Теперь вертолеты-носители с него были сняты, а на корме, на спусковых рельсах для мин, была установлена тележка для «Кермадека». Разумеется, это была идея Катаоки. Катаоке, инженеру-электронику по специальности, приходилось принимать участие в оснащении военных кораблей, так что срочное переоборудование судна не явилось для него чем-то совершенно новым.
«Такацуки» имел двухвинтовой турбинный двигатель мощностью в шестьдесят тысяч лошадиных сил и сейчас бороздил океан к востоку от Японского архипелага. Работали по уплотненному графику. За две недели по указанию профессора Тадокоро «Кермадек» совершил более двадцати погружений в районе между 142ь и 145ь восточной долготы и 34ь и 45ь северной широты. В открытом море Санрику, где уже давало себя чувствовать устремлявшееся к югу холодное Курильское течение, батискафу пришлось довольно туго. Волна все время была высокой, над водой то и дело расстилался густой белесый туман. «Кермадек», как скорлупку, швыряло на подводных приливных течениях. Несколько раз поднимался сильный шторм, видимость даже на большой глубине была нулевой, и погружение приходилось откладывать. Бывали и такие дни, когда вокруг «Такацуки» кружили иностранные сторожевые суда. От ежедневных погружений кожа Онодэры посерела, щеки запали, воспалились глаза. Даже побриться порой он не успевал. Начали мучить боли в суставах и бессонница. Сказывалось и напряжение от того, что «Кермадек», хоть и незначительно, по все же отличался от привычного «Вадацуми». Но больше всего изматывало однообразие. Ежедневные погружения на семь-восемь тысяч метров на крохотном, словно буй в бушующем море, батискафе. По командам профессора Тадокоро Онодэра маневрировал, включал прожекторы, пускал подводные осветительные ракеты, делал фотоснимки, перематывал видеопленку, опускал за борт и на дно измерительную аппаратуру… На больших глубинах температура понижалась до плюс двух-трех градусов по Цельсию, от измерительной аппаратуры веяло ледяным холодом, после каждого погружения приходилось обновлять осушители, иначе внутри гондолы все делалось мокрым. К тому же в наспех переоборудованной гондоле, до отказа заполненной всевозможными приборами, негде было повернуться, а каждое погружение длилось несколько часов. Естественно, Онодэра вконец измотался и физически, и душевно.
— Смотри, береги себя, — озабоченно говорил Юкинага. — Мы-то все взаимозаменяемы, а тебя пока заменить некем.
Судовой врач тоже забеспокоился, попросил прислать врача-специалиста для подводников. После принятых мер суставные боли поутихли, но бессонница никак не проходила.
«Такацуки» сначала шел над Японским желобом с юга на север, а потом повернул назад, всего он покрыл расстояние в две тысячи километров, при этом погружения «Кермадека» происходили почти ежедневно. Днем во время погружения «Такацуки» стоял на якоре, а ночью на предельной скорости шел к следующему намеченному пункту. Таким образом в восточную сторону Японского архипелага понемногу вбивали крохотные зонды. Но при двухтысячекилометровой протяженности архипелага «Кермадек» мог ощупать лишь незначительную его часть.
Что же это за работа? — порой думал Юкинага, подавленный бесконечностью и безграничностью того, чем он занимался. Батискаф… все равно, что блоха на животе циклопа…
В открытом море у Теси на дне желоба несколько раз попадали в зону действия мелкофокусного землетрясения. При давлении воды в одну тонну на один квадратный сантиметр на батискаф неожиданно обрушивался удар, его начинало кружить на месте, гондола скрипела. Становилось жутко, хотя все знали, что надежность батискафа обеспечена десятикратно. Но и в таких условиях исследования продолжались. К счастью, в основном погода была хорошей, и работы лишь незначительно отставали от графика. Лицо профессора Тадокоро становилось все более бледным, щеки заросли щетиной, глаза стали излучать странный лихорадочный блеск.
Беспрерывная эксплуатация дала себя знать: на семнадцатый день в двигателе «Кермадека» обнаружились неполадки, пришлось отменить погружение. Профессор Тадокоро, запершись в офицерском салоне, погрузился в вороха свежих данных. Онодэра, борясь с вялостью всего тела, вместе с механиками «Такацуки» угрюмо и молча ремонтировал «Кермадек».
Наконец на девятнадцатый день с небольшим опозданием прибыло инженерное судно специального назначения «Есино». На «Такацуки» поднялся радостный крик, когда над горизонтом показались три радарные мачты и огромная параболическая антенна космической связи «Есино». На его низкой корме по обеим сторонам ангара, в котором обычно держали гидросамолеты, на рельсах стояли большие подъемные краны, из-под кормы виднелись манипуляторы. Краны с легкостью могли поднять на корму подхваченный буксирным канатом «Кермадек» и так же без труда спустить его в воду. Это сулило значительное облегчение работ.
На «Есино» прибыл Катаока, маленький, по-мальчишески круглолицый, почти коричневый от загара молодой человек с очень блестящими глазами.
— Извините, задержались! — сияя улыбкой, сказал Катаока в микрофон с капитанского мостика. — Немедленно приступим к перегрузке. Здесь и Наката-сан и Куниэда-сан. Скоро на связном самолете прилетит и Ямадзаки-сан. Вы ведь намерены здесь провести совещание?
Когда собирались сесть на катер, чтобы перебраться на «Есино», капитану «Такацуки» передали радиограмму. Пробежав ее глазами, капитан протянул лист профессору Тадокоро.
— В Хаконэ появились признаки извержения, — хмуро сказал капитан. — И на острове Миякэ начался подземный гул. Вовремя мы освободились, приказано немедленно идти на Миякэ.
Уже спущенный на воду желтый «Кермадек», покачиваясь на буксирных канатах, медленно подходил к корме «Есино». Как только закончилась перегрузка, «Такацуки», разрезая волны, стал быстро удаляться. Онодэра и Юкинага помахали ему вслед.
— Тут не до прощального обеда! — грустно усмехнулся Наката. — Что будем делать? Сразу начнем совещание?
— Разумеется! — решительно заявил профессор Тадокоро. — Представимся капитану и приступим. Где?
— Но прошу вас, прежде разместитесь, пожалуйста, по каютам, — сказал Куниэда. — Потом я провожу вас в штаб-каюту по осуществлению плана Д. Там и проведем совещание.
Через двадцать минут все собрались в штаб-каюте, расположенной в носовой части верхней палубы. На одной стене мигали лампочки компьютера, крутились бобины запоминающих устройств, на другой — висели электронно-люминесцентная схема продвижения работ и знакомая всем карта Японского архипелага из лаборатории профессора Тадокоро. В центре каюты находился огромный прозрачный прямоугольник. Внутри он казался пустым, но когда Катаока нажал какую-то кнопку, там появилось цветное стереоскопическое изображение Японского архипелага. Все невольно ахнули.
— Правда, красиво? — спросил Катаока, показывая в улыбке сверкающие белизной зубы. — Это проекционный экран для голографических снимков, разработанный НИИ Управления самообороны. Думаю, это первый в мире экранный блок реальных, а не фиктивных изображений. Этот необычный блок кажется совершенно прозрачным, но на самом деле в нем содержатся монокристаллы полупроводников.
— Что, снимки, сделанные с воздуха, сразу приобретают в нем объемность? — спросил Юкинага.
— Нет, не так все просто. На основании инфракрасного стереоскопического снимка, сделанного с большой высоты с применением параллактической съемки, изготовляется цветной макет. Потом его облучают лазерным лучом и изготовляют диапозитив. Почему? Да потому, что голографический диапозитив получается при использовании интерференции отраженных от объема лазерных лучей. Вот он, диапозитив.
Вытащив из-под блока небольшой жесткий монохромный негатив величиной с визитную карточку, Катаока показал его всем. В нем можно было увидеть только какие-то облачка, завихрения, полоски — рисунок интерференции.
— Как интересно… — пробормотал Онодэра. — Значит, на эту штуку направляете лазерный луч, и мы видим это голографическое цветное изображение?
— Да. В последнее время очень упростилось изготовление объемных цветных макетов из стереоскопических снимков. Достаточно лишь вывести регулирующий знаменатель раскладки материала, пропустив через анализатор раскладку параллактического снимка. В настоящее время даже не делают фотографических снимков. На определенном расстоянии над определенным участком земли летят два самолета, снимая телекамерой и сразу регистрируя первичную информацию… Только голограммы удобнее для сохранения большого количества стереоскопических изображений.
Вместе с движением переключателя в экранном блоке появлялись объемные изображения, на некоторых виден был и рельеф морского дна.
Катаока продолжал манипуляции у операторской панели, и над объемным изображением стали появляться светящиеся точки, стрелки. На него можно было проецировать данные о тепловых потоках, гравитационном и геомагнитном полях, вертикальных и горизонтальных движениях земной коры, активности вулканов.
— Подсоединив устройство к компьютеру, вы сможете наглядно представить себе поступающие данные. В общих, конечно, чертах, — сказал Наката.
Это устройство, хранившее в себе в микрофильмах несколько тысяч карт и схем, было гордостью Накаты.
— Пробный экземпляр, разработанный для объединенного штаба самообороны… А мы его взяли, так сказать, целиком и полностью, — сказал Катаока, усмехаясь и нажимая одну за другой кнопки на панели. — Директор НИИ, наверно, получил за это нагоняй.
— Та-ак… — Куниэда всех оглядел. — Может быть, приступим к совещанию, профессор?
Профессор Тадокоро сидел, отвернувшись к стене, и, сжав голову руками, о чем-то сосредоточенно думал. Юкинага видел лицо ученого в профиль, и его поразило выражение этого заросшего щетиной свинцово-серого лица — на нем читались глубокая скорбь, почти отчаяние.
— Тадокоро-сенсей, — обратился к нему Наката. — Все наши сотрудники на месте, за исключением Ямадзаки. Мы будем вам весьма признательны, если вы всем нам в общих чертах изложите цель нашего плана и расскажете, что удалось на сегодняшний день сделать для его осуществления…
— Сенсей… — Юкинага подошел к профессору и положил руку ему на плечо. — Вы плохо себя чувствуете?
Профессор вздрогнул, словно от удара током, и вскочил со стула.
— Да-а… — сказал он, глубоко вдохнув и выдохнув воздух. — Да, ведь нужно…
Затем профессор подошел к столу, за которым все расположились. Посмотрел на компьютер, проекционный экран, операторские панели, потом странным, словно вопрошающим, взглядом уставился на трехмерное изображение Японского архипелага. По мере того как он вглядывался в вереницу знакомых островов, лицо его постепенно оживало, заблестели глаза.
— Интересное приспособление… — пробормотал Тадокоро. — А можно проецировать более обширные районы земли? Например, всю западную часть Тихого океана, включая Юго-Восточную Азию?
— Пока это предел, — сказал Катаока, передвигая диапозитив.
Появились изображения островов Бонин, Окинавы, Тайваня, Филиппин, Корейского полуострова.
— Хорошо, оставим это, — профессор подошел к карте Японского архипелага.
— Садитесь, пожалуйста, господа, — сказал он низким, хриплым голосом. — Сейчас я попробую вам кое-что объяснить.
Все расселись за столом. Профессор опустил глаза, казалось, он что-то сосредоточенно обдумывал. Юкинага смотрел на него, не отрываясь, и тут ком подкатил у него к горлу: что стало с человеком за какие-нибудь два-три месяца, как он постарел! Словно десять лет прошло! Поседел, лицо словно маска, морщины, как у дряхлого старика, воспаленные глаза, опухшие веки и это выражение бесконечной усталости…
— План Д… — начал профессор лишенным интонаций голосом, — является планом изучения и исследования возможности больших изменений в геологическом строении Японского архипелага… Гипотеза о возможности таких изменений смутно возникла у меня в результате изучения собранных мною по этому вопросу материалов.
Профессор остановился, вздохнул.
— Речь идет о предполагаемых изменениях такого огромного масштаба, которые могут нанести непоправимый ущерб нашей стране… и даже о таких изменениях… в результате которых Японский архипелаг… может… вообще исчезнуть…
Слушавшие почувствовали озноб.
Взяв шариковую ручку, профессор постучал ею по карте.
— В настоящее время план Д состоит из плана номер 1 и плана номер 2. В зависимости от развития событий возможны еще и другие варианты. По плану Д-2 изучаются меры, которые необходимо будет принять для спасения японского народа и его материальных и культурных ценностей в случае наихудшего исхода. План Д-1 — это то, чем мы заняты сейчас.
Профессор, прижав руку ко лбу, на минутку задумался. Потом заговорил опять:
— Начну по порядку. Я занимался изучением подводных вулканов, особенно вулканов на дне Тихого океана, ими я занимался более десяти лет. Постепенно от подводных вулканов перешел к горным грядам на дне океана, потом область моих исследований расширилась — я заинтересовался геологической структурой морского дна, а затем и структурой глубинных слоев под дном океана… — профессор оперся руками о проекционный блок. — Я обратил внимание на то, что характер гравитационного поля в морях вокруг Японии по сравнению с данными десятилетней давности сильно изменился. Это показалось мне странным. Для подобных изменений такой срок слишком короток. Меня насторожила эта внезапность. Величина изменений составляла от десятков до ста миллигал, а область изменений переместилась на несколько сот километров на восток. Вместе с этим начали приобретать необычный характер геоток и геомагнетизм. Что же касается теплового потока, который под Японским морем всегда был большим, то он необычайно возрос. И тут к северу от островов Бонин исчез один островок. За одну ночь погрузился в морскую пучину клочок земли, возвышавшийся на несколько десятков метров над уровнем моря. Совершенно загадочное явление.
Профессор Тадокоро посмотрел прямо в лицо Онодэры. Онодэра судорожно сглотнул.
— Когда я изучал это явление, мне в голову пришла еще одна мысль. И тогда я стал проверять возникшее у меня предположение. В настоящее время мы занимаемся тем же. А предположение состояло в следующем: не претерпевает ли внезапных изменений встречное перемещение вещества в мантии под Японским желобом?
— А что такое встречные перемещения вещества в мантии? — спросил Куниэда. — Объясните, пожалуйста.
— Н-да… — свинцово-серое лицо профессора чуть оживилось. — Что же, можно. Среди вас есть и те, кто понимает, о чем идет речь, и те, кто имеет об этом весьма приблизительное представление. Что же, рассмотрим вкратце основные моменты.
Профессор нажал кнопку. Спустилась грифельная доска. Юкинага вспомнил лекции профессора, доставлявшие ему большую радость массой интереснейших побочных экскурсов. Профессор очень точно, словно циркулем, начертил мелом два круга — один внутри другого.
— В центре земного шара, словно яичный желток, находится его ядро, которое окружено мантией, самый внешний тоненький слой ее мы называем земной корой… Ну, это вы еще в средней школе учили! — профессор стукнул мелом но кругу. — Если быть точным, ядро делится на внутреннее и внешнее, так же как и мантия — на нижнюю и верхнюю. Земная кора в свою очередь делится на составляющие ее сима и сиаль. Между земной корой и мантией существует четко выраженная граница — слой Мохоровичича. Впрочем, эти подробности сейчас не важны. Считается, что мантия состоит из твердой массы, внешнее ядро из жидкой, а внутреннее опять из твердой. К такой гипотезе привел характер распространения Сейсмических волн внутри земного шара. Разумеется, ядро состоит из тяжелой материи, мантия менее тяжелой, а земная кора из самой легкой. Давление в районе центра земного шара предположительно составляет три миллиона атмосфер, температура — шесть тысяч градусов по Цельсию, ближе к границе мантии — около четырех тысяч двухсот градусов, а в той части, где она граничит с земной корой — шестьсот-восемьсот градусов под материковыми массивами и максимум двести градусов под морским дном. Кстати, толщина мантии составляет почти половину радиуса земного шара, то есть примерно две тысячи девятьсот километров. По сравнению с пей земная кора очень тонкая: на суше ее толщина не превышает тридцати километров, а на дне океанов — всего лишь пять километров, не больше. Материковые массивы возвышаются на мантии, как айсберги, разбросанные по рельефу симы. Это значит, что в таких местах, где есть высокие горы типа Гималаев или Анд, материк глубоко врезается в земную кору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
«Такацуки» имел двухвинтовой турбинный двигатель мощностью в шестьдесят тысяч лошадиных сил и сейчас бороздил океан к востоку от Японского архипелага. Работали по уплотненному графику. За две недели по указанию профессора Тадокоро «Кермадек» совершил более двадцати погружений в районе между 142ь и 145ь восточной долготы и 34ь и 45ь северной широты. В открытом море Санрику, где уже давало себя чувствовать устремлявшееся к югу холодное Курильское течение, батискафу пришлось довольно туго. Волна все время была высокой, над водой то и дело расстилался густой белесый туман. «Кермадек», как скорлупку, швыряло на подводных приливных течениях. Несколько раз поднимался сильный шторм, видимость даже на большой глубине была нулевой, и погружение приходилось откладывать. Бывали и такие дни, когда вокруг «Такацуки» кружили иностранные сторожевые суда. От ежедневных погружений кожа Онодэры посерела, щеки запали, воспалились глаза. Даже побриться порой он не успевал. Начали мучить боли в суставах и бессонница. Сказывалось и напряжение от того, что «Кермадек», хоть и незначительно, по все же отличался от привычного «Вадацуми». Но больше всего изматывало однообразие. Ежедневные погружения на семь-восемь тысяч метров на крохотном, словно буй в бушующем море, батискафе. По командам профессора Тадокоро Онодэра маневрировал, включал прожекторы, пускал подводные осветительные ракеты, делал фотоснимки, перематывал видеопленку, опускал за борт и на дно измерительную аппаратуру… На больших глубинах температура понижалась до плюс двух-трех градусов по Цельсию, от измерительной аппаратуры веяло ледяным холодом, после каждого погружения приходилось обновлять осушители, иначе внутри гондолы все делалось мокрым. К тому же в наспех переоборудованной гондоле, до отказа заполненной всевозможными приборами, негде было повернуться, а каждое погружение длилось несколько часов. Естественно, Онодэра вконец измотался и физически, и душевно.
— Смотри, береги себя, — озабоченно говорил Юкинага. — Мы-то все взаимозаменяемы, а тебя пока заменить некем.
Судовой врач тоже забеспокоился, попросил прислать врача-специалиста для подводников. После принятых мер суставные боли поутихли, но бессонница никак не проходила.
«Такацуки» сначала шел над Японским желобом с юга на север, а потом повернул назад, всего он покрыл расстояние в две тысячи километров, при этом погружения «Кермадека» происходили почти ежедневно. Днем во время погружения «Такацуки» стоял на якоре, а ночью на предельной скорости шел к следующему намеченному пункту. Таким образом в восточную сторону Японского архипелага понемногу вбивали крохотные зонды. Но при двухтысячекилометровой протяженности архипелага «Кермадек» мог ощупать лишь незначительную его часть.
Что же это за работа? — порой думал Юкинага, подавленный бесконечностью и безграничностью того, чем он занимался. Батискаф… все равно, что блоха на животе циклопа…
В открытом море у Теси на дне желоба несколько раз попадали в зону действия мелкофокусного землетрясения. При давлении воды в одну тонну на один квадратный сантиметр на батискаф неожиданно обрушивался удар, его начинало кружить на месте, гондола скрипела. Становилось жутко, хотя все знали, что надежность батискафа обеспечена десятикратно. Но и в таких условиях исследования продолжались. К счастью, в основном погода была хорошей, и работы лишь незначительно отставали от графика. Лицо профессора Тадокоро становилось все более бледным, щеки заросли щетиной, глаза стали излучать странный лихорадочный блеск.
Беспрерывная эксплуатация дала себя знать: на семнадцатый день в двигателе «Кермадека» обнаружились неполадки, пришлось отменить погружение. Профессор Тадокоро, запершись в офицерском салоне, погрузился в вороха свежих данных. Онодэра, борясь с вялостью всего тела, вместе с механиками «Такацуки» угрюмо и молча ремонтировал «Кермадек».
Наконец на девятнадцатый день с небольшим опозданием прибыло инженерное судно специального назначения «Есино». На «Такацуки» поднялся радостный крик, когда над горизонтом показались три радарные мачты и огромная параболическая антенна космической связи «Есино». На его низкой корме по обеим сторонам ангара, в котором обычно держали гидросамолеты, на рельсах стояли большие подъемные краны, из-под кормы виднелись манипуляторы. Краны с легкостью могли поднять на корму подхваченный буксирным канатом «Кермадек» и так же без труда спустить его в воду. Это сулило значительное облегчение работ.
На «Есино» прибыл Катаока, маленький, по-мальчишески круглолицый, почти коричневый от загара молодой человек с очень блестящими глазами.
— Извините, задержались! — сияя улыбкой, сказал Катаока в микрофон с капитанского мостика. — Немедленно приступим к перегрузке. Здесь и Наката-сан и Куниэда-сан. Скоро на связном самолете прилетит и Ямадзаки-сан. Вы ведь намерены здесь провести совещание?
Когда собирались сесть на катер, чтобы перебраться на «Есино», капитану «Такацуки» передали радиограмму. Пробежав ее глазами, капитан протянул лист профессору Тадокоро.
— В Хаконэ появились признаки извержения, — хмуро сказал капитан. — И на острове Миякэ начался подземный гул. Вовремя мы освободились, приказано немедленно идти на Миякэ.
Уже спущенный на воду желтый «Кермадек», покачиваясь на буксирных канатах, медленно подходил к корме «Есино». Как только закончилась перегрузка, «Такацуки», разрезая волны, стал быстро удаляться. Онодэра и Юкинага помахали ему вслед.
— Тут не до прощального обеда! — грустно усмехнулся Наката. — Что будем делать? Сразу начнем совещание?
— Разумеется! — решительно заявил профессор Тадокоро. — Представимся капитану и приступим. Где?
— Но прошу вас, прежде разместитесь, пожалуйста, по каютам, — сказал Куниэда. — Потом я провожу вас в штаб-каюту по осуществлению плана Д. Там и проведем совещание.
Через двадцать минут все собрались в штаб-каюте, расположенной в носовой части верхней палубы. На одной стене мигали лампочки компьютера, крутились бобины запоминающих устройств, на другой — висели электронно-люминесцентная схема продвижения работ и знакомая всем карта Японского архипелага из лаборатории профессора Тадокоро. В центре каюты находился огромный прозрачный прямоугольник. Внутри он казался пустым, но когда Катаока нажал какую-то кнопку, там появилось цветное стереоскопическое изображение Японского архипелага. Все невольно ахнули.
— Правда, красиво? — спросил Катаока, показывая в улыбке сверкающие белизной зубы. — Это проекционный экран для голографических снимков, разработанный НИИ Управления самообороны. Думаю, это первый в мире экранный блок реальных, а не фиктивных изображений. Этот необычный блок кажется совершенно прозрачным, но на самом деле в нем содержатся монокристаллы полупроводников.
— Что, снимки, сделанные с воздуха, сразу приобретают в нем объемность? — спросил Юкинага.
— Нет, не так все просто. На основании инфракрасного стереоскопического снимка, сделанного с большой высоты с применением параллактической съемки, изготовляется цветной макет. Потом его облучают лазерным лучом и изготовляют диапозитив. Почему? Да потому, что голографический диапозитив получается при использовании интерференции отраженных от объема лазерных лучей. Вот он, диапозитив.
Вытащив из-под блока небольшой жесткий монохромный негатив величиной с визитную карточку, Катаока показал его всем. В нем можно было увидеть только какие-то облачка, завихрения, полоски — рисунок интерференции.
— Как интересно… — пробормотал Онодэра. — Значит, на эту штуку направляете лазерный луч, и мы видим это голографическое цветное изображение?
— Да. В последнее время очень упростилось изготовление объемных цветных макетов из стереоскопических снимков. Достаточно лишь вывести регулирующий знаменатель раскладки материала, пропустив через анализатор раскладку параллактического снимка. В настоящее время даже не делают фотографических снимков. На определенном расстоянии над определенным участком земли летят два самолета, снимая телекамерой и сразу регистрируя первичную информацию… Только голограммы удобнее для сохранения большого количества стереоскопических изображений.
Вместе с движением переключателя в экранном блоке появлялись объемные изображения, на некоторых виден был и рельеф морского дна.
Катаока продолжал манипуляции у операторской панели, и над объемным изображением стали появляться светящиеся точки, стрелки. На него можно было проецировать данные о тепловых потоках, гравитационном и геомагнитном полях, вертикальных и горизонтальных движениях земной коры, активности вулканов.
— Подсоединив устройство к компьютеру, вы сможете наглядно представить себе поступающие данные. В общих, конечно, чертах, — сказал Наката.
Это устройство, хранившее в себе в микрофильмах несколько тысяч карт и схем, было гордостью Накаты.
— Пробный экземпляр, разработанный для объединенного штаба самообороны… А мы его взяли, так сказать, целиком и полностью, — сказал Катаока, усмехаясь и нажимая одну за другой кнопки на панели. — Директор НИИ, наверно, получил за это нагоняй.
— Та-ак… — Куниэда всех оглядел. — Может быть, приступим к совещанию, профессор?
Профессор Тадокоро сидел, отвернувшись к стене, и, сжав голову руками, о чем-то сосредоточенно думал. Юкинага видел лицо ученого в профиль, и его поразило выражение этого заросшего щетиной свинцово-серого лица — на нем читались глубокая скорбь, почти отчаяние.
— Тадокоро-сенсей, — обратился к нему Наката. — Все наши сотрудники на месте, за исключением Ямадзаки. Мы будем вам весьма признательны, если вы всем нам в общих чертах изложите цель нашего плана и расскажете, что удалось на сегодняшний день сделать для его осуществления…
— Сенсей… — Юкинага подошел к профессору и положил руку ему на плечо. — Вы плохо себя чувствуете?
Профессор вздрогнул, словно от удара током, и вскочил со стула.
— Да-а… — сказал он, глубоко вдохнув и выдохнув воздух. — Да, ведь нужно…
Затем профессор подошел к столу, за которым все расположились. Посмотрел на компьютер, проекционный экран, операторские панели, потом странным, словно вопрошающим, взглядом уставился на трехмерное изображение Японского архипелага. По мере того как он вглядывался в вереницу знакомых островов, лицо его постепенно оживало, заблестели глаза.
— Интересное приспособление… — пробормотал Тадокоро. — А можно проецировать более обширные районы земли? Например, всю западную часть Тихого океана, включая Юго-Восточную Азию?
— Пока это предел, — сказал Катаока, передвигая диапозитив.
Появились изображения островов Бонин, Окинавы, Тайваня, Филиппин, Корейского полуострова.
— Хорошо, оставим это, — профессор подошел к карте Японского архипелага.
— Садитесь, пожалуйста, господа, — сказал он низким, хриплым голосом. — Сейчас я попробую вам кое-что объяснить.
Все расселись за столом. Профессор опустил глаза, казалось, он что-то сосредоточенно обдумывал. Юкинага смотрел на него, не отрываясь, и тут ком подкатил у него к горлу: что стало с человеком за какие-нибудь два-три месяца, как он постарел! Словно десять лет прошло! Поседел, лицо словно маска, морщины, как у дряхлого старика, воспаленные глаза, опухшие веки и это выражение бесконечной усталости…
— План Д… — начал профессор лишенным интонаций голосом, — является планом изучения и исследования возможности больших изменений в геологическом строении Японского архипелага… Гипотеза о возможности таких изменений смутно возникла у меня в результате изучения собранных мною по этому вопросу материалов.
Профессор остановился, вздохнул.
— Речь идет о предполагаемых изменениях такого огромного масштаба, которые могут нанести непоправимый ущерб нашей стране… и даже о таких изменениях… в результате которых Японский архипелаг… может… вообще исчезнуть…
Слушавшие почувствовали озноб.
Взяв шариковую ручку, профессор постучал ею по карте.
— В настоящее время план Д состоит из плана номер 1 и плана номер 2. В зависимости от развития событий возможны еще и другие варианты. По плану Д-2 изучаются меры, которые необходимо будет принять для спасения японского народа и его материальных и культурных ценностей в случае наихудшего исхода. План Д-1 — это то, чем мы заняты сейчас.
Профессор, прижав руку ко лбу, на минутку задумался. Потом заговорил опять:
— Начну по порядку. Я занимался изучением подводных вулканов, особенно вулканов на дне Тихого океана, ими я занимался более десяти лет. Постепенно от подводных вулканов перешел к горным грядам на дне океана, потом область моих исследований расширилась — я заинтересовался геологической структурой морского дна, а затем и структурой глубинных слоев под дном океана… — профессор оперся руками о проекционный блок. — Я обратил внимание на то, что характер гравитационного поля в морях вокруг Японии по сравнению с данными десятилетней давности сильно изменился. Это показалось мне странным. Для подобных изменений такой срок слишком короток. Меня насторожила эта внезапность. Величина изменений составляла от десятков до ста миллигал, а область изменений переместилась на несколько сот километров на восток. Вместе с этим начали приобретать необычный характер геоток и геомагнетизм. Что же касается теплового потока, который под Японским морем всегда был большим, то он необычайно возрос. И тут к северу от островов Бонин исчез один островок. За одну ночь погрузился в морскую пучину клочок земли, возвышавшийся на несколько десятков метров над уровнем моря. Совершенно загадочное явление.
Профессор Тадокоро посмотрел прямо в лицо Онодэры. Онодэра судорожно сглотнул.
— Когда я изучал это явление, мне в голову пришла еще одна мысль. И тогда я стал проверять возникшее у меня предположение. В настоящее время мы занимаемся тем же. А предположение состояло в следующем: не претерпевает ли внезапных изменений встречное перемещение вещества в мантии под Японским желобом?
— А что такое встречные перемещения вещества в мантии? — спросил Куниэда. — Объясните, пожалуйста.
— Н-да… — свинцово-серое лицо профессора чуть оживилось. — Что же, можно. Среди вас есть и те, кто понимает, о чем идет речь, и те, кто имеет об этом весьма приблизительное представление. Что же, рассмотрим вкратце основные моменты.
Профессор нажал кнопку. Спустилась грифельная доска. Юкинага вспомнил лекции профессора, доставлявшие ему большую радость массой интереснейших побочных экскурсов. Профессор очень точно, словно циркулем, начертил мелом два круга — один внутри другого.
— В центре земного шара, словно яичный желток, находится его ядро, которое окружено мантией, самый внешний тоненький слой ее мы называем земной корой… Ну, это вы еще в средней школе учили! — профессор стукнул мелом но кругу. — Если быть точным, ядро делится на внутреннее и внешнее, так же как и мантия — на нижнюю и верхнюю. Земная кора в свою очередь делится на составляющие ее сима и сиаль. Между земной корой и мантией существует четко выраженная граница — слой Мохоровичича. Впрочем, эти подробности сейчас не важны. Считается, что мантия состоит из твердой массы, внешнее ядро из жидкой, а внутреннее опять из твердой. К такой гипотезе привел характер распространения Сейсмических волн внутри земного шара. Разумеется, ядро состоит из тяжелой материи, мантия менее тяжелой, а земная кора из самой легкой. Давление в районе центра земного шара предположительно составляет три миллиона атмосфер, температура — шесть тысяч градусов по Цельсию, ближе к границе мантии — около четырех тысяч двухсот градусов, а в той части, где она граничит с земной корой — шестьсот-восемьсот градусов под материковыми массивами и максимум двести градусов под морским дном. Кстати, толщина мантии составляет почти половину радиуса земного шара, то есть примерно две тысячи девятьсот километров. По сравнению с пей земная кора очень тонкая: на суше ее толщина не превышает тридцати километров, а на дне океанов — всего лишь пять километров, не больше. Материковые массивы возвышаются на мантии, как айсберги, разбросанные по рельефу симы. Это значит, что в таких местах, где есть высокие горы типа Гималаев или Анд, материк глубоко врезается в земную кору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60