Пока это единственное объяснение.
18
Через четыре дня секретарша доложила начальнику Звездного предприятия, что его хочет видеть некто Зерогов – интересный мужчина, с бородкой, под пятьдесят.
– Зовите, ради бога! – отодвинув бумаги, необычно заторопил начальник. И элегантно-взбалмошный Зерогов не заставил себя ждать. Блеснув лукавым взглядом донжуана по расплывшимся прелестям Анны Ивановны, он проследовал в кабинет. Впрочем, войдя, он сразу притушил блеск глаз, чему, вероятно, способствовали опущенные шторы.
– Здравствуйте, Борис Африканович! Вы тоже опасаетесь нашего беспощадного светила!
– Рад видеть вас, Измаил Алексеевич, садитесь.
Академик с размаху бросился в кресло, покачался, пробуя упругость сиденья, и блаженно вытянул ноги. Потом встал и передвинул его поближе к креслу хозяина.
– Итак, сегодня посадка. Если не ошибаюсь – в восемнадцать. Не ошибаюсь? Превосходно! Мне бы хотелось вместе с вами встретить корабль – нужно без промедления снять показания кое-каких датчиков. А главное – увидеть людей. Улажено? Отлично! Я не оторвал вас от дел? Видите ли, терпеть не могу телефонных свиданий. И жесткого планирования дня. Поэтому – без предупреждения. Да и что греха таить – у вас здесь бездною пахнет, обожаю сей запах! Итак – в нашем распоряжении еще четыре часа. Кстати, какая прелестная у вас секретарша! Я бы здесь за себя не поручился.
– Измаил Алексеевич, бога ради, уберите руку с этой кнопки!
– Что, это кнопка экстренного запуска в космос всего вашего романтического учреждения? И потому она расположена так удобно прямо на столе? – Зерогов быстро убрал со стола нервную руку.
– К счастью, нет – усмехнулся Борис Африканович, – все несколько проще – когда я жму на нее, у секретарши раздается звонок и там слышно все, что мы здесь говорим. Непонятно только, почему она не напомнила нам о нажатой кнопке.
Теперь уже начальник держал палец на белом пупырышке.
– Ах, Борис Африканович, – раздался смущенный голос, еще более томный, чем обычно, – я отлучалась и ничего., что касается меня, не слышала…
Странно, но, по отзывам коллег, академик Зерогов рассеянностью не отличался.
– Борис Африканович, насколько я помню, сейчас будет последний сеанс связи перед посадкой. Нельзя ли поприсутствовать? Честно говоря, из-за этого я и прикатил в такую рань – взыграло ретивое!
– Бога ради!
– А все-таки я кое-что нашел из работ Петрова-Степного! Оказывается, еще в курсовой он проталкивал эту идею. Вел их тогда, к сожалению, не я. Есть там одно крайне любопытное рассуждение о времени.
– И как была оценена работа?
– О, должным образом! Через всю страницу было расчеркнуто: «Бред! Идеализм!» Очевидно, писавший это понимал материализм только в текстильном смысле.
– Даю «Арзамас-2», – без предупреждения прокатилось по кабинету.
– Вам видно, Измаил Алексеевич?
– Хорошо, хорошо, только чуть развернусь!
На экране показался бородатый командир корабля.
– Когда только успел обрасти, – торопливо удивился начальник предприятия и подался вперед – что-то еще неуловимо изменилось в чертах командира.
– Сегодня только девятые сутки? Что же, похоже на то… – пробормотал про себя Зерогов.
– Докладываю, Борис Африканович, – системы в порядке, люди здоровы. О потере Петрова-Степного уже докладывал. Мы ему обязаны многим. Говорить об этом тяжело. Подробно изложу в рапорте.
– Борис Африканович, разрешите задать вопрос командиру.
– Пожалуйста, Измаил Алексеевич. – И, к экрану: – Иван Лукич, с вами будет говорить академик Зерогов.
– Ну-ну – какой там разговор, у вас дела. Так, просто вопрос – какое сегодня число по вашему счету?
– Шестнадцатое июля, – и он назвал год, – а по вашему?
– Пятнадцатое. Спасибо, не смею задерживать. До встречи на Земле.
Экран погас. Борис Африканович собрался с мыслями и забарабанил пальцами по мягким подлокотникам.
– Не понимаю… Хорошо, во время этого провала они могли потерять день. Но почему он назвал будущий год? Неужели оговорился? Или вправду что-то с психикой? И эта окладистая борода…
– Которой не было при старте, не так ли? Дорогой Борис Африканович, за этим-то я и пришел – теперь я убежден, что наш Петров-Степной прав. Командир не оговорился. И с психикой у него превосходно. Так сказать, полный порядок, как любит говорить ваш заместитель. Дело гораздо проще, впрочем, наоборот, – неизмеримо сложнее. В этом провале, переходе – черт его знает, как все это потом назовут! – был другой ритм времени.
– Петров-Степной такую возможность предвидел?
– Да.
– Значит – провел эксперимент?
– Уверен, что нет. Точка перехода была случайной.
– Время. Пора в машину.
Они прошли мимо вспыхнувшей Анны Ивановны, причем Измаил Алексеевич был награжден таким движением ресниц, что потолок пошел кругом, и, если бы не надежная рука Бориса Африкановича, он бы мог пойти не в ту сторону.
– До свидания, Анна Ивановна, надеюсь вскоре быть вновь вашим гостем.
– Всегда рады… – услышал Зерогов, увлекаемый в коридор Борисом Африкановичем.
– Борис Африканович, а она замужем? – осведомился академик, устраиваясь рядом с начальником предприятия на заднем сиденье.
– Нет, – усмехнулся тот и тронул плечо водителя.
– Странно… Такая приятная женщина… на вид ей лет тридцать.
– Тридцать пять. Скажите, Измаил Алексеевич, вы не кавказец?
– Какое, батенька! Костромич. А что до имени – мало ли чего ни напридумывают родители. Понял, понял – вы не об этом! Что вы, что вы. Здесь я только теоретик – бескорыстно люблю красоту.
19
– Приехали, – шофер распахнул дверцу. Они вышли на обочину бетонки. Ленивый ветер шевелил пыльные тополя. Три облачных волоконца пылились на душном небе. Шагах в двадцати от дороги стояло двухэтажное здание с большими окнами и плоской крышей.
– Антенны и прочее вынесено дальше. Так уютнее. Смотреть будем со второго этажа, давно уж под землю не лазим.
Они вошли в здание. Из удобных кресел, поставленных у широкого окна, видно было хорошо, хотя пока смотреть было не на что – пыльная равнина, как старое шинельное сукно, широко раскинулась влево и вправо. И лишь дорога, обсаженная тополями, оживляла пейзаж, да еще, километрах в трех впереди, перекрещивалось несколько бетонных полос. Одна из них начиналась под окнами.
– М-да, с эстетикой у вас здесь слабовато.
– Зато – ничего лишнего.
– В особенности – журналистов.
– Э, Измаил Алексеевич, отошли те времена!
– Вышли на видимость, – раздался голос над головой.
– Вижу, спасибо. Как вам, Измаил Алексеевич?
– Вижу пламя. Пылища поднялась – теперь ничего не вижу.
– Корабль стоит на опорах, – проплыл под потолком прежний голос.
– Пошли, встретим, – спокойно поднялся Борис Африканович. Для него это давно стало буднями. И только этот рейс был необычен.
– Борис Африканович! – догнал начальника предприятия у машины диспетчер. – Вам звонят из Министерства иностранных дел. Срочно!
– Как вы сказали? – опешил начальник.
– Из Министерства иностранных дел. Просят вас к аппарату, – повторил, переминаясь, диспетчер.
– Борис Африканович, да говорите вы с ними из машины, – подсказал Зерогов.
– Мне нужен начальник Звездного предприятия Парфенов, – уверенно зарокотала трубка.
– Слушаю вас.
– Здравствуйте, Борис Африканович, с вами говорит первый заместитель, меня зовут Иван Сергеевич Новиков. Так вот, Борис Африканович, – продолжала рокотать трубка, – нам необходимо знать, работает ли у вас астронавигатор Петров-Степной Исидор Сергеевич?
– Да, то есть – нет. Он пропал.
– Похоже, он отыскался. Не могли бы вы описать обстоятельства его исчезновения?
Зерогов, наплевав на приличия, прижался ухом с другой стороны трубки, чтобы не пропустить ни слова.
– Это довольно сложно, Иван Сергеевич. Мы сами не знаем всех обстоятельств. Если возможно, сообщите, что же известно вам.
– Охотно. Сегодня утром наш посол в одной из африканских стран прислал срочное сообщение, что к нему явился очень странно одетый человек и заявил, что он советский подданный Петров-Степной. С ним были другие люди – тоже в одеждах невероятных, говорившие на никому не ведомом языке. Всю эту компанию сопровождала местная полиция. Начальник полиции заявил, что эти люди вышли из абсолютно непроходимых болот. И все – не похожи на африканцев.
– Что с ними сделали?
– Накормили и дали вымыться. Потом они буквально рухнули и уснули.
– Когда он будет здесь?
– Если вы опознаете его по фотографии, то…
– Не только его – всех, всех, – выворачивая руку Борису Африкановичу, почти кричал Зерогов.
– Нам, кажется, мешают говорить.
– Это академик Зерогов.
– О-о-о, – первый заместитель несколько секунд помолчал.
– Хорошо, понял вас, попробуем – у нас с этой страной хорошие отношения.
– Уф, – упал на подушки сиденья Зерогов, когда Борис Африканович положил трубку, – а подопечный-то наш жив!
– Ничегошеньки не понимаю.
– Я тоже, но, кажется, начинаю. Едем, Борис Африканович, там уже лифт подали.
– Двигай, Вася! – и через три минуты Вася остановил машину у открытого лифта.
Командир подошел с рапортом, но Парфенов махнул рукою и похлопал его по плечу:
– На бумаге – подробно, а сейчас – отдыхай. И сбрей растительность. Обрадую – твой астронавигатор, кажется, отыскался.
От последнего известия командир остолбенел – даже то, что со времени старта прошел не год, а всего девять дней, не поразило его так.
20
– Где же Анна Ивановна? – огляделся в пустой приемной Зерогов, когда на следующий вечер Парфенов пропускал его в двери своего кабинета.
– Чту трудовое законодательство, Измаил Алексеевич, – с чувством ответил Парфенов, – рабочий день закончился, это мы с вами вправе сидеть хоть до утра! Придвигайтесь, сейчас кое-что покажу!
И он протянул академику фотографию.
– Узнаете?
– Разумеется! Знаете, без бороды у него был гораздо более легкомысленный вид. А так, да еще в этом облачении – Христос да и только! Хоть сейчас на икону.
– Я опознал, подтвердил. Обещают – через неделю, далеко все-таки. И формальностей много.
– И это вы говорите – далеко!
– Везде своя мера, Измаил Алексеевич, – Парфенов убрал фотографию и вынул из ящика стола папку. – Здесь рапорт командира, давайте посмотрим. Начинайте с сути, Измаил Алексеевич, вначале там подготовка, погрузка, список вещей.
– Хорошо, начинаю:
«…вышли на режим. Скорректировал курс. Все параметры в норме. Связь устойчивая. Перешли на вторую пространственную карту…»
– Это тоже пропустите, вот отсюда, – Борис Африканович отчеркнул ногтем.
– «…в 11.55 главный энергетик с моего разрешения опробовал поле высокой защиты. Первое включение – кривая расчетная. При второй пробе в 12.00 в течение нескольких секунд у экипажа наблюдалось необычное состояние – род легкого обморока. Прекратилась связь. При включении обзорных экранов обнаружили абсолютно новый рисунок созвездий. Попытка сориентироваться относительно центрального светила нашей системы к успеху не привела, по причине отсутствия такового…» Это он Солнце, что ли, так обзывает? Ну и слог у твоих покорителей пространства! – не удержался Зерогов, они незаметно перешли на «ты».
– Переживем, читай дальше!
– «При наружном осмотре обнаружено утончение обшивки по всему активному поясу на 50%. Причина эффекта не установлена. Астронавигатор Петров-Степной высказал предположение о входе в одну из сопряженных пространственных точек. И о возможности обратного перехода при включении высокой защиты. Однако, если бы при переходе вновь произошло утончение активного пояса, гибель корабля была бы неизбежной. Подобный случай в литературе не упомянут и инструкцией не предусмотрен».
– Еще бы!
– «…Сориентировались в пространстве – находимся внутри системы, подобной Солнечной. Четвертая планета с атмосферой земного типа и даже с естественным спутником. Принял решение – сделать посадку и произвести ремонт корабля. Первый облет показал – соотношение воды и суши подобно земному. В общем похоже расположение материков. Наклон оси вращения – около 25’’. Период обращения вокруг центрального светила – 360 дней. Длина суток подобна земным. Все вычисления производил Петров-Степной.
При повторном облете обнаружена большая долина, окруженная горами. Большая часть ее покрыта травой и кустарником, южная часть – лесом. В центре – небольшое озеро, питаемое ручьем. Рядом с озером – кольцевая воронка диаметром 150 метров с шириной вала около десяти метров. Посадку решил произвести в воронку – в случае обитаемости планеты вал мог бы послужить естественным укреплением на время ремонта корабля.
Рядом с упомянутой долиной, диаметр которой около тридцати километров, имеется вторая, огражденная обрывистой грядой, с диаметром около полукилометра. При пролете над ней отмечались странные аномалии в показаниях приборов высокой защиты – что-то вроде самовключения на малом режиме. Сели, как намечалось, в кольцевую воронку. Взяты био – и химанализы атмосферы. Выход без скафандров возможен.
После посадки, вместе с астронавигатором Петровым-Степным, произвёл тщательный осмотр корпуса. Износ активного кольца подтвердился. Кроме того, оказались предельно изношенными трубы и воронки главного двигателя, хотя в работе он был всего четверо суток – очевидно, и в этом сказался не учтенный ранее эффект. Мнение мое, астронавигатора и главного энергетика – корабль в нерабочем состоянии. Обстановка доведена до экипажа и пассажиров. Подсчитаны запасы продовольствия – на полтора года.
Особо хочу отметить астронавигатора Петрова-Степного, подавшего мысль о возможности ремонта в этих условиях. Это предложение было поддержано геологом и металлургом экспедиции, после чего были выгружены землеройные «кроты», буровое и металлургическое оборудование, а также конденсаторы атмосферного электричества. Непосредственно под кораблем был пробурен колодец – вода в достаточном количестве встретилась на десятиметровой глубине. При дальнейшем бурении обнаружена нефть с большим содержанием в парах гелия – до 5%. Гелий добывали и хранили в сжиженном состоянии для сварочных нужд. Одновременно создали аварийный запас бензина и керосина в подземных помещениях – на случай выхода из строя обычных энергоисточников.
Добычу металла вели закрытым способом, одновременно, с помощью плазменных «кротов», создавая подземные помещения для работы». Боже мой, какие подробности!
– Не язви, Измаил Алексеевич, может быть, это не лишнее…
– «…Исследований, кроме связанных с ремонтом корабля, я не разрешил, дабы не распылять сил. Работали без выходных, по двенадцать часов в сутки. Петров-Степной работал больше – сверх всего он делал расчеты сопряженных точек для перехода. Черновики его прилагаю. Ремонтные работы продолжались около года.
Вся выплавленная порода распределялась по кольцевому валу, таким образом мы были избавлены от необходимости насыпать террикон и, одновременно, получили монолитную стену. Плазменными резаками сделали ее отвесной снаружи. В плане получился шестигранник.
В валу были оставлены ворота-туннель.
В день окончания работ проверялись системы – все находились на своих местах, кроме астронавигатора Петрова-Степного, который перед окончанием работ две ночи не спал – производил расчеты. Я разрешил ему дойти до озера, которое находилось от кольцевой воронки в ста метрах, да и местность там во все стороны отлично просматривалась. На следующий день предполагался пробный полет и беглый обзор планеты. Петров-Степной вышел из корабля и, как положено по уставу, захлопнул за собой люк. Примерно через десять минут, проверяя проводку, главный энергетик опробовал высокую защиту без подачи ее на активный пояс. Петров-Степной предупреждал о недопустимости подачи защиты на активный пояс – в этом случае, по его расчетам, при определенных условиях осуществляется эффект перехода. Однако питание на пояс и не подавалось. Он включился самопроизвольно, очевидно, сработали неизвестные нам силы. Опять наступило временное помрачение сознания, а после этого, когда были включены экраны, мы обнаружили себя в нашей системе. Восстановилась связь, хотя и не полностью. Утверждаю, действия главного энергетика были правильными, при запуске на холостой ход активный пояс не должен был включиться.
Командир «Арзамаса-2», капитан звездного плавания, Иванов И.Л.».
– Что на это скажешь, уважаемый товарищ академик?
– Что тягать главного энергетика не надо – вины его нет. Очевидно, при холостом включении образовался какой-то канал между кораблем и сопряженной точкой. Пока так. Я смотрел датчики. А для полного объяснения явления подождем Исидора – он действительно светлая голова.
– И пропадает в астронавигаторах?
– Судя по фотографии, он пропадает в несколько иной роли, но место ему у нас, в теоретическом центре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
18
Через четыре дня секретарша доложила начальнику Звездного предприятия, что его хочет видеть некто Зерогов – интересный мужчина, с бородкой, под пятьдесят.
– Зовите, ради бога! – отодвинув бумаги, необычно заторопил начальник. И элегантно-взбалмошный Зерогов не заставил себя ждать. Блеснув лукавым взглядом донжуана по расплывшимся прелестям Анны Ивановны, он проследовал в кабинет. Впрочем, войдя, он сразу притушил блеск глаз, чему, вероятно, способствовали опущенные шторы.
– Здравствуйте, Борис Африканович! Вы тоже опасаетесь нашего беспощадного светила!
– Рад видеть вас, Измаил Алексеевич, садитесь.
Академик с размаху бросился в кресло, покачался, пробуя упругость сиденья, и блаженно вытянул ноги. Потом встал и передвинул его поближе к креслу хозяина.
– Итак, сегодня посадка. Если не ошибаюсь – в восемнадцать. Не ошибаюсь? Превосходно! Мне бы хотелось вместе с вами встретить корабль – нужно без промедления снять показания кое-каких датчиков. А главное – увидеть людей. Улажено? Отлично! Я не оторвал вас от дел? Видите ли, терпеть не могу телефонных свиданий. И жесткого планирования дня. Поэтому – без предупреждения. Да и что греха таить – у вас здесь бездною пахнет, обожаю сей запах! Итак – в нашем распоряжении еще четыре часа. Кстати, какая прелестная у вас секретарша! Я бы здесь за себя не поручился.
– Измаил Алексеевич, бога ради, уберите руку с этой кнопки!
– Что, это кнопка экстренного запуска в космос всего вашего романтического учреждения? И потому она расположена так удобно прямо на столе? – Зерогов быстро убрал со стола нервную руку.
– К счастью, нет – усмехнулся Борис Африканович, – все несколько проще – когда я жму на нее, у секретарши раздается звонок и там слышно все, что мы здесь говорим. Непонятно только, почему она не напомнила нам о нажатой кнопке.
Теперь уже начальник держал палец на белом пупырышке.
– Ах, Борис Африканович, – раздался смущенный голос, еще более томный, чем обычно, – я отлучалась и ничего., что касается меня, не слышала…
Странно, но, по отзывам коллег, академик Зерогов рассеянностью не отличался.
– Борис Африканович, насколько я помню, сейчас будет последний сеанс связи перед посадкой. Нельзя ли поприсутствовать? Честно говоря, из-за этого я и прикатил в такую рань – взыграло ретивое!
– Бога ради!
– А все-таки я кое-что нашел из работ Петрова-Степного! Оказывается, еще в курсовой он проталкивал эту идею. Вел их тогда, к сожалению, не я. Есть там одно крайне любопытное рассуждение о времени.
– И как была оценена работа?
– О, должным образом! Через всю страницу было расчеркнуто: «Бред! Идеализм!» Очевидно, писавший это понимал материализм только в текстильном смысле.
– Даю «Арзамас-2», – без предупреждения прокатилось по кабинету.
– Вам видно, Измаил Алексеевич?
– Хорошо, хорошо, только чуть развернусь!
На экране показался бородатый командир корабля.
– Когда только успел обрасти, – торопливо удивился начальник предприятия и подался вперед – что-то еще неуловимо изменилось в чертах командира.
– Сегодня только девятые сутки? Что же, похоже на то… – пробормотал про себя Зерогов.
– Докладываю, Борис Африканович, – системы в порядке, люди здоровы. О потере Петрова-Степного уже докладывал. Мы ему обязаны многим. Говорить об этом тяжело. Подробно изложу в рапорте.
– Борис Африканович, разрешите задать вопрос командиру.
– Пожалуйста, Измаил Алексеевич. – И, к экрану: – Иван Лукич, с вами будет говорить академик Зерогов.
– Ну-ну – какой там разговор, у вас дела. Так, просто вопрос – какое сегодня число по вашему счету?
– Шестнадцатое июля, – и он назвал год, – а по вашему?
– Пятнадцатое. Спасибо, не смею задерживать. До встречи на Земле.
Экран погас. Борис Африканович собрался с мыслями и забарабанил пальцами по мягким подлокотникам.
– Не понимаю… Хорошо, во время этого провала они могли потерять день. Но почему он назвал будущий год? Неужели оговорился? Или вправду что-то с психикой? И эта окладистая борода…
– Которой не было при старте, не так ли? Дорогой Борис Африканович, за этим-то я и пришел – теперь я убежден, что наш Петров-Степной прав. Командир не оговорился. И с психикой у него превосходно. Так сказать, полный порядок, как любит говорить ваш заместитель. Дело гораздо проще, впрочем, наоборот, – неизмеримо сложнее. В этом провале, переходе – черт его знает, как все это потом назовут! – был другой ритм времени.
– Петров-Степной такую возможность предвидел?
– Да.
– Значит – провел эксперимент?
– Уверен, что нет. Точка перехода была случайной.
– Время. Пора в машину.
Они прошли мимо вспыхнувшей Анны Ивановны, причем Измаил Алексеевич был награжден таким движением ресниц, что потолок пошел кругом, и, если бы не надежная рука Бориса Африкановича, он бы мог пойти не в ту сторону.
– До свидания, Анна Ивановна, надеюсь вскоре быть вновь вашим гостем.
– Всегда рады… – услышал Зерогов, увлекаемый в коридор Борисом Африкановичем.
– Борис Африканович, а она замужем? – осведомился академик, устраиваясь рядом с начальником предприятия на заднем сиденье.
– Нет, – усмехнулся тот и тронул плечо водителя.
– Странно… Такая приятная женщина… на вид ей лет тридцать.
– Тридцать пять. Скажите, Измаил Алексеевич, вы не кавказец?
– Какое, батенька! Костромич. А что до имени – мало ли чего ни напридумывают родители. Понял, понял – вы не об этом! Что вы, что вы. Здесь я только теоретик – бескорыстно люблю красоту.
19
– Приехали, – шофер распахнул дверцу. Они вышли на обочину бетонки. Ленивый ветер шевелил пыльные тополя. Три облачных волоконца пылились на душном небе. Шагах в двадцати от дороги стояло двухэтажное здание с большими окнами и плоской крышей.
– Антенны и прочее вынесено дальше. Так уютнее. Смотреть будем со второго этажа, давно уж под землю не лазим.
Они вошли в здание. Из удобных кресел, поставленных у широкого окна, видно было хорошо, хотя пока смотреть было не на что – пыльная равнина, как старое шинельное сукно, широко раскинулась влево и вправо. И лишь дорога, обсаженная тополями, оживляла пейзаж, да еще, километрах в трех впереди, перекрещивалось несколько бетонных полос. Одна из них начиналась под окнами.
– М-да, с эстетикой у вас здесь слабовато.
– Зато – ничего лишнего.
– В особенности – журналистов.
– Э, Измаил Алексеевич, отошли те времена!
– Вышли на видимость, – раздался голос над головой.
– Вижу, спасибо. Как вам, Измаил Алексеевич?
– Вижу пламя. Пылища поднялась – теперь ничего не вижу.
– Корабль стоит на опорах, – проплыл под потолком прежний голос.
– Пошли, встретим, – спокойно поднялся Борис Африканович. Для него это давно стало буднями. И только этот рейс был необычен.
– Борис Африканович! – догнал начальника предприятия у машины диспетчер. – Вам звонят из Министерства иностранных дел. Срочно!
– Как вы сказали? – опешил начальник.
– Из Министерства иностранных дел. Просят вас к аппарату, – повторил, переминаясь, диспетчер.
– Борис Африканович, да говорите вы с ними из машины, – подсказал Зерогов.
– Мне нужен начальник Звездного предприятия Парфенов, – уверенно зарокотала трубка.
– Слушаю вас.
– Здравствуйте, Борис Африканович, с вами говорит первый заместитель, меня зовут Иван Сергеевич Новиков. Так вот, Борис Африканович, – продолжала рокотать трубка, – нам необходимо знать, работает ли у вас астронавигатор Петров-Степной Исидор Сергеевич?
– Да, то есть – нет. Он пропал.
– Похоже, он отыскался. Не могли бы вы описать обстоятельства его исчезновения?
Зерогов, наплевав на приличия, прижался ухом с другой стороны трубки, чтобы не пропустить ни слова.
– Это довольно сложно, Иван Сергеевич. Мы сами не знаем всех обстоятельств. Если возможно, сообщите, что же известно вам.
– Охотно. Сегодня утром наш посол в одной из африканских стран прислал срочное сообщение, что к нему явился очень странно одетый человек и заявил, что он советский подданный Петров-Степной. С ним были другие люди – тоже в одеждах невероятных, говорившие на никому не ведомом языке. Всю эту компанию сопровождала местная полиция. Начальник полиции заявил, что эти люди вышли из абсолютно непроходимых болот. И все – не похожи на африканцев.
– Что с ними сделали?
– Накормили и дали вымыться. Потом они буквально рухнули и уснули.
– Когда он будет здесь?
– Если вы опознаете его по фотографии, то…
– Не только его – всех, всех, – выворачивая руку Борису Африкановичу, почти кричал Зерогов.
– Нам, кажется, мешают говорить.
– Это академик Зерогов.
– О-о-о, – первый заместитель несколько секунд помолчал.
– Хорошо, понял вас, попробуем – у нас с этой страной хорошие отношения.
– Уф, – упал на подушки сиденья Зерогов, когда Борис Африканович положил трубку, – а подопечный-то наш жив!
– Ничегошеньки не понимаю.
– Я тоже, но, кажется, начинаю. Едем, Борис Африканович, там уже лифт подали.
– Двигай, Вася! – и через три минуты Вася остановил машину у открытого лифта.
Командир подошел с рапортом, но Парфенов махнул рукою и похлопал его по плечу:
– На бумаге – подробно, а сейчас – отдыхай. И сбрей растительность. Обрадую – твой астронавигатор, кажется, отыскался.
От последнего известия командир остолбенел – даже то, что со времени старта прошел не год, а всего девять дней, не поразило его так.
20
– Где же Анна Ивановна? – огляделся в пустой приемной Зерогов, когда на следующий вечер Парфенов пропускал его в двери своего кабинета.
– Чту трудовое законодательство, Измаил Алексеевич, – с чувством ответил Парфенов, – рабочий день закончился, это мы с вами вправе сидеть хоть до утра! Придвигайтесь, сейчас кое-что покажу!
И он протянул академику фотографию.
– Узнаете?
– Разумеется! Знаете, без бороды у него был гораздо более легкомысленный вид. А так, да еще в этом облачении – Христос да и только! Хоть сейчас на икону.
– Я опознал, подтвердил. Обещают – через неделю, далеко все-таки. И формальностей много.
– И это вы говорите – далеко!
– Везде своя мера, Измаил Алексеевич, – Парфенов убрал фотографию и вынул из ящика стола папку. – Здесь рапорт командира, давайте посмотрим. Начинайте с сути, Измаил Алексеевич, вначале там подготовка, погрузка, список вещей.
– Хорошо, начинаю:
«…вышли на режим. Скорректировал курс. Все параметры в норме. Связь устойчивая. Перешли на вторую пространственную карту…»
– Это тоже пропустите, вот отсюда, – Борис Африканович отчеркнул ногтем.
– «…в 11.55 главный энергетик с моего разрешения опробовал поле высокой защиты. Первое включение – кривая расчетная. При второй пробе в 12.00 в течение нескольких секунд у экипажа наблюдалось необычное состояние – род легкого обморока. Прекратилась связь. При включении обзорных экранов обнаружили абсолютно новый рисунок созвездий. Попытка сориентироваться относительно центрального светила нашей системы к успеху не привела, по причине отсутствия такового…» Это он Солнце, что ли, так обзывает? Ну и слог у твоих покорителей пространства! – не удержался Зерогов, они незаметно перешли на «ты».
– Переживем, читай дальше!
– «При наружном осмотре обнаружено утончение обшивки по всему активному поясу на 50%. Причина эффекта не установлена. Астронавигатор Петров-Степной высказал предположение о входе в одну из сопряженных пространственных точек. И о возможности обратного перехода при включении высокой защиты. Однако, если бы при переходе вновь произошло утончение активного пояса, гибель корабля была бы неизбежной. Подобный случай в литературе не упомянут и инструкцией не предусмотрен».
– Еще бы!
– «…Сориентировались в пространстве – находимся внутри системы, подобной Солнечной. Четвертая планета с атмосферой земного типа и даже с естественным спутником. Принял решение – сделать посадку и произвести ремонт корабля. Первый облет показал – соотношение воды и суши подобно земному. В общем похоже расположение материков. Наклон оси вращения – около 25’’. Период обращения вокруг центрального светила – 360 дней. Длина суток подобна земным. Все вычисления производил Петров-Степной.
При повторном облете обнаружена большая долина, окруженная горами. Большая часть ее покрыта травой и кустарником, южная часть – лесом. В центре – небольшое озеро, питаемое ручьем. Рядом с озером – кольцевая воронка диаметром 150 метров с шириной вала около десяти метров. Посадку решил произвести в воронку – в случае обитаемости планеты вал мог бы послужить естественным укреплением на время ремонта корабля.
Рядом с упомянутой долиной, диаметр которой около тридцати километров, имеется вторая, огражденная обрывистой грядой, с диаметром около полукилометра. При пролете над ней отмечались странные аномалии в показаниях приборов высокой защиты – что-то вроде самовключения на малом режиме. Сели, как намечалось, в кольцевую воронку. Взяты био – и химанализы атмосферы. Выход без скафандров возможен.
После посадки, вместе с астронавигатором Петровым-Степным, произвёл тщательный осмотр корпуса. Износ активного кольца подтвердился. Кроме того, оказались предельно изношенными трубы и воронки главного двигателя, хотя в работе он был всего четверо суток – очевидно, и в этом сказался не учтенный ранее эффект. Мнение мое, астронавигатора и главного энергетика – корабль в нерабочем состоянии. Обстановка доведена до экипажа и пассажиров. Подсчитаны запасы продовольствия – на полтора года.
Особо хочу отметить астронавигатора Петрова-Степного, подавшего мысль о возможности ремонта в этих условиях. Это предложение было поддержано геологом и металлургом экспедиции, после чего были выгружены землеройные «кроты», буровое и металлургическое оборудование, а также конденсаторы атмосферного электричества. Непосредственно под кораблем был пробурен колодец – вода в достаточном количестве встретилась на десятиметровой глубине. При дальнейшем бурении обнаружена нефть с большим содержанием в парах гелия – до 5%. Гелий добывали и хранили в сжиженном состоянии для сварочных нужд. Одновременно создали аварийный запас бензина и керосина в подземных помещениях – на случай выхода из строя обычных энергоисточников.
Добычу металла вели закрытым способом, одновременно, с помощью плазменных «кротов», создавая подземные помещения для работы». Боже мой, какие подробности!
– Не язви, Измаил Алексеевич, может быть, это не лишнее…
– «…Исследований, кроме связанных с ремонтом корабля, я не разрешил, дабы не распылять сил. Работали без выходных, по двенадцать часов в сутки. Петров-Степной работал больше – сверх всего он делал расчеты сопряженных точек для перехода. Черновики его прилагаю. Ремонтные работы продолжались около года.
Вся выплавленная порода распределялась по кольцевому валу, таким образом мы были избавлены от необходимости насыпать террикон и, одновременно, получили монолитную стену. Плазменными резаками сделали ее отвесной снаружи. В плане получился шестигранник.
В валу были оставлены ворота-туннель.
В день окончания работ проверялись системы – все находились на своих местах, кроме астронавигатора Петрова-Степного, который перед окончанием работ две ночи не спал – производил расчеты. Я разрешил ему дойти до озера, которое находилось от кольцевой воронки в ста метрах, да и местность там во все стороны отлично просматривалась. На следующий день предполагался пробный полет и беглый обзор планеты. Петров-Степной вышел из корабля и, как положено по уставу, захлопнул за собой люк. Примерно через десять минут, проверяя проводку, главный энергетик опробовал высокую защиту без подачи ее на активный пояс. Петров-Степной предупреждал о недопустимости подачи защиты на активный пояс – в этом случае, по его расчетам, при определенных условиях осуществляется эффект перехода. Однако питание на пояс и не подавалось. Он включился самопроизвольно, очевидно, сработали неизвестные нам силы. Опять наступило временное помрачение сознания, а после этого, когда были включены экраны, мы обнаружили себя в нашей системе. Восстановилась связь, хотя и не полностью. Утверждаю, действия главного энергетика были правильными, при запуске на холостой ход активный пояс не должен был включиться.
Командир «Арзамаса-2», капитан звездного плавания, Иванов И.Л.».
– Что на это скажешь, уважаемый товарищ академик?
– Что тягать главного энергетика не надо – вины его нет. Очевидно, при холостом включении образовался какой-то канал между кораблем и сопряженной точкой. Пока так. Я смотрел датчики. А для полного объяснения явления подождем Исидора – он действительно светлая голова.
– И пропадает в астронавигаторах?
– Судя по фотографии, он пропадает в несколько иной роли, но место ему у нас, в теоретическом центре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20