Работники завода говорят, что перед их смертью на завод приезжал какой-то прокурор. Скорее-всего это был Калюжный.
— А потом убивают заместителя прокурора, — продолжил мои рассуждения Рокотов. — Да, похоже, что начиная с журналиста и кончая убийством заместителя прокурора — это звенья одной цепи. — Надо срочно звонить Иванову… Сергей Петрович, дай отбой операции по поиску Беркутова. Сейчас вся надежда на волгоградцев. Может быть они окажутся удачливее нас.
Глава седьмая: Иванов. Наступление мафии продолжается.
Володя Рокотов сообщил мне о похищении Беркутова лишь утром, когда я уже собирался на работу. Так шарахнул этой новостью по голове, что я едва удержался на ногах. Не успел отойти от вчерашнего допроса Тушканчика, а тут новое ЧП.
— Что случилось? — спросила Светлана, когда я положил трубку.
— Ничего особенного. Сообщили, что отменяется совещание у прокурора. Вчера у него развязался шнурок на ботинке. Садясь в машину, он наступил на шнурок, споткнулся, ударился головой о машину и теперь лежит в реанимации в коме. Представляешь, что может случиться из-за простого шнурка?! — попробовал отшутиться я. Но её было трудно провести. Она, во-первых, была опытным да к тому же умным оперативником, во-вторых, изучила меня и знала, как облупленного.
— Не ври! — строго сказала она. — Почему в последнее время ты все от меня скрываешь?
— Потому, что тебе, в твоем положении, нельзя волноваться, — ответил я.
— Много ты знаешь, — проворчала она. — От неведения я лишь больше расстраиваюсь.
Может быть она и права. По себе знаю — нет ничего хуже состояния глупой мартышки, когда видишь, что что-то происходит, но не можешь понять, что именно.
— Диму Беркутова похитили.
— Да ты что! — выдохнула она и медленно опустилась на диван. — Вот сволочи! Когда это случилось?
— С тобой все в порядке?! — не на шутку я встревожился.
— Все нормально.
— Какой нормально?! На тебе ж лица нет?! Бледная, как спирохет.
— Не говори глупостей! — У Светланы покраснели мочки ушей — первый признак её раздражения. — Ты ответишь наконец — когда это случилось?!
— Вчера вечером. Где-то в одиннадцатом часу.
— Кто-нибудь это видел?
— Какая теперь разница — видел, не видел?! Главное — его похитили и увезли в неизвестном направлении. Скорее все, в Москву через Волгоград.
— Для чего? Как ты считаешь?
— Володя полагает, чтобы оказать на нас давление.
— А ты?
— А я пока не определился. Интуитивно чувствую, что здесь что-то не то, а вот что именно, не могу пока ухватить… Ну, ладно, я побежал, а то и так опаздываю. А начальству опаздывать нехорошо. Ты Веру сама в садик отведешь?
— Я решила её пока не водить.
— Почему?
— Но все равно же я дома. И потом она не хочет.
— Ну, как знаешь. — Я поцеловал её в щеку. — А за Диму сильно не переживай. Он такой парень, что из любой ситуации выкрутиться.
— Представляю, что сейчас с его Светланой! Не хотела бы я оказаться на её месте.
— Я ты её знаешь?
— Конечно. Замечательная женщина!
— Все равно, замечательнее тебя никого быть не может! — сказал я убежденно.
— Тебе видней, — улыбнулась жена.
Уже за рабочим столом я ощутил в своей внешности какой-то беспорядок. Долго не мог понять в чем дело, В конце-концов до меня дошло — все дело в моих мыслях. После вчерашнего допроса Тушканчика и сегодняшнего сообщения Рокотова, они были всклокочены и стояли дыбом, трудно было понять — где какая. Непорядок! Мысли в голове должны быть тщательно причесаны, одна к одной. Лишь тогда есть шанс додуматься до чего-то путевого, а может и, чем черт не шутит, гениального. И я тут же принялся за этот нудный и мучительный процесс — причесывать мысли.
Итак, я вновь столкнулся с командой Сосновского и К, но уже на новом витке её развития. Когда у них не получилось захватить власть в стране с помощью криминалитета, они решили провести своих ставленников в верховную власть. И, как могли мы только-что убедиться, добились блестящих, я бы даже сказал, выдающихся результатов. Сейчас бороться с ними, что плвать против ветра. Если они не запугают, не дискредитируют, облив помоями через средства массовой информации, или не уничтожат нас с помощью омона, спецназа, внешней разведки, то направят на нас регулярные войска. Все в их власти. Как сказал один из моих подследственных: «Шутки, шутками, но ведь могут быть и дети». И он где-то прав. Здесь впору вставать в очередь за индивидуальной веревкой, а этому Иванову все не по чем, все шутит, юморист-затейник.
«Эй, эй, поосторожнее на поворотах! А то ведь могу и обидется, — тут же возникает мой постоянный оппонент Иванов.
«Испугал так, что у меня аж поджилки затряслись. Ага. И вообще, отвали, а? Без тебя тошно. Не видишь в какое дерьмо вляпались? Пора уже хонде хох и идти сдаваться».
«Не нуди, Сережа. Вытри сопли. Будь мужчиной.»
«Хорошо тебе оттуда критику наводить. Оказался бы на моем месте, я бы посмотрел, как ты тогда заговорил».
«Может быть ещё и окажусь, если увижу, что на тебя уже нельзя положиться».
«Какой ты сегодня умный и правильный. Умереть можно!»
«Я всегда был таким. Только тебе выгодно было представлять меня дураком, вот ты и старался».
«Может быть ты знаешь, что мне сейчас делать?»
«То же, что всегда — работать. Иной альтернативы у нас с тобой нет».
«Легко сказать!»
«Хватит ныть, Сережа! Не так страшен черт, как его малюют».
«Ты мне сейчас напоминаешь страуса-оптимиста. Сунул голову в песок и кричишь: „Все нормально, мужики! Я, лично, ничего страшного не вижу. Все зашибись!“
«Образно, — рассмеялся Иванов. — Очень образно! Это у тебя неплохо получается. Но только мне кажется, что ты слишком драматизируешь ситуацию».
«Ничего я не драматизирую».
«Нет драматизируешь. Наше дело правое».
«Слушай, Иванов, не надо мне тут гнать эту банальщину! Я ею в детстве накушался».
«Но только это так. А если иначе… Иначе мы все провалимся в тартарары, и правые, и виноватые, и герои, и негодяи.»
«Вот здесь с тобой можно, пожалуй, согласиться»,
«А если так, то ведь кто-то же должен попытаться изменить ситуацию. Почему мы с тобой должны стоять в стороне от этого дела? Может быть, Космос ждет от нас подвига?»
«Ну ты даешь! — рассмеялся я. — И вообще, ты сегодня какой-то другой».
«Какой — другой?»
«Ну, не знаю… Миролюбивый какой-то».
«А я так решил — хватит нам, путевым мужикам, спорить и выяснять отношения. Пора объединяться в один мощный, рязящий кулак и бить эту гидру Мафию, вкупе со змеей Коррупцией. Ты как, одобряешь?»
«Одобряю».
«Вот это я и хотел от тебя услышать. Ну, тогда я пошел?»
«Иди, Иванов, иди. И не просто иди, а иди ты…»
«Э-э! Больной, а не лечишься! Еще неизвестно кто из нас юморист-затейник, ага».
И этот зануда и пижон исчез. Нет, все же, что не говори, а путевый он мужик. Кондовый. И что мы с ним прежде постоянно цапались, все пытались выяснить, кто из нас главный? Он прав — не до выяснения сейчас отношений. Хонди хох! Как бы не так. Не дождетесь, господа «морушники»! Мы ещё повоюем. Мы ещё вобьем осиновые колья в ваши хилые грудные клетки. А если придется умереть… Что ж, за такое дело и умереть не грех. Каждый нормальный мужик такой смерти только позавидует. Ага.
Итак, на чем же мы остановились? То, что за убийствами воровского авторитета Степаненко и Дежнева, стоят люди олигархов, ясно как Божий день. Скорее всего, сотрудники их системы безопасности. Вряд ли они даверили такое дело наемным киллерам. Они до сих пор в нашем городе или уже отбыли в Москву? Пока единственная свидетельница, видевшая одного из них, Виноградова. Надо её срочно вызвать и попробовать составить фоторобот. Пойдем дальше. Интересно, у Степаненко была копия видеокассеты или подлинник? И каким образом она попала к журналисту? Случайно, или её передал ему хороший знакомый? Как бы это выяснить? Похоже, что журналиста они тоже убрали. Лично я в этом уверен на все сто. Надо активизировать поиски его трупа. И потом, снять такой разговор мог лишь человек из близкого окружения олигархов. Что заставило его это сделать? Как бы на него выйти? Но все что происходило до вчерашнего вечера было понятно и предсказуемо — команда Березовского и К делает все возможное, чтобы уничтожить опасную информацию не только в природе, но и в сознаиии людей. Но для чего им понадобилось похищение Беркутова? Чтобы шантажировать нас? Но, во-первых, для Сосновского с его возможностями и при его связях это слишком мелко. Во-вторых, они даже не знают чем мы располагаем. Этот их поступок совершенно алогичен и я его не понимаю, хоть убей, не понимаю. Или это дело рук кого-то другого, или причина похищения кроется в чем-то другом. Но вот в чем? Похоже, я не настолько причесал мысли, чтобы додуматься до чего-то гениального. Но ничего, время у меня ещё есть.
Перед обедом вновь позвонил Рокотов.
— Сережа, хочешь обрадую?
— Давай, «радуй»! — вздохнул я, так как понял, что подобное начало ничего хорошего не сулит. Так и случилось.
— И какова твоя версия причины всех убийств? — спросил я после того, как он кончил говорить.
— Похоже, что Устинов снял копию кассеты для себя.
— Вот именно. И очень похоже, что эта копия до сих пор цела и находится у кого-то из работников транспортной прокуратуры, скорее всего, у Калюжного. Кстати, его задержали?
— Пока нет. Но откуда ты взял, что кассета до сих пор «жива» и что она у Калюжного?
— Искодим из того, что до поездки Калюжного на завод все было нормально, все были живы и ничто не предвещало трагических событий. Но вот он появляется и происходят три убийства подряд.
— Возможно, что сам Калюжный все это и сделал.
— А убийство зампрокурора?
— Что убийство зампрокурора?
— Ее убили за то, что она видела кассету, а возможно и хранила её у себя. Но каким образом она могла это сделать? Ведь она на заводе не была и ни с кем из работников завода не беседовала. Верно? Вывод только один — ей её показал Калюжный.
— Да, но как в таком случае об этом узнали преступники?
— А вот на этот вопрос нам и предстоит ответить, господин полковник. О Диме есть какие-нибудь новости?
— Из Волгограда сообщили, что видели его в сопровождении конвоиров, но куда они улетели не знают.
— Ясно куда. Сейчас все дороги ведут в нашу столицу злотоглавую, город-символ для мафиозного братства. А о Петрове узнавал?
— Работает такой в главном управлении ФСБ, точно.
— Неужели же в этом участвовало ФСБ? Уму непостежимо!
— Оно и не на такое способно. Забыл, что Тушканчик видел на кассете?
— Да, ты прав. Вот-что, Володя, собирай всех своих архаровцев завтра в десять у меня. Будем совет держать.
— Как прикажите, господин генерал, — ответил Рокотов.
Глава восьмая: Беркутов. Сплошной мордобой.
Злая судьба-индейка устроила мне очередную подлянку. Определенно. Вот, блин, нет в жизни счастья! Я уже как-то в одном из романов автора говорил о козлах отпущения. Я типичный представител этого отряда парнокопытных. Мордует меня жизнь, хлещет и справа и слева, не спрашивая согласия, без отпусков и перерывов на обед. Нет, вру. Перерывы случаются. Даст вкусить всех её прелестей — любви там, семейного счастья, общения с товарищами. А потом вновь начинает метелить тело, плевать в душу, унижать человеческое достоинство. Нет, Боженька что-то явно напутал там, в своей небесной канцелярии. Определенно. Такого замечательного во всех отношениях парня, как я, записал в «козлы», а настоящего козла Сосновского в баловни судьбы. А ещё говорят о какой-то там справедливости. Где она? Ее кто-нибудь видел? То-то и оно. Тю-тю, нет её и никогда не было. За все, про все, и за свои грехи, и за чужие приходится отдуваться нам, «козлам отпущения». И не на кого пенять, такими уродились.
Пришел я в себя лишь в Волгограде. Такое впечатление, что вскрыли мою черепную коробку и какой-то негодяй копается в мозгах, пытаясь прочесть мои мысли, а во рту сухо, как в Аравийской пустыне, а на языке вкус карболки и ещё чего-то очень больничного.
— Воды! — прошаркал языком по сухому нёбу. — Полцарства за стакан воды!
— Саша, бутылку пива Дмитрию Константиновичу! — приказал Петров.
От щедрости моего вынужденного попутчика я едва не прослезился. Честное слово! А когда залпом опорожнил бутылку холодного пива, так вообще воспрянул духом. Мир уже не казался кислым, будто квашенная капуста, и если очень постараться, то в нем ещё можно отыскать место для очередного подвига. И черепную коробчонку мою «захлопнули», видно отчаялись найти там что-то оригинальное. Так-что не все так плохо, как может показаться на первый взгляд. А то, что меня не убили, нужно считать очень крупной моей удачей. Определенно.
— Как вы себя чувствуете, Дмитрий Константинович? — заботливо спросил Петров.
— Терпимо. Прошлый раз на курорте в Монтевидео было гораздо хуже, — там подавали осетрину с душком-с. Представляете?! Просто кошмар какой-то!
— Да, вам можно было посочувствовать, — улыбнулся самозванец в офицеры ФСБ.
— Это ещё что. Ко мне в комнату прислали девицу со всторым номером лифчика. А мой стандарт — четвертый. Я их курорт чуть в щепки не разнес от возмущения.
— А вы не теряете оптимизма, Дмитрий Константинович, — вновь одарил меня лучезарной улыбкой Петров. — Похвально!
— О чем вы говорите, Валерий Маркович! Нашли, блин, оптимиста! Я типичный представитель племени этих нудявых спиногрызов. Пессимист я. Вот вы со мной вежливо разговариваете, пиво вот и все такое. Словом, по людски обращаетесь. А знаете, что я о вас думаю? Сказать?
— Ну-у, скажите, — не совсем уверенно ответил кандидат в мои клиенты.
— А я думаю, что вы типичные бандиты и по вам давно тюрьма плачет. Представляете?! А вы говорите — оптимизм? Оптимизмом здесь и не пахнет.
Накал лучистых глаз Петрова поубавился ровно наполовину. А через его показную вежливость и манеры лакея какого-нибудь второсортного борделя проступила его подлинная сущность, я бы даже сказал, зверинный оскал.
— За такие слова можно и ответить.
— И отвечу. Я не боюсь ответа. Мне нечего скрывать от соотечественников. Дмитрий Беркутов чист и прозрачен, как слеза Бога нашего Иисуса Христа, невинно убиенного такими же палачами, как вы. А вот что ты, Валера, ответишь, когда суд тебя спросит: «А все ли ты сделал правильно в этой жизни? И не жжет ли тебя позор за мелочное прошлое?» Что ответишь, я тебя спрашиваю? Не жжет? Нет? Что молчишь? А ведь отвечать рано или поздно придется.
После мой пламенной обличительной речи, лицо моего визави стало бледно-зеленым, покрылось трупными пятнами, руки скрючились и, издав какой-то булькающий звук, он натурально сдох. Шутка. Мечта идиота. Нет, Петров продолжал сидеть как ни в чем не бывало. Правда прежний лоск с него осыпался, как осенняя листва с красавицы березы, а в остальном он держал марку. Слабонервных мафия не держит на службе.
— Будет у меня там, впереди, что или нет, покажет время, глубокомысленно изрек Петров. — А вот вам, Дмитрий Константинович, я гарантирую неприятности в самое ближайшее время. Уж не обессудьте.
— Спасибо за заботу, Валерий Маркович! А то я уже, грешным делом, стал беспокоиться — будут у меня неприятности или нет? Они придают остроту жизни, оправдывают смысл земного существования.
— Да вы философ! — усмехнулся Петров.
— Будешь тут с такими вот, — проворчал я.
— Успокойтесь. Все у вас будет, и острота, и смысл.
— Спасибо, Валерий Маркович! Я вам это век на забуду… А где это мы торчим?
— В смысле, находимся?
— Ну да. В смысле, торчим?
— В аэропорту Волгограда.
И тут я допустил непростительную, на мой взгляд, ошибку, о которой потом очень сожалел. Ведь этим ребятам не скажешь, что я такой умный и до всего сам додумался, они все равно этому не поверят, а будут упорно, не щадя сил и времени, добиваться — кто меня информировал, где на каком уровне у них произошла утечка. Все это будет потом. А сейчас я сказал буквально следующее:
— Что же мы мотаемся по стране, как бедные родственники? Неужели ваш богатенький шеф не смог выписать отдельный самолет?
— Это вы о ком, Дмитрий Константинович? — отчего-то шепотом спросил Петров и даже закосил, как Тушканчик.
— Ишь, о ком? Об олигархе вашем?
— Не понимаю, — пожал он плечами. — Вас кто-то явно неверно информировал (Ну, а я о чем говорил?!) и вы принимаете нас за кого-то другого. Ни о каком олигархе мы не имеем ни малейшего понятия. — Глаза у него сделались жутко нехорошими.
«Ё-маё! Ну не придурок ли! — сказал я себе. — Мало ему того, что есть. Обязательно нужны новые осложнения. Правильно говорят, — если человек идиот, то это надолго. Определенно».
И так я себя занеуважал после этого, что даже говорить расхотелось.
— Не берите в голову, Валерий Маркович, это я пошутил, — врубил заднюю скорость, но понял, что слшком поздно — наезд на неприятности мне был обеспечен и где-то по большому счету даже гарантирован. Понял это и слуга того господина олигарха, который самый большой сукин сын.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— А потом убивают заместителя прокурора, — продолжил мои рассуждения Рокотов. — Да, похоже, что начиная с журналиста и кончая убийством заместителя прокурора — это звенья одной цепи. — Надо срочно звонить Иванову… Сергей Петрович, дай отбой операции по поиску Беркутова. Сейчас вся надежда на волгоградцев. Может быть они окажутся удачливее нас.
Глава седьмая: Иванов. Наступление мафии продолжается.
Володя Рокотов сообщил мне о похищении Беркутова лишь утром, когда я уже собирался на работу. Так шарахнул этой новостью по голове, что я едва удержался на ногах. Не успел отойти от вчерашнего допроса Тушканчика, а тут новое ЧП.
— Что случилось? — спросила Светлана, когда я положил трубку.
— Ничего особенного. Сообщили, что отменяется совещание у прокурора. Вчера у него развязался шнурок на ботинке. Садясь в машину, он наступил на шнурок, споткнулся, ударился головой о машину и теперь лежит в реанимации в коме. Представляешь, что может случиться из-за простого шнурка?! — попробовал отшутиться я. Но её было трудно провести. Она, во-первых, была опытным да к тому же умным оперативником, во-вторых, изучила меня и знала, как облупленного.
— Не ври! — строго сказала она. — Почему в последнее время ты все от меня скрываешь?
— Потому, что тебе, в твоем положении, нельзя волноваться, — ответил я.
— Много ты знаешь, — проворчала она. — От неведения я лишь больше расстраиваюсь.
Может быть она и права. По себе знаю — нет ничего хуже состояния глупой мартышки, когда видишь, что что-то происходит, но не можешь понять, что именно.
— Диму Беркутова похитили.
— Да ты что! — выдохнула она и медленно опустилась на диван. — Вот сволочи! Когда это случилось?
— С тобой все в порядке?! — не на шутку я встревожился.
— Все нормально.
— Какой нормально?! На тебе ж лица нет?! Бледная, как спирохет.
— Не говори глупостей! — У Светланы покраснели мочки ушей — первый признак её раздражения. — Ты ответишь наконец — когда это случилось?!
— Вчера вечером. Где-то в одиннадцатом часу.
— Кто-нибудь это видел?
— Какая теперь разница — видел, не видел?! Главное — его похитили и увезли в неизвестном направлении. Скорее все, в Москву через Волгоград.
— Для чего? Как ты считаешь?
— Володя полагает, чтобы оказать на нас давление.
— А ты?
— А я пока не определился. Интуитивно чувствую, что здесь что-то не то, а вот что именно, не могу пока ухватить… Ну, ладно, я побежал, а то и так опаздываю. А начальству опаздывать нехорошо. Ты Веру сама в садик отведешь?
— Я решила её пока не водить.
— Почему?
— Но все равно же я дома. И потом она не хочет.
— Ну, как знаешь. — Я поцеловал её в щеку. — А за Диму сильно не переживай. Он такой парень, что из любой ситуации выкрутиться.
— Представляю, что сейчас с его Светланой! Не хотела бы я оказаться на её месте.
— Я ты её знаешь?
— Конечно. Замечательная женщина!
— Все равно, замечательнее тебя никого быть не может! — сказал я убежденно.
— Тебе видней, — улыбнулась жена.
Уже за рабочим столом я ощутил в своей внешности какой-то беспорядок. Долго не мог понять в чем дело, В конце-концов до меня дошло — все дело в моих мыслях. После вчерашнего допроса Тушканчика и сегодняшнего сообщения Рокотова, они были всклокочены и стояли дыбом, трудно было понять — где какая. Непорядок! Мысли в голове должны быть тщательно причесаны, одна к одной. Лишь тогда есть шанс додуматься до чего-то путевого, а может и, чем черт не шутит, гениального. И я тут же принялся за этот нудный и мучительный процесс — причесывать мысли.
Итак, я вновь столкнулся с командой Сосновского и К, но уже на новом витке её развития. Когда у них не получилось захватить власть в стране с помощью криминалитета, они решили провести своих ставленников в верховную власть. И, как могли мы только-что убедиться, добились блестящих, я бы даже сказал, выдающихся результатов. Сейчас бороться с ними, что плвать против ветра. Если они не запугают, не дискредитируют, облив помоями через средства массовой информации, или не уничтожат нас с помощью омона, спецназа, внешней разведки, то направят на нас регулярные войска. Все в их власти. Как сказал один из моих подследственных: «Шутки, шутками, но ведь могут быть и дети». И он где-то прав. Здесь впору вставать в очередь за индивидуальной веревкой, а этому Иванову все не по чем, все шутит, юморист-затейник.
«Эй, эй, поосторожнее на поворотах! А то ведь могу и обидется, — тут же возникает мой постоянный оппонент Иванов.
«Испугал так, что у меня аж поджилки затряслись. Ага. И вообще, отвали, а? Без тебя тошно. Не видишь в какое дерьмо вляпались? Пора уже хонде хох и идти сдаваться».
«Не нуди, Сережа. Вытри сопли. Будь мужчиной.»
«Хорошо тебе оттуда критику наводить. Оказался бы на моем месте, я бы посмотрел, как ты тогда заговорил».
«Может быть ещё и окажусь, если увижу, что на тебя уже нельзя положиться».
«Какой ты сегодня умный и правильный. Умереть можно!»
«Я всегда был таким. Только тебе выгодно было представлять меня дураком, вот ты и старался».
«Может быть ты знаешь, что мне сейчас делать?»
«То же, что всегда — работать. Иной альтернативы у нас с тобой нет».
«Легко сказать!»
«Хватит ныть, Сережа! Не так страшен черт, как его малюют».
«Ты мне сейчас напоминаешь страуса-оптимиста. Сунул голову в песок и кричишь: „Все нормально, мужики! Я, лично, ничего страшного не вижу. Все зашибись!“
«Образно, — рассмеялся Иванов. — Очень образно! Это у тебя неплохо получается. Но только мне кажется, что ты слишком драматизируешь ситуацию».
«Ничего я не драматизирую».
«Нет драматизируешь. Наше дело правое».
«Слушай, Иванов, не надо мне тут гнать эту банальщину! Я ею в детстве накушался».
«Но только это так. А если иначе… Иначе мы все провалимся в тартарары, и правые, и виноватые, и герои, и негодяи.»
«Вот здесь с тобой можно, пожалуй, согласиться»,
«А если так, то ведь кто-то же должен попытаться изменить ситуацию. Почему мы с тобой должны стоять в стороне от этого дела? Может быть, Космос ждет от нас подвига?»
«Ну ты даешь! — рассмеялся я. — И вообще, ты сегодня какой-то другой».
«Какой — другой?»
«Ну, не знаю… Миролюбивый какой-то».
«А я так решил — хватит нам, путевым мужикам, спорить и выяснять отношения. Пора объединяться в один мощный, рязящий кулак и бить эту гидру Мафию, вкупе со змеей Коррупцией. Ты как, одобряешь?»
«Одобряю».
«Вот это я и хотел от тебя услышать. Ну, тогда я пошел?»
«Иди, Иванов, иди. И не просто иди, а иди ты…»
«Э-э! Больной, а не лечишься! Еще неизвестно кто из нас юморист-затейник, ага».
И этот зануда и пижон исчез. Нет, все же, что не говори, а путевый он мужик. Кондовый. И что мы с ним прежде постоянно цапались, все пытались выяснить, кто из нас главный? Он прав — не до выяснения сейчас отношений. Хонди хох! Как бы не так. Не дождетесь, господа «морушники»! Мы ещё повоюем. Мы ещё вобьем осиновые колья в ваши хилые грудные клетки. А если придется умереть… Что ж, за такое дело и умереть не грех. Каждый нормальный мужик такой смерти только позавидует. Ага.
Итак, на чем же мы остановились? То, что за убийствами воровского авторитета Степаненко и Дежнева, стоят люди олигархов, ясно как Божий день. Скорее всего, сотрудники их системы безопасности. Вряд ли они даверили такое дело наемным киллерам. Они до сих пор в нашем городе или уже отбыли в Москву? Пока единственная свидетельница, видевшая одного из них, Виноградова. Надо её срочно вызвать и попробовать составить фоторобот. Пойдем дальше. Интересно, у Степаненко была копия видеокассеты или подлинник? И каким образом она попала к журналисту? Случайно, или её передал ему хороший знакомый? Как бы это выяснить? Похоже, что журналиста они тоже убрали. Лично я в этом уверен на все сто. Надо активизировать поиски его трупа. И потом, снять такой разговор мог лишь человек из близкого окружения олигархов. Что заставило его это сделать? Как бы на него выйти? Но все что происходило до вчерашнего вечера было понятно и предсказуемо — команда Березовского и К делает все возможное, чтобы уничтожить опасную информацию не только в природе, но и в сознаиии людей. Но для чего им понадобилось похищение Беркутова? Чтобы шантажировать нас? Но, во-первых, для Сосновского с его возможностями и при его связях это слишком мелко. Во-вторых, они даже не знают чем мы располагаем. Этот их поступок совершенно алогичен и я его не понимаю, хоть убей, не понимаю. Или это дело рук кого-то другого, или причина похищения кроется в чем-то другом. Но вот в чем? Похоже, я не настолько причесал мысли, чтобы додуматься до чего-то гениального. Но ничего, время у меня ещё есть.
Перед обедом вновь позвонил Рокотов.
— Сережа, хочешь обрадую?
— Давай, «радуй»! — вздохнул я, так как понял, что подобное начало ничего хорошего не сулит. Так и случилось.
— И какова твоя версия причины всех убийств? — спросил я после того, как он кончил говорить.
— Похоже, что Устинов снял копию кассеты для себя.
— Вот именно. И очень похоже, что эта копия до сих пор цела и находится у кого-то из работников транспортной прокуратуры, скорее всего, у Калюжного. Кстати, его задержали?
— Пока нет. Но откуда ты взял, что кассета до сих пор «жива» и что она у Калюжного?
— Искодим из того, что до поездки Калюжного на завод все было нормально, все были живы и ничто не предвещало трагических событий. Но вот он появляется и происходят три убийства подряд.
— Возможно, что сам Калюжный все это и сделал.
— А убийство зампрокурора?
— Что убийство зампрокурора?
— Ее убили за то, что она видела кассету, а возможно и хранила её у себя. Но каким образом она могла это сделать? Ведь она на заводе не была и ни с кем из работников завода не беседовала. Верно? Вывод только один — ей её показал Калюжный.
— Да, но как в таком случае об этом узнали преступники?
— А вот на этот вопрос нам и предстоит ответить, господин полковник. О Диме есть какие-нибудь новости?
— Из Волгограда сообщили, что видели его в сопровождении конвоиров, но куда они улетели не знают.
— Ясно куда. Сейчас все дороги ведут в нашу столицу злотоглавую, город-символ для мафиозного братства. А о Петрове узнавал?
— Работает такой в главном управлении ФСБ, точно.
— Неужели же в этом участвовало ФСБ? Уму непостежимо!
— Оно и не на такое способно. Забыл, что Тушканчик видел на кассете?
— Да, ты прав. Вот-что, Володя, собирай всех своих архаровцев завтра в десять у меня. Будем совет держать.
— Как прикажите, господин генерал, — ответил Рокотов.
Глава восьмая: Беркутов. Сплошной мордобой.
Злая судьба-индейка устроила мне очередную подлянку. Определенно. Вот, блин, нет в жизни счастья! Я уже как-то в одном из романов автора говорил о козлах отпущения. Я типичный представител этого отряда парнокопытных. Мордует меня жизнь, хлещет и справа и слева, не спрашивая согласия, без отпусков и перерывов на обед. Нет, вру. Перерывы случаются. Даст вкусить всех её прелестей — любви там, семейного счастья, общения с товарищами. А потом вновь начинает метелить тело, плевать в душу, унижать человеческое достоинство. Нет, Боженька что-то явно напутал там, в своей небесной канцелярии. Определенно. Такого замечательного во всех отношениях парня, как я, записал в «козлы», а настоящего козла Сосновского в баловни судьбы. А ещё говорят о какой-то там справедливости. Где она? Ее кто-нибудь видел? То-то и оно. Тю-тю, нет её и никогда не было. За все, про все, и за свои грехи, и за чужие приходится отдуваться нам, «козлам отпущения». И не на кого пенять, такими уродились.
Пришел я в себя лишь в Волгограде. Такое впечатление, что вскрыли мою черепную коробку и какой-то негодяй копается в мозгах, пытаясь прочесть мои мысли, а во рту сухо, как в Аравийской пустыне, а на языке вкус карболки и ещё чего-то очень больничного.
— Воды! — прошаркал языком по сухому нёбу. — Полцарства за стакан воды!
— Саша, бутылку пива Дмитрию Константиновичу! — приказал Петров.
От щедрости моего вынужденного попутчика я едва не прослезился. Честное слово! А когда залпом опорожнил бутылку холодного пива, так вообще воспрянул духом. Мир уже не казался кислым, будто квашенная капуста, и если очень постараться, то в нем ещё можно отыскать место для очередного подвига. И черепную коробчонку мою «захлопнули», видно отчаялись найти там что-то оригинальное. Так-что не все так плохо, как может показаться на первый взгляд. А то, что меня не убили, нужно считать очень крупной моей удачей. Определенно.
— Как вы себя чувствуете, Дмитрий Константинович? — заботливо спросил Петров.
— Терпимо. Прошлый раз на курорте в Монтевидео было гораздо хуже, — там подавали осетрину с душком-с. Представляете?! Просто кошмар какой-то!
— Да, вам можно было посочувствовать, — улыбнулся самозванец в офицеры ФСБ.
— Это ещё что. Ко мне в комнату прислали девицу со всторым номером лифчика. А мой стандарт — четвертый. Я их курорт чуть в щепки не разнес от возмущения.
— А вы не теряете оптимизма, Дмитрий Константинович, — вновь одарил меня лучезарной улыбкой Петров. — Похвально!
— О чем вы говорите, Валерий Маркович! Нашли, блин, оптимиста! Я типичный представитель племени этих нудявых спиногрызов. Пессимист я. Вот вы со мной вежливо разговариваете, пиво вот и все такое. Словом, по людски обращаетесь. А знаете, что я о вас думаю? Сказать?
— Ну-у, скажите, — не совсем уверенно ответил кандидат в мои клиенты.
— А я думаю, что вы типичные бандиты и по вам давно тюрьма плачет. Представляете?! А вы говорите — оптимизм? Оптимизмом здесь и не пахнет.
Накал лучистых глаз Петрова поубавился ровно наполовину. А через его показную вежливость и манеры лакея какого-нибудь второсортного борделя проступила его подлинная сущность, я бы даже сказал, зверинный оскал.
— За такие слова можно и ответить.
— И отвечу. Я не боюсь ответа. Мне нечего скрывать от соотечественников. Дмитрий Беркутов чист и прозрачен, как слеза Бога нашего Иисуса Христа, невинно убиенного такими же палачами, как вы. А вот что ты, Валера, ответишь, когда суд тебя спросит: «А все ли ты сделал правильно в этой жизни? И не жжет ли тебя позор за мелочное прошлое?» Что ответишь, я тебя спрашиваю? Не жжет? Нет? Что молчишь? А ведь отвечать рано или поздно придется.
После мой пламенной обличительной речи, лицо моего визави стало бледно-зеленым, покрылось трупными пятнами, руки скрючились и, издав какой-то булькающий звук, он натурально сдох. Шутка. Мечта идиота. Нет, Петров продолжал сидеть как ни в чем не бывало. Правда прежний лоск с него осыпался, как осенняя листва с красавицы березы, а в остальном он держал марку. Слабонервных мафия не держит на службе.
— Будет у меня там, впереди, что или нет, покажет время, глубокомысленно изрек Петров. — А вот вам, Дмитрий Константинович, я гарантирую неприятности в самое ближайшее время. Уж не обессудьте.
— Спасибо за заботу, Валерий Маркович! А то я уже, грешным делом, стал беспокоиться — будут у меня неприятности или нет? Они придают остроту жизни, оправдывают смысл земного существования.
— Да вы философ! — усмехнулся Петров.
— Будешь тут с такими вот, — проворчал я.
— Успокойтесь. Все у вас будет, и острота, и смысл.
— Спасибо, Валерий Маркович! Я вам это век на забуду… А где это мы торчим?
— В смысле, находимся?
— Ну да. В смысле, торчим?
— В аэропорту Волгограда.
И тут я допустил непростительную, на мой взгляд, ошибку, о которой потом очень сожалел. Ведь этим ребятам не скажешь, что я такой умный и до всего сам додумался, они все равно этому не поверят, а будут упорно, не щадя сил и времени, добиваться — кто меня информировал, где на каком уровне у них произошла утечка. Все это будет потом. А сейчас я сказал буквально следующее:
— Что же мы мотаемся по стране, как бедные родственники? Неужели ваш богатенький шеф не смог выписать отдельный самолет?
— Это вы о ком, Дмитрий Константинович? — отчего-то шепотом спросил Петров и даже закосил, как Тушканчик.
— Ишь, о ком? Об олигархе вашем?
— Не понимаю, — пожал он плечами. — Вас кто-то явно неверно информировал (Ну, а я о чем говорил?!) и вы принимаете нас за кого-то другого. Ни о каком олигархе мы не имеем ни малейшего понятия. — Глаза у него сделались жутко нехорошими.
«Ё-маё! Ну не придурок ли! — сказал я себе. — Мало ему того, что есть. Обязательно нужны новые осложнения. Правильно говорят, — если человек идиот, то это надолго. Определенно».
И так я себя занеуважал после этого, что даже говорить расхотелось.
— Не берите в голову, Валерий Маркович, это я пошутил, — врубил заднюю скорость, но понял, что слшком поздно — наезд на неприятности мне был обеспечен и где-то по большому счету даже гарантирован. Понял это и слуга того господина олигарха, который самый большой сукин сын.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33