Вероятно, информация об этом тут же была распространена по местным каналам. Во всяком случае, сервер новостей, который продолжал работать в кабине Сергеича, затараторил с такой скоростью, что компьютер, загруженный еще и Таниными поисками шведско-испанской войны, не справился с переводом.
К Ригсдагу уже слетелись сотни автолетов, из которых чуть ли не на ходу выпрыгивали люди и толпились у дверей здания. Такого шоу Сергеич не видел уже лет десять. Он начал переключать новостийные каналы в поисках разъяснений, однако выяснилось, что шведский переворот — не самая громкая сенсация на сегодня. Исламисты захватили Гибралтар и уничтожили находившийся там пульт управления воздушным движением. Ничего себе реакция на недавнюю катастрофу у Ибицы, когда автобус столкнулся над морем с автолетом. Действия исламистов возглавил бригадный генерал Халифата, по этому случаю демонстративно уволенный со службы, чтобы действовать в качестве частного лица. Но по всему Халифату идут демонстрации в поддержку освободительного движения мусульман Гибралтара. В Испанию срочно перебрасываются разноязыкие контингенты НАТО. Только разве что вооруженных шведов там сейчас нет. У них хватает забот дома.
Сергеич, конечно, ждал чего-то подобного, но не на Пиренеях, а на Балканах. Вероятно, сценарий ползучей экспансии ислама в Европе придется пересмотреть. Возможно, в Халифате решили, что они уже готовы к фронтальному столкновению.
Тут из виртуального пространства вынырнула Таня: «Ты представляешь, в 30-е годы прошлого века шведы участвовали в войне в Испании. Их добровольцы воевали с фашистами. Надо же, как бывает!» Просто дежавю. Все может повториться в ближайшее время. Неужели мировая война?
Сергеич был настолько захвачен новостью из Испании, что отвлекся от событий, происходивших под брюхом его машины. А местные перемены могли серьезно нарушить планы Романова. Ведь он назначил встречу как раз на том месте, где сейчас назревала большая драка.
Без особой надежды на успех Сергей навел бинокль на угол Ригсдага. Среди метущихся фигур недвижная, как памятник шведскому характеру, стояла Анна Бьеллин, секретарь академика Адлеркрейца. «Что же, батьке придется пролезать в пекло», — прокомментировала ситуацию Таня. После краткой перепалки Сергеичу пришлось согласиться, что супруга пойдет с ним.
Они высадились в старом городе. Ближе подлеты были закрыты. По средневековым улочкам бродили шальные шведы с разнопартийными флагами и выкрикивали лозунги, которые компьютер переводил как «Мы сильные, мы смелые, мы разгромим...» Дальше следовало обозначение врага — у каждой фракции своего. Несмотря на буйство эмоций, противники тщательно обходили друг друга по запутанным улочкам. Шведский бунт, осмысленный и милосердный.
На выходе из старого города стояли патрули. Сергеич понимал, что уговаривать шведского королевского гвардейца пропустить его, да еще в момент переворота, — сизифов труд. На всякий случай Романов все же предъявил «вездеход» Интерпола, но это не помогло. Таня попыталась соблазнить военного, но он по-прежнему напоминал статую Карла XII. В отчаянии Сергеич достал из кармана скромную карточку почетного члена Шведской академии. Солдат, не меняя выражения лица, отдал под козырек и пропустил почетных гостей переворота.
Толпа уже была оттеснена от парламента, но Анна стояла все на том же месте. Очевидно, ее удостоверение действовало не менее магическим образом. Не успел Сергеич поприветствовать коллегу, как получил выволочку за опоздание. Она ждет его здесь уже семь минут. А у нее сегодня немало других дел. Нетипичное для шведки округлое лицо Анны излучало холодность, сжатые губки цедили слова, а миндалевидные глаза, в других условиях — само очарование, сузились и сверлили стену поверженного парламента. Сергеич знал, что в таких случаях нужно просто пропустить нотации Анны мимо ушей, но Таня не могла стерпеть такой наезд на ее супруга:
— Вы забываетесь, дорогая! Перед вами действительный член... — Далее в пулеметном темпе последовал набор титулов Сергеича, с которым мог соперничать только перечень Императора Бутана. «Как она все это держит в голове», — подумал польщенный супруг и тут же вспомнил, что с месяц назад Таня вживила компьютер. — Мы не виноваты, что шведы устроили в своей столице такой бардак.
Видимо, слово «бардак» был переведен компьютером самым невежливым образом, и Аника была обижена в лучших национальных чувствах.
Минут пять они препирались в церемонно-язвительной манере. Затем, забывшись, перешли на электронный обмен информацией. Анна напряглась и выдвинулась вперед, нависая над Таней, несмотря на невысокий рост. Таня, красная, как закатное солнце, сверлила собеседницу глазами, меняясь в лице в зависимости от успехов или неудач своих атак. Сергеич, который не слышал их электронной перепалки, просто наблюдал, как две дамы гипнотизируют друг друга.
Во время поединка этих амазонок ситуация на политическом фронте переменилась. С внутренней стороны залива прорвался большой автобус с демонстрантами. Они высадились в тылу гвардейцев и смыли их строй. Толпа протестующих снова заполнила площадь перед парламентом. Со стороны старого города двинулась масса националистов, выкрикивающих лозунги в поддержку короля. Обе группы угрожающе надвигались друг на друга: одни со стороны Тани, другие со стороны Анны. Казалось, что две фурии возглавляют противоборствующие лагеря. Когда столкновение стало неизбежным, к месту действия не торопясь подошел старомодный понтон, из которого горделивым аллюром вышла кавалерия королевской полиции. Несмотря на то, что полиция была королевской, подчинялась она министру, назначенному парламентом. Вслед за конницей вышла и пехота, отсвечивавшая защитными колпаками. Кавалеристы стали оттеснять возбужденные толпы друг от друга. Перед Сергеичем вырос всадник в стилизованной старинной форме, увешанный полицейским оборудованием. Лошадь переминалась с копыта на копыто так, что Сергеич всерьез испугался за свои ноги. Если такая махина наступит... Фурии вдруг перешли с гнева на милость и стали с интересом осматриваться. Видимо, между ними продолжалась оживленная электронная беседа, потому что обе жестикулировали. Тут из противостоящих толп в полицию полетел всяческий мусор. Демонстранты принялись закрашивать полицию из пульверизаторов — испытанный прием. За краской, оседавшей на защитной пленке, ничего не было видно. С другой стороны гвардейцы с примкнутыми электроштыками двинулись на полицию и толпу. Становилось неуютно.
«Ладно, хватит шведской экзотики», — объявила Анна и нажала на кирпич в стене. В парламенте образовалось аккуратное отверстие, в которое прошла Анна и ее гости. Увязавшиеся за ними несколько зевак были отсечены внутренней охраной. На них действовали лишь удостоверения Шведской академии.
Они прошли по коридору, заполненному охраной, и уединились в каком-то кабинете. Как только гости расселись, Анна включила виртуальное пространство, заполнившее комнату. В основном оно состояло из трансляций разных полей СМИ о шведских событиях. На периферии, где-то в углу, шел репортаж о захвате Гибралтара исламистами. Анна выудила откуда-то из пространства вазочку с искусственным сыром и напитки, приятные на вкус, но немного отдающие химикалиями.
— Итак, Анна, когда я смогу побеседовать с Адлеркрейцем?
— Увы, ситуация изменилась. Сами видите. Сейчас он на приеме у Его Величества. Как вы понимаете, пока это все не кончится, он вряд ли покинет Короля. Но он наказал мне позаботиться о вас. Вы надолго в наши края?
— Это зависит от того, насколько Академия будет готова помочь в расследовании, за которое я принялся. Об этом я как раз и надеялся поговорить с академиком. Нельзя ли побеседовать с ним хотя бы по видеосвязи.
— Увы, какое-то время он будет недоступен. Так что вы можете изложить свое дело мне.
Романов и Адлеркрейцу-то не намерен был излагать все, тем более — его секретарю. Он переменил тему на нынешний политический кризис. Разговор шел так, будто речь идет о футбольном матче. По комнате носились виртуальные люди и кони. СМИ фиксировали первую кровь. Но звук был отключен, и машина подобрала негромкое музыкальное сопровождение. Создавалось впечатление, что драчуны танцуют какой-то странный дикарский танец. Хотелось танцевать вместе с ними.
И тут в толпе мелькнуло знакомое лицо. Сергеич даже закричал, что случалось с ним раз в году: «Это он! Смотри, Таня, это же он!» Схватив пульт управления видео, Сергеич воспроизвел только что мелькнувшее изображение и зафиксировал лицо, затем начал вводить в память видеоинформацию из своей машины дрожащими пальцами (техника была запрограммирована на шведский язык, и отдать команду голосом было нельзя). Рядом с лицом из толпы появилась фотография, предоставленная Пеккой, и недавно нарисованный портрет неизвестного. Это был он.
Лицо Анны снова окаменело. На экране поползли данные из файла Пекки:
Эрик Бергсон, он же Эрнестино, он же Жоао де Жанейро. Проходил подозреваемым по делам о взрыве в Антверпене, о Сараевской катастрофе, о событиях в Христиании. Обвинения сняты за отсутствием доказательств. Родился...
— Я бы не советовала вам вмешиваться в это дело, Сергей Сергеевич. Я не могу сказать вам всего. Но лучше не вмешиваться.
Словно для того, чтобы придать дополнительную весомость ее словам, на улице хлопнул выстрел. Толпа вздрогнула и стала распадаться. Люди заметались. И правильно. Видео показало гвардейца, который лежал на руках товарищей без признаков жизни. Но сенсационных кадров, изобличающих стрелявшего, не было. Ни одна из сотен камер, витавших над местом событий, не отловила виновника трагедии. Гвардейцы взяли навскидку оружие и дали залп в толпу. В виртуальное пространство зала посыпались вполне реальные осколки стекол.
— Это же он стрелял, он! Вы же понимаете! Это общеевропейский заговор! — кричал Сергеич.
— Нет, он — маньяк-одиночка, — спокойно возразила Аника. В Швеции любой политический убийца — маньяк-одиночка. Это — традиция страны. А о европейском заговоре твердят параноики.
— Но ведь его выстрел изменит всю вашу страну!
— Значит, это соответствовало исторической тенденции. Все мы — лишь ее орудия, — ответила Анна, сидевшая в окружении виртуальных соотечественников, которые по-настоящему лежали в крови на площади.
Голый король
21 июля.
Петроград.
Отец Фома, Николай III.
Чем, все-таки, человек отличается от животного? Муравьи трудолюбивее его, черви преобразуют материю настойчивее его, собаки быстрее реагируют на ситуацию. Крысы давно научились запоминать абстрактную информацию. Конечно, человек ушел дальше других на пути освоения абстракции. Но где лежит качественная грань между абстрактным зайцем в сознании лисы и абстракцией «субъекта» в сознании человеческого субъекта? Единственный навык человека, который мы не находим у животного, — это умение фиксировать абстрактную информацию на материальных носителях. Человек не доверяет памяти и тем самым качественно увеличивает запас доступных ему данных. Фиксируя информацию знаками, которые переводимы в сознание других, человек подключается к памяти Человечества. Он имеет социальное сознание, мощность которого несопоставимо выше показателей животного, даже вооруженного рефлексами и опытом ближайших предков и соседей. Эта мощь позволяет индивидууму моделировать реальность, уходить бесконечно далеко от эмпирики, приближаясь к сущностным сферам Природы. Она же дает возможность создавать модели того, чего не видел никто, чего не было. Овладевая с помощью утопии будущим, человек получает возможность менять накатанную колею жизни...»
— Осмелюсь заметить, что это не ответ на поставленный вопрос, Ваше Величество, степенно молвил отец Фома.
— Не суть. Там еще что-то дальше. Но вернемся к этому позднее.
Императорская яхта «Николай II» причалила к набережной Невы. Гвардейцы взяли на караул. Городовые перекрыли подход к причалу, вежливо приостановив фланирование туристов вдоль Зимнего. Но Государь не пошел домой. Ему хотелось прогуляться. Тем более что на улице их было немного сложнее подслушать. Император носил с собой специальную приставку рассеивания звука.
— В печальное время довелось мне принять престол Империи, отец Фома. Иногда я чувствую себя моим предшественником Николаем. Все тихо-мирно, но корабль державный явно несет на льды, а команда не подчиняется своему капитану.
— Да что вы, Ваше Величество. Подданные любят вас. Недавно в состав Империи перешло Великое Княжество Финляндское. Когда еще Империя расширялась столь мирно?
И Николай III, и Фома понимали, что это аргумент из вежливости. Власть монарха была настолько ограничена Финляндским конституционным законом, что Его Величество даже не рискнул прибыть во «вновь обретенное княжество», дабы не вышло какого-нибудь конфуза.
— Вы смеетесь, отец Фома... Я понимаю, все вы здесь держите меня за попугая Йагупопа ХIII. Вот и ваш Великий Романов отказывается со мной связываться. Шлю ему послание за посланием, а он — молчок. Между прочим, напрасно. Я хотел предупредить его об опасности...
— Так вы знали? Почему же не написали Романову конкретно об этом деле?
— Я не знал, а догадывался. И хотел с ним переговорить, узнать подробности, проверить опасения.
Фома подозревал, что «знание» императора было очень приблизительным. И встретиться он хотел по каким-то своим делам, а догадки использовал как повод для встречи. Тем более легко говорить об этом, когда событие произошло. Но все же, но все же... Император был фигурой очень информированной. И в некоторых регионах имел реальную власть. В общем-то, он любил прибедняться, но сидел на мощных информационных потоках, которые и определяют реальную власть в нынешнем мире. Очевидно, что за свою информацию Его Величество затребует какие-то необходимые ему сведения или попросит содействия в продвижении нужного ему мнения.
— Итак, ваша версия.
— Версия, версия... Чем вам поможет моя версия? Кому вообще помогают версии? Вот, например, недавно кто-то перебил несколько десятков пацифистов. Зачем?
Фома знал об этой ужасной истории, но воспринимал ее как еще одно рядовое свидетельство безумия, охватившего современный мир. Их расследование по делу Романова имело к трагедии пацифистов не самое прямое отношение. Однако он решил не перебивать императора, неторопливо следовавшего мимо Александрийского столпа.
— Сейчас все взаимосвязано. Этим отличается наше время. От того, что я вам скажу и что мне скажете вы, уже через час могут измениться цены на виртуальные игры в Бразилии. И это при том, что почти все, кроме информации, сейчас производится примерно там же, где и потребляется. Если не считать американского порошкового кофе, разумеется.
Упоминание о порошковом кофе понадобилось императору для проверки системы рассеивания звука. Если бы звук уходил на расстояние больше метра, к ним бы немедленно подлетел столик от ближайшего автоматического кафе. Навязчивый сервис был неотъемлемой чертой столицы Империи.
Довольный результатами проверки, император продолжил не без язвительности:
— Если вас, святой отец, не очень тронула судьба пацифистов, я надеюсь сообщить вам нечто, о чем мир узнает только через час.
С этими словами Николай протянул Фоме свои виртуальные очки, подключенные к компьютеру. Надев их, священник обнаружил запись, от которой у него ощутимо сдавило сердце, чего не было уже два года.
Сначала перед экраном, словно вылупившись из стены на Большой Морской улице, появилась ошарашенная Ольга, одетая в какую-то дерюгу. Она говорила: «Я все понимаю, я виновата. Но этого больше не повторится».
— Вы ведь осознали свою вину, — спрашивал Ольгу строгий негр в форме генерала Халифата.
— Конечно, конечно. Я все осознала.
После этого следовал текст, написанный Ольгой. Фома понимал, что это могла быть и подделка. Но такие вещи сейчас легко проверяются, так что, скорее всего, надпись была подлинной. Содержание признания было самым чудовищным. Ольга признавалась, что подрывала обороноспособность армии Халифата, но более не намерена этого делать. Далее следовало сообщение о расстреле шпионки Союза, тексты протеста Халифата и ответа союзной Комиссии иностранных дел.
Все это было невероятно. Фома взял из стенного ящика кресло и присел. Император расположился рядом в удобном кресле, которое охранник всегда носил с собой в планшете. Некоторое время они молчали, предоставляя возможность туристам разглядывать живой экспонат — Императора Всероссийского.
Из оцепенения Фому вывел сигнал в очках. Пришла новая почта. Николай взял их и набрал номер:
«Здравствуй, Игорек, что такое? Прилетал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
К Ригсдагу уже слетелись сотни автолетов, из которых чуть ли не на ходу выпрыгивали люди и толпились у дверей здания. Такого шоу Сергеич не видел уже лет десять. Он начал переключать новостийные каналы в поисках разъяснений, однако выяснилось, что шведский переворот — не самая громкая сенсация на сегодня. Исламисты захватили Гибралтар и уничтожили находившийся там пульт управления воздушным движением. Ничего себе реакция на недавнюю катастрофу у Ибицы, когда автобус столкнулся над морем с автолетом. Действия исламистов возглавил бригадный генерал Халифата, по этому случаю демонстративно уволенный со службы, чтобы действовать в качестве частного лица. Но по всему Халифату идут демонстрации в поддержку освободительного движения мусульман Гибралтара. В Испанию срочно перебрасываются разноязыкие контингенты НАТО. Только разве что вооруженных шведов там сейчас нет. У них хватает забот дома.
Сергеич, конечно, ждал чего-то подобного, но не на Пиренеях, а на Балканах. Вероятно, сценарий ползучей экспансии ислама в Европе придется пересмотреть. Возможно, в Халифате решили, что они уже готовы к фронтальному столкновению.
Тут из виртуального пространства вынырнула Таня: «Ты представляешь, в 30-е годы прошлого века шведы участвовали в войне в Испании. Их добровольцы воевали с фашистами. Надо же, как бывает!» Просто дежавю. Все может повториться в ближайшее время. Неужели мировая война?
Сергеич был настолько захвачен новостью из Испании, что отвлекся от событий, происходивших под брюхом его машины. А местные перемены могли серьезно нарушить планы Романова. Ведь он назначил встречу как раз на том месте, где сейчас назревала большая драка.
Без особой надежды на успех Сергей навел бинокль на угол Ригсдага. Среди метущихся фигур недвижная, как памятник шведскому характеру, стояла Анна Бьеллин, секретарь академика Адлеркрейца. «Что же, батьке придется пролезать в пекло», — прокомментировала ситуацию Таня. После краткой перепалки Сергеичу пришлось согласиться, что супруга пойдет с ним.
Они высадились в старом городе. Ближе подлеты были закрыты. По средневековым улочкам бродили шальные шведы с разнопартийными флагами и выкрикивали лозунги, которые компьютер переводил как «Мы сильные, мы смелые, мы разгромим...» Дальше следовало обозначение врага — у каждой фракции своего. Несмотря на буйство эмоций, противники тщательно обходили друг друга по запутанным улочкам. Шведский бунт, осмысленный и милосердный.
На выходе из старого города стояли патрули. Сергеич понимал, что уговаривать шведского королевского гвардейца пропустить его, да еще в момент переворота, — сизифов труд. На всякий случай Романов все же предъявил «вездеход» Интерпола, но это не помогло. Таня попыталась соблазнить военного, но он по-прежнему напоминал статую Карла XII. В отчаянии Сергеич достал из кармана скромную карточку почетного члена Шведской академии. Солдат, не меняя выражения лица, отдал под козырек и пропустил почетных гостей переворота.
Толпа уже была оттеснена от парламента, но Анна стояла все на том же месте. Очевидно, ее удостоверение действовало не менее магическим образом. Не успел Сергеич поприветствовать коллегу, как получил выволочку за опоздание. Она ждет его здесь уже семь минут. А у нее сегодня немало других дел. Нетипичное для шведки округлое лицо Анны излучало холодность, сжатые губки цедили слова, а миндалевидные глаза, в других условиях — само очарование, сузились и сверлили стену поверженного парламента. Сергеич знал, что в таких случаях нужно просто пропустить нотации Анны мимо ушей, но Таня не могла стерпеть такой наезд на ее супруга:
— Вы забываетесь, дорогая! Перед вами действительный член... — Далее в пулеметном темпе последовал набор титулов Сергеича, с которым мог соперничать только перечень Императора Бутана. «Как она все это держит в голове», — подумал польщенный супруг и тут же вспомнил, что с месяц назад Таня вживила компьютер. — Мы не виноваты, что шведы устроили в своей столице такой бардак.
Видимо, слово «бардак» был переведен компьютером самым невежливым образом, и Аника была обижена в лучших национальных чувствах.
Минут пять они препирались в церемонно-язвительной манере. Затем, забывшись, перешли на электронный обмен информацией. Анна напряглась и выдвинулась вперед, нависая над Таней, несмотря на невысокий рост. Таня, красная, как закатное солнце, сверлила собеседницу глазами, меняясь в лице в зависимости от успехов или неудач своих атак. Сергеич, который не слышал их электронной перепалки, просто наблюдал, как две дамы гипнотизируют друг друга.
Во время поединка этих амазонок ситуация на политическом фронте переменилась. С внутренней стороны залива прорвался большой автобус с демонстрантами. Они высадились в тылу гвардейцев и смыли их строй. Толпа протестующих снова заполнила площадь перед парламентом. Со стороны старого города двинулась масса националистов, выкрикивающих лозунги в поддержку короля. Обе группы угрожающе надвигались друг на друга: одни со стороны Тани, другие со стороны Анны. Казалось, что две фурии возглавляют противоборствующие лагеря. Когда столкновение стало неизбежным, к месту действия не торопясь подошел старомодный понтон, из которого горделивым аллюром вышла кавалерия королевской полиции. Несмотря на то, что полиция была королевской, подчинялась она министру, назначенному парламентом. Вслед за конницей вышла и пехота, отсвечивавшая защитными колпаками. Кавалеристы стали оттеснять возбужденные толпы друг от друга. Перед Сергеичем вырос всадник в стилизованной старинной форме, увешанный полицейским оборудованием. Лошадь переминалась с копыта на копыто так, что Сергеич всерьез испугался за свои ноги. Если такая махина наступит... Фурии вдруг перешли с гнева на милость и стали с интересом осматриваться. Видимо, между ними продолжалась оживленная электронная беседа, потому что обе жестикулировали. Тут из противостоящих толп в полицию полетел всяческий мусор. Демонстранты принялись закрашивать полицию из пульверизаторов — испытанный прием. За краской, оседавшей на защитной пленке, ничего не было видно. С другой стороны гвардейцы с примкнутыми электроштыками двинулись на полицию и толпу. Становилось неуютно.
«Ладно, хватит шведской экзотики», — объявила Анна и нажала на кирпич в стене. В парламенте образовалось аккуратное отверстие, в которое прошла Анна и ее гости. Увязавшиеся за ними несколько зевак были отсечены внутренней охраной. На них действовали лишь удостоверения Шведской академии.
Они прошли по коридору, заполненному охраной, и уединились в каком-то кабинете. Как только гости расселись, Анна включила виртуальное пространство, заполнившее комнату. В основном оно состояло из трансляций разных полей СМИ о шведских событиях. На периферии, где-то в углу, шел репортаж о захвате Гибралтара исламистами. Анна выудила откуда-то из пространства вазочку с искусственным сыром и напитки, приятные на вкус, но немного отдающие химикалиями.
— Итак, Анна, когда я смогу побеседовать с Адлеркрейцем?
— Увы, ситуация изменилась. Сами видите. Сейчас он на приеме у Его Величества. Как вы понимаете, пока это все не кончится, он вряд ли покинет Короля. Но он наказал мне позаботиться о вас. Вы надолго в наши края?
— Это зависит от того, насколько Академия будет готова помочь в расследовании, за которое я принялся. Об этом я как раз и надеялся поговорить с академиком. Нельзя ли побеседовать с ним хотя бы по видеосвязи.
— Увы, какое-то время он будет недоступен. Так что вы можете изложить свое дело мне.
Романов и Адлеркрейцу-то не намерен был излагать все, тем более — его секретарю. Он переменил тему на нынешний политический кризис. Разговор шел так, будто речь идет о футбольном матче. По комнате носились виртуальные люди и кони. СМИ фиксировали первую кровь. Но звук был отключен, и машина подобрала негромкое музыкальное сопровождение. Создавалось впечатление, что драчуны танцуют какой-то странный дикарский танец. Хотелось танцевать вместе с ними.
И тут в толпе мелькнуло знакомое лицо. Сергеич даже закричал, что случалось с ним раз в году: «Это он! Смотри, Таня, это же он!» Схватив пульт управления видео, Сергеич воспроизвел только что мелькнувшее изображение и зафиксировал лицо, затем начал вводить в память видеоинформацию из своей машины дрожащими пальцами (техника была запрограммирована на шведский язык, и отдать команду голосом было нельзя). Рядом с лицом из толпы появилась фотография, предоставленная Пеккой, и недавно нарисованный портрет неизвестного. Это был он.
Лицо Анны снова окаменело. На экране поползли данные из файла Пекки:
Эрик Бергсон, он же Эрнестино, он же Жоао де Жанейро. Проходил подозреваемым по делам о взрыве в Антверпене, о Сараевской катастрофе, о событиях в Христиании. Обвинения сняты за отсутствием доказательств. Родился...
— Я бы не советовала вам вмешиваться в это дело, Сергей Сергеевич. Я не могу сказать вам всего. Но лучше не вмешиваться.
Словно для того, чтобы придать дополнительную весомость ее словам, на улице хлопнул выстрел. Толпа вздрогнула и стала распадаться. Люди заметались. И правильно. Видео показало гвардейца, который лежал на руках товарищей без признаков жизни. Но сенсационных кадров, изобличающих стрелявшего, не было. Ни одна из сотен камер, витавших над местом событий, не отловила виновника трагедии. Гвардейцы взяли навскидку оружие и дали залп в толпу. В виртуальное пространство зала посыпались вполне реальные осколки стекол.
— Это же он стрелял, он! Вы же понимаете! Это общеевропейский заговор! — кричал Сергеич.
— Нет, он — маньяк-одиночка, — спокойно возразила Аника. В Швеции любой политический убийца — маньяк-одиночка. Это — традиция страны. А о европейском заговоре твердят параноики.
— Но ведь его выстрел изменит всю вашу страну!
— Значит, это соответствовало исторической тенденции. Все мы — лишь ее орудия, — ответила Анна, сидевшая в окружении виртуальных соотечественников, которые по-настоящему лежали в крови на площади.
Голый король
21 июля.
Петроград.
Отец Фома, Николай III.
Чем, все-таки, человек отличается от животного? Муравьи трудолюбивее его, черви преобразуют материю настойчивее его, собаки быстрее реагируют на ситуацию. Крысы давно научились запоминать абстрактную информацию. Конечно, человек ушел дальше других на пути освоения абстракции. Но где лежит качественная грань между абстрактным зайцем в сознании лисы и абстракцией «субъекта» в сознании человеческого субъекта? Единственный навык человека, который мы не находим у животного, — это умение фиксировать абстрактную информацию на материальных носителях. Человек не доверяет памяти и тем самым качественно увеличивает запас доступных ему данных. Фиксируя информацию знаками, которые переводимы в сознание других, человек подключается к памяти Человечества. Он имеет социальное сознание, мощность которого несопоставимо выше показателей животного, даже вооруженного рефлексами и опытом ближайших предков и соседей. Эта мощь позволяет индивидууму моделировать реальность, уходить бесконечно далеко от эмпирики, приближаясь к сущностным сферам Природы. Она же дает возможность создавать модели того, чего не видел никто, чего не было. Овладевая с помощью утопии будущим, человек получает возможность менять накатанную колею жизни...»
— Осмелюсь заметить, что это не ответ на поставленный вопрос, Ваше Величество, степенно молвил отец Фома.
— Не суть. Там еще что-то дальше. Но вернемся к этому позднее.
Императорская яхта «Николай II» причалила к набережной Невы. Гвардейцы взяли на караул. Городовые перекрыли подход к причалу, вежливо приостановив фланирование туристов вдоль Зимнего. Но Государь не пошел домой. Ему хотелось прогуляться. Тем более что на улице их было немного сложнее подслушать. Император носил с собой специальную приставку рассеивания звука.
— В печальное время довелось мне принять престол Империи, отец Фома. Иногда я чувствую себя моим предшественником Николаем. Все тихо-мирно, но корабль державный явно несет на льды, а команда не подчиняется своему капитану.
— Да что вы, Ваше Величество. Подданные любят вас. Недавно в состав Империи перешло Великое Княжество Финляндское. Когда еще Империя расширялась столь мирно?
И Николай III, и Фома понимали, что это аргумент из вежливости. Власть монарха была настолько ограничена Финляндским конституционным законом, что Его Величество даже не рискнул прибыть во «вновь обретенное княжество», дабы не вышло какого-нибудь конфуза.
— Вы смеетесь, отец Фома... Я понимаю, все вы здесь держите меня за попугая Йагупопа ХIII. Вот и ваш Великий Романов отказывается со мной связываться. Шлю ему послание за посланием, а он — молчок. Между прочим, напрасно. Я хотел предупредить его об опасности...
— Так вы знали? Почему же не написали Романову конкретно об этом деле?
— Я не знал, а догадывался. И хотел с ним переговорить, узнать подробности, проверить опасения.
Фома подозревал, что «знание» императора было очень приблизительным. И встретиться он хотел по каким-то своим делам, а догадки использовал как повод для встречи. Тем более легко говорить об этом, когда событие произошло. Но все же, но все же... Император был фигурой очень информированной. И в некоторых регионах имел реальную власть. В общем-то, он любил прибедняться, но сидел на мощных информационных потоках, которые и определяют реальную власть в нынешнем мире. Очевидно, что за свою информацию Его Величество затребует какие-то необходимые ему сведения или попросит содействия в продвижении нужного ему мнения.
— Итак, ваша версия.
— Версия, версия... Чем вам поможет моя версия? Кому вообще помогают версии? Вот, например, недавно кто-то перебил несколько десятков пацифистов. Зачем?
Фома знал об этой ужасной истории, но воспринимал ее как еще одно рядовое свидетельство безумия, охватившего современный мир. Их расследование по делу Романова имело к трагедии пацифистов не самое прямое отношение. Однако он решил не перебивать императора, неторопливо следовавшего мимо Александрийского столпа.
— Сейчас все взаимосвязано. Этим отличается наше время. От того, что я вам скажу и что мне скажете вы, уже через час могут измениться цены на виртуальные игры в Бразилии. И это при том, что почти все, кроме информации, сейчас производится примерно там же, где и потребляется. Если не считать американского порошкового кофе, разумеется.
Упоминание о порошковом кофе понадобилось императору для проверки системы рассеивания звука. Если бы звук уходил на расстояние больше метра, к ним бы немедленно подлетел столик от ближайшего автоматического кафе. Навязчивый сервис был неотъемлемой чертой столицы Империи.
Довольный результатами проверки, император продолжил не без язвительности:
— Если вас, святой отец, не очень тронула судьба пацифистов, я надеюсь сообщить вам нечто, о чем мир узнает только через час.
С этими словами Николай протянул Фоме свои виртуальные очки, подключенные к компьютеру. Надев их, священник обнаружил запись, от которой у него ощутимо сдавило сердце, чего не было уже два года.
Сначала перед экраном, словно вылупившись из стены на Большой Морской улице, появилась ошарашенная Ольга, одетая в какую-то дерюгу. Она говорила: «Я все понимаю, я виновата. Но этого больше не повторится».
— Вы ведь осознали свою вину, — спрашивал Ольгу строгий негр в форме генерала Халифата.
— Конечно, конечно. Я все осознала.
После этого следовал текст, написанный Ольгой. Фома понимал, что это могла быть и подделка. Но такие вещи сейчас легко проверяются, так что, скорее всего, надпись была подлинной. Содержание признания было самым чудовищным. Ольга признавалась, что подрывала обороноспособность армии Халифата, но более не намерена этого делать. Далее следовало сообщение о расстреле шпионки Союза, тексты протеста Халифата и ответа союзной Комиссии иностранных дел.
Все это было невероятно. Фома взял из стенного ящика кресло и присел. Император расположился рядом в удобном кресле, которое охранник всегда носил с собой в планшете. Некоторое время они молчали, предоставляя возможность туристам разглядывать живой экспонат — Императора Всероссийского.
Из оцепенения Фому вывел сигнал в очках. Пришла новая почта. Николай взял их и набрал номер:
«Здравствуй, Игорек, что такое? Прилетал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43