— Вам непременно надо знать все и сразу. Кто я на самом деле не знает даже моя мама. Она считает меня добрым и отзвычивым. Но ваш босс с этим категорически несогласен. Он убежден, что я вредный и опасный тип, портящий настроение олигархам.
Кажется, я заплел брюнету последние извилины. Он беспомощно оглянулся на своего приятеля, стоящего у машины, будто надеялся, что тот ему поможет выйти из запутанной ситуации.
— А где же Кольцов? — спросил он, теряя последние остатки мужества.
— Легендарный подполковник ФСБ Кольцов Павел Иванович давно почил в бозе, — сказал я печально-торжественно. — И не надо реанимировать его из небытия. Он этого не одобрит.
На брюнета уже было жалко смотреть. И если бы к нему на помощь не пришел мастодонт Саша, он бы точняком дал деру. Определенно.
— Да он это, — сказал Саша.
— Кольцов?
— Ну?
— А он говорит, что он Беркутов?
— Ну. И Беркутов. Он же говорит, что тот и другой. Это так, — проговорил Саша немыслимую для себя фразу.
Брюнет облегченно вздохнул. Но тут же вновь опечалился.
— А что это у вас с лицом? — спросил он меня.
— Сам не пойму, — пожал я плечами. — Шел по улице. Поскользнулся. Упал. Потерял сознание. Очнулся уже вот таким. Ничего не понимаю! И физиономию у меня вроде сугубо славянская. Может быть меня длинный нос подвел? Как вы считаете?
Но кажется я его уже достал окончательно и ему было совершенно наплевать и на мою внешность, и на меня самого.
— Пойдемте, — проговорил он и направился к машине. Я потопал следом. Мы сели в машину и поехали, судя по солнцу, куда-то на север. Через сорок минут мы остановились перед огромным фешенебельным «замком». Несмотря на внушительные размеры и импозантный вид, «замок», сложенный из красного отделочного кирпича, выглядел несколько мрачновато, «Замок Дракулы» — тут же окрестил я его.
Затем меня провели в роскошный холл, посадили в кресло и сказали: «Ждите». И я стал ждать, когда ясновельможный пан соизволят меня принять.
Ждать пришлось долго, больше часа. Но вот появился мой старый знакомый брюнет и торжественно провозгласил:
— Идемте!
При близком рассмотрении олигарх показался мне ещё комичнее и нелепее, чем выглядел на экране телевизора. А великолепие и красота кабинета лишь подчеркивали его убожество. И глядя прямо и открыто в его маленькие бегающие и насквозь лживые глазки, я подивился: «Неужели же люди, имеющие с ним дело, не видят, что этому прохендею нельзя ни в чем доверять?!» Я бы такому даже личной кошки не доверил — испортит. Определенно.
Но это он для других могущественный олигарх, а для меня — пустое место. Детей мне с ним не крестить, денег мне его не надо, пусть ими подавится, ублюдок, должностей — тоже. И вообще, пошел бы от к такой матери! Чтобы Дима Беркутов стоял перед ним, как бедный родственник? Ну уж нет!
Вальяжной походкой я продефилировал через весь кабинет, сел в кресло за приставным столом и, глядя нагло и открыто на сатрапа, сказал:
— Ну, что скажешь, дядя?
Сосновский конечно же был шокирован моим беспардонным поведением, но вида не подал. Дьявол он на то и дьявол, что умеет скрывать свои чувства.
— Как вас того?… Зовут, ага?… Из головы… Все забываю. — Сухой и неприятный голос олигарха чем-то напоминал стрекот сороки.
— Дмитрием Константиновичем меня, ага.
Но он вновь сделал вид, что не обратил внимания на мою очередную выходку.
— Это конечно… Здравствуйте!
— Здравствуйте!
— И зачем к нам в эту… в столицу?… Пожаловали?… Зачем, Дмитрий э-э-э Константинович?
Это он надо мной, стало быть, издевается. Хочет показать, что я в полной его зависимости, что он хозяин положения, а я так себе, недоразумение какое-то? Дохлый номер, дядя! Не на того напал. Я таких убогих олигархов одной левой.
— Да вот, решил на тебя посмотреть. А то люди говорят: «Демон, демон». Дай, думаю, взгляну, никогда прежде демонов не видел. Любопытно. А теперь вот вижу — никакой ты не демон, а Богом обиженный человек. Даже сочувствие к тебе имею. Как только тебя, такого образину, жена терпит? Моя бы давно сбежала. Факт!
Лицо олигарха пошло красными пятнами, а черные глазки выразили растерянность и недоумение. Он явно не был готов к подобному повороту событий. Это продолжалось около минуты. Но вот его лицо вновь стало умильно-благостным, глазки заблестели веселостью и жизнелюбием. Глядя на меня он сокрушенно покачал головой и укоризненно, но ласково, как разговаривают с непослушным ребенком, проговорил:
— Зачем вы так, Дмитрий э-э-э… Не надо так… Со мной так… Не надо. Я ведь все про вас. — Он похлопал рукой по папке. — Вот тут все… Про вас. Все.
— А что там «все про вас» может быть? Дмитрий Беркутов чист перед законом и людьми, чего бы не сказал о некоторых других субъектах Российской Федерации. По ним, по этим субъектам, давно веревка плачет.
И снова Сосновского на какое-то время заклинило. Но он вновь очень быстро преодолел стопор. Печально улыбнулся и как прежде покачал своей «милой» головкой одноглавого дракона.
— Ну, зачем же. Дмитрий э-э-э… так?… О моих людях так?… Неуважительно? Зачем?… Они тут много чего… Зря вы. Очень того… Любопытно, ага. — Он раскрыл папку и рассматривая её содержимое, меленько захихикал. — Экий вы тут… Герой какой!… Вот бы ваша жена… Посмеялась бы, ага.
Или этот лысый черт блефует, или действительно подготовил мне какую-то подлянку? Но я-то точно знал, что последнее время был чист не только перед законом, но и перед собственной женой.
— Разрешите полюбопытствовать? — Я протянул руку, будто просил у олигарха подачку.
— Это конечно… Это, пожалуйста, ага. — Он передал мне пачку фотографий.
Стоило лишь на них взглянуть, как мне стало так муторно на душе, что захотелось унестись далеко-далеко от всего этого безобразия, от этого хренова олигарха — пародию на человека, от его мерзостей и гнустостей. Но фотографии жгли мне руки и не позволяли сбежать от жуткой действительности.
— Туфта это, начальник! — ошарашено выдавил я из себя, от растерянности употребляя лагерный жаргон.
— Фу, как! — скорчил брезгливую мину Сосновский. — Некрасиво как… Почему же, я извиняюсь… Когда вот они… Фотографии — вот? Это ведь того… Документ, ага. Фиксация, можно сказать… Событий, можно сказать. Зря вы, Дмитрий э-э-э… так-то. Зря.
Я уже и сам понимал, что зря. Крыть мне было нечем. Это называется — приехали! Ни фига, блин, заявочки! Это что же получается?! Если ты даже кристально чист и изнутри и снаружи, так чист, что даже поскрипываешь, как накрахмаленная скатерть, то это ровным счетом ничего не значит. Эти шакалы так тебя вываляют в дерьме, так обольют помоями, что потом век не отмоешься. Определенно. Так вот отчего у меня башка раскалывалась? Они напичкали меня какой-то дрянью и заставили «танцевать» стриптиз. Фотографии были яркими, красочными, впечатляли. На двух из них я в салоне самолета напропалую целовался с хорошенькой стюардессой. На восьми остальных я весь голенький, аки Адам до рождения Евы, в разных позах и положениях был заснят в компании двух пышнотелых девиц. Но больше убеждали даже не эти девицы, а многочисленные синяки и ссадины на моем теле. Все ясно — герой не выдержал пыток, сломался, а теперь утешается в объятиях сладострастных путан. Да-а, дела-а! Дела, как сажа бела. Уверен, что у них и видеокассета есть со всем этим безобразием. Специалисты!
— Очень впечатляет! — вынужден был я согласиться. — Этот тип, — я указал на фотографии, — до того на меня похож, что даже я стал сомневаться — я это или не я?
— Вы это, Дмитрий э-э-э… Вы, ага.
— Нет, смею утверждать, что это не я. У меня на два сантиметра длинней. Я свои размеры знаю. Показать? — Шутка получилась грубой, пошлой и плоской, как коровья лепеха. Я стремительно деградировал прямо на глазах.
— Ну, зачем же того… — брезгливо поморщился олигарх. — Некрасиво это, ага… Нехорошо.
Я молча вернул ему фотографии. Мне стыдно было за себя и за того парня, который на фотографиях. Что они, гады, с ним сделали?! Он так любил свою жену, так ей был предан! Боже, если ты есть, то покарай нечестивцев!
Но как оказалось, это была лишь прелюдия к спекталю под названием: «Маленький капут» или «Бедный мент в пасти у дракона».
Сосновский пошелестел бумагами в папке, вытащил на свет одну из них и стал читать. Читать он научился лучше, чем говорить.
— «Начальнику следственного управления прокуратуры Новосибирской области государственному советнику юстиции 3 класса Иванову С.И. от гражданина Варданяна Алика Ивановича»…
— Не надо, — попросил я, так как боялся, что мое бедное сердце не выдержит такого позора и взорвется.
— Ну, отчего же… Очень того… Любопытно, ага… Как в этом… Как его? Кино… Как в кино. Замечательно!
И чтобы дать выход скопившейся во мне отрицательной энергии, я заорал благим матом:
— Не надо больше кина, начальник! Я это кино уже видел. Ты потом дома бабе своей будешь кино крутить.
Сосновский прекрасно понимал, что я сейчас испытываю и буквально наслаждался минутой торжества.
— Ну, если не хотите… Кино не хотите. Можно того… Послушать можно. — Олигарх нажал на одну из кнопок телефона. — Алик Иванович, ты нам того… То место, ага… Организуй, ага.
И тут я услышал собственный бодрый и самонадеянный голос:
«А как же, Алик Иванович, наша фирма веников не вяжет и, в отличии от вашей, проколов не допускает. За такие проколы нас бы давно выгнали с работы»,
Это был глубочайший нокаут по всем правилам профессионального бокса. Такого со мной ещё не было. Определенно. Я даже не мог придумать себе определения, — все они казались слишком безобидными для меня.
В Центр ушла телеграмма: «Олигарх — Юстасу. Алексу капут. Оказался полным болваном. Присылайте следующего». И это уже никакая не шутка. Болван и есть. Причем, не просто болван, а самонадеянный болван! А такой опасен вдвойне. Его к оперативной работе на пушечный выстрел не надо подпускать. Крутой уокер, крутой уокер! Ха-ха! Крутой кретин! Как же они меня красиво сделали! Молодцы! Раньше мне такого бы и в кошмарном сне не приснилось. А я-то считал, что поймал Варданяна на голый крючок. Дурачина я простофиля! Это он меня на голый крючок поймал. А он-то как раз молодец, разыграл все как по нотам. Они внимательно изучили все мои «подвиги» и поняли, что мужик я нахрапистый и привык все решать кавалерийским наскоком, покажи противник слабину, и я тут же начну его вербовать. На этом они меня и поймали. По существу, я действовал по тому же сценарию, что и на Кавказе. Хитрый лис Сосновский это учел и построил мне большущую фигуру из трех пальцев. Это называется — довыступался! Что же теперь будет? То, что ничего хорошего, это определенно.
— Чего того?… Дмитрий э-э-э… Молчите чего?
— А что того… Говорить, ага… Сделали вы меня. По всем статьям сделали, мать вашу!
Сосновский неожиданно вскочил, засучил перед собой кулачками, даже топнул ножкой. Закричал гневливо:
— Не сметь!… Мою мать!… Не сметь!
— Хорошо, не буду, — тут же согласился я.
Олигарх выскочил из-за стола и меленькими шажками пробежался взад-вперед по кабинету. Боже, до чего же он ужасен! Этакий страшилка из детских комиксов. Сотворила же природа подобное «чудо», будто специально для того, чтобы отравлять людям жизнь. В нем буквально все, начиная от нелепой фигуры и кончаю мозгом работающим в системе синхрофазотрона, подчинено именно этой цели. Осознает ли он сам это? Вряд ли. И никакой управы нет на этого черта. Прошлый раз, расследуя дело Кудрявцева, Сергей Иванович начал было к нему подбираться, но Генеральная прокуратура тут же дала по рукам — не лезь не в свое дело. Точно, у него везде все схвачено, за все заплачено. Как же быть? Может быть взять вон ту массивную хрустальную пепельницу да шарахунуть его по лысой башке — освободить Россию от этого демона? Впрочем, это мало что даст. Его место займет другой такой же. А из этого продажные журналисты сделают национального героя, пострадавшего за интересы страны. Определенно. И многие молодые толпами побегут в сосновские. Нет. здесь нужно что-то иное. Но вот что? Моим слабым умишком вряд ли можно что-то придумать.
Сосновский ещё пару минут побегал по кабинету, выпустил пар, успокоился, вернулся за стол. Покачал укоризненно головой и даже погрозил мне пальчиком.
— Экий вы, Дмитрий э-э-э…
Мне до чертиков уже надоело это эканье и я подсказал:
— Константинович.
— Ну да… Это конечно, ага… Нехорошо так, Дмитрий э-э-э…
— Константинович.
— Нехорошо это, Дмитрий Константинович… Выражаться. Нехорошо.
— А я не выражаюсь,
— Нет, выражаетесь… Я же собственными этими… Ушами этими… Слышал.
— Как же ты меня притомил, олигарх, — устало проговорил я. — Пошел бы ты тогда к такой матери! Общение с тобой сделает из меня неврастеника. Определенно.
Сосновский рассмеялся, будто я сказал что-то очень смешное. Вероятно олигарх любил, когда лиди выказывают перед ним слабость.
Он вновь нажал на кнопку на пульте телефона и сказал:
— Два кофе.
Через пару минут бесшумно вошел невысокого росточка симпатичный молодой человек с подносом в руках, выставил на стоящий в углу кабинета круглый столик две чашки кофе и вазу с фигурным шоколадом и так же бесшумно вышел.
Я уже отметил, что в постоянном окружении Сосновского были все люди невысокого роста. По всему, он не любил высоких. А я был именно из таких.
— Давайте, Дмитрий э-э-э…
— Послушайте, Виктор Ильич, — не выдержал я, — в таком случае называйте меня просто Димой.
— Ага. Совершенно нет памяти на эти… На имена, ага… Совершенно, — пожаловался мне олигарх. — Давайте по чашке… И того… Потолкуем ага.
Мы перешли в угол кабинета и стали пить кофе в полном молчании. Я устал от позора, Сосновский — от триумфа. Наконец, кофе был выпит и я, спросив разрешения у хоязина, закурил. Я терялся в догадках. Что ещё задумал этот хитрый лис? С «приговоренным к расстрелу» он вряд ли стал бы распивать кофе. Путем шантажа склонить к предательству? Нет, он не такой наивный, должен прекрасно осознавать, что такое не пройдет ни при какой погоде. Тогда, что? Приготовил очередную подлянку? Может быть у него сегодня день смеха?
— А что бы вам того… не поработать на этого… На меня не поработать? — вдруг сказал Сосновский.
Предложение было настолько неожиданным, что я буквально онемел от изумления, Теперь я понимал ещё меньше чем когда бы то ни было. Зачем ему это? Ему что, некому подлянки делать? По-моему, он их утраивает всей стране и довольно регулярно.
— Почему вы того… Молчите почему?
— Я посчитал, что вы неудачно пошутили.
— Нет, я это… Серьезно это. Так как?
— И в каком же качетве? Если в качестве боксерской груши для ваших ребят, то нет, я не согласен.
— Зачем же… Приличную найдем… Должность приличную… Сколько вы там… — Олигарх отчего-то показал на окно. — Получаете? Сколько?
— Мне вполне хватает, — ответил я уклончиво. — И потом, я же не из-за денег, а по идейным соображениям.
— А, бросьте! — пренебрежительно махнул рукой Сосноывский. — Чего уж тут… Передо мной?… Чего? Я в десять раз больше, ага… Машину… Квартиру… Все будет… Сразу будет. Так как?
— Я не могу вот так, с кондачка решить такой важный для себя вопрос, — ответил я, пытаясь выиграть время и все как следует обмозговать. Я был настолько напуган предыдущим, что очень не хотел оказаться по своей глупости в новом дерьме.
Сосновский неожиданно легко со мной согласился.
— Это конечно… Это я понимаю… Надо подумать… Думайте… Надумаете, я всегда… К вашим этим… Услугам вашим, ага… Всегда, так сказать. — Сосновский встал. — Не смею того… Задерживать, ага.
Полный противоречивых чувств я покинул кабинет олигарха. Не верил я этому черту лысому, ни одному его слову не верил. Определенно.
Меня вернули на базу отдыха, где я продолжил мыслительную деятельность, если то, что я ношу на плечах, ещё способна родить что-то конструктивное. Вряд ли. Но надо попытаться. Иной альтернативы у меня нет. Да, здорово я отличился. Так отличился, что этот позор теперь до конца дней моих будет приходить ко мне в кошмарных снах. Меня эта дура молохольная эйфория подвела. Что б ей пусто было. Раскудахталась зараза: «Ах, какой умный! Ах, какой замечательный! Ах, какой крутой парнишка! Прям сибирский уокер!» И ведь по прежнему опыту знал, что стоит только послушать эту дуру, как окажусь в дерьме. Но, похоже, что прежний опыт лишь Сосновскому полезен, а Беркутову он до лампочки. Учит этого бедолагу жизнь, учит, а ему все, что об стенку горох — то поступит в партию, то наступит в дерьмо. Ну да ладно, хватит самокритики, пора думать о том, как без посторонней помощи выбраться из пасти дракона.
Итак, почему олигарх мне предложил трудоустройство? Я вроде бы не безработный и в его благотворительности не нуждаюсь. Допустим, что я откажусь. Что тогда будет? Тогда он, как пить-дать, меня убьет. Вернуть меня в таком виде жене и родному коллективу ему совесть не позволит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Кажется, я заплел брюнету последние извилины. Он беспомощно оглянулся на своего приятеля, стоящего у машины, будто надеялся, что тот ему поможет выйти из запутанной ситуации.
— А где же Кольцов? — спросил он, теряя последние остатки мужества.
— Легендарный подполковник ФСБ Кольцов Павел Иванович давно почил в бозе, — сказал я печально-торжественно. — И не надо реанимировать его из небытия. Он этого не одобрит.
На брюнета уже было жалко смотреть. И если бы к нему на помощь не пришел мастодонт Саша, он бы точняком дал деру. Определенно.
— Да он это, — сказал Саша.
— Кольцов?
— Ну?
— А он говорит, что он Беркутов?
— Ну. И Беркутов. Он же говорит, что тот и другой. Это так, — проговорил Саша немыслимую для себя фразу.
Брюнет облегченно вздохнул. Но тут же вновь опечалился.
— А что это у вас с лицом? — спросил он меня.
— Сам не пойму, — пожал я плечами. — Шел по улице. Поскользнулся. Упал. Потерял сознание. Очнулся уже вот таким. Ничего не понимаю! И физиономию у меня вроде сугубо славянская. Может быть меня длинный нос подвел? Как вы считаете?
Но кажется я его уже достал окончательно и ему было совершенно наплевать и на мою внешность, и на меня самого.
— Пойдемте, — проговорил он и направился к машине. Я потопал следом. Мы сели в машину и поехали, судя по солнцу, куда-то на север. Через сорок минут мы остановились перед огромным фешенебельным «замком». Несмотря на внушительные размеры и импозантный вид, «замок», сложенный из красного отделочного кирпича, выглядел несколько мрачновато, «Замок Дракулы» — тут же окрестил я его.
Затем меня провели в роскошный холл, посадили в кресло и сказали: «Ждите». И я стал ждать, когда ясновельможный пан соизволят меня принять.
Ждать пришлось долго, больше часа. Но вот появился мой старый знакомый брюнет и торжественно провозгласил:
— Идемте!
При близком рассмотрении олигарх показался мне ещё комичнее и нелепее, чем выглядел на экране телевизора. А великолепие и красота кабинета лишь подчеркивали его убожество. И глядя прямо и открыто в его маленькие бегающие и насквозь лживые глазки, я подивился: «Неужели же люди, имеющие с ним дело, не видят, что этому прохендею нельзя ни в чем доверять?!» Я бы такому даже личной кошки не доверил — испортит. Определенно.
Но это он для других могущественный олигарх, а для меня — пустое место. Детей мне с ним не крестить, денег мне его не надо, пусть ими подавится, ублюдок, должностей — тоже. И вообще, пошел бы от к такой матери! Чтобы Дима Беркутов стоял перед ним, как бедный родственник? Ну уж нет!
Вальяжной походкой я продефилировал через весь кабинет, сел в кресло за приставным столом и, глядя нагло и открыто на сатрапа, сказал:
— Ну, что скажешь, дядя?
Сосновский конечно же был шокирован моим беспардонным поведением, но вида не подал. Дьявол он на то и дьявол, что умеет скрывать свои чувства.
— Как вас того?… Зовут, ага?… Из головы… Все забываю. — Сухой и неприятный голос олигарха чем-то напоминал стрекот сороки.
— Дмитрием Константиновичем меня, ага.
Но он вновь сделал вид, что не обратил внимания на мою очередную выходку.
— Это конечно… Здравствуйте!
— Здравствуйте!
— И зачем к нам в эту… в столицу?… Пожаловали?… Зачем, Дмитрий э-э-э Константинович?
Это он надо мной, стало быть, издевается. Хочет показать, что я в полной его зависимости, что он хозяин положения, а я так себе, недоразумение какое-то? Дохлый номер, дядя! Не на того напал. Я таких убогих олигархов одной левой.
— Да вот, решил на тебя посмотреть. А то люди говорят: «Демон, демон». Дай, думаю, взгляну, никогда прежде демонов не видел. Любопытно. А теперь вот вижу — никакой ты не демон, а Богом обиженный человек. Даже сочувствие к тебе имею. Как только тебя, такого образину, жена терпит? Моя бы давно сбежала. Факт!
Лицо олигарха пошло красными пятнами, а черные глазки выразили растерянность и недоумение. Он явно не был готов к подобному повороту событий. Это продолжалось около минуты. Но вот его лицо вновь стало умильно-благостным, глазки заблестели веселостью и жизнелюбием. Глядя на меня он сокрушенно покачал головой и укоризненно, но ласково, как разговаривают с непослушным ребенком, проговорил:
— Зачем вы так, Дмитрий э-э-э… Не надо так… Со мной так… Не надо. Я ведь все про вас. — Он похлопал рукой по папке. — Вот тут все… Про вас. Все.
— А что там «все про вас» может быть? Дмитрий Беркутов чист перед законом и людьми, чего бы не сказал о некоторых других субъектах Российской Федерации. По ним, по этим субъектам, давно веревка плачет.
И снова Сосновского на какое-то время заклинило. Но он вновь очень быстро преодолел стопор. Печально улыбнулся и как прежде покачал своей «милой» головкой одноглавого дракона.
— Ну, зачем же. Дмитрий э-э-э… так?… О моих людях так?… Неуважительно? Зачем?… Они тут много чего… Зря вы. Очень того… Любопытно, ага. — Он раскрыл папку и рассматривая её содержимое, меленько захихикал. — Экий вы тут… Герой какой!… Вот бы ваша жена… Посмеялась бы, ага.
Или этот лысый черт блефует, или действительно подготовил мне какую-то подлянку? Но я-то точно знал, что последнее время был чист не только перед законом, но и перед собственной женой.
— Разрешите полюбопытствовать? — Я протянул руку, будто просил у олигарха подачку.
— Это конечно… Это, пожалуйста, ага. — Он передал мне пачку фотографий.
Стоило лишь на них взглянуть, как мне стало так муторно на душе, что захотелось унестись далеко-далеко от всего этого безобразия, от этого хренова олигарха — пародию на человека, от его мерзостей и гнустостей. Но фотографии жгли мне руки и не позволяли сбежать от жуткой действительности.
— Туфта это, начальник! — ошарашено выдавил я из себя, от растерянности употребляя лагерный жаргон.
— Фу, как! — скорчил брезгливую мину Сосновский. — Некрасиво как… Почему же, я извиняюсь… Когда вот они… Фотографии — вот? Это ведь того… Документ, ага. Фиксация, можно сказать… Событий, можно сказать. Зря вы, Дмитрий э-э-э… так-то. Зря.
Я уже и сам понимал, что зря. Крыть мне было нечем. Это называется — приехали! Ни фига, блин, заявочки! Это что же получается?! Если ты даже кристально чист и изнутри и снаружи, так чист, что даже поскрипываешь, как накрахмаленная скатерть, то это ровным счетом ничего не значит. Эти шакалы так тебя вываляют в дерьме, так обольют помоями, что потом век не отмоешься. Определенно. Так вот отчего у меня башка раскалывалась? Они напичкали меня какой-то дрянью и заставили «танцевать» стриптиз. Фотографии были яркими, красочными, впечатляли. На двух из них я в салоне самолета напропалую целовался с хорошенькой стюардессой. На восьми остальных я весь голенький, аки Адам до рождения Евы, в разных позах и положениях был заснят в компании двух пышнотелых девиц. Но больше убеждали даже не эти девицы, а многочисленные синяки и ссадины на моем теле. Все ясно — герой не выдержал пыток, сломался, а теперь утешается в объятиях сладострастных путан. Да-а, дела-а! Дела, как сажа бела. Уверен, что у них и видеокассета есть со всем этим безобразием. Специалисты!
— Очень впечатляет! — вынужден был я согласиться. — Этот тип, — я указал на фотографии, — до того на меня похож, что даже я стал сомневаться — я это или не я?
— Вы это, Дмитрий э-э-э… Вы, ага.
— Нет, смею утверждать, что это не я. У меня на два сантиметра длинней. Я свои размеры знаю. Показать? — Шутка получилась грубой, пошлой и плоской, как коровья лепеха. Я стремительно деградировал прямо на глазах.
— Ну, зачем же того… — брезгливо поморщился олигарх. — Некрасиво это, ага… Нехорошо.
Я молча вернул ему фотографии. Мне стыдно было за себя и за того парня, который на фотографиях. Что они, гады, с ним сделали?! Он так любил свою жену, так ей был предан! Боже, если ты есть, то покарай нечестивцев!
Но как оказалось, это была лишь прелюдия к спекталю под названием: «Маленький капут» или «Бедный мент в пасти у дракона».
Сосновский пошелестел бумагами в папке, вытащил на свет одну из них и стал читать. Читать он научился лучше, чем говорить.
— «Начальнику следственного управления прокуратуры Новосибирской области государственному советнику юстиции 3 класса Иванову С.И. от гражданина Варданяна Алика Ивановича»…
— Не надо, — попросил я, так как боялся, что мое бедное сердце не выдержит такого позора и взорвется.
— Ну, отчего же… Очень того… Любопытно, ага… Как в этом… Как его? Кино… Как в кино. Замечательно!
И чтобы дать выход скопившейся во мне отрицательной энергии, я заорал благим матом:
— Не надо больше кина, начальник! Я это кино уже видел. Ты потом дома бабе своей будешь кино крутить.
Сосновский прекрасно понимал, что я сейчас испытываю и буквально наслаждался минутой торжества.
— Ну, если не хотите… Кино не хотите. Можно того… Послушать можно. — Олигарх нажал на одну из кнопок телефона. — Алик Иванович, ты нам того… То место, ага… Организуй, ага.
И тут я услышал собственный бодрый и самонадеянный голос:
«А как же, Алик Иванович, наша фирма веников не вяжет и, в отличии от вашей, проколов не допускает. За такие проколы нас бы давно выгнали с работы»,
Это был глубочайший нокаут по всем правилам профессионального бокса. Такого со мной ещё не было. Определенно. Я даже не мог придумать себе определения, — все они казались слишком безобидными для меня.
В Центр ушла телеграмма: «Олигарх — Юстасу. Алексу капут. Оказался полным болваном. Присылайте следующего». И это уже никакая не шутка. Болван и есть. Причем, не просто болван, а самонадеянный болван! А такой опасен вдвойне. Его к оперативной работе на пушечный выстрел не надо подпускать. Крутой уокер, крутой уокер! Ха-ха! Крутой кретин! Как же они меня красиво сделали! Молодцы! Раньше мне такого бы и в кошмарном сне не приснилось. А я-то считал, что поймал Варданяна на голый крючок. Дурачина я простофиля! Это он меня на голый крючок поймал. А он-то как раз молодец, разыграл все как по нотам. Они внимательно изучили все мои «подвиги» и поняли, что мужик я нахрапистый и привык все решать кавалерийским наскоком, покажи противник слабину, и я тут же начну его вербовать. На этом они меня и поймали. По существу, я действовал по тому же сценарию, что и на Кавказе. Хитрый лис Сосновский это учел и построил мне большущую фигуру из трех пальцев. Это называется — довыступался! Что же теперь будет? То, что ничего хорошего, это определенно.
— Чего того?… Дмитрий э-э-э… Молчите чего?
— А что того… Говорить, ага… Сделали вы меня. По всем статьям сделали, мать вашу!
Сосновский неожиданно вскочил, засучил перед собой кулачками, даже топнул ножкой. Закричал гневливо:
— Не сметь!… Мою мать!… Не сметь!
— Хорошо, не буду, — тут же согласился я.
Олигарх выскочил из-за стола и меленькими шажками пробежался взад-вперед по кабинету. Боже, до чего же он ужасен! Этакий страшилка из детских комиксов. Сотворила же природа подобное «чудо», будто специально для того, чтобы отравлять людям жизнь. В нем буквально все, начиная от нелепой фигуры и кончаю мозгом работающим в системе синхрофазотрона, подчинено именно этой цели. Осознает ли он сам это? Вряд ли. И никакой управы нет на этого черта. Прошлый раз, расследуя дело Кудрявцева, Сергей Иванович начал было к нему подбираться, но Генеральная прокуратура тут же дала по рукам — не лезь не в свое дело. Точно, у него везде все схвачено, за все заплачено. Как же быть? Может быть взять вон ту массивную хрустальную пепельницу да шарахунуть его по лысой башке — освободить Россию от этого демона? Впрочем, это мало что даст. Его место займет другой такой же. А из этого продажные журналисты сделают национального героя, пострадавшего за интересы страны. Определенно. И многие молодые толпами побегут в сосновские. Нет. здесь нужно что-то иное. Но вот что? Моим слабым умишком вряд ли можно что-то придумать.
Сосновский ещё пару минут побегал по кабинету, выпустил пар, успокоился, вернулся за стол. Покачал укоризненно головой и даже погрозил мне пальчиком.
— Экий вы, Дмитрий э-э-э…
Мне до чертиков уже надоело это эканье и я подсказал:
— Константинович.
— Ну да… Это конечно, ага… Нехорошо так, Дмитрий э-э-э…
— Константинович.
— Нехорошо это, Дмитрий Константинович… Выражаться. Нехорошо.
— А я не выражаюсь,
— Нет, выражаетесь… Я же собственными этими… Ушами этими… Слышал.
— Как же ты меня притомил, олигарх, — устало проговорил я. — Пошел бы ты тогда к такой матери! Общение с тобой сделает из меня неврастеника. Определенно.
Сосновский рассмеялся, будто я сказал что-то очень смешное. Вероятно олигарх любил, когда лиди выказывают перед ним слабость.
Он вновь нажал на кнопку на пульте телефона и сказал:
— Два кофе.
Через пару минут бесшумно вошел невысокого росточка симпатичный молодой человек с подносом в руках, выставил на стоящий в углу кабинета круглый столик две чашки кофе и вазу с фигурным шоколадом и так же бесшумно вышел.
Я уже отметил, что в постоянном окружении Сосновского были все люди невысокого роста. По всему, он не любил высоких. А я был именно из таких.
— Давайте, Дмитрий э-э-э…
— Послушайте, Виктор Ильич, — не выдержал я, — в таком случае называйте меня просто Димой.
— Ага. Совершенно нет памяти на эти… На имена, ага… Совершенно, — пожаловался мне олигарх. — Давайте по чашке… И того… Потолкуем ага.
Мы перешли в угол кабинета и стали пить кофе в полном молчании. Я устал от позора, Сосновский — от триумфа. Наконец, кофе был выпит и я, спросив разрешения у хоязина, закурил. Я терялся в догадках. Что ещё задумал этот хитрый лис? С «приговоренным к расстрелу» он вряд ли стал бы распивать кофе. Путем шантажа склонить к предательству? Нет, он не такой наивный, должен прекрасно осознавать, что такое не пройдет ни при какой погоде. Тогда, что? Приготовил очередную подлянку? Может быть у него сегодня день смеха?
— А что бы вам того… не поработать на этого… На меня не поработать? — вдруг сказал Сосновский.
Предложение было настолько неожиданным, что я буквально онемел от изумления, Теперь я понимал ещё меньше чем когда бы то ни было. Зачем ему это? Ему что, некому подлянки делать? По-моему, он их утраивает всей стране и довольно регулярно.
— Почему вы того… Молчите почему?
— Я посчитал, что вы неудачно пошутили.
— Нет, я это… Серьезно это. Так как?
— И в каком же качетве? Если в качестве боксерской груши для ваших ребят, то нет, я не согласен.
— Зачем же… Приличную найдем… Должность приличную… Сколько вы там… — Олигарх отчего-то показал на окно. — Получаете? Сколько?
— Мне вполне хватает, — ответил я уклончиво. — И потом, я же не из-за денег, а по идейным соображениям.
— А, бросьте! — пренебрежительно махнул рукой Сосноывский. — Чего уж тут… Передо мной?… Чего? Я в десять раз больше, ага… Машину… Квартиру… Все будет… Сразу будет. Так как?
— Я не могу вот так, с кондачка решить такой важный для себя вопрос, — ответил я, пытаясь выиграть время и все как следует обмозговать. Я был настолько напуган предыдущим, что очень не хотел оказаться по своей глупости в новом дерьме.
Сосновский неожиданно легко со мной согласился.
— Это конечно… Это я понимаю… Надо подумать… Думайте… Надумаете, я всегда… К вашим этим… Услугам вашим, ага… Всегда, так сказать. — Сосновский встал. — Не смею того… Задерживать, ага.
Полный противоречивых чувств я покинул кабинет олигарха. Не верил я этому черту лысому, ни одному его слову не верил. Определенно.
Меня вернули на базу отдыха, где я продолжил мыслительную деятельность, если то, что я ношу на плечах, ещё способна родить что-то конструктивное. Вряд ли. Но надо попытаться. Иной альтернативы у меня нет. Да, здорово я отличился. Так отличился, что этот позор теперь до конца дней моих будет приходить ко мне в кошмарных снах. Меня эта дура молохольная эйфория подвела. Что б ей пусто было. Раскудахталась зараза: «Ах, какой умный! Ах, какой замечательный! Ах, какой крутой парнишка! Прям сибирский уокер!» И ведь по прежнему опыту знал, что стоит только послушать эту дуру, как окажусь в дерьме. Но, похоже, что прежний опыт лишь Сосновскому полезен, а Беркутову он до лампочки. Учит этого бедолагу жизнь, учит, а ему все, что об стенку горох — то поступит в партию, то наступит в дерьмо. Ну да ладно, хватит самокритики, пора думать о том, как без посторонней помощи выбраться из пасти дракона.
Итак, почему олигарх мне предложил трудоустройство? Я вроде бы не безработный и в его благотворительности не нуждаюсь. Допустим, что я откажусь. Что тогда будет? Тогда он, как пить-дать, меня убьет. Вернуть меня в таком виде жене и родному коллективу ему совесть не позволит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33