В вашу задачу входит обнаружить местонахождение лейтенанта Сарды и изолировать его от Морни и Перрена. Затем я сам попытаюсь найти Перрена, а профессора Морни оставлю для капитана Кирка.
– По принципу "разделяй и властвуй", – прокомментировал Маккой.
– Естественно. Далее, если нам удастся изолировать их друг от друга, то они не смогут передать врагам все технологические детали, и угроза существенно снизится.
У меня затекли ноги.
– Но капитан Кирк остался на Земле, – возразила я. – Его сняли со шхуны и направили для допроса…
– Капитан Кирк, – ответил Спок, – в нужное время будет здесь, командир.
– Но…
Его уверенность в капитане Кирке, даже не подкрепленная никакими доказательствами, позволила мне избавиться от остатков подозрения в том, что я оказалась составной частью не до конца продуманного и подготовленного плана в качестве мелкой шестерки в большом несмазанном механизме. Спок пристально смотрел на меня и сквозь меня, и когда он медленно подмигнул мне, я поняла, что наши мнения о капитане Джеймсе Кирке можно считать согласованными.
Пусть будет так. Части команды придется довольствоваться половинной информацией.
– Сэр, – медленно начала я, – я знаю, что Сарда попал в трудную ситуацию, но… но все равно не верю. что он добровольно решил участвовать во всех этих махинациях. Он жертва обстоятельств. Я уверена в этом.
– На чем основывается ваша уверенность, командир?
Я ощутила холодок, пробегающий по моей спине. Если бы этот вопрос задал бы мне капитан Кирк, я бы, наверное, сослалась на свою интуицию. Но передо мной был Спок. Рациональный, требующий перед принятием решения представить ему все недостающие компоненты для его формул. Что ответить ему? Почему я чувствую, что Сарда невиновен?
Наконец я сказала:
– У него не было никаких оснований для бегства, сэр. Ведь он удостоен медали Федерации и всегда был на хорошем счету.
– Ну и что? – Мой собеседник продолжал буравить меня своими глазами, проникая прямо в глубину моей человеческой сути.
Пришлось сознаться.
– Я ему просто верю.
Спок кивнул, очевидно, удовлетворенный тем, что понял нечто, недоступное простому вулканцу. Он медленно произнес:
– Я согласен с вами.
Краешком глаза я заметила, как у Скеннера от удивления поехала вниз нижняя челюсть. Что на него так подействовало: моя уверенность или почти человеческое выражение веры в Сарду в словах Спока – я не поняла. Внезапно я ощутила чувство вины. Во мне поднялся вихрь сомнений, воспоминаний о беседе с Мэрит. Теперь, уже высказавшись, чем еще я могу подкрепить обоснованность моих выводов? И, что более важно, оправдает ли мои надежды Сарда?
– И тем не менее, – продолжал Спок, – нам необходимо сохранять осторожность. Вы хорошо знаете о постоянных попытках Сарды стать настоящим вулканцем, о его внутреннем напряжении, связанном с этим, как свидетельствуют ваши слова. Я тоже несу частичную ответственность за него, поскольку именно я рекомендовал ему учителя-вулканца и свел их вместе.
У меня забегали мурашки по коже, когда я стала догадываться, куда он клонит. Закусив нижнюю губу, я спросила:
– Это Перрен?
Наступило молчание. Все ощутили, что ситуация осложнилась еще на порядок. Спок напряженно разглядывал нас, пытаясь угадать ход наших мыслей, потому что он глубже, чем кто-либо из нас, представлял себе, какой запутанный лабиринт означает быть вулканцем.
Переменив ногу, он продолжил:
– Сарда и Перрен знали друг друга уже до этого. У Перрена было преимущество: он не страдал типичными предрассудками любого вулканца в отношении талантов Сарды. И все же, являясь тоже своего рода отступником, Перрен был старше Сарды и поэтому преуспел в специфической подготовке вулканцев. Вот почему логично то, что именно Перрен должен был стать его учителем, – Спок на мгновение уставился в никуда. Возможно, этот жест был проявлением его признания собственной вины? Он знал, что мы оба вмешивались в жизнь Сарды и, несмотря на благородство своих мотивов, могли поставить его в компрометирующее положение. Или искусственно создать ситуацию, в которой соблазн оказывался чересчур силен даже для вулканцев.
***
Спок вернул меня к действительности от этих невеселых мыслей, спросив:
– Могу я побеседовать с вами наедине, командир?
– Конечно… – я робко взглянула на остальных.
– Понятно, – Скеннер хлопнул себя по коленям и поднялся. Мэрит и Маккой нарочито безразлично направились в кормовую часть корабля. Когда мы остались одни, я сразу же почувствовала, что лишилась их эмоциональной поддержки.
– Командир, я хочу вам сообщить строго конфиденциальную информацию, начал Спок прекрасно поставленным голосом. – Для эффективной работы с лейтенантом Сардой вам нужно учесть некоторые обстоятельства.
Я кивнула.
– Понимаю.
Чувствовалось, что слова даются ему нелегко. Очевидно, он долго думал перед тем, как решиться на такой разговор со мной. Наконец, он продолжил;
– Система тренировок вулканцев является предметом их строжайшей тайны. Их методы представляют собой нечто большее, чем простая передача информации от учителя к ученику. Именно они являются объектом моего особого интереса, для чего я хочу выяснить личное участие лейтенанта Сарды во всем этом инциденте.
Он замолчал. Возможно, Спок надеялся, что я сама смогу прийти к нужном выводам, и ему не придется произносить их вслух. Из уважения к нему я попыталась изложить свое понимание.
– Вы намекаете на то, – начала я, – что Сарда мог быть чем-то обязан Перрену?
Мой вопрос до определенной степени застал его врасплох. Он потупил взор, обремененный очень трудной для вулканца задачей – решиться или нет посвятить невулканца в таинства, которые они так скрывают от посторонних.
Кроме разглашения этих таинств, ему мешало и еще одно обстоятельство. Мы оба хорошо понимали, о чем шла речь. Человек, который стал другом вулканца, автоматически становится осложняющим фактором. Теперь этот груз лег на мои плечи.
Спок медленно произнес:
– Тренировки разума молодых вулканцев не могут быть проведены по упрощенной программе. Они не могут стать просто набором слов.
– Да, сэр, но имеются компьютерные файлы, – возразила я. – Я только что познакомилась с содержанием одного из них в библиотечном компьютере.
– Никакой файл, – прервал он, – не заменит живого вулканца.
Все еще не определившись в том, что мне говорить, а что – нет, Спок вздохнул и, подыскивая слова, попытался объяснить мне необъяснимое. Или слишком личное, чтобы произносить это вслух.
– На экране, конечно, можно прочитать слова, – произнес он, – но этими словами не передать глубины лежащего за ними смысла, как не определить различия между понятием в словаре и реальной жизнью, – он внимательно посмотрел на меня, желая убедиться в том, что его слова достигали цели. Я кивнула, чтобы успокоить его.
– Вы имеете в виду какую-то разновидность симбиоза или сожительства, кроме банальной передачи фактов и умения разбираться в них? Что-то сугубо социальное?
Он ответил:
– Обучение у вулканцев всегда требует взаимного самопожертвования учителя и ученика. Своего рода духовной связи, которая дополняется и завершается слиянием интеллектов. При обычных обстоятельствах я считаю нелогичным мнение, что Сарда по своей воле может принять участие в шпионаже. Однако, столь тесная связь с Перреном, рано или поздно развивающаяся между учителем и учеником, в состоянии многое изменить.
В первый раз мои сомнения, вопросы, касавшиеся Сарды, приобрели конкретное содержание. К моему стыду, конечно. Мне пришлось бороться с охватившим меня чувством ревности, чтобы прояснить собственные мысли.
– Таким образом, это взаимная симпатия, – пробормотала я. Спок кивнул.
– Но сейчас потенциально опасная. Честно говоря, мне не совсем понятно и настроение Перрена, и его образ мыслей. Очевидно, вулканец никогда не согласится с условиями, предлагаемыми ему Морни, не сможет столь бездумно играть в такие опасные игры с бессчетным количеством чужих, ни в чем не повинных жизней. И если образ мыслей Перрена как вулканца смог так разительно перемениться, то это тоже повод для дополнительного беспокойства. Глубоко вздохнув, я пришла к выводу:
– Итак, мы до сих пор не знаем точно, в каком душевном состоянии пребывает сейчас Сарда.
Он не смог возразить.
– Похоже, что так.
Глава 6
Пусть вместе мы станем сильнее, чем каждый из нас по отдельности.
Аргелиус – одна из планет, находящихся на самом краю исследованного космоса, относительно безопасный и не разрушенный войнами уголок на окраине Федерации. Такие планеты могут случайно привлечь внимание в связи с каким-нибудь инцидентом в Галактике с участием такого рода планет.
Аргелиус, однако, отличался от всех своей совершенной пассивностью. Его народ, как и вулканцы, когда-то был воинственным, но постепенно эволюционизировал, в отличие от тех, в отсталое общество с культом всеобщей пассивности. Население Аргелиуса, даже дети, не имело привычки ссориться между собой. В результате вместе с эмоциями гнева они лишились и всех других качеств, так необходимых обществу, рассчитывающему на свои силы в конкурентной борьбе миров: амбициозности, стремления к совершенствованию, умения выжить в условиях свободного рынка. В итоге они стали приятным, но беспомощным народом. Им пришлось приглашать на административные должности представителей других планет, потому что они оказались неспособными управлять сами собой, превратившись в буквальном смысле в планету "отпусков на побережье". Это было единственное, что они умели и делали с удовольствием.
Любая культура имеет свои отличительные признаки. Постройки из естественного камня и дерева, одежда времен земного средневековья, вуаль у женщин, шлепанцы, тюрбаны, танец живота, простейшие музыкальные инструменты характеризовали культурные особенности Аргелиуса. Несколько антропологических экспедиций Федерации остановились на гипотезе, согласно которой аргелийцы, скорее всего, – одна из родственных человеку рас, специально расселенных в нескольких местах Галактики превосходившей их по уровню цивилизацией с целью законсервировать их первозданный вид. С этой теорией, однако, не очень согласовывались данные о телепатических способностях этого народа, хотя и не очень выраженных, преимущественно присутствовавших у женщин некоторых родов. Меня, впрочем, этот вопрос волновал меньше всего. На Аргелиусе описывалось только три более или менее компактных поселения – некоторое подобие наших городов, однако, со старинной планировкой и организацией городской жизни. Некоторые улицы в этих городах так и не получили хоть какое-нибудь название за многие сотни лет своего существования. Невозможно было выделить какие-либо общественные группы или классы, и все были одинаково бедны. И, как следствие, в их городе Элгор-Сити не было ни одного сдаваемого внаем помещения, что затрудняло поиски места, которое могло бы привлечь внимание группы ученых-беглецов.
Итак, мы были уже совсем близко от цели и начинали выходить на орбиту. Все ждали, пока мистер Спок обнародует свой план поисков.
Вероятно, каждый из нас надеялся на Спока, думая, что только он сможет организовать розыски ученых при таком недостатке информации. Но, наблюдая за его усилиями отыскать в имевшихся данных по этой группе ученых какой-либо намек на то место, где они могли бы скрываться сейчас, мы постепенно пришли к мысли о том, что, к сожалению, и сам Спок в этом вопросе не волшебник.
Он и сам чувствовал это. С напряжением вулканец всматривался в экран монитора, поглощая малоинтересные, скучные данные о Морни и Перрене. Когда их источник иссяк, он бесцеремонно запустил процесс просмотра снова. На этот раз экран заполнили информационные помойки, посвященные Элгор-Сити и близлежащим селениям. Доктор Маккой и Мэрит воспользовались информационным блоком, посвященным группе ученых, и решили еще раз просмотреть эти же данные с другого терминала, пытаясь оценить их с точки зрения психолога.
Возможно, Спок пропустил что-нибудь ценное. В это время мы с вулканцем изучали данные о городе: особенности архитектуры, потенциальные злачные или иные места, где могли бы спрятаться беглецы, дома с большим количеством входов и выходов, естественные убежища и тому подобное.
Однако, нам нелегко было поставить себя на место ученых-вероотступников: я не относилась к первым, а Спок – ко вторым.
Скеннер тем временем изучал по показаниям приборов данные о планете, к которой мы подлетали. Обычные потоки тепловой и магнитной энергии, ничем не отличающиеся от потоков на других планетах, вызвали у него чувство удовлетворения. Скеннер нашел свое любимое занятие и перестал быть объектом моих забот и тревог.
И только когда он вдруг прекратил напевать себе под нос одну из своих любимых песенок и наклонился вперед в своем кресле, я поняла, как долго уже мы не обменивались с ним ни единым словом. Его внезапное молчание привлекло внимание всех нас. Скеннер уткнулся в экран и замер.
– Что это за голубоватые проблески вон там?
Спок повернулся в кресле.
– Где, мистер Сэндидж?
Скеннер моргнул, покачал головой, сощурился и, наконец, пожал плечами.
– Сэр… я никогда не встречался с подобными волнами.
Спок подключился к своему собственному экрану, мельком взглянув на нас обоих, и стал рассматривать компьютерное изображение зубчатых волнистых линий, исходивших от поверхности планеты. Но ему пришлось заниматься этим не более секунды. Его тело качнулось в сторону приборной доски, за которую он попытался зацепиться. Вулканец плечом перевернул кресло, сбросив Скеннера на пол. Перед тем, как тот ударился головой о переборку, корабль резко уклонился от курса, уходя с намеченной орбиты.
Раздался оглушительный рев, а затем свист двигателей. Искусственная гравитация на корабле оказалась разбалансированной, наши тела под действием центробежных сил стало прижимать к его корпусу и переборкам.
Скеннер сильно ударился о ручку аварийного выхода, затем очутился у переборки, между Маккоем и Мэрит.
Я зацепилась за одно из пассажирских кресел, но ненадолго. Меня с силой тащило вправо, пока я не задела плечом ограждение главного портала внешнего наблюдения и не оказалась прижатой к Мэрит и, частично, к переборке. Доктор Маккой придерживал руками лоб Скеннера, по которому текла кровь. Это было единственное, чем он мог помочь ему в данной ситуации.
Двигатели "Банановой Республики" напряженно гудели, напоминая звук, издававшийся когда-то грузовыми локомотивами на подъеме в гору. Спок все еще пытался зацепиться за приборную панель, его средневековый плащ развевался за плечами. Вулканца удерживало там только его упрямство. Между тем наш корабль с пришвартованным к нему челноком уходил с орбиты в напряженном вое двигателей.
Мои глаза затуманились. Я силой воли держала их открытыми, пытаясь понять, зачем потребовалось Споку подвергать корабль такой опасности.
Вскоре перегрузки начали ослабевать, и заработал автоматический контроль гравитации. Только после этого мы полностью ощутили пережитое.
Вдруг новая ударная волна сотрясла корабль. Она шла снизу, от поверхности планеты. Я почувствовала ее необычность, странную силу психической атаки и сразу поняла, что наш корабль тут ни при чем. Я ощутила повторяющиеся приливы тошноты, каждый всплеск этой странной волны сопровождался ее приступом. Затем у меня возникло ощущение искажения реальности, корпус корабля сначала показался мне растягивающимся в стороны, а затем он растворился совсем, и я осталась наедине с космосом.
Мои руки то неестественно вытягивались, то попеременно меняли свою форму, цвет наконец, реальность на мгновение возвращалась. С новой волной все повторялось сначала.
Я услышала треск внешней обшивки "Короля", затем свист потоков воздуха, ускользающих в открытый космос, а потом знакомый сосущий звук: это начали свою работу автоматические системы восстановления герметичности корпуса. По крайней мере, корабль пытался сам позаботиться о себе. С нашим же рассудком творились странные вещи: какая-то сила периодически вмешивалась в наше сознание.
Что это? Ударная волна? Что бы это ни было, мне оно определенно не нравилось.
Моя нервная система вибрировала, складывалось впечатление, что все внутри утратило естественную синхронность в работе. Я уже потеряла счет этим странным волнам, не оставлявшим в покое всех нас то время, пока мы медленно уходили в сторону с орбиты. Но даже здесь, на расстоянии, волны продолжали доставать корабль, демонстрируя свою ужасную силу. Постепенно я догадалась, что Спок своим рывком в сторону панели управления и последующим маневром корабля спас нас от прямого удара чудовищной силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– По принципу "разделяй и властвуй", – прокомментировал Маккой.
– Естественно. Далее, если нам удастся изолировать их друг от друга, то они не смогут передать врагам все технологические детали, и угроза существенно снизится.
У меня затекли ноги.
– Но капитан Кирк остался на Земле, – возразила я. – Его сняли со шхуны и направили для допроса…
– Капитан Кирк, – ответил Спок, – в нужное время будет здесь, командир.
– Но…
Его уверенность в капитане Кирке, даже не подкрепленная никакими доказательствами, позволила мне избавиться от остатков подозрения в том, что я оказалась составной частью не до конца продуманного и подготовленного плана в качестве мелкой шестерки в большом несмазанном механизме. Спок пристально смотрел на меня и сквозь меня, и когда он медленно подмигнул мне, я поняла, что наши мнения о капитане Джеймсе Кирке можно считать согласованными.
Пусть будет так. Части команды придется довольствоваться половинной информацией.
– Сэр, – медленно начала я, – я знаю, что Сарда попал в трудную ситуацию, но… но все равно не верю. что он добровольно решил участвовать во всех этих махинациях. Он жертва обстоятельств. Я уверена в этом.
– На чем основывается ваша уверенность, командир?
Я ощутила холодок, пробегающий по моей спине. Если бы этот вопрос задал бы мне капитан Кирк, я бы, наверное, сослалась на свою интуицию. Но передо мной был Спок. Рациональный, требующий перед принятием решения представить ему все недостающие компоненты для его формул. Что ответить ему? Почему я чувствую, что Сарда невиновен?
Наконец я сказала:
– У него не было никаких оснований для бегства, сэр. Ведь он удостоен медали Федерации и всегда был на хорошем счету.
– Ну и что? – Мой собеседник продолжал буравить меня своими глазами, проникая прямо в глубину моей человеческой сути.
Пришлось сознаться.
– Я ему просто верю.
Спок кивнул, очевидно, удовлетворенный тем, что понял нечто, недоступное простому вулканцу. Он медленно произнес:
– Я согласен с вами.
Краешком глаза я заметила, как у Скеннера от удивления поехала вниз нижняя челюсть. Что на него так подействовало: моя уверенность или почти человеческое выражение веры в Сарду в словах Спока – я не поняла. Внезапно я ощутила чувство вины. Во мне поднялся вихрь сомнений, воспоминаний о беседе с Мэрит. Теперь, уже высказавшись, чем еще я могу подкрепить обоснованность моих выводов? И, что более важно, оправдает ли мои надежды Сарда?
– И тем не менее, – продолжал Спок, – нам необходимо сохранять осторожность. Вы хорошо знаете о постоянных попытках Сарды стать настоящим вулканцем, о его внутреннем напряжении, связанном с этим, как свидетельствуют ваши слова. Я тоже несу частичную ответственность за него, поскольку именно я рекомендовал ему учителя-вулканца и свел их вместе.
У меня забегали мурашки по коже, когда я стала догадываться, куда он клонит. Закусив нижнюю губу, я спросила:
– Это Перрен?
Наступило молчание. Все ощутили, что ситуация осложнилась еще на порядок. Спок напряженно разглядывал нас, пытаясь угадать ход наших мыслей, потому что он глубже, чем кто-либо из нас, представлял себе, какой запутанный лабиринт означает быть вулканцем.
Переменив ногу, он продолжил:
– Сарда и Перрен знали друг друга уже до этого. У Перрена было преимущество: он не страдал типичными предрассудками любого вулканца в отношении талантов Сарды. И все же, являясь тоже своего рода отступником, Перрен был старше Сарды и поэтому преуспел в специфической подготовке вулканцев. Вот почему логично то, что именно Перрен должен был стать его учителем, – Спок на мгновение уставился в никуда. Возможно, этот жест был проявлением его признания собственной вины? Он знал, что мы оба вмешивались в жизнь Сарды и, несмотря на благородство своих мотивов, могли поставить его в компрометирующее положение. Или искусственно создать ситуацию, в которой соблазн оказывался чересчур силен даже для вулканцев.
***
Спок вернул меня к действительности от этих невеселых мыслей, спросив:
– Могу я побеседовать с вами наедине, командир?
– Конечно… – я робко взглянула на остальных.
– Понятно, – Скеннер хлопнул себя по коленям и поднялся. Мэрит и Маккой нарочито безразлично направились в кормовую часть корабля. Когда мы остались одни, я сразу же почувствовала, что лишилась их эмоциональной поддержки.
– Командир, я хочу вам сообщить строго конфиденциальную информацию, начал Спок прекрасно поставленным голосом. – Для эффективной работы с лейтенантом Сардой вам нужно учесть некоторые обстоятельства.
Я кивнула.
– Понимаю.
Чувствовалось, что слова даются ему нелегко. Очевидно, он долго думал перед тем, как решиться на такой разговор со мной. Наконец, он продолжил;
– Система тренировок вулканцев является предметом их строжайшей тайны. Их методы представляют собой нечто большее, чем простая передача информации от учителя к ученику. Именно они являются объектом моего особого интереса, для чего я хочу выяснить личное участие лейтенанта Сарды во всем этом инциденте.
Он замолчал. Возможно, Спок надеялся, что я сама смогу прийти к нужном выводам, и ему не придется произносить их вслух. Из уважения к нему я попыталась изложить свое понимание.
– Вы намекаете на то, – начала я, – что Сарда мог быть чем-то обязан Перрену?
Мой вопрос до определенной степени застал его врасплох. Он потупил взор, обремененный очень трудной для вулканца задачей – решиться или нет посвятить невулканца в таинства, которые они так скрывают от посторонних.
Кроме разглашения этих таинств, ему мешало и еще одно обстоятельство. Мы оба хорошо понимали, о чем шла речь. Человек, который стал другом вулканца, автоматически становится осложняющим фактором. Теперь этот груз лег на мои плечи.
Спок медленно произнес:
– Тренировки разума молодых вулканцев не могут быть проведены по упрощенной программе. Они не могут стать просто набором слов.
– Да, сэр, но имеются компьютерные файлы, – возразила я. – Я только что познакомилась с содержанием одного из них в библиотечном компьютере.
– Никакой файл, – прервал он, – не заменит живого вулканца.
Все еще не определившись в том, что мне говорить, а что – нет, Спок вздохнул и, подыскивая слова, попытался объяснить мне необъяснимое. Или слишком личное, чтобы произносить это вслух.
– На экране, конечно, можно прочитать слова, – произнес он, – но этими словами не передать глубины лежащего за ними смысла, как не определить различия между понятием в словаре и реальной жизнью, – он внимательно посмотрел на меня, желая убедиться в том, что его слова достигали цели. Я кивнула, чтобы успокоить его.
– Вы имеете в виду какую-то разновидность симбиоза или сожительства, кроме банальной передачи фактов и умения разбираться в них? Что-то сугубо социальное?
Он ответил:
– Обучение у вулканцев всегда требует взаимного самопожертвования учителя и ученика. Своего рода духовной связи, которая дополняется и завершается слиянием интеллектов. При обычных обстоятельствах я считаю нелогичным мнение, что Сарда по своей воле может принять участие в шпионаже. Однако, столь тесная связь с Перреном, рано или поздно развивающаяся между учителем и учеником, в состоянии многое изменить.
В первый раз мои сомнения, вопросы, касавшиеся Сарды, приобрели конкретное содержание. К моему стыду, конечно. Мне пришлось бороться с охватившим меня чувством ревности, чтобы прояснить собственные мысли.
– Таким образом, это взаимная симпатия, – пробормотала я. Спок кивнул.
– Но сейчас потенциально опасная. Честно говоря, мне не совсем понятно и настроение Перрена, и его образ мыслей. Очевидно, вулканец никогда не согласится с условиями, предлагаемыми ему Морни, не сможет столь бездумно играть в такие опасные игры с бессчетным количеством чужих, ни в чем не повинных жизней. И если образ мыслей Перрена как вулканца смог так разительно перемениться, то это тоже повод для дополнительного беспокойства. Глубоко вздохнув, я пришла к выводу:
– Итак, мы до сих пор не знаем точно, в каком душевном состоянии пребывает сейчас Сарда.
Он не смог возразить.
– Похоже, что так.
Глава 6
Пусть вместе мы станем сильнее, чем каждый из нас по отдельности.
Аргелиус – одна из планет, находящихся на самом краю исследованного космоса, относительно безопасный и не разрушенный войнами уголок на окраине Федерации. Такие планеты могут случайно привлечь внимание в связи с каким-нибудь инцидентом в Галактике с участием такого рода планет.
Аргелиус, однако, отличался от всех своей совершенной пассивностью. Его народ, как и вулканцы, когда-то был воинственным, но постепенно эволюционизировал, в отличие от тех, в отсталое общество с культом всеобщей пассивности. Население Аргелиуса, даже дети, не имело привычки ссориться между собой. В результате вместе с эмоциями гнева они лишились и всех других качеств, так необходимых обществу, рассчитывающему на свои силы в конкурентной борьбе миров: амбициозности, стремления к совершенствованию, умения выжить в условиях свободного рынка. В итоге они стали приятным, но беспомощным народом. Им пришлось приглашать на административные должности представителей других планет, потому что они оказались неспособными управлять сами собой, превратившись в буквальном смысле в планету "отпусков на побережье". Это было единственное, что они умели и делали с удовольствием.
Любая культура имеет свои отличительные признаки. Постройки из естественного камня и дерева, одежда времен земного средневековья, вуаль у женщин, шлепанцы, тюрбаны, танец живота, простейшие музыкальные инструменты характеризовали культурные особенности Аргелиуса. Несколько антропологических экспедиций Федерации остановились на гипотезе, согласно которой аргелийцы, скорее всего, – одна из родственных человеку рас, специально расселенных в нескольких местах Галактики превосходившей их по уровню цивилизацией с целью законсервировать их первозданный вид. С этой теорией, однако, не очень согласовывались данные о телепатических способностях этого народа, хотя и не очень выраженных, преимущественно присутствовавших у женщин некоторых родов. Меня, впрочем, этот вопрос волновал меньше всего. На Аргелиусе описывалось только три более или менее компактных поселения – некоторое подобие наших городов, однако, со старинной планировкой и организацией городской жизни. Некоторые улицы в этих городах так и не получили хоть какое-нибудь название за многие сотни лет своего существования. Невозможно было выделить какие-либо общественные группы или классы, и все были одинаково бедны. И, как следствие, в их городе Элгор-Сити не было ни одного сдаваемого внаем помещения, что затрудняло поиски места, которое могло бы привлечь внимание группы ученых-беглецов.
Итак, мы были уже совсем близко от цели и начинали выходить на орбиту. Все ждали, пока мистер Спок обнародует свой план поисков.
Вероятно, каждый из нас надеялся на Спока, думая, что только он сможет организовать розыски ученых при таком недостатке информации. Но, наблюдая за его усилиями отыскать в имевшихся данных по этой группе ученых какой-либо намек на то место, где они могли бы скрываться сейчас, мы постепенно пришли к мысли о том, что, к сожалению, и сам Спок в этом вопросе не волшебник.
Он и сам чувствовал это. С напряжением вулканец всматривался в экран монитора, поглощая малоинтересные, скучные данные о Морни и Перрене. Когда их источник иссяк, он бесцеремонно запустил процесс просмотра снова. На этот раз экран заполнили информационные помойки, посвященные Элгор-Сити и близлежащим селениям. Доктор Маккой и Мэрит воспользовались информационным блоком, посвященным группе ученых, и решили еще раз просмотреть эти же данные с другого терминала, пытаясь оценить их с точки зрения психолога.
Возможно, Спок пропустил что-нибудь ценное. В это время мы с вулканцем изучали данные о городе: особенности архитектуры, потенциальные злачные или иные места, где могли бы спрятаться беглецы, дома с большим количеством входов и выходов, естественные убежища и тому подобное.
Однако, нам нелегко было поставить себя на место ученых-вероотступников: я не относилась к первым, а Спок – ко вторым.
Скеннер тем временем изучал по показаниям приборов данные о планете, к которой мы подлетали. Обычные потоки тепловой и магнитной энергии, ничем не отличающиеся от потоков на других планетах, вызвали у него чувство удовлетворения. Скеннер нашел свое любимое занятие и перестал быть объектом моих забот и тревог.
И только когда он вдруг прекратил напевать себе под нос одну из своих любимых песенок и наклонился вперед в своем кресле, я поняла, как долго уже мы не обменивались с ним ни единым словом. Его внезапное молчание привлекло внимание всех нас. Скеннер уткнулся в экран и замер.
– Что это за голубоватые проблески вон там?
Спок повернулся в кресле.
– Где, мистер Сэндидж?
Скеннер моргнул, покачал головой, сощурился и, наконец, пожал плечами.
– Сэр… я никогда не встречался с подобными волнами.
Спок подключился к своему собственному экрану, мельком взглянув на нас обоих, и стал рассматривать компьютерное изображение зубчатых волнистых линий, исходивших от поверхности планеты. Но ему пришлось заниматься этим не более секунды. Его тело качнулось в сторону приборной доски, за которую он попытался зацепиться. Вулканец плечом перевернул кресло, сбросив Скеннера на пол. Перед тем, как тот ударился головой о переборку, корабль резко уклонился от курса, уходя с намеченной орбиты.
Раздался оглушительный рев, а затем свист двигателей. Искусственная гравитация на корабле оказалась разбалансированной, наши тела под действием центробежных сил стало прижимать к его корпусу и переборкам.
Скеннер сильно ударился о ручку аварийного выхода, затем очутился у переборки, между Маккоем и Мэрит.
Я зацепилась за одно из пассажирских кресел, но ненадолго. Меня с силой тащило вправо, пока я не задела плечом ограждение главного портала внешнего наблюдения и не оказалась прижатой к Мэрит и, частично, к переборке. Доктор Маккой придерживал руками лоб Скеннера, по которому текла кровь. Это было единственное, чем он мог помочь ему в данной ситуации.
Двигатели "Банановой Республики" напряженно гудели, напоминая звук, издававшийся когда-то грузовыми локомотивами на подъеме в гору. Спок все еще пытался зацепиться за приборную панель, его средневековый плащ развевался за плечами. Вулканца удерживало там только его упрямство. Между тем наш корабль с пришвартованным к нему челноком уходил с орбиты в напряженном вое двигателей.
Мои глаза затуманились. Я силой воли держала их открытыми, пытаясь понять, зачем потребовалось Споку подвергать корабль такой опасности.
Вскоре перегрузки начали ослабевать, и заработал автоматический контроль гравитации. Только после этого мы полностью ощутили пережитое.
Вдруг новая ударная волна сотрясла корабль. Она шла снизу, от поверхности планеты. Я почувствовала ее необычность, странную силу психической атаки и сразу поняла, что наш корабль тут ни при чем. Я ощутила повторяющиеся приливы тошноты, каждый всплеск этой странной волны сопровождался ее приступом. Затем у меня возникло ощущение искажения реальности, корпус корабля сначала показался мне растягивающимся в стороны, а затем он растворился совсем, и я осталась наедине с космосом.
Мои руки то неестественно вытягивались, то попеременно меняли свою форму, цвет наконец, реальность на мгновение возвращалась. С новой волной все повторялось сначала.
Я услышала треск внешней обшивки "Короля", затем свист потоков воздуха, ускользающих в открытый космос, а потом знакомый сосущий звук: это начали свою работу автоматические системы восстановления герметичности корпуса. По крайней мере, корабль пытался сам позаботиться о себе. С нашим же рассудком творились странные вещи: какая-то сила периодически вмешивалась в наше сознание.
Что это? Ударная волна? Что бы это ни было, мне оно определенно не нравилось.
Моя нервная система вибрировала, складывалось впечатление, что все внутри утратило естественную синхронность в работе. Я уже потеряла счет этим странным волнам, не оставлявшим в покое всех нас то время, пока мы медленно уходили в сторону с орбиты. Но даже здесь, на расстоянии, волны продолжали доставать корабль, демонстрируя свою ужасную силу. Постепенно я догадалась, что Спок своим рывком в сторону панели управления и последующим маневром корабля спас нас от прямого удара чудовищной силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30