Думаю, двух бойцов я сумею найти.
— Одного, — поправил меня Бади.
— Одного? Уж не сам ли ты хочешь влиться в ряды нашего воинства?
— Лад-лэд против?
— Отнюдь. Но как же твоё дело, твой дом? Кроме того, ты, как мне помнится, собирался жениться на дочке аптекаря.
— После всего того, что ты рассказал, я не смогу жить, как прежде. Жениться, плодить бепо, изо дня в день стричь редеющие шевелюры соседей, по вечерам за пустыми разговорами пить пиво в трактире и делать вид, что всё окружающее меня не касается? Нет, теперь это не для меня! Конечно, я не брошу мою маленькую Ен, но я хочу, чтобы она была счастлива и имела четверых детей: двух мальчиков и двух девочек. И для этого не пожалею ничего. Вот мой дом, Светлый — возьми его со всем, что в нём есть, продай и достойно снаряди дружину!
— Твой поступок, Бади, был бы красив и самоотвержен, — сказал Рани, — если бы не одно небольшое обстоятельство, выпущенное тобой из виду: в настоящий момент этот дом тебе не принадлежит.
— А ведь и правда... — растерялся было Бади, но тут же нашёлся. — Это ничего не меняет! Да, дом заложен. И я не буду его выкупать: пусть Светлый распоряжается занятыми для меня деньгами по своему усмотрению, а долг этот будет числиться на мне.
— Я тронут, Бади, — сказал я. — Однако стоит ли всё так усложнять и залезать из одной долговой кабалы в другую? Вполне достаточно того, что ты поступаешь ко мне на службу. Назначаю тебя главным интендантом. Вот тебе деньги: здесь четыреста семьдесят девять тимов с мелочью. Из них десять золотых возврати Касерену, слуге в доме господина Есучи. При этом скажи ему такие слова: «Трудно не стать Богом». Запомнил? На этот период ты назначаешься главным, все остальные временно находятся в полном твоём распоряжении. Твоя задача — закупить оружие, снаряжение, обмундирование для дружины. Кроме того, позаботься о провианте и транспорте до Отонара. Моя же задача — завербовать шестого бойца.
— Дозволь спросить, Светлый, ты уже имеешь кого-нибудь на примете? — поинтересовался Бади. — Или же тебя устроит любой боец?
— Бойцовские качества, сами понимаете, меня не интересуют. Однако не хотелось бы, чтобы в нашу компанию затесался какой-нибудь вздорный человек.
— Вот-вот, и я о том же! — обрадовался Бади. — Путь-то в Отонар неблизкий. Так не лучше ли бойца прямо там нанять? К тому же и места в повозке побольше будет, и на провианте денег сбережём.
— Бади! Ты прирождённый интендант! — рассмеялся я. — Не успел вступить в должность, а уже начинаешь экономить!
— А то! Дело наше интендантское на том держится! — хитро прищурился тот. — Пойду, куплю себе тонкие перчатки.
— Зачем?
— Как зачем? Да чтобы я ещё хоть раз эту заразу — я имею в виду монеты — голыми руками взял!
* * *
К войне подготовились быстро. Весь день мы весёлою гурьбой совершали шоп-тур по Мануфактурной, Оружейной и Бронной слободкам, где продавалось абсолютно всё необходимое для экипировки нашей маленькой армии.
В самом начале среди мужчин вспыхнул было спор. Каждый мнил себя знатоком и, предлагая купить именно ему нравящееся оружие, яростно доказывал его превосходство над другими. Наименее убедительно звучали аргументы Бади, хотя своё мнение он отстаивал с наибольшим жаром.
— Скажи мне, Бади, — поинтересовался я, — а чем тебя привлекли именно эти булавы? Уж не дешевизной ли?
Весь запал нашего интенданта мигом пропал, едва лишь он понял, что его раскусили.
— Ну да, — ответил он уже спокойно. — Зачем тратить деньги на дорогое оружие, если оно необходимо лишь для соблюдения формальностей?
— Есть такое слово: престиж. Армия лад-лэда не должна выглядеть шайкой оборванцев. И, чтобы больше не было споров, снаряжение я выберу сам.
В результате моих дизайнерских изысков костюм солдата армии лад-лэда Апри приобрёл следующий вид: тёмно-бордовый костюм с широким кожаным ремнём; пурпурный плащ; высокие сапоги; бронзовый, закрывающий большую часть лица шлем с высоким гребнем, чем-то похожий на древнеримский. Из вооружения я выбрал алебарды, короткие мечи и круглые щиты, на которых расторопный оружейник обещался к вечеру изобразить мой родовой герб. Остальное оружие, буде кому какое понадобится, я предлагал выбрать каждому по своему вкусу. Однако войско, поскребя затылки, пришло к выводу, что купленного достаточно. Только Джой попросил купить ему лук, но не боевой, а охотничий.
— Вдруг в дороге дичи свежей захочется? А патроны тратить жалко, их и так не слишком много осталось.
Кроме формы, я распорядился купить всем повседневные костюмы и пару платьев для Ил, после чего пришлось её на пару часов оставить в Мануфактурной слободке под присмотром АТу: никакого мужского терпения не хватит на то, чтобы дождаться, пока женщина выберет себе обнову, а, тем более, две.
Наконец мы полностью экипировались. Трудность возникла лишь с одним: отправляться в доблестный поход без гордого фамильного стяга абсолютно бесполезно. Ни один уважающий себя лад-лэд даже вызов не примет, зазорным посчитает. Местные вышивальщицы, хотя с радостью выражали готовность взяться за это дело, сроки исполнения заказа устанавливали не менее двух недель. Естественно, ждать столько времени нам не хотелось. И тогда Ил заявила, что самолично вышьет стяг своего сюзерена прямо в пути. Подробно выспросив у меня о цветах герба рода Апри, она купила большое белое полотнище и всё необходимое для вышивания.
В Повозном ряду Бади приобрёл ковчег — этакое здоровенное жилище на колёсах, рассчитанное человек на десять — запряжённый парой волов. Дом Бади двора не имел, загнать ковчег и волов было некуда. Поэтому я учредил наружный пост и назначил дежурными Рани и Джоя, каждому по полночи. Предосторожность не оказалась напрасной: и тот, и другой предотвратили по одной попытке угона наших волов местными «любителями животных». На следующий день мы тронулись в путь.
Дорога Суродила — Отонар,
26 кумината 8855 года
Время подходило к полудню. Ковчег медленно тащился по прибрежному тракту. И, хотя сейчас мы двигались в направлении, противоположном тому, в котором я ехал прошлый раз, пейзаж отличался лишь тем, что нынче море находилось по левую руку, а джунгли и горы — по правую. С периодичностью примерно один раз в час навстречу попадались караваны, большие и не очень, люди из которых с удивлением и даже испугом («И как это они привольных не боятся?») разглядывали наш одинокий возок. Все мои спутники спали, разморённые жарой и лёгким потряхиванием повозки. Мне надоело сидеть внутри, и я присоединился к сидящему на козлах Бади.
— Ну как, удалось тебе вчера что-нибудь узнать о том, как ты покуролесил? — спросил я его.
— О, да! — расплылся тот в широчайшей улыбке. — Я встретил Луто-пекаря. Он был вместе со мною все три дня, но оказался более стойким, нежели я, а потому смог всё рассказать весьма подробно и более чем живописно. И, если всё происходило именно так, как он мне поведал, то я очень с собой горжусь: сказания о моём загуле будут передаваться из уст в уста, войдут в историю! Дело было так. Захожу я, стало быть, в трактир в самом наипрекраснейшем расположении духа. Народу там, по ранности времени, совсем немного: Луто-пекарь, Саги-бронник, Нори-сапожник да Киту-писарь. Ну и, конечно же, сам Маро-трактирщик. Вот я и говорю им... Прости, Светлый, чуть попозже доскажу: караван навстречу движется, надобно с дороги свернуть. Очень оживлённое движение нынче, не правда ли?
Я неопределённо пожал плечами, а про себя подумал: «Не видел ты наших автострад!» Впрочем, вскоре я разделил его мнение. Дороги здесь чересчур узкие, и, по неписаному закону торговых путей, съезжать на обочину, уступая дорогу, обязан караван с меньшим числом повозок. Естественно, дорогу всегда уступали мы. Конечно, если вывесить лад-лэдский стяг, можно ощущать себя как правительственный «бугровоз» перед пёстрой стайкой «москвичей» и «жучек», но, во-первых, флага как такового ещё не имелось, а во-вторых, не хотелось видеть на встречных лицах вымученных улыбок, не способных замаскировать тяжёлого испуганно-напряжённого взгляда. Да и не спешили мы особенно — не на званый ужин едем.
Пропустив встречных, Бади снова выправил ковчег на дорогу и продолжил свой рассказ. Впрочем, ничего поражающего воображение, я от него не услышал. Да, погулял он неплохо. Но на Руси, бывало, гуляли и с гораздо большим размахом, и с более богатой фантазией. Естественно, говорить об этом Бади я не стал: его запой превратился для него в предмет его гордости, в символ щедрости и широты души. Нельзя попирать чужие святыни.
Из ковчега выпрыгнул сипс и скрылся в придорожных кустах — видимо, решил размяться. После него с самым хмурым видом вылез Петя.
— Что случилось? — спросил я. Но тот только недовольно отмахнулся и пошёл рядом по обочине, что-то высматривая на земле. Найдя солидный валун, он взвалил его на плечи и пустился бегом вперёд. Пробежал метров двести, потом повернул назад. Когда Петя, не обращая на нас внимания, пробежал мимо ковчега, я понял, что с ним происходит: он же из Неутомимых, у парня начинается «ломка».
Так мы ехали ещё некоторое время: волы мерно шлёпали копытами, Петя носился взад-вперёд со своим булыжником, Аррутар шуршал в зарослях. Эту мирную идиллию внезапно прервали выскочившие из-за поворота шестеро всадников. Подгоняя своих риков истошными воплями, они во весь опор мчались на нас. Однако, как оказалось, нападать они не собирались. Не снижая скорости, всадники проскакали дальше, и я обратил внимание на их перекошенные испугом лица.
— Привольные! — крикнул один из них, проносясь мимо.
— Э-э-э... А не пора ли нам покушать? — с самым невинным видом предложил Бади. — Мне так кажется, в самый раз. Я тут полянку прелестную заприметил. Совсем недалеко, всего пару силей назад...
— Не стоит, Бади. Для завтрака уже поздно, для обеда — рано. Так что — вперёд!
— Как прикажет Светлый... — горестно вздохнул наш интендант.
За ближайшим поворотом нам открылась грустная картина грабежа небольшого каравана, состоящего из трёх ковчегов, похожих на наш, но несравненно более богатых. Судя по всему, здесь состоялась довольно жаркая стычка. На обочине, прикрытые куском холста, лежали два тела. Ещё один труп лежал поодаль: рядом с ним, глядя на всех исподлобья и никого не подпуская к хозяину, стоял осёдланный боевой рик. В нескольких местах оказывали помощь раненым. Разношёрстная толпа грабителей, весело галдя, потрошила багаж. Четверо пленников в одинаковой униформе печально сидели на траве под охраной арбалетчиков.
Тут один из привольных увидел нас и, засунув в рот два пальца, пронзительно свистнул. Гомон на мгновение стих, но тут же возобновился с удвоенной силой, когда ватага, обнаружив новую добычу, выхватила оружие и бросилась на наш ковчег. Они обступили остановившуюся повозку со всех сторон.
— Хотите жить — отдавайте всё, что есть! — сиплым фальцетом проорал один из разбойников, яростно размахивая чем-то похожим на турецкий ятаган.
— Да забери! — раздался в ответ громовой крик, и подбежавший Петя запустил в толпу свой валун, который разом смёл четырёх привольных. Разбойники хором ахнули, но тут же опомнились, всей толпой бросились на него, и началась драка: вооружённая толпа против безоружного Пети. Это надо было видеть! Дрался Петя красиво: учили Неутомимых хорошо. Противники отлетали от него, как бандарлоги от медведя Балу. Те из разбойников, которым удавалось после этого встать, вновь бросались на него, но вновь и вновь отлетали прочь.
— Держись, Петя, сейчас помогу! — крикнул я, спрыгивая с козел на землю.
— Не надо! Самому мало! — прорычал тот.
— Не жадничай! — ревниво завопил я и ринулся в свалку.
Ух-х! Это было круто! Я чувствовал себя как рыба в воде: уходил от летящих на меня лезвий и короткими ударами перенаправлял их движение, отчего разбойничьи мечи разили своих же. Резкие тычки в болевые точки выводили из строя противников надёжнее иной увесистой плюхи. После пары удачных подсечек образовалась довольно солидная «куча мала», издающая смачную какофонию из криков, ругани, натужного кряхтения и других немелодичных звуков. Но не прошло и пары минут, как перед нами уже не осталось ни одной злобной физиономии, никто не размахивал кистенями, мечами и дубинками. Очень сплочённая стена из вражеских спин единым фронтом отступала к лесу. Ватага, преследуемая выскочившим из кустов сипсом, исчезла в зарослях.
— Если кто-нибудь двинется с места, я перережу ей глотку! — раздался за нами чей-то голос. Я оглянулся и увидел, как здоровенный лохматый мужик, левой рукой держа за волосы юную девушку, а правой — приставленный к её шее кривой кинжал, боком пробирается к тому же лесу.
— Режь, мне то что! Я её первый раз вижу! — рыкнул Петя и двинулся вперёд. Разбойник надавил на кинжал, и по шее девушки побежала красная капелька.
— Петя, стой! — приказал я, а затем обратился к привольному. — Отпусти девушку, и ты уйдёшь беспрепятственно!
— Ну да! Так я тебе и поверил! — хрипло просипел тот, и капли крови из-под кинжала побежали чаще. Он отступал всё дальше и дальше, а когда оказался, как ему показалось, на безопасном расстоянии, в ярости погрозил нам кулаком с зажатым в нём ножом. И тут на переносице разбойника, точно между глаз, образовалась дыра. Словно чему-то удивившись, он взмахнул руками и без звука рухнул навзничь. Я обернулся: из окна нашего ковчега торчал дымящийся глушитель карабина.
Девушка, зажав ладонью рану на шее, тихо опустилась на землю. Только сейчас я смог по-настоящему её рассмотреть. Очень мила. Черты её лица, бледного от пережитого волнения, у нас бы назвали греческими: прямой тонкий нос, большие миндалевидные глаза, маленькие, резко очерченные губы. Густые светло-каштановые волосы почти полностью скрывали плечи. Дорогое платье подчёркивало красоту изящной фигурки.
Как только исчезли привольные, все четверо оставшихся от эскорта охранников бросились к своей госпоже. Трое, подобрав на бегу первое попавшееся под руку оружие, стали на страже рядом с девушкой, а четвёртый принялся осторожно обрабатывать рану и накладывать повязку. Порез оказалась небольшим. Удостоверившись, что врачует он грамотно, я вернулся к ковчегу, из которого с недовольным видом вылезала Ил.
— Что случилось, боевая подруга? Почему невесела? — поинтересовался я.
— Сержусь на Джоя, — ответила она. — Почему он меня не разбудил? Я лишилась потрясающего зрелища! Как бы я хотела увидеть, как мой лад-лэд в одиночку разгоняет огромную толпу грабителей с большой дороги!
— Ну, это явное преувеличение. Во-первых, толпа была не такая уж огромная, а во-вторых, нас было трое: Петя, я и Синий Пёс. И ещё Джой помог.
— Фи! Помог он! Разок пальнул из окошка... Как в тире. Тоже мне, герой!
— Зря ты так, — заступился я за парня. — Очень хороший выстрел. Только вот тихострел для чего навернул?
— Чтобы стадо не разбежалось... — хмуро сострил Джой, обиженный словами Ил.
Из леса вышел Аррутар, гордо неся в пасти военный трофей — башмак одного из привольных. Я огляделся. Разбойников на поляне осталось двенадцать человек. Трое из них не смогли убежать по той причине, что в неразберихе драки их поранили свои же. Остальные потихоньку приходили в чувство после полученных от нас с Петей тумаков. Четверо привольных уже покорно стояли на коленях, низко опустив головы, хотя никто их к этому не принуждал: меня вообще коробит от вида униженного человека.
— Встаньте, — приказал я. Те из них, кто мог, поднялись и стояли всё так же понурившись: самое лучшее, на что они могли надеяться, исходя из местных законов, — быстрая и лёгкая смерть. И что, скажите на милость, я с ними должен делать? Убивать? Я окинул всех долгим взглядом:
— У меня очень хорошая память. В следующий раз... — привольные, не веря своим ушам, разом вскинули головы и стали переглядываться между собой: уж не ослышались ли? —...пощады не ждите. Убитые лежат — ваши?
— Те, что под холстинкой, наши, милостивец, наши, — кивнул один из разбойников, маленький плешивый мужичок с торчащей во все стороны пегой бородкой, а потом помахал раскрытой ладонью в сторону сражённого Джоем. — Ну, и атаман тож. А который с риком — не.
— В общем, так: забирайте своих убитых, раненых. И чем быстрее вас здесь не будет, тем лучше для вас.
Привольные часто-часто закивали и бросились выполнять приказ.
— Кому обязана своим спасением? — услышал я за своей спиной и обернулся. С повязкой на шее, бледная от пережитого волнения, спасённая нами девушка стояла, опираясь на руку одного из своих слуг и довольно бесцеремонно разглядывая меня с ног до головы.
— Моё имя Олин, — ответил я и, озорства ради, начал рассматривать её столь же бесцеремонно. Слуга, заметив это, нахмурился, но сказать ничего не посмел. — Дозволено мне будет спросить, кого мы имели счастье повстречать на своём пути?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Одного, — поправил меня Бади.
— Одного? Уж не сам ли ты хочешь влиться в ряды нашего воинства?
— Лад-лэд против?
— Отнюдь. Но как же твоё дело, твой дом? Кроме того, ты, как мне помнится, собирался жениться на дочке аптекаря.
— После всего того, что ты рассказал, я не смогу жить, как прежде. Жениться, плодить бепо, изо дня в день стричь редеющие шевелюры соседей, по вечерам за пустыми разговорами пить пиво в трактире и делать вид, что всё окружающее меня не касается? Нет, теперь это не для меня! Конечно, я не брошу мою маленькую Ен, но я хочу, чтобы она была счастлива и имела четверых детей: двух мальчиков и двух девочек. И для этого не пожалею ничего. Вот мой дом, Светлый — возьми его со всем, что в нём есть, продай и достойно снаряди дружину!
— Твой поступок, Бади, был бы красив и самоотвержен, — сказал Рани, — если бы не одно небольшое обстоятельство, выпущенное тобой из виду: в настоящий момент этот дом тебе не принадлежит.
— А ведь и правда... — растерялся было Бади, но тут же нашёлся. — Это ничего не меняет! Да, дом заложен. И я не буду его выкупать: пусть Светлый распоряжается занятыми для меня деньгами по своему усмотрению, а долг этот будет числиться на мне.
— Я тронут, Бади, — сказал я. — Однако стоит ли всё так усложнять и залезать из одной долговой кабалы в другую? Вполне достаточно того, что ты поступаешь ко мне на службу. Назначаю тебя главным интендантом. Вот тебе деньги: здесь четыреста семьдесят девять тимов с мелочью. Из них десять золотых возврати Касерену, слуге в доме господина Есучи. При этом скажи ему такие слова: «Трудно не стать Богом». Запомнил? На этот период ты назначаешься главным, все остальные временно находятся в полном твоём распоряжении. Твоя задача — закупить оружие, снаряжение, обмундирование для дружины. Кроме того, позаботься о провианте и транспорте до Отонара. Моя же задача — завербовать шестого бойца.
— Дозволь спросить, Светлый, ты уже имеешь кого-нибудь на примете? — поинтересовался Бади. — Или же тебя устроит любой боец?
— Бойцовские качества, сами понимаете, меня не интересуют. Однако не хотелось бы, чтобы в нашу компанию затесался какой-нибудь вздорный человек.
— Вот-вот, и я о том же! — обрадовался Бади. — Путь-то в Отонар неблизкий. Так не лучше ли бойца прямо там нанять? К тому же и места в повозке побольше будет, и на провианте денег сбережём.
— Бади! Ты прирождённый интендант! — рассмеялся я. — Не успел вступить в должность, а уже начинаешь экономить!
— А то! Дело наше интендантское на том держится! — хитро прищурился тот. — Пойду, куплю себе тонкие перчатки.
— Зачем?
— Как зачем? Да чтобы я ещё хоть раз эту заразу — я имею в виду монеты — голыми руками взял!
* * *
К войне подготовились быстро. Весь день мы весёлою гурьбой совершали шоп-тур по Мануфактурной, Оружейной и Бронной слободкам, где продавалось абсолютно всё необходимое для экипировки нашей маленькой армии.
В самом начале среди мужчин вспыхнул было спор. Каждый мнил себя знатоком и, предлагая купить именно ему нравящееся оружие, яростно доказывал его превосходство над другими. Наименее убедительно звучали аргументы Бади, хотя своё мнение он отстаивал с наибольшим жаром.
— Скажи мне, Бади, — поинтересовался я, — а чем тебя привлекли именно эти булавы? Уж не дешевизной ли?
Весь запал нашего интенданта мигом пропал, едва лишь он понял, что его раскусили.
— Ну да, — ответил он уже спокойно. — Зачем тратить деньги на дорогое оружие, если оно необходимо лишь для соблюдения формальностей?
— Есть такое слово: престиж. Армия лад-лэда не должна выглядеть шайкой оборванцев. И, чтобы больше не было споров, снаряжение я выберу сам.
В результате моих дизайнерских изысков костюм солдата армии лад-лэда Апри приобрёл следующий вид: тёмно-бордовый костюм с широким кожаным ремнём; пурпурный плащ; высокие сапоги; бронзовый, закрывающий большую часть лица шлем с высоким гребнем, чем-то похожий на древнеримский. Из вооружения я выбрал алебарды, короткие мечи и круглые щиты, на которых расторопный оружейник обещался к вечеру изобразить мой родовой герб. Остальное оружие, буде кому какое понадобится, я предлагал выбрать каждому по своему вкусу. Однако войско, поскребя затылки, пришло к выводу, что купленного достаточно. Только Джой попросил купить ему лук, но не боевой, а охотничий.
— Вдруг в дороге дичи свежей захочется? А патроны тратить жалко, их и так не слишком много осталось.
Кроме формы, я распорядился купить всем повседневные костюмы и пару платьев для Ил, после чего пришлось её на пару часов оставить в Мануфактурной слободке под присмотром АТу: никакого мужского терпения не хватит на то, чтобы дождаться, пока женщина выберет себе обнову, а, тем более, две.
Наконец мы полностью экипировались. Трудность возникла лишь с одним: отправляться в доблестный поход без гордого фамильного стяга абсолютно бесполезно. Ни один уважающий себя лад-лэд даже вызов не примет, зазорным посчитает. Местные вышивальщицы, хотя с радостью выражали готовность взяться за это дело, сроки исполнения заказа устанавливали не менее двух недель. Естественно, ждать столько времени нам не хотелось. И тогда Ил заявила, что самолично вышьет стяг своего сюзерена прямо в пути. Подробно выспросив у меня о цветах герба рода Апри, она купила большое белое полотнище и всё необходимое для вышивания.
В Повозном ряду Бади приобрёл ковчег — этакое здоровенное жилище на колёсах, рассчитанное человек на десять — запряжённый парой волов. Дом Бади двора не имел, загнать ковчег и волов было некуда. Поэтому я учредил наружный пост и назначил дежурными Рани и Джоя, каждому по полночи. Предосторожность не оказалась напрасной: и тот, и другой предотвратили по одной попытке угона наших волов местными «любителями животных». На следующий день мы тронулись в путь.
Дорога Суродила — Отонар,
26 кумината 8855 года
Время подходило к полудню. Ковчег медленно тащился по прибрежному тракту. И, хотя сейчас мы двигались в направлении, противоположном тому, в котором я ехал прошлый раз, пейзаж отличался лишь тем, что нынче море находилось по левую руку, а джунгли и горы — по правую. С периодичностью примерно один раз в час навстречу попадались караваны, большие и не очень, люди из которых с удивлением и даже испугом («И как это они привольных не боятся?») разглядывали наш одинокий возок. Все мои спутники спали, разморённые жарой и лёгким потряхиванием повозки. Мне надоело сидеть внутри, и я присоединился к сидящему на козлах Бади.
— Ну как, удалось тебе вчера что-нибудь узнать о том, как ты покуролесил? — спросил я его.
— О, да! — расплылся тот в широчайшей улыбке. — Я встретил Луто-пекаря. Он был вместе со мною все три дня, но оказался более стойким, нежели я, а потому смог всё рассказать весьма подробно и более чем живописно. И, если всё происходило именно так, как он мне поведал, то я очень с собой горжусь: сказания о моём загуле будут передаваться из уст в уста, войдут в историю! Дело было так. Захожу я, стало быть, в трактир в самом наипрекраснейшем расположении духа. Народу там, по ранности времени, совсем немного: Луто-пекарь, Саги-бронник, Нори-сапожник да Киту-писарь. Ну и, конечно же, сам Маро-трактирщик. Вот я и говорю им... Прости, Светлый, чуть попозже доскажу: караван навстречу движется, надобно с дороги свернуть. Очень оживлённое движение нынче, не правда ли?
Я неопределённо пожал плечами, а про себя подумал: «Не видел ты наших автострад!» Впрочем, вскоре я разделил его мнение. Дороги здесь чересчур узкие, и, по неписаному закону торговых путей, съезжать на обочину, уступая дорогу, обязан караван с меньшим числом повозок. Естественно, дорогу всегда уступали мы. Конечно, если вывесить лад-лэдский стяг, можно ощущать себя как правительственный «бугровоз» перед пёстрой стайкой «москвичей» и «жучек», но, во-первых, флага как такового ещё не имелось, а во-вторых, не хотелось видеть на встречных лицах вымученных улыбок, не способных замаскировать тяжёлого испуганно-напряжённого взгляда. Да и не спешили мы особенно — не на званый ужин едем.
Пропустив встречных, Бади снова выправил ковчег на дорогу и продолжил свой рассказ. Впрочем, ничего поражающего воображение, я от него не услышал. Да, погулял он неплохо. Но на Руси, бывало, гуляли и с гораздо большим размахом, и с более богатой фантазией. Естественно, говорить об этом Бади я не стал: его запой превратился для него в предмет его гордости, в символ щедрости и широты души. Нельзя попирать чужие святыни.
Из ковчега выпрыгнул сипс и скрылся в придорожных кустах — видимо, решил размяться. После него с самым хмурым видом вылез Петя.
— Что случилось? — спросил я. Но тот только недовольно отмахнулся и пошёл рядом по обочине, что-то высматривая на земле. Найдя солидный валун, он взвалил его на плечи и пустился бегом вперёд. Пробежал метров двести, потом повернул назад. Когда Петя, не обращая на нас внимания, пробежал мимо ковчега, я понял, что с ним происходит: он же из Неутомимых, у парня начинается «ломка».
Так мы ехали ещё некоторое время: волы мерно шлёпали копытами, Петя носился взад-вперёд со своим булыжником, Аррутар шуршал в зарослях. Эту мирную идиллию внезапно прервали выскочившие из-за поворота шестеро всадников. Подгоняя своих риков истошными воплями, они во весь опор мчались на нас. Однако, как оказалось, нападать они не собирались. Не снижая скорости, всадники проскакали дальше, и я обратил внимание на их перекошенные испугом лица.
— Привольные! — крикнул один из них, проносясь мимо.
— Э-э-э... А не пора ли нам покушать? — с самым невинным видом предложил Бади. — Мне так кажется, в самый раз. Я тут полянку прелестную заприметил. Совсем недалеко, всего пару силей назад...
— Не стоит, Бади. Для завтрака уже поздно, для обеда — рано. Так что — вперёд!
— Как прикажет Светлый... — горестно вздохнул наш интендант.
За ближайшим поворотом нам открылась грустная картина грабежа небольшого каравана, состоящего из трёх ковчегов, похожих на наш, но несравненно более богатых. Судя по всему, здесь состоялась довольно жаркая стычка. На обочине, прикрытые куском холста, лежали два тела. Ещё один труп лежал поодаль: рядом с ним, глядя на всех исподлобья и никого не подпуская к хозяину, стоял осёдланный боевой рик. В нескольких местах оказывали помощь раненым. Разношёрстная толпа грабителей, весело галдя, потрошила багаж. Четверо пленников в одинаковой униформе печально сидели на траве под охраной арбалетчиков.
Тут один из привольных увидел нас и, засунув в рот два пальца, пронзительно свистнул. Гомон на мгновение стих, но тут же возобновился с удвоенной силой, когда ватага, обнаружив новую добычу, выхватила оружие и бросилась на наш ковчег. Они обступили остановившуюся повозку со всех сторон.
— Хотите жить — отдавайте всё, что есть! — сиплым фальцетом проорал один из разбойников, яростно размахивая чем-то похожим на турецкий ятаган.
— Да забери! — раздался в ответ громовой крик, и подбежавший Петя запустил в толпу свой валун, который разом смёл четырёх привольных. Разбойники хором ахнули, но тут же опомнились, всей толпой бросились на него, и началась драка: вооружённая толпа против безоружного Пети. Это надо было видеть! Дрался Петя красиво: учили Неутомимых хорошо. Противники отлетали от него, как бандарлоги от медведя Балу. Те из разбойников, которым удавалось после этого встать, вновь бросались на него, но вновь и вновь отлетали прочь.
— Держись, Петя, сейчас помогу! — крикнул я, спрыгивая с козел на землю.
— Не надо! Самому мало! — прорычал тот.
— Не жадничай! — ревниво завопил я и ринулся в свалку.
Ух-х! Это было круто! Я чувствовал себя как рыба в воде: уходил от летящих на меня лезвий и короткими ударами перенаправлял их движение, отчего разбойничьи мечи разили своих же. Резкие тычки в болевые точки выводили из строя противников надёжнее иной увесистой плюхи. После пары удачных подсечек образовалась довольно солидная «куча мала», издающая смачную какофонию из криков, ругани, натужного кряхтения и других немелодичных звуков. Но не прошло и пары минут, как перед нами уже не осталось ни одной злобной физиономии, никто не размахивал кистенями, мечами и дубинками. Очень сплочённая стена из вражеских спин единым фронтом отступала к лесу. Ватага, преследуемая выскочившим из кустов сипсом, исчезла в зарослях.
— Если кто-нибудь двинется с места, я перережу ей глотку! — раздался за нами чей-то голос. Я оглянулся и увидел, как здоровенный лохматый мужик, левой рукой держа за волосы юную девушку, а правой — приставленный к её шее кривой кинжал, боком пробирается к тому же лесу.
— Режь, мне то что! Я её первый раз вижу! — рыкнул Петя и двинулся вперёд. Разбойник надавил на кинжал, и по шее девушки побежала красная капелька.
— Петя, стой! — приказал я, а затем обратился к привольному. — Отпусти девушку, и ты уйдёшь беспрепятственно!
— Ну да! Так я тебе и поверил! — хрипло просипел тот, и капли крови из-под кинжала побежали чаще. Он отступал всё дальше и дальше, а когда оказался, как ему показалось, на безопасном расстоянии, в ярости погрозил нам кулаком с зажатым в нём ножом. И тут на переносице разбойника, точно между глаз, образовалась дыра. Словно чему-то удивившись, он взмахнул руками и без звука рухнул навзничь. Я обернулся: из окна нашего ковчега торчал дымящийся глушитель карабина.
Девушка, зажав ладонью рану на шее, тихо опустилась на землю. Только сейчас я смог по-настоящему её рассмотреть. Очень мила. Черты её лица, бледного от пережитого волнения, у нас бы назвали греческими: прямой тонкий нос, большие миндалевидные глаза, маленькие, резко очерченные губы. Густые светло-каштановые волосы почти полностью скрывали плечи. Дорогое платье подчёркивало красоту изящной фигурки.
Как только исчезли привольные, все четверо оставшихся от эскорта охранников бросились к своей госпоже. Трое, подобрав на бегу первое попавшееся под руку оружие, стали на страже рядом с девушкой, а четвёртый принялся осторожно обрабатывать рану и накладывать повязку. Порез оказалась небольшим. Удостоверившись, что врачует он грамотно, я вернулся к ковчегу, из которого с недовольным видом вылезала Ил.
— Что случилось, боевая подруга? Почему невесела? — поинтересовался я.
— Сержусь на Джоя, — ответила она. — Почему он меня не разбудил? Я лишилась потрясающего зрелища! Как бы я хотела увидеть, как мой лад-лэд в одиночку разгоняет огромную толпу грабителей с большой дороги!
— Ну, это явное преувеличение. Во-первых, толпа была не такая уж огромная, а во-вторых, нас было трое: Петя, я и Синий Пёс. И ещё Джой помог.
— Фи! Помог он! Разок пальнул из окошка... Как в тире. Тоже мне, герой!
— Зря ты так, — заступился я за парня. — Очень хороший выстрел. Только вот тихострел для чего навернул?
— Чтобы стадо не разбежалось... — хмуро сострил Джой, обиженный словами Ил.
Из леса вышел Аррутар, гордо неся в пасти военный трофей — башмак одного из привольных. Я огляделся. Разбойников на поляне осталось двенадцать человек. Трое из них не смогли убежать по той причине, что в неразберихе драки их поранили свои же. Остальные потихоньку приходили в чувство после полученных от нас с Петей тумаков. Четверо привольных уже покорно стояли на коленях, низко опустив головы, хотя никто их к этому не принуждал: меня вообще коробит от вида униженного человека.
— Встаньте, — приказал я. Те из них, кто мог, поднялись и стояли всё так же понурившись: самое лучшее, на что они могли надеяться, исходя из местных законов, — быстрая и лёгкая смерть. И что, скажите на милость, я с ними должен делать? Убивать? Я окинул всех долгим взглядом:
— У меня очень хорошая память. В следующий раз... — привольные, не веря своим ушам, разом вскинули головы и стали переглядываться между собой: уж не ослышались ли? —...пощады не ждите. Убитые лежат — ваши?
— Те, что под холстинкой, наши, милостивец, наши, — кивнул один из разбойников, маленький плешивый мужичок с торчащей во все стороны пегой бородкой, а потом помахал раскрытой ладонью в сторону сражённого Джоем. — Ну, и атаман тож. А который с риком — не.
— В общем, так: забирайте своих убитых, раненых. И чем быстрее вас здесь не будет, тем лучше для вас.
Привольные часто-часто закивали и бросились выполнять приказ.
— Кому обязана своим спасением? — услышал я за своей спиной и обернулся. С повязкой на шее, бледная от пережитого волнения, спасённая нами девушка стояла, опираясь на руку одного из своих слуг и довольно бесцеремонно разглядывая меня с ног до головы.
— Моё имя Олин, — ответил я и, озорства ради, начал рассматривать её столь же бесцеремонно. Слуга, заметив это, нахмурился, но сказать ничего не посмел. — Дозволено мне будет спросить, кого мы имели счастье повстречать на своём пути?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37