А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Привет, Лана, – без особого энтузиазма поздоровался Мэтью.
Девизом Ланы Паркер, дочери преуспевающего биржевого маклера из Сан-Франциско Леланда Паркера, было брать от жизни все, что она может предложить. Лана терпеть не могла видеть кого-либо в дурном настроении. Особенно Мэтью Сент-Джеймса. Несмотря на то что их мимолетное приключение в первые дни ее проживания в Венеции не вылилось ни во что серьезное, она продолжала считать его одним из самых сексапильных – и, как ни странно, самых порядочных – мужчин, с которыми спала.
– Что это ты как в воду опущенный? Мэтью пожал плечами.
Лана уже привыкла к его загадочным уходам в себя. Другая махнула бы рукой, но Лана Паркер свято верила в то, что держать все в себе и копить раздражение вредно для кармы. Поэтому не отставала:
– Как подвигается сценарий?
– Неплохо.
– Как бы мне хотелось прочесть! Мэтью поднес к губам бутылку с пивом.
– Подожди, скоро закончу.
– У меня не хватает терпения. Я заранее знаю, что он будет замечательный.
Мэтью пожал плечами.
– Работаешь сегодня вечером? – поинтересовалась Лана.
– Нет.
– Тогда, может, зайдешь? Я только что из Акапулько, привезла дивную травку. Изумительно прочищает мозги. А тебе, по-моему, больше всего на свете нужно общение.
Интересно, подумал Мэтью, что чувствует человек, у которого достаточно денег и свободного времени, чтобы удовлетворить любую прихоть? Когда он в первый раз выразил удивление, что такая богачка, как Лана, живет в столь непрезентабельном месте, она просто ответила: зато здесь отличная тусовка. И только много позже он узнал, что ее семье принадлежал здесь целый ряд жилых домов, включая его коттедж.
Богатые женщины. В последнее время они все чаще попадались на его жизненном пути. Однако, сравнив Ли Бэрон и Лану Паркер, Мэтью пришел к выводу, что кроме богатства, между ними нет ничего общего. Насколько ему было известно, Лана никогда не работала. Бросив три года назад университет в Беркли, она переезжала из одного города в другой, меняла мужчин – одним словом, наслаждалась жизнью. А за Ли утвердилась слава трудоголика.
– Извини, – сказал Мэтью, – но раз уж у меня в кои-то веки выдался свободный вечер, хотелось бы постучать на машинке.
Лана мило надула губки.
– Поневоле начнешь ревновать к этой механической сопернице. Что ж. Передумаешь – милости просим.
– Буду иметь в виду.
– Да уж. – Она одарила его многообещающим взглядом и исчезла в доме. Через минуту оттуда донеслись и устремились в морской простор дребезжащие звуки пластинки Боба Дилана «Ответ знает только ветер». И так – каждый вечер. Всякий раз Мэтью спрашивал себя: неужели, сидя на мешке с деньгами, Лана не может купить себе новую пластинку?
Откинувшись назад, он покрутил транзисторный приемник. Вин Скалли объявил начало второго из двух матчей между «Доджерами» и «Гигантами». Мэтью хлебнул еще пива и выпустил мысли на свободу.
Они понеслись к Тине Маршалл.
И Ли Бэрон.
Как общение с этими красивыми и влиятельными женщинами отразится на его жизни?
Было около одиннадцати вечера. Студия опустела. Вот уже несколько часов, как все разошлись по домам. Кроме Ли.
Она сидела за письменным столом и, скрестив ноги в чулках под кожаным креслом, водрузив на переносицу очки, читала роман. После вечеринки минула неделя. Последние четыре дня Джошуа провел в Лас-Вегасе – добывал финансирование для «Опасного». Ли старалась выполнять не только свою, но и его работу, и еще попутно прочитывать многочисленные романы, на которые студия приобрела авторские права. Под конец она стала казаться себе человеком, который ищет один-единственный бриллиант в куче цирконов.
Сегодня ей попалась жуткая история о том, как в лесной глуши штата Кентукки отчим насиловал и всячески издевался над маленькой девочкой. Целых семь лет она терпела – пока не почувствовала себя беременной. И вдруг – словно щелкнуло некое реле. После очередного, особенно зверского надругательства она схватила охотничье ружье, из которого отчим стрелял белок, и выстрелила в насильника – еще и еще раз. Она стреляла до тех пор, пока стены их хижины не покрылись кровью и ошметками человеческой плоти.
Сюжет постоянно держал читателя в напряжении, а концовка – та и вовсе потрясала. «Однако же слишком мрачно», – пробормотала Ли, снимая очки. Боль в правом виске грозила обернуться мигренью.
Пошарив в среднем ящике письменного стола, она вытащила флакон с аспирином и, бросив в рот две таблетки, запила минеральной водой. Потом откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
Принцесса не отрывала глаз от дверной ручки. Та начала поворачиваться; большие серые глаза девушки от ужаса сделались прозрачными. Опять эти руки – от них ничто не спасет, даже запертая дверь. Принцесса ненавидела их запах – смесь лосьона для волос, крема после бритья, табака и бренди. От их прикосновений она чувствовала себя грязной, умирающей от стыда. Дрожащей рукой принцесса пошарила под подушкой, где был спрятан нож. Пальцы намертво вцепились в инкрустированную алмазами рукоятку. Однажды она убьет эти руки. Будет колоть и колоть их ножом. Тогда только она почувствует себя в полной безопасности.
Спальню заполнили клубы сладковатого дыма. Из стереодинамиков неслись тягучие, удушливо-страстные звуки голоса Роберты Флэк.
– Правильно, беби! – проворковал Джефф. – Продемонстрируй всю ту испепеляющую страсть, на какую ты способна!
Марисса, на которой ничего не было, кроме нитки молочно-белого жемчуга, подаренного отцом Ли на совершеннолетие, откинулась назад на подушки в наволочках из черного искусственного шелка и, глядя в объектив, зазывно улыбнулась.
Джефф одобрительно наблюдал за ней.
– Вот-вот, почти то, что нужно, но не совсем. – Он взбил ей волосы на плече. – Подумай о чем-нибудь возбуждающем.
Марисса подумала об отце – какая у него будет мина, когда он увидит снимки.
– Так! – вскричал Джефф, неверно истолковав выражение ее лица. – Вспомни свои ощущения, когда я тебя целую! – с этими словами он впился ей в рот своими алчными губами, глубоко засунул в горло язык. – Когда трогаю тебя здесь… – Он сгреб ладонями обе ее груди; соски отвердели. Марисса заволновалась: передаст ли цветная пленка их теплый, розовый оттенок?
После эпизода в купальне она продолжала наслаждаться фантастическим сексом с Джеффом; при этом ей удавалось внушить любовнику, что он полностью контролирует ситуацию – даже считал историю со снимками своей затеей.
Марисса раздвинула ноги и представила, что скажет отец. Она как-то подслушала телефонный разговор: Ли делилась с кем-то своим беспокойством по поводу его диеты и высокого давления. Вот будет здорово, если с ним случится инсульт! Или инфаркт миокарда! Пусть только этот ублюдок с булыжником вместо сердца окочурится, ей не придется вымогать у кого-то разрешение на пробы: ведь она унаследует половину студии «Бэрон». Унаследует Власть – с большой буквы. Власть! Боже, как ей нравится это слово!
Не имея ни малейшего понятия, о чем она думает, Джефф тем не менее не мог не восхищаться тем, как под Мариссой буквально горели простыни. Он снова нацелил на нее камеру. Вот она в видоискателе – словно зверек на мушке!
– Представь себе, будто я трахаю тебя, беби. Думай о моем члене внутри тебя – как это здорово!..
Марисса вообразила, что вместо линз на нее не мигая смотрят глаза отца, и похотливо облизнула губы. Рука скользнула к разбухшему клитору. Створка фотоаппарата открылась – и снова закрылась.
Мысль о том, сколько баксов он загребет за эти снимки, возбудила Джеффа до такой степени, что он испытал мощнейшую в своей жизни эрекцию.
– На сегодня хватит, – сказал он, отбрасывая камеру. Расстегнул джинсы и шагнул к кровати. Марисса еще шире раскинула ноги.
Не обращая внимания на ее призыв, Джефф перевернул ее на живот и раздвинул ягодицы. Когда он вонзил в них зубы, Марисса ахнула от неожиданности. Но уже в следующую секунду Джефф очутился внутри, и в целом мире ничего не осталось, кроме огромного, жаркого, бухающего в ней насоса. Оргазм был бурным и продолжительным.
Потом, лежа рядом с Джеффом на пропахших мускусом, забрызганных спермой простынях, деля с ним сигарету с марихуаной, Марисса поняла, что никогда еще не была так счастлива.
Глава 9
После кошмарной ночи Ли явилась на работу совершенно разбитая, словно у нее за спиной – пятнадцать раундов с Мухаммедом Али. Она провела совещание с представителями Гильдии киноактеров и опять взялась за вчерашний роман. Но и сегодня книга действовала на нее так же угнетающе, как накануне. Кроме того, роман не годился для широкого экрана. И потом, за свои кровные публика требует счастливый конец. Если бы людям была нужна горькая правда – то есть убогая действительность, – они бы сидели дома и смотрели по телевизору новости. В ее мысли ворвался густой гортанный голос:
– Ну как тут моя правая рука?
Ли обернулась – в дверях стоял отец. Наконец-то вернулся из Лас-Вегаса!
– Слепнет понемногу. Пятый роман на этой неделе. Зачем мы их столько покупаем?
Она сняла очки в темной оправе; глаза покраснели от переутомления.
– Естественно, затем, чтобы их не экранизировали другие. – Джошуа взглянул на наручные часы марки «Ролекс» с бриллиантами. – Как насчет того, чтобы пообедать со стариком?
Ли виновато улыбнулась и махнула рукой в сторону внушительной стопки книг на столе.
– Я собираюсь послать курьера за салатом. Но все равно спасибо.
Джошуа насупился.
– Я рассчитывал, что мы наверстаем упущенное за те дни, что меня не было.
– Хорошо. – Ли потянулась за телефонной трубкой. – Попросить еще одну порцию салата?
– Я заказал столик у «Массо и Фрэнка».
Это прозвучало как приказ. Быстро поднявшись с кресла, Ли подколола несколько выбившихся из узла на затылке прядей.
– Дашь мне пару минут освежиться?
– Даю пять. – Поистине царский жест! – И скажи Мередит, чтобы отменила все назначенные на сегодня встречи.
– В три часа я встречаюсь с Памелой Винтер. Она моделирует костюмы для «Калейдоскопа», хочет показать эскизы.
– «Калейдоскоп» запустят не раньше октября. Пусть Мередит перезвонит Памеле. У нас сегодня праздник.
– Праздник? – Ли с опозданием заметила в глазах отца искры радости. Давно уже она не видела его таким довольным. – По какому поводу?
– Расскажу за обедом. – И он легонько подтолкнул ее к двери. – Иди скорее, почисти перышки. Ты знаешь, я не люблю опаздывать.
Ли не сдвинулась с места.
– А я не люблю, когда говорят загадками.
Джошуа демонстративно вздохнул – словно гигантская оглушенная рыба испустила дух.
– Ну ты и упрямица – вылитый дед. Ладно, намекну: это касается «Опасного».
Сердце у Ли подпрыгнуло до самого горла.
– Скажи, что новости хорошие!
– Лучше не бывает!
Это было все, что она хотела знать. Ли выбежала из кабинета радостно возбужденная, как после инъекции адреналина.
Корбет Маршалл не считал себя суеверным, однако обратил внимание, что, как правило, самыми удачными оказывались сделки, заключенные в гриль-зале ресторана «Массо и Фрэнк». Поэтому, когда через неделю после вечеринки у Джошуа Бэрона ему позвонил Мэтью Сент-Джеймс, решил не искушать судьбу и пригласил его пообедать вместе.
Заведение «Массо и Фрэнк» вызывало у старожилов ностальгию. Оно впервые открыло двери для посетителей в девятнадцатом году и теперь было старейшим рестораном Голливуда. Сюда в основном наведывались авторы сценариев, режиссеры и актеры – подышать атмосферой Фолкнера и Фицджеральда. Корбет очень надеялся, что и Мэтью Сент-Джеймс, как начинающий литератор, не останется равнодушным. Если парень действительно так подходит для роли Райдера Лонга, как уверяет Тина – а она еще ни разу не ошибалась, – он поможет им решить сразу несколько проблем. В первую очередь – финансовую.
Метрдотель проводил Мэтью в отделенную от общего зала высоким барьером, обитую красной кожей нишу. Даже когда Корбет сидел, от него веяло силой и могуществом. Дело было не столько в физической мощи, сколько в железной решимости человека, привыкшего поступать по-своему. Под его критическим взглядом Мэтью почувствовал себя вырезкой на прилавке.
– Должно быть, произошло недоразумение, – сказал он. Корбет мигнул и покачал головой.
– Извините. Я хоть и профессионал, но иногда бываю ужасно бестактным.
Несмотря на привычку полностью полагаться на Тинин вкус, в душе Корбет никак не ожидал увидеть Райдера Лонга во плоти. Господи, подумал он, пусть только Ли бросит на него один-единственный взгляд! Его так и подмывало крикнуть: «Эврика!» Если Мэтью Сент-Джеймса так же приятно слушать, как смотреть на него…
Корбет протянул руку, широкой улыбкой сглаживая только что допущенную неловкость.
– Рад познакомиться, Мэтью. После вечеринки у Джошуа жена только о вас и говорит.
Мэтью ответил на рукопожатие и опустился в кресло.
– Я тоже очень рад познакомиться, мистер Маршалл, однако…
– Меня зовут Корбет. Слыша «мистер Маршалл», я невольно оглядываюсь и ищу глазами отца.
– Ваш отец тоже был менеджером?
– Нет, адвокатом. Среди его клиентов значились тузы кинобизнеса: Селзник, Теда Бара, Дуг Фербенкс… Мой дед был банкиром и лично финансировал Д.У.Гриффита.
– Как интересно! – Про себя Мэтью подумал: какого черта я торчу в прославленном ресторане с одним из влиятельнейших деятелей кинематографа?
– Да, с самого основания Голливуда все члены нашей семьи были так или иначе связаны с кинобизнесом. Однако во времена моего деда центр киноиндустрии находился в Нью-Джерси. Талантливые актеры работали в театре, но время от времени тайком переправлялись на другой берег, подработать в кино.
– Почему тайком?
– Не хотели, чтобы их славные имена ассоциировались с «халтурой». – Корбет сделал перерыв, чтобы отдать распоряжения официанту, отвечающему за напитки. Потом продолжил свой рассказ с того места, где остановился. – На заре кинематографа делали кучу фильмов. Гриффит, например, за пять лет выпустил пятьсот картин. Некоторые кинотеатры ежедневно обновляли репертуар. – Он устремил задумчивый взгляд куда-то вдаль, словно пытаясь представить, каково это – работать во время бума. – В результате на свет появился Голливуд.
Мэтью слушал с невольным интересом. Как ни нравилось ему думать о себе как о человеке, который устоял перед мишурным блеском Голливуда, в минуты честного и трезвого анализа он признавал, что нелегко жить в Лос-Анджелесе и оставаться равнодушным к его славному прошлому.
– Многие считают, что кинематограф потянулся на Запад ради теплого климата, – продолжал Корбет, наслаждаясь возможностью блеснуть осведомленностью. – Но на самом деле главной причиной было нежелание делиться прибылями от каждого фильма с Томасом Эдисоном. Вы, должно быть, знаете: это его изобретение.
Мэтью кивнул и отпил ледяного темного пива.
– В трех тысячах миль от Нью-Йорка удобнее пиратствовать.
– Вот именно. – Корбет взял из вазочки маслину. Для постоянных посетителей здесь ставили дополнительную порцию маслин. Корбет принимал это как должное. Прожив всю жизнь в Голливуде, он привык к знакам внимания, которые в других местах оказывались только царствующим особам.
– Вот зачем, – продолжил он, – и нужны менеджеры: защищать интересы творцов от произвола владельцев студий.
Мэтью проникся доверием.
– Хочу быть с вами откровенным… Корбет махнул рукой.
– Отец дал мне один полезный совет: не обсуждать дела на голодный желудок.
Он подозвал официанта. Тот мигом принес меню.
– Вы не ошибетесь, если закажете домашний пирог с запеченным цыпленком, – даже не заглянув в карточку, заметил Корбет. – Хотя лично я предпочитаю жаркое.
Мэтью дал себе слово не играть в голливудские игры, однако у него хватило ума сказать:
– Жаркое звучит заманчиво.
Корбет Маршалл не верил в приметы. Тем не менее он был доволен собой и не скрывал этого.
– Ну так что же? – не выдержала Ли, ковыряя вилкой в цуккини по-флорентийски. Замечательная вещь, но нетерпение притупило вкус.
– Что – «что»? – лукаво спросил Джошуа.
Он прямо-таки лучился счастьем! Но сколько можно тянуть? Ли погрозила ему ломтиком хлеба.
– Тебя можно привлечь к суду за применение нравственной пытки.
Джошуа ухмыльнулся.
– Сначала о главном.
Он вытащил из кармана пиджака перевязанную ленточкой коробочку. Ли мгновенно узнала эту голубую, как яйцо малиновки, упаковку: видела у Тиффани. Отец признавал только первый класс во всем и ее приучил к тому же. Он стал развязывать ленточку. Ли замотала головой.
– Ты меня испортишь.
– Чепуха. – Джошуа ласково коснулся пальцем лица дочери. – Принцессу невозможно испортить.
Ли слегка отстранилась. Она пришла к выводу, что люди делятся на две категории: тех, кто стремится к физическому контакту, и недотрог. Тина Маршалл, к примеру, не могла держать руки при себе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42