Никаких иных помыслов у нее и не было. – Я сначала не придала этому значения, но теперь вспомнила, – задумчиво проговорила Эйлан. – Лианнон я тоже видела во сне.
Глава 4
Некоторое время спустя они всей семьей отправились на праздник. Майское утро выдалось ясным и теплым. Ночью лил дождь, и воздух был наполнен свежестью и прохладой, однако ветер угнал остатки облаков на восток, и у них над головами синело чистое небо. Казалось, вся природа заново раскрашена яркими сочными красками специально к этому дню.
Гай все еще хромал, однако Синрик снял с его лодыжки повязку, сказав, что ему уже пора ступать на больную ногу. Гай шел медленно, глубоко вдыхая прохладный воздух. После долгого пребывания в помещении он был просто опьянен свежестью майского утра. Две недели назад ему казалось, что он уже никогда не сможет выйти на улицу. Сейчас у него не было никаких желаний: достаточно того, что он жив, может любоваться переливающимися в лучах солнца зелеными листочками и весенними цветами, наблюдать за людьми, в ярких одеждах шествующими на праздник.
Эйлан нарядилась в бледно-зеленое платье, а сверху надела длинный широкий халат цвета молодой листвы, расшитый узором из коричневых и бледно-золотых ромбиков. Плечи окутаны сверкающей пелериной волос, которые сияют ярче, чем золотые броши и браслеты, украшавшие ее руки и одежду. Гай смотрел на девушку и думал, что с красотой Эйлан не может сравниться даже великолепие природы.
Он почти не вслушивался в болтовню своих спутников, обсуждающих церемонию праздника. Ребенком Гай несколько раз присутствовал на празднествах, которые устраивались соплеменниками его матери, и он предполагал, что и сейчас увидит нечто подобное. Приближаясь к месту проведения праздничной церемонии, Гай уже издали услышал бодрое и радостное гудение собравшихся там людей, – по большим праздникам у кельтов, как правило, устраивались ярмарки. Вообще-то торжества шли уже несколько дней и будут продолжаться еще какое-то время после сегодняшней церемонии, но день, когда зажигали костры, был главным днем всего праздника. А когда начнут сгущаться сумерки, перед народом появится Жрица Оракула.
Тут и там среди деревьев раскинулись шатры и сплетенные из ветвей шалаши, ведь на праздник съезжались люди из отдаленных мест, откуда им приходилось добираться по нескольку дней. Гай отметил, что почти все собравшиеся – корновы, но были здесь и люди с татуировками добуннов и ордовиков и даже несколько децинглов, которые жили к северу от Девы. После двухнедельного пребывания в доме Бендейджида Гай окончательно привык к речи британцев и теперь уже с легкостью изъяснялся на языке своего детства, а жизнь в Деве, служба в легионе казались далеким, смутным воспоминанием.
У стен старой крепости, возвышающейся на холме, стояли тесно примыкавшие друг к другу прилавки, с которых продавали посуду и мелкие гончарные изделия. Некоторые товары были совсем простенькие – очевидно, поделки местных крестьян. Но встречались и такие, которые не стыдно было выставить на продажу и в самом Риме. Возможно, это и были изделия римской работы, ведь в последнее время Британия все активнее торговала с Римом, а греческие и галльские торговцы разъезжали по всему миру. С других прилавков продавали яблоки и сладости, рядом раскинулись лошадиные базары. Была здесь и ярмарка рабочей силы, где, как объяснил Синрик, можно было нанять кого угодно, начиная от свинопаса и кончая нянькой для грудного младенца.
Но когда Гай поднялся на плоскую вершину холма, который островном возвышался посреди зеленого моря леса, у него от изумления захватило дух: он не ожидал, что ярмарка такая большая. Огромная расчищенная от деревьев площадка, насколько хватало взгляда, была уставлена палатками и кишела людьми. Однако в дальнем конце главного прохода величественно возвышался земляной курган с каменными воротами. Пересекая дорогу, ведущую к кургану, Синрик на мгновение остановился и, глядя на могильный холм, почтительно поклонился.
– Так это ваш храм? – поинтересовался Гай.
Синрик кинул на него удивленный взгляд, но все же объяснил:
– Там захоронен великий вождь наших предков. Люди не помнят его имени, разве что кто-нибудь из самых старых бардов. И если о нем и сложена песня, я ее позабыл, а может, никогда и не знал.
Другая, более длинная дорога вела к постройке в форме квадратной башни, вокруг которой вилась крытая соломой галерея. Гай с любопытством стал разглядывать башню.
– Там хранятся святыни, – прошептала Эйлан.
– А я подумал, что это храм, – тихо отозвался Гай.
Девушка недоуменно посмотрела на римлянина.
– Разве ты не знаешь, что богам поклоняются только под открытым небом? Этого нельзя делать под крышей, возведенной человеком, – сказала Эйлан и, с минуту помолчав, добавила: – На некоторых островах на западе, там, где не растут деревья, обряды отправляются в лесах из камня. Здесь, на юге, есть огромные каменные кольца, и отец говорит, что их тайна никому не известна. О значении этих древних колец знали лишь старые друиды, которые погибли, когда на нашу землю пришли римляне.
Внимание Эйлан привлекли браслеты из греческого стекла, и девушка остановилась поговорить с торговцем. Гай вздохнул. Лучше ни о чем не спрашивать, подумал он, чтобы не выдать себя. Существуют определенные вещи и понятия, которые, как полагали его спасители, должны быть известны даже силурам.
Они миновали прилавки с метлами. Миловидные девушки продавали венки – почти все пришедшие на праздник были с венками на головах – цветы и множество всякой всячины. Некоторые вещи Гай вообще в первый раз видел, так что даже не мог определить, для чего они предназначены. Молодые люди бродили от палатки к палатке, иногда останавливаясь, чтобы получше рассмотреть товары. Синрик хотел нанять свинопаса, но, узнав, сколько они просят за свой труд, отказался от этой идеи.
– Проклятые римляне угнали на работы столько наших людей, что приходится нанимать работников пасти скот и возделывать поля, – ругался Синрик. – Однако сейчас есть много и таких, кто вынужден был покинуть насиженные места, и иногда удается нанять людей, которые согласны работать за пищу и кров. Будь я землепашцем, я бы, наверное, только радовался, что есть такие работники. Но, надеюсь, этого не случится. Да хранят меня боги от такой участи!
В полдень Рея собрала всех своих домочадцев под раскидистым дубом у подножия холма, и они подкрепились кусочками холодного мяса с хлебом. У старой крепости сходилось много дорог. С того места, где они обедали, хорошо был виден широкий ровный тракт, по обочинам которого росли величавые дубы. Он тянулся в западном направлении до самого Вернеметона – вдали виднелись соломенные крыши домов и хозяйственных построек Лесной обители, утопавшие в густой зелени Священной рощи.
Синрик и Гай отправились посмотреть на лошадей, а Рея отошла поговорить с кем-то из знакомых. Девушки убирали оставшуюся после обеда еду. Вдруг Эйлан замерла на месте.
– Смотри, это Лианнон, – прошептала она.
Верховная Жрица в сопровождении нескольких помощниц шла по Священной дороге, по обеим сторонам которой, словно стражи, возвышались деревья. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву, неровным светом золотили хрупкую фигуру Лианнон. Она двигалась плавной походкой, как и подобает жрицам, и от этого казалась каким-то неземным существом. Проходя мимо Диды и Эйлан, Верховная Жрица остановилась, как будто собиралась пожелать им хорошо повеселиться. Ее взгляд упал на одну из девушек.
– Ты из рода Бендейджида, – сказала она, не сводя глаз с Диды. – Сколько тебе лет, дитя мое?
– Пятнадцать, – едва слышно прошептала девушка.
– Ты замужем? – продолжала расспрашивать Лианнон. Сердце Эйлан громко забилось, словно хотело выскочить из груди. Именно такой явилась ей во сне Верховная Жрица.
– Нет, – оцепенело ответила Дида. Словно завороженная ясным взором устремленных на нее глаз, она не отрываясь смотрела на жрицу.
– И ни с кем не помолвлена?
– Нет… пока нет, хотя я думала… – Девушка запнулась.
«Ну говори же! – молча взывала Эйлан. – Ты же помолвлена с Синриком! Ты должна сказать ей об этом!» Губы Диды беззвучно шевелились, но сама она словно застыла на месте, как маленький зайчишка, испуганный нависшей над ним тенью сокола.
Лианнон расстегнула синюю мантию из плотной ткани, спускавшуюся с ее плеч.
– Тогда я объявляю тебя служительницей Великой Богини. С этой минуты ты должна служить Ей, той, кому служу я, и никому другому… – Лианнон резким движением распахнула мантию, и она взметнулась над ней темным крылом. Ветви деревьев всколыхнулись от внезапного порыва ветра, и на мгновение все вокруг озарил яркий солнечный свет.
Эйлан зажмурилась. Конечно, это были лучи солнца, но в первый момент девушке показалось, что сияние исходит от самой жрицы. Она снова закрыла глаза, но в своем воображении по-прежнему видела лицо Богини с доброй материнской улыбкой и свирепым взглядом хищной птицы, и ей казалось, что этот ужасный взгляд устремлен на нее, а не на Диду. Но Лианнон ни разу не заговорила с ней, как будто вообще не видела ее.
– Отныне, дитя мое, ты будешь жить с нами в Лесной обители. Прямо завтра и приходи. – Голос Лианнон доносился будто издалека. – Так тому и быть.
Эйлан открыла глаза и увидела, как то место, где они стояли, накрыла тень, – это Верховная Жрица накинула свою мантию на хрупкие плечи Диды.
– Она – избранница Великой Богини. Владычица призывает ее. Так тому и быть, – хором вторили Лианнон сопровождавшие ее женщины.
Лианнон сняла с Диды свою мантию, снова облачилась в нее; женщины помогли Верховной Жрице застегнуть пряжку на груди. Затем она проследовала дальше, туда, где толпился собравшийся на праздник народ.
Эйлан не отрываясь смотрела вслед Лианнон.
– Избранница Великой Богини… ты будешь такой же, как она… Что с тобой? – Она сбросила оцепенение.
Дида стояла бледная как смерть, крепко сцепив руки, и вся дрожала от волнения.
– Ну почему я молчала? – проговорила она, качая головой. – Почему не посмела объяснить ей все? Я не могу уйти жить в Лесную обитель – я же помолвлена с Синриком!
– Вы еще не помолвлены, во всяком случае, официально, – заметила Эйлан; она все еще не могла прийти в себя после всего увиденного. – Простые обещания ни к чему не обязывают, да и пока не произошло ничего такого, что нельзя было бы исправить. И вообще я считаю, что лучше быть жрицей, чем выйти замуж за такого, как мой братец…
– Ты считаешь… – вспылила Дида. – Ну-ну, считай. Когда-нибудь ты поймешь, что это такое, уверяю тебя… – Дида умолкла; она была в отчаянии. – Ох, Эйлан, ты еще совсем ребенок!
Эйлан во все глаза смотрела на несчастную девушку. Только теперь она начала понимать, что Дида не разделяет ее радостного возбуждения.
– Дида, так, значит, ты не хочешь быть жрицей?
– Ну почему она не выбрала тебя? – беспомощно произнесла Дида. – Может, давай скажем, что она указала на тебя. А вдруг она, как и отец, перепутала нас. Может, на самом деле она хотела призвать тебя…
– Но это же кощунство! Ведь Великая Богиня избрала тебя, – решительно возразила Эйлан.
– Ну что я скажу Синрику? Как сообщу ему об этом? – Нервы у Диды не выдержали, и она начала безудержно хохотать.
– Дида, – Эйлан обняла девушку одной рукой, – а почему бы тебе не поговорить с отцом? Объясни ему, что ты не хочешь быть жрицей. Если бы выбор пал на меня, я была бы счастлива, но ты же и думать об этом не можешь без содрогания…
Оглушенная свалившимся на нее горем, Дида оцепенело проговорила:
– Боюсь. Отец не поймет меня. И не захочет перечить Верховной Жрице. Понимаешь… – Она понизила голос, и Эйлан пришлось напрягать слух, чтобы услышать ее слова. – Отец и Лианнон очень близкие друзья, как бы даже любовники…
Эйлан в изумлении уставилась на Диду; внутри у нее все кипело от негодования.
– Как ты можешь такое говорить? Она же жрица!
– Я не имею в виду ничего предосудительного, просто отец знает ее так давно… Иногда мне кажется, что он беспокоится о ней больше, чем о ком бы то ни было на всем белом свете, и уж во всяком случае мы, девочки, его меньше интересуем!
– Думай, что говоришь, – предупредила Эйлан; лицо ее пылало. – Не дай бог, услышит кто-нибудь и истолкует твои слова так же, как и я.
– Какое это имеет значение? – уныло произнесла Дида. – Лучше бы я умерла!
Эйлан не знала, как утешить подругу, и только молча сжимала руку девушки. У нее не укладывалось в голове, как можно отказываться от такой чести. А как счастлива будет Рея, когда узнает, что ее младшая сестра – избранница Великой Богини.
И Бендейджид будет доволен; он очень привязан к сестренке своей жены и всегда относился к ней, как к родной дочери. Эйлан испытывала глубокое разочарование, но старалась не думать о своих чувствах.
Гай и Синрик прохаживались среди праздничной толпы, время от времени останавливаясь возле какой-нибудь лошади, чтобы обсудить ее достоинства, затем шли дальше. Неожиданно Синрик спросил:
– Так ты, приятель, и вправду ничего не знаешь о том, что случилось на острове Мона? Я-то думал, раз ты живешь недалеко от Девы…
– Я никогда не слышал этой истории, – сказал Гай. – Я ведь из страны силуров, как ты знаешь, а это гораздо южнее. – А про себя подумал: «К тому же моя мать – жена большого римского чиновника, поэтому никто и не осмелился поведать мне об этом». – Значит, эта история всем известна? – вслух спросил Гай. – Ты говорил, что друид Арданос может рассказать ее в песне.
– Тогда слушай, и потом уже больше не удивляйся, что я так плохо отношусь к римлянам, – сердито сказал Синрик. – Когда-то давно, еще до прихода римлян, в одном уединенном месте была священная обитель. Там жили одни женщины. Сейчас на том месте грязное болото. Однажды туда пришли римляне и сделали то, что они делают повсюду: вырубили рощу, разграбили обитель, всех друидов, которые оказали им сопротивление, поубивали, а женщин изнасиловали, всех до одной – не пощадили ни старых жриц, ни самых юных послушниц. Некоторые из жриц годились им в бабушки, были там и девочки девяти-десяти лет, и римляне изнасиловали их всех!
Гай раскрыл рот от изумления. О событиях на острове Мона он слышал, но подобных ужасов ему не пересказывали. Римляне упоминали только о друидах, которые размахивали факелами, и о женщинах в темных одеяниях, которые изрыгали проклятия. Легионеры боялись войти в бушующие воды Менайского пролива, и, только после того как военачальник пристыдил их, они пошли в атаку. Остров Мона был последним оплотом жрецов-друидов. Гай думал, что друидов больше нет, пока судьба не свела его с Бендейджидом и Арданосом. С военной точки зрения очаг сопротивления на острове Мона необходимо было уничтожить. Но хороший командир не должен позволять солдатам бесчинствовать, гневно размышлял Гай. А может быть, воины так жестоко расправились с женщинами, потому что испугались их?
– Ты, наверное, хочешь спросить, что стало с теми женщинами? – продолжал Синрик. Вообще-то Гай и не думал ни о чем спрашивать, но он понимал, что Синрик рассказывает так, как его учили, и рано или поздно он все равно поведал бы ему об этом. – Почти все женщины забеременели от римлян, – отвечал Синрик на свой вопрос. – Когда дети появились на свет, всех девочек утопили в оскверненном римлянами священном озере, а мальчиков усыновили семьи друидов. Когда они выросли, им рассказали о том, как они появились на свет, и обучили военному делу, чтобы они могли отомстить за своих матерей и за своих богов. И поверь мне, они сделают это! Они отомстят – клянусь именем Великой Царицы Воронов, которая слышит меня! – зловеще добавил Синрик. Он замолчал. Гай с нарастающим беспокойством ждал, когда он продолжит свой рассказ. Синрик упоминал о тайной организации под названием Братство Воронов. Значит, он тоже принадлежит к этому братству?
Немного погодя Синрик заговорил снова:
– Вот тогда-то все женщины-друиды и пришли сюда, в Лесную обитель, где у них есть защитники.
Гай слушал британца и задавался вопросом, с какой целью тот рассказывает ему обо всем этом. Но ведь Синрик не знает, что он римлянин, и слава богу. Сейчас Гай сам был не рад, что он римлянин, хотя обычно гордился своим происхождением.
Сгущались сумерки, Гай увидел молодых мужчин в белых одеяниях; на шее у каждого из них блестела золотая крученая цепь. Они подносили хворост и складывали его в две огромные кучи перед могильным курганом. Синрик шепотом сообщил ему, что в каждой куче обязательно должны быть ветви девяти священных деревьев. Гай понятия не имел, какие деревья считаются священными, но спрашивать побоялся и просто кивнул в ответ. Между кучами хвороста положили дубовую доску, а в нее вертикально вставили круглую палочку. Девять друидов, девять величественных старцев в белоснежных одеяниях, под барабанный бой по очереди вращали эту палочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64