— У меня нет слов, юноша! Но как это тебе удалось?
— Мне об этом сообщила соседка Степаненко Виноградова Любовь Сергеевна.
— А нельзя поподробней, Андрей Петрович? — сказал я.
После рассказа Говорова об обстоятельствах встречи с Виноградовой, Рома Шилов растерянно проговорил:
— А мне она ничего… Я её спрашивал, а она ничего.
— Успокойся, Рома, — сказал Говоров. — Под большим секретом Виноградова мне сообщила, что сделала это сознательно, чтобы оставить повод для вашей повторной встречи.
— Скажешь тоже, — смутился Шилов, густо покраснев.
— Вот всем этом меня смущает лишь одно обстоятельство — почему киллеры оставили в живых такую важную свидельницу? — сказал Колесов.
Его тут же поддержал Рокотов:
— Сергей Петрович прав. Действительно — почему?
— Я и сам пытался ответить на этот вопрос, — сказал Говоров.
— Ну и? — выжидательно посмотрел я на Андрея.
Он пожал плечами.
— И ничего путнего придумать не смог.
— Что скажут другие? — спросил я.
— А не водит ли нас эта дамочка за нос? — высказал предположение Беркутов.
— С какой целью? — спросил Рокотов.
— А фиг её знает, — пожал плечами Дмитрий. — К примеру, чтобы сбить нас с пути, заставить искать там, где искать нечего.
— Версия интересная. — Я повернулся к Говорову. — А что ты скажешь, Андрей Петрович?
— Не знаю, — пожал он неопределенно плечами. — Но только Виноградова показалась мне искренней. Впрочем, чем черт не шутит. Отвергать версию Беркутова я не берусь. Возможно, в дальнейшем именно он окажется прав.
— А что так мрачно и обреченно? — спросил я, кое-что заподозрив.
— Вам показалось, — ответил Андрей и, как не старался, не смог скрыть смущения. И я понял, что мои подозрения не беспочвенны.
— Роман Владимирович, — обратился я к нашему Добрыне, — и какова же эта Виноградова?
— Как это? — растерялся Шилов, вскочил, уронив с колен папку.
— Наверное, молода и красива?
— Ах, это… Да вроде бы.
— Я так и думал, — понимающе вздохнул я и красноречиво посмотрел на Говорова. Все заулыбались, поняв мой довольно прозрачный намек, а Андрей явно забеспокоился.
— Нет, это не вэрба магистри (слова учителя), — проговорил он с сожалением.
— Это ты о чем? — спросил я невинно.
— Знаете, что говорили древние греки по этому поводу?
— Сгораю от любопытсва. Да, думаю, и другим это будет полезно узнать. Просвятите.
— Нихиль пробат, кви нимиум пробат (ничего не доказывает тот, кто доказывает слишком много).
— Очевидное не нуждается в доказательствах, — снисходительно усмехнулся я.
— Квод волюмус, крэдимус либэнтэр (мы охотно верим тому, чего желаем), — печально проговорил Андрей, а весь его облик выражал оскорбленную добродетель.
— А желаем мы очень многого, — в тон ему ответил я. — Особенно при отсутствии тормозов.
— Что ты, Сережа, прицепился к парню? — решил вмешаться в наш затянувшийся диалог с Андреем Рокотов. — Как на прежнем партсобрании, честное слово!
— Почему вы, полковник, позволяете себе вмешиваться в мой воспитательный процесс?! — «возмутился» я. — Я же в твой не вмешиваюсь. И вообще, мне странно слышать это именно от тебя, поборника нравственности.
— Ты для этого нас и собрал?
— И для этого тоже… Какие будут предложения относительно Самохвалова и этой… современной Гретхен?
— А может быть у директора завода машину угнали, — высказал предположение Колесов.
— От него не поступало заяления об угоне, — ответил Говоров. — Я проверял.
— Возможно, он сам о нем не знал.
— Ну, это, Сережа, уже из области фантазий, — усмехнулся Андрей.
— А что если преступники сменили номер, чтобы его подставить? — не сдавался Сергей.
— Вот вы, Сергей Петрович, это и проверите, — сказал Рокотов. — И вообще, выясните о нем все. При необходимости, установите наружное наблюдение.
— Слушаюсь.
— Да, но что же нам делать с Виногорадовой? Андрей Петрович, ты не собираешься с ней в ближайшее время встретиться, — спросил я, как бы между прочим.
— Нет. Но если мне будет приказано, то я это сделаю.
— Вот-вот, сделай, голубчик, уважь старика. И вообще, поработай с этой красавицей как следует. Я очень на тебя расчитываю.
— Будьте спокойны, Сергей Иванович, не подведу, — очень серьезно ответил Говоров.
Все, кроме Романа Шилова (до него всегда доходило с опазданием), рассмеялись.
— Теперь вся информация должна сосредотачиваться у меня, — сказал я.
— А что так? — спросил Рокотов.
Я встал, одернул генеральский китель и торжественным голосом провозгласил:
— Отныне командовать парадом буду я. Нутром чую, что мы начинаем самое широкомасштабное дело и всех нас ждут нелегкие времена. Но потому-то мы с вами и избрали такие профессии, что не можем сетовать на обстоятельства и трудности. Главное — преодолеть их.

Часть вторая. Противостояние.
Глава первая. Разговор с Варданяном.
А ночью… Никакого покоя от этого, ага, не стало. Ночью Виктор Ильич проснулся от музыки. Будто кто на этой… Как ее?… На скрипке. Будто кто на скрипке. И мелодия такая… печальная. За душу, ага. Будто хоронили кого. Жутко! Сердце того, заледенело, ага. А за окном ветер. Когда все кончится?! Открыл глаза. А в углу этот. В кресле этот сидит. Зрачками красными… Зрачками сверкает. И Сосновский понял, что теперь уже не того. Не уснуть теперь ничего. Устал! Так жалко себя… Жалко себя стало. Таким несчастным и жалким себя… Почувствовал себя. И он заплакал.
Этот встал, подошел, сел к Сосновскому на кровать, проговорил своим скрипучим… голосом проговорил:
— Экий ты, Витя, право, размазня! Такие дела делаешь, а ведешь себя как последний сукин сын — смотреть неприятно.
— Скажите — зачем вы ко мне?!… Привязались зачем?! Мучите зачем?! Что я вам? Сделал что? Оставьте вы меня… Пожалуйста, а?!
И Виктор Ильич понял, что это уже не этот… Это уже не сон. Там мысли плавно. И слова им того… Соответствовали им. А тут… Тут мысли впереди… Бежали впереди. А слова не поспевали, запинались, ага.
Этот снисходительно… Рассмеялся снисходительно. И голосом, каким с детьми, говорят с детьми:
— Нет, Витя, не для того я с тобой столько возился, чтобы вот так вот — взять и оставить. Да ты успокойся. Я не вижу причин для паники. Все идет отлично. Я тобой очень доволен. Твоя идея со взрывами домов и нападением на Дагестан просто великолепна. Порадовал ты меня. Очень порадовал. Откровенно скажу — не ожидал я от тебя подобной прыти. Такое мог придумать лишь большой злодей. Этим ты и нынешнего презедента крепко связал. Можно сказать — спеленал, как младенца. Молодец! И с Лебедевым вы придумали все очень хитро. Ты начинаешь оправдывать мои надежды. Теперь вижу — ты способен вершить великие мерзости.
— Ну, зачем вы того? — продолжал хныкать Сосновский. — Зачем вы так?… Я ведь хочу… Как лучше хочу.
— А-а, брось ты это! — пренебрежительно махнул рукой Этот. — Не надо этих сантиментов. Они тебе не к лицу. Я тебя насквозь вижу и прекрасно знаю чего ты хочешь. Ты все делаешь правильно.
— Трудно мне. Страшно, — пожаловался Виктор Ильич. — Все время как в этом… Как его?… Окопе. Все время, как в окопе. Устал.
— Страх — нормальное чувство. Не боятся только идиоты, так как не ощущают опасности.
— Теперь вот с этой… С видеокассетой этой… Вы бы помогли.
— Я и рад бы, но не могу. Мне это запрещено. Мое дело душа. Я её ты мне давно продал. Слушайся её. Она поможет. Ну, будь здоров злодей! — Этот встал, потянулся. Спохватился: — Да, чуть не забыл. Ты поосторожнее со своими откровениями. Не к чему они.
— Это вы о чем? Не пойму — о чем?
— Твое высказывание на конференции о полутора тысячах погибших. Это лишнее. Люди и так тебя ненавидят.
— А зачем они?… Не люблю их. Пусть знают.
— Ну и дурак.
— Как сказал… Кто-то сказал… В Риме сказал: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись.
— Я не об этом. Не нужно самому подогревать и ещё больше разжигать эту ненависть.
— Не сдержался… Болел. Желчь, ага… Не сдержался, — вынужден был признаться в своей неправоте Сосновский.
— Я понимаю, — кивнул головой Этот. — Но надо, Витя, учиться сдерживаться в любых остоятельствах. Ну, прощай, негодяй!
И этот исчез. Только-что тут… И нет уже тут. Странно. Неужто он правда… Был. Правда? Странно. Неужто он есть? На самом деле есть?
Виктор Ильич огляделся. В окно уж заглядывал этот… Как его? Рассвет. Рассвет заглядывал. Робко, ага. Но это пока. Сначала всегда того. Он, когда автомобилями начинал… Торговать начинал. Тоже был робок, ага. А теперь вон они все где… У него все где.
Сосновский потряс в воздухе крепко сжатым кулаком. Удивительно, но разговор с дьяволом не оставил в его душе чувства страха и безысходности, как прежде. Нет. Наоборот, вселил ещё большую уверенность в своих действиях. Он встал, подошел к окну. За ним была непогода. Неистовал ветер. Волновалось море. Высокие волны, сшибаясь друг с дружкою, выкатывали на берег белую шипящую пену. Со смешанным чувством робости и восхищения смотрел Виктор Ильич на разгулявшуюся стихию.
Какая эта… Мощь какая! Сила! Что рядом с нею… человек? Что? А ничего. Смоет, как эту… Как щепку смоет, И все. Надо быть очень, чтобы… Чтобы стихией толпы управлять. Направлять её в нужное… Он может. Доказал, ага. Но этот прав — нельзя поддаваться этим… Как их? Эмоциям. Нельзя поддаваться эмоциям. Нельзя. Это от призрения. Жалкие они… Люди жалкие. Все всего хотят. А не могут. Потому и того… Потому завидуют и все такое. Завидуют, что он… Что он может. Сказал, что новую партию. Сделал. И президента этого сам, можно сказать. Вот теперь где у него все. Не уважал он людей. А за что их, извините? Дураки! Он им лапшу, а они верят. Какие эти… Доверчивые какие. И теперь. Они с Лебедевым придумали эту… Оппозицию придумали. А они верят. Это ещё давно… Они с Лебедевым. Еще до выборов, ага. Чтобы никто из-под этого… Из-под контроля. А то мало ли что. Придут какие-нибудь и начнут права… Вот они и придумали. А эти поверили. И политики поверили. Дураки! Они ещё не раз эту их, доверчивость их. Но кто-то снял их встречу с Лебедевым. Еще тогда снял. Если эта кассета дойдет до Потаева или ещё кого, то могут непрятности. Крупные, ага. Но Варданян доложил — нашли эту… Скоро он, Сосновский, сам ее… Увидит её. А море-то?! Вчера какое… Спокойное какое. А сегодня? Может быть, это знак какой?… Голова что-то. Надо пойти таблетки и все такое.
Варданян приехал в одиннадцать часов. Уже по одному его несколько виноватому, пришибленному виду, Виктор Ильич понял, что вчера его шеф безопасности не все ему рассказал. Насторожился.
Чего это он, как в воду… Как в воду опущенный? Что за этим… кроется, что?
— Ты что это, Алик Иванович, такой?… Хмурый такой? — спросил Сосновский, пожимая руку Варданяну и пытливо заглядывая ему в глаза. — Не выспался что ли?
— Есть малость, Виктор Ильич, — ответил тот, стараясь не встречаться с шефом взглядом. Генерал уже не раз пожалел, что поступил на службу к Сосновскому. За деньгами, идиот, погнался, старость хотел обеспечить. Теперь бы и рад, как говориться, в рай, да грехи не пускают. Вот именно. Здесь он такое узнал, что проблема дожить до этой самой старости становится все более проблематичной. Хотя бы взять эту кассету. За неё уже столько голов с плеч слетело, а сколько ещё слетит. Вот именно. Но самое главное — то, что он привез, лишь копия. А где, у кого подлинник — никто не знает. Узнав от специалистов об этом, Варданян поначалу хотел скрыть этот факт, но, поразмыслив, пришел к выводу, что может быть ещё хуже. От этого хитрого лиса Сосновского ничего скрыть не возможно. Будет только хуже. Но и правда того не обрадует. Нет. Вызовет неудовольствие. Может и отстранить. А это значит… Нет, нет, только не это. Этого нельзя допустить. Никак нельзя.
— Где эта?… Кассета где? Привез?
— Одну минтуку, Виктор Ильич. — Варданян раскрыл дипломат, достал видеокассету, протянул Сосновскому. — Вот, пожалуйста!
— Зачем она… Мне — зачем? Ты давай того… Включай давай. — Виктор Ильич указал на видеомагнитофон.
Сосновский смотрел кассету молча. Его лицо все более мрачнело. После просмотра сказал возмущенно:
— Вот ведь какие… Подонки какие! Но почему у воровского… Как его? Авторитета. Почему у воровского авторитета? Как?
— Выходит, что случайно, Виктор Ильич.
— Как так? Почему?
— Вы ведь помните — в октябре прошлого года нам поступила информация, что на конференции журналистов независимых СМИ кто-то передал журналисту из Владивостока Вахрушеву видеокассету с записью вашей встречи с Лебедевым. Информация была сырой, ничем не подтвержденной…
— Это конечно, ага… Ну и что? — нетерпеливо перебил Варданяна Сосновский.
— Мы установили за этим журналистом наружку.
— Наружка — это что?
— Наружное наблюдение.
— А, ну да… Это конечно. Продолжай.
— По возвращении во Владивосток Вахрушев на пару дней заехал в Новосибирск к своему школьному другу Геннадию Устинову. Там его мои парни и взяли. Вахрушев подтвердил, что действительно на конференции ему какой-то незнакомый парень передал эту самую видеокассету…
— Как так — передал?! — очень удивился Сосновский. — Бесплатно того что-ли? — Он вчерне знал уже о событиях из докладов Варданяна, но никогда не вникал в подробности, полностью полагаясь на специалистов, какими были несомненно Варданян и его люди.
— Так утверждал Вахрушев.
— Утверждал?… А, ну да… Так вы его того?
— Дал дуба под пытками, Виктор Ильич. Слишком хлипким окзался. Больное сердце. Кто же мог знать.
— Дал чего? — брезгливо поморщился Сосновский.
— Извините, Виктор Ильич! — запоздало среагировал Варданян. Он прекрасно знал, что шеф терпеть не может подобных выражений, но постоянно попадал впросак. — Умер. Не выдержало больное сердце.
— Ага, ага. Ты ладно давай того… Продолжай давай.
— Так вот, тот журналист сказал, что кассету у него якобы украли из гостиничного номера.
— И вы что же? Как же?
— Мои люди этому не поверили, но на всякий случай обшмона… Извините, На всякий случай обыскали его номер, но кассеты не нашли.
— А его друг этот… Как его? Он как? Знал?
— Мои парни так поначалу и решили, что кассету он передал Устинову. Тот подтвердил, что видел кассету у Вахрушева и даже смотрел запись, но клялся и божился, что тот её ему не передавал.
— И что же с этим?… С Устиновым этим?
— Мои люди инсценировали несчастный случай на железной дороге. Не оставлять же такого свидетеля.
— Это конечно да, — согласился Сосновский. — Стало быть этот… Журналист этот. Не врал он стало быть?
— Да, — кивнул журналист. — Недавно мы установили, что кража действительно имела место. Совершил её квартирный вор Геннадий Дежнев по кличке Бумбараш. Среди прочих вещей Вахрушева он украл и видеокассету, а после её просмотра передал её руководителю преступной группировки Федору Степанепнко по кличке Бублик.
— Прозвище какое… Смешное какое. И что же этот?… Бублик этот? Что?
— Степаненко немного-немало решил разоблачить заговор и тем самым прославиться.
— Заговор? Какой заговор?… Ах, это… Какой. Шустрый какой. Вор, а туда же, ага… И что же? И как же?
— Говорит, что пробовал даже обращаться на местное телевидение. Но там оказались умнее.
— К кому того… Конкретно к кому?
— К директору Иванчуку.
— И что же этот?… Почему не того? Ведь сенсация. Вы с ним беседовали? С директором этим? Беседовали?
— Не успели, Виктор Ильич.
— Обязательно надо.
— Сделаем.
— И что же дальше? Бублик этот… Что?
— Он намеривался переправить кассету на Запад, чтобы оттуда разоблачить, так сказать.
— Ишь какой! — удивился Сосновский. — Патриот какой!… А может быть успел? Копию успел?
Виктор Ильич видел, как после этих его слов испуганно заметался по комнате взгляд Варданяна, и понял, что не все тут… Что-то шеф безопасности… Боится чего-то, ага.
— С вероятной долей уверенности можно утверждать, что нет, не успел, Виктор Ильич, — ответил генерал.
— А мне плевать. На долю твою плевать. Мне надо точно… Знать точно.
— Я лично могу это гарантировать.
— И гарантии мне твои, как этому… Зайцу. Как зайцу этот… Как стопсигнал. Мне нужна полная… Картина полная жизни этого… Бублика этого. Где был, с кем того… Что б ни того, ни чего.
— Сделаем, — заверил Варданян.
— Что у тебя еще? Есть чего?
— Тут такой вопрос, Виктор Ильич, — замялся шеф безопасности.
— Какой вопрос? Говори — какой?
— Кассета эта… Это лишь копия, Виктор Ильич.
От этой новости Сосновский даже подскочил, лицо его налилось красным.
— Ты что такое?! Почему такое?! Откуда знаешь?
— Я отдавал кассету специалистам. Все точно.
Виктор Ильич выскочил из-за стола несколько раз взад-вперед пробежался по кабинету. Остановился около Варданяна и, вперив в него ненавидящий взгляд, спросил:
— А где этот… Как его?
— Подлинник, — подсказал генерал.
— Ну да… Конечно. Где подлинник?
Варданян неопределенно пожал плечами.
— Этого мы пока не знаем.
— А кто должен?! Знать должен?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33