Почему вы, слабая женщина, к тому же иностранка, занимаетесь этим самостоятельно?А что плохого в стремлении помочь полиции? Просто я подумала: вдруг преступник знает об этой записке, и завтра у вас в больнице будет на одного покойника больше. Что тогда?— Но среди пациентов моей клиники нет колдунов, зато многие из них неадекватно воспринимают действительность, то есть они сумасшедшие, если использовать обывательскую терминологию. И что прикажете делать? Подходить к каждому и спрашивать, не колдун ли он? Да от такого вопроса, к тому же заданного мной, у многих тут же начнется рецидив! Нет, мадам, на такое я пойти не могу! И не просите!— Скажите, доктор Бланш, в вашей клинике лечились знаменитости? Может, автор записки имеет в виду одного из них?— Конечно, лечились! Рассказав, я не нарушу врачебную тайну, так как сие известно многим. У меня обследовались Жерар де Нерваль Нерваль (Nerval) Жерар де (1808-55), французский писатель, представитель романтической школы, покончил с собой, находясь в психически неуравновешенном состоянии и в крайней нужде. (Прим. авт.)
, Шарль Гуно Гуно (Gounod) Шарль (1818-93), французский композитор. (Прим. авт.)
, но это было давно. В прошлом году, к великому несчастью для французской литературы, в моей больнице скончался Мопассан. Более знаменитых, чем Мопассан, я и не припомню. Все больше буржуа да ремесленники — я принимаю в больницу каждого, невзирая на титулы. Так что, боюсь, ничем не смогу вам помочь, мадам Авилова.— Что же мне делать? — растерялась я.— Вот что, — неожиданно предложил Эспри Бланш, — через четверть часа у нас вечерняя прогулка перед ужином. Я придерживаюсь мнения, что свежий воздух полезен для укрепления нервов и аппетита. Поэтому все больные выходят в сад. Погуляйте по аллеям, авось кто-нибудь и окажется вашим «колдуном». Вас устраивает мой совет?— Конечно, устраивает, — ответила я. — Большое спасибо, доктор Бланш.Я вышла из здания и повернула на главную аллею, чтобы заняться наконец тем, ради чего я приехала сюда с другого конца Парижа.Медленно идя по дорожке, я беспрестанно вертела головой по сторонам, пытаясь в попадавшихся мне навстречу людях увидеть черты, присущие колдуну. Что это может быть? Нос крючком? Седая борода до пояса?Пациенты клиники доктора Бланша неспешно прогуливались, разговаривая друг с другом, сидели на траве, на скамейках, установленных вдоль аллей, и на первый взгляд ничем не напоминали душевнобольных.Устав ходить, я опустилась на массивную скамью с бронзовыми подлокотниками. Спустя несколько минут на ту же скамью уселся чудовищно толстый лысый мужчина в сером потрепанном плюшевом халате и пижамных брюках. Он посмотрел на меня исподлобья, насколько позволяли ему три подбородка, и произнес писклявым голосом:— Добрый вечер, мадам! Прошу прощения, мы не представлены. Барон Жером Сент-Этьенн-дю-Мон. Прогуливаюсь тут для моциона.— Позвольте, но Сент-Этьенн-дю-Мон — это церковь, — сказала я.— Верно, — важно кивнул он. — Это я построил. Меня подвигла на это святая Женевьева. Мы с ней вместе отражали нашествие гуннов на Париж. Это было в 451 году от рождества Христова. Вы слышали об этом?— Да-да, — поспешно ответила я важному господину. Мне стало как-то неуютно. — Вы живете здесь?— У меня роскошные апартаменты, и я готов пригласить вас к себе! Пойдемте, я покажу вам раку святой Женевьевы. Она у меня стоит на каминной полке.— Спасибо, но я очень спешу, — ответила я. Кто знает, что может прийти в голову душевнобольному? — Дело в том, что я ищу колдуна. Он тоже живет здесь. Вы, барон, случайно не знакомы с ним?— Мадам, — торжественно произнес он, глядя куда-то вбок и словно прислушиваясь к себе. — Я вас поздравляю, вы ненормальная! Вам надо обязательно взять сеансы душа Шарко у доктора Бланша. Неужели вы не знаете, что колдунов нет? Их спалили гунны!— Может, кто-нибудь остался?— Нет! — отрезал он. — У нас есть Наполеон, две девы Марии, алхимик, Навуходоносор, а колдунов нет. И не было никогда! Говорят же вам, мадам, — гунны!— А где мне найти алхимика? — спросила я, сообразив, что Наполеон и Навуходоносор колдунами быть не могут, а уж девы Марии тем более. К тому же Андрей писал мне, что познакомился с алхимиком.— Барону не пристало интересоваться разным сбродом. — Он тяжело поднялся со скамьи и выпятил живот. — После ужина жду. Советую не опаздывать, мадам.Не дожидаясь ответа, толстый пациент доктора Бланша повернулся ко мне спиной и пошел по аллее нагуливать аппетит перед ужином.Обрадовавшись, что общение с психически ненормальным «бароном» закончилось вполне мирно, я поспешила в кабинет доктора Бланша. Он сидел за столом и что-то писал.— Это опять вы? — недовольно произнес он, снимая очки. — У вас такое состояние, что я бы порекомендовал вам душ Шарко и настой валерианы. Вы возбуждены, и мне не нравится этот тремор.— Спасибо, доктор. Один из ваших пациентов сказал мне то же самое, — запыхавшись, ответила я. — Только один вопрос: кого в вашей клинике называют алхимиком?— Алхимиком, алхимиком… — пробормотал Бланш. — Вот, нашел! Жан-Люк Лермит, шестидесяти лет, госпитализирован с диагнозом «острая аменция» Аменция (ртлат. amentia — безумие), вид помрачения сознания (бессвязность мышления, фрагментарность восприятия, беспорядочное возбуждение с последующей амнезией). (Прим. ред.)
. Пьяница, поклонник абсента, страдает эпилептическими припадками и галлюцинациями. Когда его привезли в коматозном состоянии в больницу, у него в руке была зажата ложечка с прорезями, через которую растворяют сахар в этот убийственный напиток!— Могу я с ним поговорить?— Вы с ума сошли! Ни в коем случае! Больные после ужина должны спать, а не нервировать себя ненужными разговорами. Я запрещаю! Уходите, мадам! У меня и без ваших бредней забот хватает.Несолоно хлебавши, я повернулась и вышла. На сегодня достаточно. Мне оставалось понять, где здесь можно позвать фиакр… ГЛАВА ВОСЬМАЯ Мы помогаем людям, чтобы они, в свою очередь, помогли нам; таким образом, наши услуги сводятся просто к благодеяниям, которые мы загодя оказываем самим себе. — Полин, как продвигается расследование? — спросила меня Матильда за завтраком. — Что говорит полиция?— К сожалению, ничего существенного. — Я уклонилась от ответа, не желая рассказывать ни о насильственной смерти соседки Андрея, ни о сумасшедшем колдуне, ни об отпечатках подковок на следах. Все это до поры до времени необходимо хранить в тайне.— Нужно обратиться к какому-нибудь влиятельному вельможе, чтобы он надавил на полицию. Никогда не стоит пренебрегать связями.— Но у меня нет таких знакомых в Париже! — возразила я, недоумевая, почему Матильда принимает столь живейшее участие в моем деле.— А чем вам виконт де Кювервиль не подходит? Он ведь тоже заинтересован в раскрытии двойного убийства, не так ли? Князь рассказал мне, что виконт присутствовал на похоронах мсье Протасова и девушки. Ведь теперь это преступление и его касается — убита сестра его любовницы!Да, вы правы, я подумаю, — пробормотала я, вставая из-за стола. Мне хотелось прервать этот неудобный разговор. Не буду же я рассказывать всем о своих подозрениях в отношении виконта.Я отложила в сторону салфетку, кивнула присутствующим и пошла к себе наверх собираться. Нужно было снова ехать в больницу Пасси, чтобы встретиться с Жан-Люком Лермитом. Может, утром он будет вменяемым и доктор Эспри Бланш допустит меня в палату «сумасшедшего колдуна». Конечно, на многое я не рассчитывала, но оставаться в отеле и тратить попусту время мне не хотелось.Когда я переодевалась у себя в комнате, в дверь постучали.— Полин, вас внизу дожидается один господин, — послышался из-за двери голос хозяйки.— Спасибо, я спущусь через четверть часа. Мне нужно привести себя в порядок, — ответила я, не пустив ее внутрь. Я понятия не имела, кому я еще понадобилась.В гостиной сидел Аршинов. Сегодня Николай Иванович пришел без арапчонка. И одет был в цивильное — чесучовую пару, белую рубашку и галстук в тон чесуче. В руках он держал шляпу с низкой тульей. Вместо сапог Аршинов надел ботинки на крепкой подошве, которые совершенно не подходили к узким брюкам. Сказать по правде, казачий чекмень и шаровары шли ему больше. В этом костюме он выглядел бульдогом в попонке.— Доброе утро, Аполлинария Лазаревна, — пробасил Аршинов, встав с низкого кресла и протянув ко мне руки. — Вот, решил зайти к вам, перед тем как по делам отправиться. Спросить, все ли в порядке, не нужно ли чего. Чувствую за собой обязанность вас опекать, раз уж встретились на чужбине.Спасибо, Николай Иванович, — рассмеялась я. Мне было приятно осознавать, что находятся люди, которым небезразлично мое благополучие. — А куда вы с утра собрались? Да еще таким франтом!— И не говорите! В этой одежке чувствую себя, как карась, облепленный глиной. Намереваюсь в отель «Лувр-Конкорд» визит нанести, к министру иностранных дел Гирсу. Вот поэтому я так и оделся. В казацкой одежде к нему не пускают, а в этой непривычно, да что поделаешь — не я ему нужен, а он мне.Узнав о том, что Аршинов направляется к Гирсу, я мгновенно соотнесла это сообщение со своими намерениями, и у меня возник план. Проведя гостя в мою комнату, я усадила его на диван и, умоляюще сложив руки, сказала:— Николай Иванович, миленький, возьмите меня с собой к министру! Я вас очень прошу!— Зачем вам понадобился его превосходительство? — удивился Аршинов.— Возможно, Андрюшу убили из-за него. У меня есть улики.— О чем вы говорите? Разве такое возможно? — всполошился Аршинов.— Погодите… — Я подошла к комоду и достала папку с рисунками. — Удостоверьтесь самолично, что глаза меня не обманывают.Аршинов взял протянутый мною рисунок, на котором был запечатлен министр иностранных дел Гире с человеком в клетчатой пелерине.— И что? Ну, сидит человек, разговаривает. Министры тоже люди и иногда позволяют себе выпить пива. Может, он у себя в кабинете сидит.— Посмотрите на стены. Это же интерьер «Ла Сури», монмартрской пивной. Чтобы министр сидел в подобном заведении?! И вдруг убивают Андрея, потом его девушку и соседку. Вы не знаете, а мне известно: везде мелькает вот эта клетчатая пелерина, которую я случайно увидела в шкафу у Моны, сестры Сесиль. Теперь вам понятно?— Ничего не понятно! Кто такая Мона?— Любовница вот этого! — ткнула я пальцем в рисунок.— Полина, не порите горячку! Как маленькая, ей-богу! Вы просите взять вас к министру, чтобы бросить ему в лицо обвинения, а они смехотворны и подкреплены только этим наброском. Да вас немедленно вышлют в Россию, там посадят в тюрьму и правильно сделают! И чтобы я решился на такое? Никогда!— Что же делать? Николай Иванович, миленький, помогите!— И не просите! Куда вы лезете? Это же большая политика!— Тогда я сама пробьюсь к Гирсу. Я все-таки подданная Российской империи и дворянка. Он не сможет меня не принять. И тогда я выложу ему под нос этот рисунок.— Подождите, дайте подумать. — Аршинов зашагал по комнате, печатая шаг. Хорошо, что пол устилали войлочные дорожки. Вдруг он остановился, поднял вверх палец и сказал: — Придумал! Сделаем вот каким образом…И замолчал.— Говорите! — взмолилась я.— Вы будете моей невестой. Не по-настоящему, конечно, а на время. Только так я смогу взять вас с собой.— Но вы ведь женаты!— Да, но сейчас это не имеет никакого значения. Скажу Гирсу, что супруга не желает ехать со мной в Абиссинию, а вы хотите. Поэтому я вас беру с собой.— Послушайте, Николай Иванович, — возмутилась я, — в какое безнравственное положение вы меня ставите! Называться невестой при живой жене… Нет, я не могу пойти на это! Гире немедленно нам откажет!— Хорошо, — согласился он. — Собирайтесь, раз уж решили. Как говаривал местный, всеми любимый император: главное — ввязаться в драку, а там посмотрим.Аккуратно поместив в ридикюль бумаги, из которых следовало, что я вдова географа-путешественника, члена Императорского Русского географического общества (они давали небольшое преимущество при покупке железнодорожных билетов, поэтому и оказались в моем багаже), я положила между ними рисунок Андрея и вышла из комнаты.Аршинов остановил садовника, сунул ему монету и приказал на русском языке:— Поймай-ка нам карету, милейший! — При этом так хлопнул его по спине, что садовник опрометью бросился выполнять приказанное, отлично поняв, чего хотел от него странный русский.Аршинов поцеловал пухлую руку хозяйки, щелкнул каблуками (в ботинках у него это получилось несколько комично) и, взяв меня под руку, повел к фиакру. Мадам де Жаликур смотрела ему вслед с немым обожанием. *** Отель «Лувр-Конкорд» располагался прямо у Лувра, в самом сердце Парижа. Сидя в фиакре с открытым верхом, я рассматривала собор Парижской Богоматери, сад Тюильри и Вандомскую площадь, которую мы пересекали. Из-за событий, обрушившихся на меня, я так и не смогла в этот раз побывать в местах, составляющих славу и гордость прекрасного города, и поэтому наслаждалась поездкой, читая волнующие названия: «Комеди Франсез», «Опера Гарнье». От этого почему-то сладко сжималось сердце. Как много в Париже чудесных мест!Из-за аркад сада Пале-Рояль показался фасад отеля «Лувр-Конкорд». Вдоль улицы стояли конные экипажи с форейторами в расшитых камзолах. У парадного входа, между двумя апельсиновыми деревцами в кадках, вытянулся ливрейный лакей, важный, как наполеоновский маршал.Мы вошли в роскошный вестибюль с черными мраморными колоннами, поддерживающими высокий потолок. Люстра в виде огромного ананаса сияла над головой ослепительным светом, и тысячи огоньков дробились в ее хрустальных подвесках. Мраморную лестницу справа от входа окаймляла изящная балюстрада. Тяжелые портьеры цвета бургундского вина были подняты вверх, чтобы не заслонять прекрасный вид на Лувр и сад Пале-Рояль.К нам подошел служащий и поинтересовался, чем он может помочь.— Нам назначена аудиенция у его высокопревосходительства, министра иностранных дел России, — ответил Аршинов, сняв шляпу.— Вас проводят, — поклонился тот.Сопровождающий оказался молодым человеком в строгом черном костюме и с редкими волосами, зализанными на макушке.— Прошу за мной, господа, — сказал он нам по-русски и открыл дверцу лифта.Медленно движущаяся роскошная кабина, обитая красным бархатом, поднималась на третий этаж. Тихо звякнув, лифт остановился, и мы вышли в широкий коридор.— Сюда, — позвал нас молодой человек.Войдя в небольшую зеленую прихожую с диванчиками, я остановилась и огляделась. Мне все было интересно, и я наслаждалась видом красивых вещей.Номер был отделан с изяществом: паркет из трех сортов дерева, покрытый прозрачным лаком, обои под шелк в стиле модерн с лиственным орнаментом, в углу мраморный камин, неподалеку от него напольные часы с боем, на потолке — бордюрная лепнина с позолотой и розеткой для хрустальной электрической люстры.В противоположной стороне от входа была еще одна дверь, около которой за небольшим письменным столом сидел чиновник. Увидев нас, он встал и взял в руки бумагу.— Господин Аршинов?— Да, — подошел к нему Николай Иванович, — это я.— Но, — нахмурился тот и еще раз глянул в бумагу, — в списке аудиенций указано: вы один допущены к его высокопревосходительству. Соблаговолите объясниться.— Причина нашего совместного появления в том, что мадам Авилова, вдова коллежского асессора, моя единомышленница, и мы прибыли с ней по одному и тому же делу, не терпящему отлагательства.— Извольте подождать, я доложу его высокопревосходительству, — сказал молодой человек с прилизанными волосами, как мы поняли — секретарь.Ждать пришлось недолго. Я сидела и рассматривала засушенных гигантских бабочек под стеклом. Аршинов стоял у окна, покачиваясь с носков на пятки и заложив руки за спину. Вновь появившийся секретарь, кивнув, пригласил нас войти в кабинет министра иностранных дел Российской империи Николая Карловича Гирса.Человека, сидевшего за столом, я узнала сразу. Он был одет в мундир, а не в цивильное платье, как на рисунке. Прозрачные серые глаза смотрели на нас без всякого удивления. Министр махнул рукой, приглашая садиться.— Позвольте, ваше высокопревосходительство, представить вам госпожу Авилову, — чинно произнес Аршинов и поклонился. — Аполлинария Лазаревна изъявила желание участвовать в экспедиции в Абиссинию, поэтому мы пришли вместе, надеясь на ваше снисхождение к этому проекту.— Насколько мне известно, господин Арши-нов, — после небольшой паузы сухо сказал Гире, глядя почему-то на меня, — четыре года назад вы отправились в Абиссинию, но вернулись ни с чем. На вас были потрачены огромные суммы из государственных средств. Вы обещали колонию на берегу Баб-эль-Мандебского пролива — стратегического района выхода из Красного моря в Индийский океан. Как видите, я неплохо осведомлен о цели вашего путешествия.— Но, ваше высокопревосходительство… — начал было Аршинов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
, Шарль Гуно Гуно (Gounod) Шарль (1818-93), французский композитор. (Прим. авт.)
, но это было давно. В прошлом году, к великому несчастью для французской литературы, в моей больнице скончался Мопассан. Более знаменитых, чем Мопассан, я и не припомню. Все больше буржуа да ремесленники — я принимаю в больницу каждого, невзирая на титулы. Так что, боюсь, ничем не смогу вам помочь, мадам Авилова.— Что же мне делать? — растерялась я.— Вот что, — неожиданно предложил Эспри Бланш, — через четверть часа у нас вечерняя прогулка перед ужином. Я придерживаюсь мнения, что свежий воздух полезен для укрепления нервов и аппетита. Поэтому все больные выходят в сад. Погуляйте по аллеям, авось кто-нибудь и окажется вашим «колдуном». Вас устраивает мой совет?— Конечно, устраивает, — ответила я. — Большое спасибо, доктор Бланш.Я вышла из здания и повернула на главную аллею, чтобы заняться наконец тем, ради чего я приехала сюда с другого конца Парижа.Медленно идя по дорожке, я беспрестанно вертела головой по сторонам, пытаясь в попадавшихся мне навстречу людях увидеть черты, присущие колдуну. Что это может быть? Нос крючком? Седая борода до пояса?Пациенты клиники доктора Бланша неспешно прогуливались, разговаривая друг с другом, сидели на траве, на скамейках, установленных вдоль аллей, и на первый взгляд ничем не напоминали душевнобольных.Устав ходить, я опустилась на массивную скамью с бронзовыми подлокотниками. Спустя несколько минут на ту же скамью уселся чудовищно толстый лысый мужчина в сером потрепанном плюшевом халате и пижамных брюках. Он посмотрел на меня исподлобья, насколько позволяли ему три подбородка, и произнес писклявым голосом:— Добрый вечер, мадам! Прошу прощения, мы не представлены. Барон Жером Сент-Этьенн-дю-Мон. Прогуливаюсь тут для моциона.— Позвольте, но Сент-Этьенн-дю-Мон — это церковь, — сказала я.— Верно, — важно кивнул он. — Это я построил. Меня подвигла на это святая Женевьева. Мы с ней вместе отражали нашествие гуннов на Париж. Это было в 451 году от рождества Христова. Вы слышали об этом?— Да-да, — поспешно ответила я важному господину. Мне стало как-то неуютно. — Вы живете здесь?— У меня роскошные апартаменты, и я готов пригласить вас к себе! Пойдемте, я покажу вам раку святой Женевьевы. Она у меня стоит на каминной полке.— Спасибо, но я очень спешу, — ответила я. Кто знает, что может прийти в голову душевнобольному? — Дело в том, что я ищу колдуна. Он тоже живет здесь. Вы, барон, случайно не знакомы с ним?— Мадам, — торжественно произнес он, глядя куда-то вбок и словно прислушиваясь к себе. — Я вас поздравляю, вы ненормальная! Вам надо обязательно взять сеансы душа Шарко у доктора Бланша. Неужели вы не знаете, что колдунов нет? Их спалили гунны!— Может, кто-нибудь остался?— Нет! — отрезал он. — У нас есть Наполеон, две девы Марии, алхимик, Навуходоносор, а колдунов нет. И не было никогда! Говорят же вам, мадам, — гунны!— А где мне найти алхимика? — спросила я, сообразив, что Наполеон и Навуходоносор колдунами быть не могут, а уж девы Марии тем более. К тому же Андрей писал мне, что познакомился с алхимиком.— Барону не пристало интересоваться разным сбродом. — Он тяжело поднялся со скамьи и выпятил живот. — После ужина жду. Советую не опаздывать, мадам.Не дожидаясь ответа, толстый пациент доктора Бланша повернулся ко мне спиной и пошел по аллее нагуливать аппетит перед ужином.Обрадовавшись, что общение с психически ненормальным «бароном» закончилось вполне мирно, я поспешила в кабинет доктора Бланша. Он сидел за столом и что-то писал.— Это опять вы? — недовольно произнес он, снимая очки. — У вас такое состояние, что я бы порекомендовал вам душ Шарко и настой валерианы. Вы возбуждены, и мне не нравится этот тремор.— Спасибо, доктор. Один из ваших пациентов сказал мне то же самое, — запыхавшись, ответила я. — Только один вопрос: кого в вашей клинике называют алхимиком?— Алхимиком, алхимиком… — пробормотал Бланш. — Вот, нашел! Жан-Люк Лермит, шестидесяти лет, госпитализирован с диагнозом «острая аменция» Аменция (ртлат. amentia — безумие), вид помрачения сознания (бессвязность мышления, фрагментарность восприятия, беспорядочное возбуждение с последующей амнезией). (Прим. ред.)
. Пьяница, поклонник абсента, страдает эпилептическими припадками и галлюцинациями. Когда его привезли в коматозном состоянии в больницу, у него в руке была зажата ложечка с прорезями, через которую растворяют сахар в этот убийственный напиток!— Могу я с ним поговорить?— Вы с ума сошли! Ни в коем случае! Больные после ужина должны спать, а не нервировать себя ненужными разговорами. Я запрещаю! Уходите, мадам! У меня и без ваших бредней забот хватает.Несолоно хлебавши, я повернулась и вышла. На сегодня достаточно. Мне оставалось понять, где здесь можно позвать фиакр… ГЛАВА ВОСЬМАЯ Мы помогаем людям, чтобы они, в свою очередь, помогли нам; таким образом, наши услуги сводятся просто к благодеяниям, которые мы загодя оказываем самим себе. — Полин, как продвигается расследование? — спросила меня Матильда за завтраком. — Что говорит полиция?— К сожалению, ничего существенного. — Я уклонилась от ответа, не желая рассказывать ни о насильственной смерти соседки Андрея, ни о сумасшедшем колдуне, ни об отпечатках подковок на следах. Все это до поры до времени необходимо хранить в тайне.— Нужно обратиться к какому-нибудь влиятельному вельможе, чтобы он надавил на полицию. Никогда не стоит пренебрегать связями.— Но у меня нет таких знакомых в Париже! — возразила я, недоумевая, почему Матильда принимает столь живейшее участие в моем деле.— А чем вам виконт де Кювервиль не подходит? Он ведь тоже заинтересован в раскрытии двойного убийства, не так ли? Князь рассказал мне, что виконт присутствовал на похоронах мсье Протасова и девушки. Ведь теперь это преступление и его касается — убита сестра его любовницы!Да, вы правы, я подумаю, — пробормотала я, вставая из-за стола. Мне хотелось прервать этот неудобный разговор. Не буду же я рассказывать всем о своих подозрениях в отношении виконта.Я отложила в сторону салфетку, кивнула присутствующим и пошла к себе наверх собираться. Нужно было снова ехать в больницу Пасси, чтобы встретиться с Жан-Люком Лермитом. Может, утром он будет вменяемым и доктор Эспри Бланш допустит меня в палату «сумасшедшего колдуна». Конечно, на многое я не рассчитывала, но оставаться в отеле и тратить попусту время мне не хотелось.Когда я переодевалась у себя в комнате, в дверь постучали.— Полин, вас внизу дожидается один господин, — послышался из-за двери голос хозяйки.— Спасибо, я спущусь через четверть часа. Мне нужно привести себя в порядок, — ответила я, не пустив ее внутрь. Я понятия не имела, кому я еще понадобилась.В гостиной сидел Аршинов. Сегодня Николай Иванович пришел без арапчонка. И одет был в цивильное — чесучовую пару, белую рубашку и галстук в тон чесуче. В руках он держал шляпу с низкой тульей. Вместо сапог Аршинов надел ботинки на крепкой подошве, которые совершенно не подходили к узким брюкам. Сказать по правде, казачий чекмень и шаровары шли ему больше. В этом костюме он выглядел бульдогом в попонке.— Доброе утро, Аполлинария Лазаревна, — пробасил Аршинов, встав с низкого кресла и протянув ко мне руки. — Вот, решил зайти к вам, перед тем как по делам отправиться. Спросить, все ли в порядке, не нужно ли чего. Чувствую за собой обязанность вас опекать, раз уж встретились на чужбине.Спасибо, Николай Иванович, — рассмеялась я. Мне было приятно осознавать, что находятся люди, которым небезразлично мое благополучие. — А куда вы с утра собрались? Да еще таким франтом!— И не говорите! В этой одежке чувствую себя, как карась, облепленный глиной. Намереваюсь в отель «Лувр-Конкорд» визит нанести, к министру иностранных дел Гирсу. Вот поэтому я так и оделся. В казацкой одежде к нему не пускают, а в этой непривычно, да что поделаешь — не я ему нужен, а он мне.Узнав о том, что Аршинов направляется к Гирсу, я мгновенно соотнесла это сообщение со своими намерениями, и у меня возник план. Проведя гостя в мою комнату, я усадила его на диван и, умоляюще сложив руки, сказала:— Николай Иванович, миленький, возьмите меня с собой к министру! Я вас очень прошу!— Зачем вам понадобился его превосходительство? — удивился Аршинов.— Возможно, Андрюшу убили из-за него. У меня есть улики.— О чем вы говорите? Разве такое возможно? — всполошился Аршинов.— Погодите… — Я подошла к комоду и достала папку с рисунками. — Удостоверьтесь самолично, что глаза меня не обманывают.Аршинов взял протянутый мною рисунок, на котором был запечатлен министр иностранных дел Гире с человеком в клетчатой пелерине.— И что? Ну, сидит человек, разговаривает. Министры тоже люди и иногда позволяют себе выпить пива. Может, он у себя в кабинете сидит.— Посмотрите на стены. Это же интерьер «Ла Сури», монмартрской пивной. Чтобы министр сидел в подобном заведении?! И вдруг убивают Андрея, потом его девушку и соседку. Вы не знаете, а мне известно: везде мелькает вот эта клетчатая пелерина, которую я случайно увидела в шкафу у Моны, сестры Сесиль. Теперь вам понятно?— Ничего не понятно! Кто такая Мона?— Любовница вот этого! — ткнула я пальцем в рисунок.— Полина, не порите горячку! Как маленькая, ей-богу! Вы просите взять вас к министру, чтобы бросить ему в лицо обвинения, а они смехотворны и подкреплены только этим наброском. Да вас немедленно вышлют в Россию, там посадят в тюрьму и правильно сделают! И чтобы я решился на такое? Никогда!— Что же делать? Николай Иванович, миленький, помогите!— И не просите! Куда вы лезете? Это же большая политика!— Тогда я сама пробьюсь к Гирсу. Я все-таки подданная Российской империи и дворянка. Он не сможет меня не принять. И тогда я выложу ему под нос этот рисунок.— Подождите, дайте подумать. — Аршинов зашагал по комнате, печатая шаг. Хорошо, что пол устилали войлочные дорожки. Вдруг он остановился, поднял вверх палец и сказал: — Придумал! Сделаем вот каким образом…И замолчал.— Говорите! — взмолилась я.— Вы будете моей невестой. Не по-настоящему, конечно, а на время. Только так я смогу взять вас с собой.— Но вы ведь женаты!— Да, но сейчас это не имеет никакого значения. Скажу Гирсу, что супруга не желает ехать со мной в Абиссинию, а вы хотите. Поэтому я вас беру с собой.— Послушайте, Николай Иванович, — возмутилась я, — в какое безнравственное положение вы меня ставите! Называться невестой при живой жене… Нет, я не могу пойти на это! Гире немедленно нам откажет!— Хорошо, — согласился он. — Собирайтесь, раз уж решили. Как говаривал местный, всеми любимый император: главное — ввязаться в драку, а там посмотрим.Аккуратно поместив в ридикюль бумаги, из которых следовало, что я вдова географа-путешественника, члена Императорского Русского географического общества (они давали небольшое преимущество при покупке железнодорожных билетов, поэтому и оказались в моем багаже), я положила между ними рисунок Андрея и вышла из комнаты.Аршинов остановил садовника, сунул ему монету и приказал на русском языке:— Поймай-ка нам карету, милейший! — При этом так хлопнул его по спине, что садовник опрометью бросился выполнять приказанное, отлично поняв, чего хотел от него странный русский.Аршинов поцеловал пухлую руку хозяйки, щелкнул каблуками (в ботинках у него это получилось несколько комично) и, взяв меня под руку, повел к фиакру. Мадам де Жаликур смотрела ему вслед с немым обожанием. *** Отель «Лувр-Конкорд» располагался прямо у Лувра, в самом сердце Парижа. Сидя в фиакре с открытым верхом, я рассматривала собор Парижской Богоматери, сад Тюильри и Вандомскую площадь, которую мы пересекали. Из-за событий, обрушившихся на меня, я так и не смогла в этот раз побывать в местах, составляющих славу и гордость прекрасного города, и поэтому наслаждалась поездкой, читая волнующие названия: «Комеди Франсез», «Опера Гарнье». От этого почему-то сладко сжималось сердце. Как много в Париже чудесных мест!Из-за аркад сада Пале-Рояль показался фасад отеля «Лувр-Конкорд». Вдоль улицы стояли конные экипажи с форейторами в расшитых камзолах. У парадного входа, между двумя апельсиновыми деревцами в кадках, вытянулся ливрейный лакей, важный, как наполеоновский маршал.Мы вошли в роскошный вестибюль с черными мраморными колоннами, поддерживающими высокий потолок. Люстра в виде огромного ананаса сияла над головой ослепительным светом, и тысячи огоньков дробились в ее хрустальных подвесках. Мраморную лестницу справа от входа окаймляла изящная балюстрада. Тяжелые портьеры цвета бургундского вина были подняты вверх, чтобы не заслонять прекрасный вид на Лувр и сад Пале-Рояль.К нам подошел служащий и поинтересовался, чем он может помочь.— Нам назначена аудиенция у его высокопревосходительства, министра иностранных дел России, — ответил Аршинов, сняв шляпу.— Вас проводят, — поклонился тот.Сопровождающий оказался молодым человеком в строгом черном костюме и с редкими волосами, зализанными на макушке.— Прошу за мной, господа, — сказал он нам по-русски и открыл дверцу лифта.Медленно движущаяся роскошная кабина, обитая красным бархатом, поднималась на третий этаж. Тихо звякнув, лифт остановился, и мы вышли в широкий коридор.— Сюда, — позвал нас молодой человек.Войдя в небольшую зеленую прихожую с диванчиками, я остановилась и огляделась. Мне все было интересно, и я наслаждалась видом красивых вещей.Номер был отделан с изяществом: паркет из трех сортов дерева, покрытый прозрачным лаком, обои под шелк в стиле модерн с лиственным орнаментом, в углу мраморный камин, неподалеку от него напольные часы с боем, на потолке — бордюрная лепнина с позолотой и розеткой для хрустальной электрической люстры.В противоположной стороне от входа была еще одна дверь, около которой за небольшим письменным столом сидел чиновник. Увидев нас, он встал и взял в руки бумагу.— Господин Аршинов?— Да, — подошел к нему Николай Иванович, — это я.— Но, — нахмурился тот и еще раз глянул в бумагу, — в списке аудиенций указано: вы один допущены к его высокопревосходительству. Соблаговолите объясниться.— Причина нашего совместного появления в том, что мадам Авилова, вдова коллежского асессора, моя единомышленница, и мы прибыли с ней по одному и тому же делу, не терпящему отлагательства.— Извольте подождать, я доложу его высокопревосходительству, — сказал молодой человек с прилизанными волосами, как мы поняли — секретарь.Ждать пришлось недолго. Я сидела и рассматривала засушенных гигантских бабочек под стеклом. Аршинов стоял у окна, покачиваясь с носков на пятки и заложив руки за спину. Вновь появившийся секретарь, кивнув, пригласил нас войти в кабинет министра иностранных дел Российской империи Николая Карловича Гирса.Человека, сидевшего за столом, я узнала сразу. Он был одет в мундир, а не в цивильное платье, как на рисунке. Прозрачные серые глаза смотрели на нас без всякого удивления. Министр махнул рукой, приглашая садиться.— Позвольте, ваше высокопревосходительство, представить вам госпожу Авилову, — чинно произнес Аршинов и поклонился. — Аполлинария Лазаревна изъявила желание участвовать в экспедиции в Абиссинию, поэтому мы пришли вместе, надеясь на ваше снисхождение к этому проекту.— Насколько мне известно, господин Арши-нов, — после небольшой паузы сухо сказал Гире, глядя почему-то на меня, — четыре года назад вы отправились в Абиссинию, но вернулись ни с чем. На вас были потрачены огромные суммы из государственных средств. Вы обещали колонию на берегу Баб-эль-Мандебского пролива — стратегического района выхода из Красного моря в Индийский океан. Как видите, я неплохо осведомлен о цели вашего путешествия.— Но, ваше высокопревосходительство… — начал было Аршинов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31