— Это где же «у них»? — помотав головой, спросил тот. — Во вчерашнем дне, что ли?
— Как это — во вчерашнем? — с деланным удивлением ответил Линьков. — Все ты, Валентин, перепутал. Я ж тебе только что объяснил, что он к нам с другой мировой линии пожаловал, из другого мира… Мир этот такой же, как наш, только события там происходили немного другие…
— Туманно ты очень излагаешь… — вздохнул Темин. — У Эдика я все понимаю, а у тебя даже что знал, и то перестал понимать. Прыгают эти твои Левицкие и Стружковы как угорелые, аж зло берет! Хорошо, хоть одного кокнули! — злорадно заявил он вдруг. — Допрыгался!
— Дошел ты, Валя, — огорчился Савченко, — уже радуешься, что человека кокнули…
— Нет, вы в меня хоть стреляйте, — энергично заявил Темин, — а я не понимаю, откуда этот второй Левицкий взялся! Он же умер! Его вскрывали! Это что же будет, если покойники вскакивать начнут?! Никакая прокуратура не справится!
— Серый ты человек, — укоризненно сказал Линьков. — Умрешь вот от серости, и даже вскрытия не потребуется, чтоб определить, от чего умер. Я же говорил — из будущего он! Как только он в прошлое попал, так от своего двойника полностью отделился, стал самостоятельным — вот и остался жив… Понял?
Валя вникал, напряженно морща лоб.
— Ни черта я не понял! — признался он наконец чистосердечно. — Вроде тараканов…
— Каких тараканов? — неимоверно изумился Савченко.
— Двойники эти… — Темин неопределенно и брезгливо пошевелил пальцами в воздухе. — Ползают во все стороны, а где который, не разберешь… Ну ее, эту науку! Недаром Эдик к нам переходить собирается.
— Как же он может переходить, — укоризненно заметил Савченко, — когда, сам знаешь, на нем весь институт держится? Неужели мы допустим, чтобы такое ценное научное учреждение рухнуло из-за того, что твой Эдик проявляет безответственность! Да ты что, Валентин!
Валентин временно онемел, потрясенный этими справедливыми упреками, а Савченко обратился к Линькову:
— Слушай, Александр, ты-то как во всем этом разобрался? Неужели же сам?
— Где там… Целая бригада хронофизиков меня вытаскивала, а то конец бы мне! Это я сейчас такой герой… Ты бы на меня вчера посмотрел! В голове сплошная каша, версии — одна другой путаней…
— Ничего удивительного, — сочувственно сказал Савченко.
— Даже не понимаю, как ты на ногах держишься! — серьезно проговорил Темин. — Я тебя сейчас слушал минут двадцать, не больше, и то, чувствую, все извилины у меня в мозгу перепутались. У тебя ж там одних Левицких чуть не полдюжины, а Стружковых — вообще навалом! Да разве в них разберешься, когда они плодятся со страшной силой! Как кролики! — Он с отвращением махнул рукой.
— А мне вот пришлось разобраться, — сказал Линьков, упаковывая свои папки, — по долгу службы… Да, в общем-то, разобраться все же можно, это ты преувеличиваешь. Например, как я обнаружил того Левицкого, что из будущего явился? Тут главное было в том, что Стружков, дай ему бог здоровья, отправился в прошлое, и я поэтому вдруг осознал, что уже сейчас можно передвигаться во времени. А тогда, значит, возможно также встретиться с самим собой. Усвоив это, я сообразил, что все странности в деле Левицкого, все противоречия преотлично объясняются, если учесть такую возможность. Все становится понятно: откуда взялся человек в запертой лаборатории, и почему Левицкий с Берестовой говорил как-то невпопад, и почему костюм на нем был при этом какой-то странный. Ясно, что это был другой Левицкий. Теперь: откуда он мог появиться? Конечно, из будущего! Ведь до перехода Стружкова во времени никто и не думал всерьез о хронопутешествиях. Из какой хронокамеры он вышел? Ясно, что не из лабораторной, раз он шел по лестнице, а «наш» Левицкий сидел в запертой лаборатории и ждал его. Откуда же он шел? Я начал это выяснять; добрался до зала хронокамер, и оказалось, что одна камера там вполне закончена и отлажена. Вдобавок я возле этой камеры нашел спичечный коробок с этикеткой 1976 года — это уж просто повезло!.. Так что видите: никакой тут мистики — одна логика и законы физики…
— Мистики, может, и нету, но морально все равно тяжело, — признался Савченко. — А со вторым Стружковым как же?
— Тут я совсем уж запутался… — смущенно улыбнулся Линьков. — Он мне говорит, что выходил из камеры, а я одно про себя повторяю: «Не может быть!» Потому что я твердо знаю, понимаешь, что если Стружков вышел из камеры да еще записку забрал, то в наш мир он вернуться не может. А он тут как тут, сидит передо мной! Смотрю я на него и твержу, как попугай: раз он с нашей линии сошел, значит, на другую линию попал; с нашей сошел — на другую попал… А всего-то и нужно было — перевернуть этот самый тезис: раз он на нашу линию попал, значит, с другой линии сошел!
— Ну и что? — тупо спросил Темин, потирая лоб. — Сошел — попал, попал — сошел… Говори ты ясно, прошу тебя!
— Да я же и говорю ясно! Понимаешь, он на нашу линию попал, потому что со своей сошел и к нам пришел!
Темин ошалело посмотрел на Линькова, сморщился и хрипло пробормотал:
— Значит, который попал, он сначала сошел… а потом пришел. Сошел… пришел… дошел… — Он медленно поднялся, хватаясь за стул.
— Ты что, Валентин? — заботливо спросил Савченко. — Перенапрягся? Глаза у тебя какие-то нехорошие стали…
Темин молча поматывал головой, словно бык, оглушенный ударом.
Линьков поглядел на часы:
— Ну, мне еще в бухгалтерию надо явиться, отпускные получить. Я пошел…
По коридору навстречу ему решительно шагал смуглый широкоплечий парень.
У Линькова сразу похолодело в груди.
— Александр Григорьевич, — радостно сказал Борис Стружков, — как хорошо, что я успел вас застать! Там у нас в институте кое-что случилось… Нет, нет, это уже абсолютно другое дело!

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39