самого начала знала, что уступит.
– Сейчас принесу.
Марисса радостно захлопала в ладоши.
– Ты спасла мне жизнь! – Она обежала вокруг кровати и чмокнула Ли в щеку. – Когда я стану звездой, буду кричать на каждом перекрестке, что своим самым первым успехом я обязана моей чудесной старшей сестричке!
Ли вздохнула.
– Постарайся вернуть платье целым.
Для Мэтью, ожидавшего увидеть холодную, неуютную фотостудию, мансарда Джилл Кочеран явилась приятным сюрпризом. Она походила на пещеру, забитую мебелью, книгами и фотопринадлежностями. Сквозь стекло верхнего люка лились потоки яркого солнечного света. На диване возлежала огромная рыжая кошка. Когда Мэтью вошел, она открыла один глаз и критически, с видом своего кошачьего превосходства, посмотрела на него.
Стены были увешаны фотопортретами; кинозвезды и исполнители рок-песен соседствовали с губернаторами штатов, фермерами, заводскими рабочими, промышленниками, шахтерами, иммигрантами.
Без обуви в Джилл было под метр восемьдесят росту, но благодаря соблазнительным изгибам она не казалась угловатой. У нее были выразительное лицо в рамке из спутанных медовых волос, энергичный подбородок, скулы, которым могла бы позавидовать не одна красавица с обложки модного журнала, и поразительно чистые, как фарфор, ярко-голубые глаза. Единственным недостатком (если это считать недостатком) являлись слишком полные, ненакрашенные губы, придававшие этой «стандартной американке» сексуальный оттенок. Странно, подумал Мэтью, что обладая такой внешностью, Джилл Кочеран предпочла находиться по рабочую сторону фотокамеры.
– Отец подарил мне первый фотоаппарат, когда мне исполнилось восемь, – не дожидаясь вопроса, объяснила она. Мэтью испытывал неловкость, но естественное поведение девушки и ее уютная техасская манера растягивать слова помогли ему освоиться.
За кофе, который они пили из керамических кружек, она рассказала, что не может оставаться равнодушной к человеку, которого должна сфотографировать. Они сошлись, чтобы вместе создать произведение искусства; необходимо взаимопонимание. Постепенно Мэтью почти перестал обращать внимание на немигающие, нацеленные на него линзы. Не на сто процентов.
– Это был маленький старый «кодак». – Делясь воспоминаниями детства, Джилл одновременно передвигала стойку. Потом она сверилась с экспонометром – с такой освещенностью было непросто добиться того, чтобы все лицо оказалось в фокусе. – Но я все равно попалась на крючок – раньше, чем закончила свою первую пленку. Там были одни утки.
– Какие утки?
Джилл придвинула отражатель с посеребренной майларовой пленкой.
– Ну как же, миленький, – такие белые, пушистые, которые плавают в пруду и, задрав красные лапки, ныряют за рыбешками. Обыкновенные утки.
– Значит, вы начинали как любительница живой природы?
– Не совсем. – Она начала щелкать кнопкой дистанционного управления. За голубым, служащим фоном бумажным экраном вспыхнула лампочка. – Просто рядом с нашим домом была большая яма с водой, а я спешила отснять пленку, пока папа не уехал. Утки как раз оказались под рукой.
Довольная тем, как в глазах у Мэтью благодаря подсветке заплясали искры, Джилл решила, что пора пополнить портфель «натурой».
– Можешь снять рубашку.
– Это еще зачем?
Ее вовсе не удивило, что он заартачился. В полном соответствии с их предварительной договоренностью Мэтью надел бледно-голубую, выгоревшую на солнце рубашку и поношенные, побелевшие на стыках джинсы. Предупрежденная о том, что он скорее всего не привык обнажаться перед аудиторией, Джилл постаралась быть как можно тактичнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42