Где все было светло. Свет! Свет потух, был и нету. Кто-то нажал выключатель, бац, и стало темно. Вопрос только в том, сможет ли этот кто-то нажать на выключатель еще раз.
Андрей шел домой, из одной квартиры в другую. Метель заметала его следы, неистовствовала за его спиной. Андрей шел все медленнее и медленнее, пока совсем не остановился, а потом вдруг развернулся и бегом побежал назад.
* * *
Утро окрасило мир в розовые, голубые и кремовые тона. Зимнее солнце било в окно, освещало комнату. Андрей потянулся, открыл глаза. Со стены на него смотрели фотографии, мягко улыбались. Андрею стало тепло и уютно от этих взглядов. Он поднялся с кровати и пошел на кухню. До двери не дошел, что-то бросилось в глаза. Что-то необычное, чего раньше не было. Он замер, долго соображал. Он боялся поверить в это, сердце сумасшедше заколотилось в груди. Андрей подошел к окну. На подоконнике стояла плошка, за которой он вчера вернулся к Валерке. Плошка с высохшей, не подававшей никаких признаков жизни, лианой.
В этой плошке сквозь кучу сухих листьев и стеблей пробивался свежий зеленый росток старой новой лианы.
— Прижилась, черт подери!!! — проорал счастливый Андрей на всю квартир… Нет, на весь дом.
СИЛА ВООБРАЖЕНИЯ
Дядя Валя, Валентин Федорович Зотов, тут же выразил желание побыть электросексом, который лечит и двигает глазами. После уточнения терминов он согласился быть экстрасексом.
— Экстрасенсом…
— Ну ладно… экстрасенсом…
В. Орлов
Давно Максим сюда не захаживал. Раньше, когда учились в школе, потом в институте, бывал здесь чуть ли не каждый день, а потом как-то разбежались, отдалились друг от друга. Не то чтобы переругались, а просто жизнь не дает часто встречаться, хоть и живут в соседних домах. Вот и сейчас забежал на минутку, чтобы отдать Толику книжку, которую брал почитать, и попросить что-нибудь новенькое. А Толик в своем репертуаре: впустил, проводил в комнату, усадил и с воплем «погоди минутку» исчез.
Максим бродил по комнате, которая когда-то казалась такой огромной. А теперь то ли он уже не шестилетний мальчик, то ли комната уменьшилась. Максим остановился возле книжных полок, стал изучать их содержимое. Вошел Толик, вытирая о себя мокрые руки:
— Извини, Макс, дела семейные.
Толик знал Максима с шестилетнего возраста, а потому называл его, в зависимости от настроения, на разные лады: то Максом, то Максимычем (хотя Максимова отца звали Денисом), то Ксимычем, то вообще Симычем, а иногда и еще как. Максим не обижался на этих «Симычей-Ксимычей». Он не обиделся даже тогда, когда пятнадцатилетний Толик, посмотрев какой-то импортный фильм и нахватавшись оттуда дурацких словечек, пару дней называл Максима «дыркой в жопе». А чего обижаться, когда эта «дырка в жопе» прозвучала не грубо с насмешкой и издевкой, а как-то шутливо и по-доброму.
— Представляешь, Макс, жена заставила посуду мыть. «Я, — говорит, — работаю, как и ты, так что будь добр хоть что-то по дому делать. Я, — говорит, — не лошадь». А я что, ее с лошадью сравнивал? Да будь она на лошадь похожа, разве б я на ней женился? — Толик говорил вроде как серьезно, но в глазах плясали черти.
— Совсем ты обленился, черт женатый. Я вот с работы прихожу и сам себе жрать готовлю, и посуду мою, и стираю, глажу, ну, в общем, все сам.
— А ты жил бы с мамой, она о тебе и заботилась бы.
— Не хочу.
— Ну тогда женись.
— Ладно, подумаю. Я вот тебе книжку твою принес.
Максим протянул Толику книжку — это были красиво изданные «Хроники Амбера» Роджера Желязны. Толик взял книгу, глаза его загорелись.
— Прочитал?!
— Прочитал, — подтвердил Максим.
— Ну как?
— Ничего, приятно.
— Ничего? Да это ж потрясная книжка!
— Ну я бы не сказал, что прям потрясная, но вполне.
Толик, явно не согласный с другом, стал, как ему казалось, красочно расписывать достоинства книги, сюжета, языка и стилистики. Макс слушал вполуха, потому как со стороны эта бурная речь звучала как лекция по литературе с урока из десятого класса. Литература, школа… В голове поскакали мысли.
Вот интересно, чему учит литература? Не Литература, а то, что у нас проходят в школе. Ну, русские народные сказки — это вообще! Ты мне — я тебе. Не стреляй в меня — я тебе пригожусь. Не ешь меня — я тебе песенку спою. Не… — я… Хм, а это стремление в сказках к лучшей жизни? В чем счастье? Не в знаниях, не в умении творить, а в том, чтобы поплотнее набить свой желудок, побольше есть, помягче спать и ничего при этом не делать.
Ладно сказки, а для тех, кто постарше? Одна изменила мужу и утопилась в пруду, таким образом нарушив сразу два Божьих завета. И что? А ничего — стала лучиком света в темном царстве. Мораль? Нарушайте мораль общества и останетесь жить в веках. Достойно Джека Потрошителя.
Другой сочувствовал революционно-настроенным элементам и потому спал на гвоздях и сидел на диете, а у него, между прочим, денег было немеряно. Как там говорилось у более достойных классиков? Не учите меня жить, лучше помогите материально.
Ну и последний писк — это уже ни в какие ворота не лезет. Убивец и шлюха. Один укокошил беззащитную бабушку и думает, хорошо он сделал или плохо. Вторая просто вышла на панель. В этом, конечно, нет ничего сногсшибательного, но. Большое такое НО. Шлюхи, оказывается, бывают плохие и хорошие. Дочка Мармеладова, разумеется, шлюха хорошая. Ее нужда выгнала на панель, и занимается она этим не для собственного удовольствия. Вот интересно только, а что — другие проститутки исключительно дочки миллионеров? Они что, идут на панель, чтобы поразвеяться, для удовольствия, со скуки?
Максим хотел поведать все это Толику, но обнаружил, что тот все еще говорит о «Хрониках Амбера».
— …а как красиво написано?
— Что? — не понял Макс.
— Да все! Эти прогулки по отражениям, эти карты! А потом сидишь и думаешь: «А вот как представлю себе сейчас… И тут же мир изменится и пойду гулять по другим мирам».
— Честно говоря, — признался Макс, — я эти прогулки пролистал. Мне они показались скучными.
Толик посмотрел на него с таким выражением, как будто смотрел на осла с большими ушами.
— Ладно, — согласился Макс, — я ее еще раз перечитаю.
* * *
И он прочитал книгу еще раз. Он старался смотреть на нее глазами Толика. Так же, конечно, не получилось, но впечатление от книги осталось совсем другое. Он дочитал последние страницы и стал накручивать диск телефона, пытаясь прозвониться Толику. Наконец ему это удалось.
— Привет.
— А? Ксимыч? Погодь момент.
Максим подождал. Из трубки слышался шум воды, голоса, погромыхивание, потом вода течь перестала, что-то щелкнуло, и он услышал голос Толика:
— Макс, прикинь, она меня заставила носки мои стирать.
— Ну ни фига себе! — смеясь, ужаснулся в трубку Максим. — И на хрена тебе жена была нужна?
— Сам удивляюсь, — засмеялся Толик. — А ты чего звонишь? Случилось что?
— Да нет, просто прочитал… перечитал твою книжку и решил позвонить.
— Ага, — оживился Толик. — Ну, теперь-то вник? Почувствовал?
— Да. Теперь — да. Ты знаешь, это ведь грандиозная идея. Телепатия рассматривается с другой точки зрения. Не как усилие воли, а как игра воображения. Ведь если попробовать, то это может сработать и в реальной жизни.
Толик на другом конце провода обреченно вздохнул, голос его звучал уже без той живости и азарта, которые сквозили в нем несколько минут назад.
— Хорошо, вот ты и попробуй, ты же у нас человек с воображением. С таким воображением… — Трубка рассеянно помолчала. — Ты мне книжку занеси как-нибудь, а я тебе еще чего-нибудь дам.
— Хорошо, пока.
— Пока.
Макс повесил трубку. Кто-то кого-то недопонял, не так понял. Ну и что? В конце концов, каждый понимает искусство по-своему, у каждого свое миропонимание. Но, как он понял, здесь изложена другая точка зрения на телепатию. Ведь все люди, которые обладают, или говорят, что обладают, телепатическими способностями, утверждают, что телепатия — это усилие воли, мысленный приказ. Хотя иногда бывает и механическое усилие плюс изворотливый ум. Сам Макс видел по телевизору, как мужик, делая пассы руками, заставил шарик вертеться и висеть в воздухе. Мужик напрягался, хмурил брови, вращал очами, а потом опустил руки, и всю картину показали общим планом, целиком.
Шарик от настольного тенниса действительно висел в воздухе, но крутил его вовсе не мужик. Струя воздуха затягивалась в пылесос, стоящий рядом, проходила сквозь него и вылетала мощным потоком с другой стороны. Этот поток подхватывал шарик и вертел его в воздухе, а мужику оставалось только разыгрывать клоунаду. Вот вам и экстрасенс.
Макс вздохнул. Но ведь не все такие, дыма без огня не бывает. Значит, есть и настоящие, которые двигают стаканы с водой усилием воли. СТОП! Усилием воли! А в этой книге нет усилия воли, есть только усилие воображения. Герои берут образ и, коверкая его в своих фантазиях, изменяют мир. А может, так можно и в реальной жизни? Он услышал ироничный голос Толика:
— Попробуй, ты же у нас человек с воображением. С таким воображением.
А что? И попробует. Кто ему помешает? Кто будет смеяться, если ничего не получится? Макс посмотрел на стол, за которым сидел. Нужно что-то очень легкое. Он выдернул волосок из своей густой черной шевелюры, поморщился и положил волосок на стол. Попробовать усилием воли, как все? Нет, ничего не выйдет. Надо пробовать, как в книжке.
Он долго смотрел на волосок, пытался представить его лежащим на несколько сантиметров ближе к себе. Ничего. Дальше от себя. Опять ничего. Он смотрел на волосок минут сорок, пока глаза не заболели и не начали слезиться. Макс зажмурился, потер глаза руками, но даже когда закрыл глаза, волосок продолжал стоять перед внутренним взором. Допрыгался! Макс переместил волосок к себе, от себя, снова к себе. Легко двигать предметы в воображении, но не живьем. Он открыл глаза, вздрогнул.
Показалось? Да нет, не может быть. Макс опять закрыл глаза, передвинул волосок перед внутренним взором и открыл глаза. Точно, сдвинул! Но… Челюсть его поползла вниз, уперлась в стол. Макс закрыл рот и засуетился. Получилось! Получилось!!! Теперь надо попробовать еще что-то. Что-то более существенное. Он побежал на кухню, взял там стакан и вернулся вместе с ним в комнату. Стакан простоял перед ним минут десять. Макс всматривался в стекло, изучал его до мельчайших деталей, потом закрыл глаза и представил стакан стоящим не на столе, а на полочке, на кухне, где он его и взял. Он открыл глаза, стакана перед ним не было. Максим подскочил и побежал на кухню, по дороге навернулся, больно ушиб колено, но не обратил на это ни малейшего внимания. Прихрамывая, он вбежал в кухню, открыл шкафчик с посудой… СТАКАН СТОЯЛ НА ПОЛКЕ!
* * *
Прошло два года. Макс постепенно набирал популярность, его показывали по телевизору, о нем писали в газетах, хвалили на все лады. Было за что. Он тренировался изо дня в день, у него уже получалось передвигать предметы и с открытыми глазами, и несколько предметов сразу, и огромные предметы. Он развлекался, поднимая в воздух сначала стаканы, потом табуретки, кресла, кровати. Последний рекорд был старый бабушкин гардероб — совершенно неподъемная конструкция. Однако то, что не могли сделать несколько грузчиков, очень легко, почти шутя, получалось у Максима.
— Сим-Симыч, — в трубке звучал естественно голос Толика. — Здорово, братан.
— Толька? Ты откуда?
Дело в том, что Толик последние полтора года жил в Германии. Что поделать — командировка.
— Я из соседнего дома, — радостно сообщил Толик.
— Вернулся?
— Вернулся.
— Когда?
— Сегодня днем.
— А ты…
— Слушай, — перебил его Толик, — приходи ко мне, тут и поговорим. Мы приехали, жена шикарный ужин затеяла, тут все почти готово… Гы-ы-ы.
— Ты чего?
— Плачу.
— С чего это? Ты что, стал настолько сентиментальным?
— Нет, просто жена заставила лук резать. Ладно, ты идешь? Я жду.
Максим хотел еще что-то спросить, но Толик повесил трубку. Макс вздохнул и стал собираться.
* * *
Он перешагнул порог и попал в давно забытую атмосферу радушия, которая, как уже говорилось, витала в этом доме. Вопли, громогласное приветствие, тапочки с их стороны, бутылка и букет для Галочки — жены Толика — с его стороны. Перешли к столу. Было шумно и весело, было море эмоций и переживаний, рассказов. Толик шумно и радостно рассказывал про Германию, а вернее, про преимущества России перед этой страной. Макс слушал уже не очень внимательно, смотрел на друга. Толик почти не изменился, только усы сбрил и пивное брюшко отрастил, а так остался таким же веселым, громогласным, с озорной улыбкой и добрыми глазами.
— Ну а ты-то как?
— Да как всегда.
— А мне тут про тебя такое рассказали, даже показали. Погоди. — Толик встал из-за стола и полез в шкаф. — Вот, смотри.
Толик вытащил видеокассету из коробки, вставил ее в магнитофон, включил магнитофон и телевизор. На экране промелькнула заставка программы «Тема», появилась надпись «эпиграф» и сюжеты с экстрасенсами, сменяющими друг друга: один заряжал воду, другой двигал часы по столу, еще один считал до тридцати, перемежая счет призывами сомкнуть веки. После того как экстрасенсы с экрана исчезли, пошла реклама. Толик поморщился, нажал кнопку пульта. Звук исчез, а картинки задергались, замелькали, быстро сменяя друг друга. Реклама пронеслась вихрем, на экране появилась заставка «Темы», Толик снова щелкнул пультом. Звук вернулся, и на экране появились Гусман и герой программы. Максим!
Макс фыркнул и уткнулся в тарелку с салатом.
— Когда только успел, — пробормотал он себе под нос, жуя салат.
— А это мне Вовка Кутепов принес, — охотно объяснил Толик. — Я когда приехал, на него наткнулся в подъезде. Ну потрепались, а потом он мне и говорит, что ты в гору попер, что черт-те что творишь, даже по телику тебя показывают. А потом разошелся, потащил меня к себе, орал, что я должен это видеть.
— Кассету он тебе дал?
— Да, он передачу с телевизора записал. Он сказал, что эта уже не первая, но то, что раньше показывали, он записать не смог. А эту вот в программе увидел и неделю ждал, когда покажут, чтобы записать. Он теперь гордится и перед всеми хвастается, что у его соседа друг — знаменитость, во чего вытворяет.
Толик замолчал, а Макс смутился, уставился в телевизор. Там Гусман вошел в раж, задавал вопросы, восхищался. Макс прислушался, хотя знал передачу наизусть.
— Если это не профессиональный секрет, то мне да и зрителям очень интересно было бы узнать: как вы это делаете? — вопрошал Гусман в телевизоре.
— Ха-ха, — рассмеялся Макс с экрана телевизора. — Да очень просто.
— И все же, Максим Денисович, — допытывался Гусман.
— Знаете, вы можете мне не поверить, но все проще, чем вы думаете. Я беру предмет и тщательно изучаю его до мельчайших подробностей, я вникаю в его сущность, в каждую детальку, вижу все, становлюсь с ним единым целым… Ну, хм, это уж очень громко звучит, но это так.
— А потом?
— А потом? — переспросил Макс в телевизоре задумчиво. — Потом я мысленно… Нет, не мысленно, а в воображении перемещаю предмет, представляю его в другом месте, ну… я не знаю, как сказать, но приблизительно так.
Макс, не в телевизоре, а насамделишный, оторвался от экрана. Толик пристально смотрел на него, наконец спросил:
— Слушай, Симыч, а ты… Ты только не обижайся. Ты действительно это делаешь, или это трюк?
— Я действительно это делаю, и это можно расценивать и как трюк, только без всякого жульничества.
— Правда? — в голосе Толика сквозило недоверие.
Макс усмехнулся, несколько секунд смотрел на телевизор, где на экране все еще выплясывал Гусман со своими вопросами. Потом Макс закрыл глаза, картинка на экране застыла, потом пленка стала мотаться вперед, картинки замелькали на экране, снова замерли и замелькали в обратном направлении, к началу передачи. Промотавшись до середины, кассета остановилась, на экране замер Гусман с открытым ртом, чуть дернулся и сменился улыбающимся Максом. Толик сидел с таким же открытым ртом, как и у Гусмана.
— Как ты это делаешь? — выдавил он осипшим голосом. Галя вообще не смогла ничего сказать. Макс улыбнулся и посмотрел на экран. Картинка ожила, и Макс с телеэкрана, смеясь, сообщил:
— Ха-ха, да очень просто.
— И все же, Максим Денисович?
— Знаете, вы можете мне не поверить, но все проще, чем вы думаете. Я беру предмет и тщательно изучаю его до мельчайших подробностей, я вникаю в его сущность, в каждую детальку, вижу все, становлюсь с ним единым целым… Ну, хм, это уж очень громко звучит, но это так.
— А потом?
— А потом? Потом я мысленно… Нет, не мысленно, а в воображении перемещаю предмет, представляю его в другом месте, ну… я не знаю, как сказать, но приблизительно так.
Картинка на экране снова замерла, Макс подумал, экран погас, видеомагнитофон заурчал, выплюнул кассету. Все молчали.
— Здорово, — выдохнул наконец Толик. — А еще что-нибудь?
Макс убрал руки под стол, посмотрел на стопку с водкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Андрей шел домой, из одной квартиры в другую. Метель заметала его следы, неистовствовала за его спиной. Андрей шел все медленнее и медленнее, пока совсем не остановился, а потом вдруг развернулся и бегом побежал назад.
* * *
Утро окрасило мир в розовые, голубые и кремовые тона. Зимнее солнце било в окно, освещало комнату. Андрей потянулся, открыл глаза. Со стены на него смотрели фотографии, мягко улыбались. Андрею стало тепло и уютно от этих взглядов. Он поднялся с кровати и пошел на кухню. До двери не дошел, что-то бросилось в глаза. Что-то необычное, чего раньше не было. Он замер, долго соображал. Он боялся поверить в это, сердце сумасшедше заколотилось в груди. Андрей подошел к окну. На подоконнике стояла плошка, за которой он вчера вернулся к Валерке. Плошка с высохшей, не подававшей никаких признаков жизни, лианой.
В этой плошке сквозь кучу сухих листьев и стеблей пробивался свежий зеленый росток старой новой лианы.
— Прижилась, черт подери!!! — проорал счастливый Андрей на всю квартир… Нет, на весь дом.
СИЛА ВООБРАЖЕНИЯ
Дядя Валя, Валентин Федорович Зотов, тут же выразил желание побыть электросексом, который лечит и двигает глазами. После уточнения терминов он согласился быть экстрасексом.
— Экстрасенсом…
— Ну ладно… экстрасенсом…
В. Орлов
Давно Максим сюда не захаживал. Раньше, когда учились в школе, потом в институте, бывал здесь чуть ли не каждый день, а потом как-то разбежались, отдалились друг от друга. Не то чтобы переругались, а просто жизнь не дает часто встречаться, хоть и живут в соседних домах. Вот и сейчас забежал на минутку, чтобы отдать Толику книжку, которую брал почитать, и попросить что-нибудь новенькое. А Толик в своем репертуаре: впустил, проводил в комнату, усадил и с воплем «погоди минутку» исчез.
Максим бродил по комнате, которая когда-то казалась такой огромной. А теперь то ли он уже не шестилетний мальчик, то ли комната уменьшилась. Максим остановился возле книжных полок, стал изучать их содержимое. Вошел Толик, вытирая о себя мокрые руки:
— Извини, Макс, дела семейные.
Толик знал Максима с шестилетнего возраста, а потому называл его, в зависимости от настроения, на разные лады: то Максом, то Максимычем (хотя Максимова отца звали Денисом), то Ксимычем, то вообще Симычем, а иногда и еще как. Максим не обижался на этих «Симычей-Ксимычей». Он не обиделся даже тогда, когда пятнадцатилетний Толик, посмотрев какой-то импортный фильм и нахватавшись оттуда дурацких словечек, пару дней называл Максима «дыркой в жопе». А чего обижаться, когда эта «дырка в жопе» прозвучала не грубо с насмешкой и издевкой, а как-то шутливо и по-доброму.
— Представляешь, Макс, жена заставила посуду мыть. «Я, — говорит, — работаю, как и ты, так что будь добр хоть что-то по дому делать. Я, — говорит, — не лошадь». А я что, ее с лошадью сравнивал? Да будь она на лошадь похожа, разве б я на ней женился? — Толик говорил вроде как серьезно, но в глазах плясали черти.
— Совсем ты обленился, черт женатый. Я вот с работы прихожу и сам себе жрать готовлю, и посуду мою, и стираю, глажу, ну, в общем, все сам.
— А ты жил бы с мамой, она о тебе и заботилась бы.
— Не хочу.
— Ну тогда женись.
— Ладно, подумаю. Я вот тебе книжку твою принес.
Максим протянул Толику книжку — это были красиво изданные «Хроники Амбера» Роджера Желязны. Толик взял книгу, глаза его загорелись.
— Прочитал?!
— Прочитал, — подтвердил Максим.
— Ну как?
— Ничего, приятно.
— Ничего? Да это ж потрясная книжка!
— Ну я бы не сказал, что прям потрясная, но вполне.
Толик, явно не согласный с другом, стал, как ему казалось, красочно расписывать достоинства книги, сюжета, языка и стилистики. Макс слушал вполуха, потому как со стороны эта бурная речь звучала как лекция по литературе с урока из десятого класса. Литература, школа… В голове поскакали мысли.
Вот интересно, чему учит литература? Не Литература, а то, что у нас проходят в школе. Ну, русские народные сказки — это вообще! Ты мне — я тебе. Не стреляй в меня — я тебе пригожусь. Не ешь меня — я тебе песенку спою. Не… — я… Хм, а это стремление в сказках к лучшей жизни? В чем счастье? Не в знаниях, не в умении творить, а в том, чтобы поплотнее набить свой желудок, побольше есть, помягче спать и ничего при этом не делать.
Ладно сказки, а для тех, кто постарше? Одна изменила мужу и утопилась в пруду, таким образом нарушив сразу два Божьих завета. И что? А ничего — стала лучиком света в темном царстве. Мораль? Нарушайте мораль общества и останетесь жить в веках. Достойно Джека Потрошителя.
Другой сочувствовал революционно-настроенным элементам и потому спал на гвоздях и сидел на диете, а у него, между прочим, денег было немеряно. Как там говорилось у более достойных классиков? Не учите меня жить, лучше помогите материально.
Ну и последний писк — это уже ни в какие ворота не лезет. Убивец и шлюха. Один укокошил беззащитную бабушку и думает, хорошо он сделал или плохо. Вторая просто вышла на панель. В этом, конечно, нет ничего сногсшибательного, но. Большое такое НО. Шлюхи, оказывается, бывают плохие и хорошие. Дочка Мармеладова, разумеется, шлюха хорошая. Ее нужда выгнала на панель, и занимается она этим не для собственного удовольствия. Вот интересно только, а что — другие проститутки исключительно дочки миллионеров? Они что, идут на панель, чтобы поразвеяться, для удовольствия, со скуки?
Максим хотел поведать все это Толику, но обнаружил, что тот все еще говорит о «Хрониках Амбера».
— …а как красиво написано?
— Что? — не понял Макс.
— Да все! Эти прогулки по отражениям, эти карты! А потом сидишь и думаешь: «А вот как представлю себе сейчас… И тут же мир изменится и пойду гулять по другим мирам».
— Честно говоря, — признался Макс, — я эти прогулки пролистал. Мне они показались скучными.
Толик посмотрел на него с таким выражением, как будто смотрел на осла с большими ушами.
— Ладно, — согласился Макс, — я ее еще раз перечитаю.
* * *
И он прочитал книгу еще раз. Он старался смотреть на нее глазами Толика. Так же, конечно, не получилось, но впечатление от книги осталось совсем другое. Он дочитал последние страницы и стал накручивать диск телефона, пытаясь прозвониться Толику. Наконец ему это удалось.
— Привет.
— А? Ксимыч? Погодь момент.
Максим подождал. Из трубки слышался шум воды, голоса, погромыхивание, потом вода течь перестала, что-то щелкнуло, и он услышал голос Толика:
— Макс, прикинь, она меня заставила носки мои стирать.
— Ну ни фига себе! — смеясь, ужаснулся в трубку Максим. — И на хрена тебе жена была нужна?
— Сам удивляюсь, — засмеялся Толик. — А ты чего звонишь? Случилось что?
— Да нет, просто прочитал… перечитал твою книжку и решил позвонить.
— Ага, — оживился Толик. — Ну, теперь-то вник? Почувствовал?
— Да. Теперь — да. Ты знаешь, это ведь грандиозная идея. Телепатия рассматривается с другой точки зрения. Не как усилие воли, а как игра воображения. Ведь если попробовать, то это может сработать и в реальной жизни.
Толик на другом конце провода обреченно вздохнул, голос его звучал уже без той живости и азарта, которые сквозили в нем несколько минут назад.
— Хорошо, вот ты и попробуй, ты же у нас человек с воображением. С таким воображением… — Трубка рассеянно помолчала. — Ты мне книжку занеси как-нибудь, а я тебе еще чего-нибудь дам.
— Хорошо, пока.
— Пока.
Макс повесил трубку. Кто-то кого-то недопонял, не так понял. Ну и что? В конце концов, каждый понимает искусство по-своему, у каждого свое миропонимание. Но, как он понял, здесь изложена другая точка зрения на телепатию. Ведь все люди, которые обладают, или говорят, что обладают, телепатическими способностями, утверждают, что телепатия — это усилие воли, мысленный приказ. Хотя иногда бывает и механическое усилие плюс изворотливый ум. Сам Макс видел по телевизору, как мужик, делая пассы руками, заставил шарик вертеться и висеть в воздухе. Мужик напрягался, хмурил брови, вращал очами, а потом опустил руки, и всю картину показали общим планом, целиком.
Шарик от настольного тенниса действительно висел в воздухе, но крутил его вовсе не мужик. Струя воздуха затягивалась в пылесос, стоящий рядом, проходила сквозь него и вылетала мощным потоком с другой стороны. Этот поток подхватывал шарик и вертел его в воздухе, а мужику оставалось только разыгрывать клоунаду. Вот вам и экстрасенс.
Макс вздохнул. Но ведь не все такие, дыма без огня не бывает. Значит, есть и настоящие, которые двигают стаканы с водой усилием воли. СТОП! Усилием воли! А в этой книге нет усилия воли, есть только усилие воображения. Герои берут образ и, коверкая его в своих фантазиях, изменяют мир. А может, так можно и в реальной жизни? Он услышал ироничный голос Толика:
— Попробуй, ты же у нас человек с воображением. С таким воображением.
А что? И попробует. Кто ему помешает? Кто будет смеяться, если ничего не получится? Макс посмотрел на стол, за которым сидел. Нужно что-то очень легкое. Он выдернул волосок из своей густой черной шевелюры, поморщился и положил волосок на стол. Попробовать усилием воли, как все? Нет, ничего не выйдет. Надо пробовать, как в книжке.
Он долго смотрел на волосок, пытался представить его лежащим на несколько сантиметров ближе к себе. Ничего. Дальше от себя. Опять ничего. Он смотрел на волосок минут сорок, пока глаза не заболели и не начали слезиться. Макс зажмурился, потер глаза руками, но даже когда закрыл глаза, волосок продолжал стоять перед внутренним взором. Допрыгался! Макс переместил волосок к себе, от себя, снова к себе. Легко двигать предметы в воображении, но не живьем. Он открыл глаза, вздрогнул.
Показалось? Да нет, не может быть. Макс опять закрыл глаза, передвинул волосок перед внутренним взором и открыл глаза. Точно, сдвинул! Но… Челюсть его поползла вниз, уперлась в стол. Макс закрыл рот и засуетился. Получилось! Получилось!!! Теперь надо попробовать еще что-то. Что-то более существенное. Он побежал на кухню, взял там стакан и вернулся вместе с ним в комнату. Стакан простоял перед ним минут десять. Макс всматривался в стекло, изучал его до мельчайших деталей, потом закрыл глаза и представил стакан стоящим не на столе, а на полочке, на кухне, где он его и взял. Он открыл глаза, стакана перед ним не было. Максим подскочил и побежал на кухню, по дороге навернулся, больно ушиб колено, но не обратил на это ни малейшего внимания. Прихрамывая, он вбежал в кухню, открыл шкафчик с посудой… СТАКАН СТОЯЛ НА ПОЛКЕ!
* * *
Прошло два года. Макс постепенно набирал популярность, его показывали по телевизору, о нем писали в газетах, хвалили на все лады. Было за что. Он тренировался изо дня в день, у него уже получалось передвигать предметы и с открытыми глазами, и несколько предметов сразу, и огромные предметы. Он развлекался, поднимая в воздух сначала стаканы, потом табуретки, кресла, кровати. Последний рекорд был старый бабушкин гардероб — совершенно неподъемная конструкция. Однако то, что не могли сделать несколько грузчиков, очень легко, почти шутя, получалось у Максима.
— Сим-Симыч, — в трубке звучал естественно голос Толика. — Здорово, братан.
— Толька? Ты откуда?
Дело в том, что Толик последние полтора года жил в Германии. Что поделать — командировка.
— Я из соседнего дома, — радостно сообщил Толик.
— Вернулся?
— Вернулся.
— Когда?
— Сегодня днем.
— А ты…
— Слушай, — перебил его Толик, — приходи ко мне, тут и поговорим. Мы приехали, жена шикарный ужин затеяла, тут все почти готово… Гы-ы-ы.
— Ты чего?
— Плачу.
— С чего это? Ты что, стал настолько сентиментальным?
— Нет, просто жена заставила лук резать. Ладно, ты идешь? Я жду.
Максим хотел еще что-то спросить, но Толик повесил трубку. Макс вздохнул и стал собираться.
* * *
Он перешагнул порог и попал в давно забытую атмосферу радушия, которая, как уже говорилось, витала в этом доме. Вопли, громогласное приветствие, тапочки с их стороны, бутылка и букет для Галочки — жены Толика — с его стороны. Перешли к столу. Было шумно и весело, было море эмоций и переживаний, рассказов. Толик шумно и радостно рассказывал про Германию, а вернее, про преимущества России перед этой страной. Макс слушал уже не очень внимательно, смотрел на друга. Толик почти не изменился, только усы сбрил и пивное брюшко отрастил, а так остался таким же веселым, громогласным, с озорной улыбкой и добрыми глазами.
— Ну а ты-то как?
— Да как всегда.
— А мне тут про тебя такое рассказали, даже показали. Погоди. — Толик встал из-за стола и полез в шкаф. — Вот, смотри.
Толик вытащил видеокассету из коробки, вставил ее в магнитофон, включил магнитофон и телевизор. На экране промелькнула заставка программы «Тема», появилась надпись «эпиграф» и сюжеты с экстрасенсами, сменяющими друг друга: один заряжал воду, другой двигал часы по столу, еще один считал до тридцати, перемежая счет призывами сомкнуть веки. После того как экстрасенсы с экрана исчезли, пошла реклама. Толик поморщился, нажал кнопку пульта. Звук исчез, а картинки задергались, замелькали, быстро сменяя друг друга. Реклама пронеслась вихрем, на экране появилась заставка «Темы», Толик снова щелкнул пультом. Звук вернулся, и на экране появились Гусман и герой программы. Максим!
Макс фыркнул и уткнулся в тарелку с салатом.
— Когда только успел, — пробормотал он себе под нос, жуя салат.
— А это мне Вовка Кутепов принес, — охотно объяснил Толик. — Я когда приехал, на него наткнулся в подъезде. Ну потрепались, а потом он мне и говорит, что ты в гору попер, что черт-те что творишь, даже по телику тебя показывают. А потом разошелся, потащил меня к себе, орал, что я должен это видеть.
— Кассету он тебе дал?
— Да, он передачу с телевизора записал. Он сказал, что эта уже не первая, но то, что раньше показывали, он записать не смог. А эту вот в программе увидел и неделю ждал, когда покажут, чтобы записать. Он теперь гордится и перед всеми хвастается, что у его соседа друг — знаменитость, во чего вытворяет.
Толик замолчал, а Макс смутился, уставился в телевизор. Там Гусман вошел в раж, задавал вопросы, восхищался. Макс прислушался, хотя знал передачу наизусть.
— Если это не профессиональный секрет, то мне да и зрителям очень интересно было бы узнать: как вы это делаете? — вопрошал Гусман в телевизоре.
— Ха-ха, — рассмеялся Макс с экрана телевизора. — Да очень просто.
— И все же, Максим Денисович, — допытывался Гусман.
— Знаете, вы можете мне не поверить, но все проще, чем вы думаете. Я беру предмет и тщательно изучаю его до мельчайших подробностей, я вникаю в его сущность, в каждую детальку, вижу все, становлюсь с ним единым целым… Ну, хм, это уж очень громко звучит, но это так.
— А потом?
— А потом? — переспросил Макс в телевизоре задумчиво. — Потом я мысленно… Нет, не мысленно, а в воображении перемещаю предмет, представляю его в другом месте, ну… я не знаю, как сказать, но приблизительно так.
Макс, не в телевизоре, а насамделишный, оторвался от экрана. Толик пристально смотрел на него, наконец спросил:
— Слушай, Симыч, а ты… Ты только не обижайся. Ты действительно это делаешь, или это трюк?
— Я действительно это делаю, и это можно расценивать и как трюк, только без всякого жульничества.
— Правда? — в голосе Толика сквозило недоверие.
Макс усмехнулся, несколько секунд смотрел на телевизор, где на экране все еще выплясывал Гусман со своими вопросами. Потом Макс закрыл глаза, картинка на экране застыла, потом пленка стала мотаться вперед, картинки замелькали на экране, снова замерли и замелькали в обратном направлении, к началу передачи. Промотавшись до середины, кассета остановилась, на экране замер Гусман с открытым ртом, чуть дернулся и сменился улыбающимся Максом. Толик сидел с таким же открытым ртом, как и у Гусмана.
— Как ты это делаешь? — выдавил он осипшим голосом. Галя вообще не смогла ничего сказать. Макс улыбнулся и посмотрел на экран. Картинка ожила, и Макс с телеэкрана, смеясь, сообщил:
— Ха-ха, да очень просто.
— И все же, Максим Денисович?
— Знаете, вы можете мне не поверить, но все проще, чем вы думаете. Я беру предмет и тщательно изучаю его до мельчайших подробностей, я вникаю в его сущность, в каждую детальку, вижу все, становлюсь с ним единым целым… Ну, хм, это уж очень громко звучит, но это так.
— А потом?
— А потом? Потом я мысленно… Нет, не мысленно, а в воображении перемещаю предмет, представляю его в другом месте, ну… я не знаю, как сказать, но приблизительно так.
Картинка на экране снова замерла, Макс подумал, экран погас, видеомагнитофон заурчал, выплюнул кассету. Все молчали.
— Здорово, — выдохнул наконец Толик. — А еще что-нибудь?
Макс убрал руки под стол, посмотрел на стопку с водкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20