Сэм присела на маленький диванчик и, потянув девочку за руку, усадила ее рядом с собой.
— Вы с твоей мамой — самые важные люди в моей жизни, — призналась она. — Иногда сестры могут в чем-то не соглашаться. Или одна из них видит, как другая делает что-то, что, по ее мнению, ей может навредить… если она заговорит об этом, то может просто обидеть сестру. А если она промолчит, ну… она переживает, что может случиться что-то плохое.
— Как мама и Тед?
Сэм медлила с ответом, и у Джессики засосало под ложечкой. Она не любила, когда взрослые не говорили всей правды, когда они утаивали неприятные мысли, думая, что детям будет тяжело их воспринимать. Но тетя Сэм решилась и кивнула.
— Да, — сказала она. — Но твоя мама поступила очень мужественно, уйдя от него и проделав такой долгий путь сюда, чтобы начать новую жизнь. Я очень горжусь ею. Мне нравится видеть, когда она дает сдачи.
— Спасибо, — произнесла мать Джессики, входя в комнату.
— Я слышала, что говорил Патрик, — продолжала тетя Сэм. — Мне не нравится, когда такие люди, как Тед, остаются безнаказанными.
— Знаю. — Мариса задумчиво покачала головой.
— Разве Патрик не говорил, что твоя подруга должна сражаться с ним в суде? — спросила Сэм.
— Говорил.
Джессика переводила взгляд с матери на тетю. Они были так похожи и одновременно очень разные. Тетя Сэм — высокая, худощавая, с роскошными вьющимися рыжими волосами и веселыми зелеными глазами. Ее мать тоже высокая, но не такая тоненькая, с темными прямыми волосами. Глаза у нее такие же зеленые, как у сестры, только вот уже давно Джессика не видела в них веселья. Раньше в них светились огонь, озорство и ожидание чуда.
Уже давно в глазах ее матери ничего этого не было. Но теперь, глядя, как сестры надевают свои ковбойские сапожки, берут свои скрипки, Джессика вновь увидела в глазах Марисы те самые огонь и веселье.
— Ты могла бы поехать в Коннектикут после концерта, — предложила Сэм. — И помочь Лили в суде. Ты кое-что расскажешь судье и этим поможешь не пустить Эдварда в жизнь Роуз.
— О Тэлли? — спросила Джессика.
— И еще кое о чем, — сказала ее мать.
— Я тоже хочу поехать, — попросила Джессика. — Чтобы быть вместе с Роуз.
— Там будет он, Джесс. И нам придется с ним встретиться.
Джессика подумала о Тэлли, и тюленятах, и Лили, и Роуз, и Нэнни — она хотела помочь им всем.
— Мама, — сказала девочка, — они наши друзья, и мы их любим. Я хочу поехать.
— И я хочу, — произнесла ее мать.
— Мы все можем поехать, — пригласила Сэм. — Мне тоже хочется присутствовать при этом.
— Ох, Сэм…
Мариса так широко улыбалась, а Сэм выглядела так воинственно, что казалось, искры мерцают в ее зеленых глазах.
— Но прежде всего, — сказала Сэм, — мы должны победить на фестивале.
— Осторожнее! — воскликнула шутливо Джессика. — Летящие ангелы идут!
— Не «Летящие», а «Падшие»… — начала было поправлять ее Сэм, но Мариса остановила ее.
— Думаю, пора нам подобрать новое название, — проговорила она. — И думаю, Джессика только что это сделала.
Волнение нарастало всю неделю. И теперь, в последний день фестиваля, наконец наступил долгожданный момент: должны были выступить все финалисты и сыграть лучшую музыку в своей жизни. Лужайка гостиницы была полностью занята зрителями, на ней не оставалось ни одного сантиметра свободного места. Одеяла были расстелены вплотную друг к другу, а людям, сидевшим на раскладных стульях, приходилось поджимать ноги. Подруги Марисы заняли лучшее место между беседкой и сценой. Две трибуны были заполнены уважаемыми людьми города и провинций, членами жюри и семейством Нилл — Камиллой, Джудом, Энн, а также их дальними родственниками.
Глядя вниз с холма, Мариса видела, как солнечные лучи освещают широкую голубую бухту. Тени гор превратили ее поверхность в темное серебро, покрытое рябью от волн, поднимающихся следом за возвращающимися рыбацкими судами. Она прислушалась к ансамблю, выступавшему на сцене, — квартету из Ингониша, чьи волынки играли таинственно и завораживающе, а звуки, издаваемые ими, казалось, просто висели в чистом северном воздухе.
Рядом с ней стояла Сэм, потихоньку настраивая свою скрипку. Хотя они не играли на публике уже несколько лет, они провели последние минуты перед выходом на сцену в полном спокойствии. Сэм справлялась с волнением перед концертом тем, что внимательно осматривала и подстраивала свой инструмент. Мариса же в таких случаях искала среди зрителей лица людей, которых знала лучше всего.
Вон сидят ее подруги, попивая вино и наслаждаясь прекрасной музыкой. Энн пришлось сесть со своей семьей, но Мариса знала, что ее сердце было с друзьями, сидящими на одеялах рядом с беседкой. Мариса заметила Ти Джея, облокотившегося на перила.
А прямо перед сценой сидели рядом Патрик и Джесс. Флора растянулась у их ног. Сердце Марисы начало учащенно биться. Она глубоко вдохнула прохладный чистый воздух. Сколько времени она даже и мечтать не могла о таком вечере, как этот! Видеть свою дочь с человеком, которому она доверяла, было больше, чем она позволяла себе в мечтах! Взглянув на свою сестру, натиравшую канифолью смычок, Мариса подумала, что сказала бы Сэм, если бы она призналась ей, что, кажется, влюбилась.
Ансамбль из Ингониша закончил выступление, и зрители дружно зааплодировали. Затем Энн встала с трибуны и прошла на сцену. Мариса подтолкнула Сэм локтем. Она знала, что вот-вот объявят их выход. Энн улыбнулась зрителям, поблагодарила всех за то, что они приехали на фестиваль, а потом повернулась к гостинице.
— У нас в конкурсе особенные участницы, — сказала она. — Это медсестры, родные сестры и мои друзья. Прошу вас, поприветствуйте… — Энн глянула вниз на Джессику, будто ей нужно было напоминание о новом названии — «Летящие ангелы»!
Мариса схватила Сэм за руку, и они вместе побежали по дорожке. Казалось, их скрипки пели на ветру. Сколько раз они уже так бежали, держась за руки? Торопясь куда-то по важному делу — в школу, на концерт, на вечеринку, на свадьбу — вместе, и каждая из них знала, что другая рядом!
Они поднялись на сцену. Сэм посмотрела на Марису, и та кивнула.
— Раз, два, — сказала Сэм, задавая ритм, и они начали играть.
Они обе были одеты в черное. Ковбойские сапожки Сэм были желтыми, а Марисы — бирюзовыми. Они стояли так близко друг к другу, что, когда ветерок растрепал волосы Сэм, несколько прядей попали Марисе на лицо. Она этого почти не заметила. Их смычки двигались в четком согласии, быстро и точно.
Они сыграли джигу, рил и балладу «Через холмы» — их фирменную песню. Когда они начали ее играть, из задних рядов кто-то заулюлюкал от восторга. Марисе хотелось посмотреть, кто это был, — может, старый поклонник еще со времен Балтимора? Но дело в том, что сегодня вечером Мариса играла для двух человек — маленькой девочки, которая всегда владела ее сердцем, и мужчины, сидящего рядом с ней, который смог отогреть ее сердце снова. Аккомпанируя себе, они с Сэм пели дуэтом.
Когда пришло время четвертой песни, Сэм приготовилась начинать, но Мариса опустила смычок. Удивленно и немного сбившись с ритма, Сэм взглянула на сестру.
— Все в порядке? — прошептала она.
— Да, — ответила Мариса.
Ей просто нужно было на секунду посмотреть на небо. Уже темнело, и скоро должны были появиться звезды, похожие на серебряные блестки на темно-синем вельвете. Мариса представила себе, что от звезды к звезде тянутся тонкие нити, соединяя их друг с другом и удерживая все вместе. Она подумала о Лили, мысленно послала ей свою любовь и надежду, пожелала, чтобы та продержалась, пока не прибудет помощь — Патрик, Мариса, Джессика и Сэм. Потом она взглянула на Патрика и свою дочь, сидящих рядом перед сценой.
— Это последняя песня, — сказала она громко, глядя прямо ему в глаза. Он кивнул, и вдруг у нее перехватило дыхание и она испугалась, что не сможет петь.
— Готова? — спросила Сэм, поднеся смычок к струнам.
— Готова, — ответила Мариса. Она отбила такт носком сапога: раз, два, три, четыре…
И сестры запели.
В море шторм поднялся,
И волны были как горы.
А моя лодка
Так далеко от берега,
Что и земли не видно.
Я плыла к тебе,
В моей гонимой штормом лодке,
Позабыв совсем,
Что только любовь
Может спасти девушку
И не дать ей утонуть в одиночестве.
Ты мой спасательный круг,
Ты моя путеводная звезда,
Ты моя тихая гавань, где можно
укрыться в шторм,
Ты мой свет в ночи…
Сестры пели в унисон. Все зрители слушали молча. Может быть, они догадались, что слышат личную песню о любви, а может быть, и нет. Мариса играла на скрипке, неотрывно глядя только на одно лицо в толпе зрителей. Его волосы были рыжими, его глаза — такими голубыми!
Когда песня кончилась, тишина, казалось, оглушала — и вдруг толпа взорвалась громоподобными аплодисментами. Зрители повскакали на ноги и аплодировали стоя. Мариса и Сэм, взявшись за руки, отвесили низкий поклон.
Теперь члены жюри будут совещаться, чтобы выбрать победителя, но Мариса уже почти не думала об этом. Этот вечер уже принес ей все, о чем она мечтала. Не отпуская руки сестры, она спустилась со сцены и оказалась в объятиях Патрика и Джесс.
— Мамочка, это было замечательно! — воскликнула девочка. — А тетя Сэм! Вы точно станете победителями.
— Не знаю, — услышала Мариса слова Сэм. — Мы появились на фестивале только в последний день. Мы темные лошадки.
— Патрик, — прошептала Мариса, обнимая его и глядя прямо в его голубые глаза.
— Ты потрясающе выступила, — произнес он.
— Спасибо. Я очень рада, что тебе понравилось.
— Эта песня — самое прекрасное, что я слышал в жизни…
Мариса смотрела на него не отрываясь. Ей хотелось сказать, что именно благодаря ему эта песня появилась на свет.
Но сейчас у них было кое-что поважнее. Когда Мариса пела эту песню, глядя с холма на магазинчик Лили, зная, что только верность и дружба спасали ее и Джессику в эти последние месяцы, все эти чувства росли ее в душе, как приливная волна.
— Патрик, — сказала она, — нам пора ехать.
— Что ты имеешь в виду?
— В Коннектикут.
— Чтобы помочь Лили и Роуз, — добавила Джессика. — В твоей машине хватит места для нас всех? Для меня, мамы и тети Сэм?
— Конечно, — ответил он, блестя глазами.
— Мы возьмем мою машину. Давайте поедем прямо сейчас, сию минуту, чтобы успеть вовремя, — предложила Мариса.
Патрик поцеловал ее, будто заслоняя от рева толпы и давая понять, что они уже в пути.
Глава 25
В понедельник рано утром Лайам, Лили и Роуз вышли постоять на скалах перед домом. Роуз встала перед ними, затем присела на корточки на краю бухты. Несколько минут никто не говорил ни слова, они вглядывались в голубую поверхность, искрящуюся желтым цветом лучей утреннего солнца, ища Нэнни.
— Сегодня ее опять здесь нет, — печально сообщила Роуз.
— Может, мы ее просто не видим, — сказал Лайам.
— Но если бы она была в бухте, — возразила Роуз, — то поднималась бы на поверхность подышать.
— Она может всплыть в ту самую минуту, когда ты отвернешься.
Роуз повернула голову и внимательно посмотрела на него через плечо. Затем, будто боясь, что за эти секунды она пропустит Нэнни, резко повернула голову к морю.
— Я ее пропустила? — спросила она.
— Нет, — ответил Лайам.
— Но ее же здесь нет, так ведь? — проговорила Лили обеспокоенным голосом. — Если бы она здесь была, то ее было бы видно на экране твоего компьютера, да?
— А может, ее передатчик потерялся, — сказал Лайам, повернувшись и посмотрев Лили в глаза. — Мог кончиться заряд батарейки. Я давно хотел ее поменять, но у меня нет здесь нужного оборудования. Все осталось в Кейп-Хок.
— Так что же, она может быть прямо здесь, в бухте? — воскликнула Лили. — А мы почему-то не видим ее уже последние пять…
— Шесть, — поправила ее Роуз.
— Шесть дней? — переспросила Лили.
— Возможно, — ответил Лайам, опять оглядывая поверхность воды.
Он знал, что возможны и другие объяснения. Нэнни старела. Ее иммунная система могла дать сбой из-за того, что она заплыла так далеко от родных арктических вод. Она могла подвергнуться нападению каких-нибудь паразитов. Ее обычного источника пищи — мойвы — здесь не было. Движение судов в проливе Лонг-Айленд — очень интенсивное, особенно в прибрежной зоне. Ее мог поранить винт какого-нибудь катера. Ее путешествие на юг из Новой Шотландии, которое она, казалось, проделала, чтобы сопровождать Роуз, было совершенно необычным.
Лайам молил Бога, чтобы Патрик оказался не прав. Ему претила мысль о том, что этот гордый белый кит окажется в плену. Он надеялся, что Патрик ошибся и что братья Лафарг не имеют никакого отношения к исчезновению Нэнни. Лайам предупредил Джона Стэнли и Питера Уэйленда, офицера Службы зашиты дикой природы, и сейчас был уверен в том, что береговая охрана и все океанографические суда в их районе начнут искать «Map IV».
Несмотря на подозрения Патрика, Лайам продолжал выглядывать кита в водах бухты. Точно так же, как его предки, стоя в «вороньем гнезде» на мачте китобойного судна, выглядывали фонтаны пара, выбрасываемые китами, чтобы убивать их ради прибыли, Лайам стоял на скалах, выглядывая Нэнни, чтобы он сам и его любимые Лили и Роуз могли по-прежнему верить в преданность и дружбу. Именно в этот момент он понял, что так оно и было.
Он знал, что «Призрачные холмы» — какими бы удивительными и невероятными они ни казались — являлись научным объяснением того, почему Нэнни приплыла на юг из Кейп-Хок. Лайам знал, что сказали бы его коллеги-океанографы, но глубоко в душе он думал совершенно по-другому. Нэнни приплыла в Коннектикут из-за любви. Киты — млекопитающие, а жизнь полна тайн. И не все можно объяснить с логической или научной точки зрения. В поведении Нэнни этим летом не было ничего логичного.
Но, глядя на Лили и Роуз, Лайам осознавал, что и в его собственном поведении не было никакой логики. Большую часть жизни он провел в крепости, которую воздвиг сам. В каменном доме на холме, окруженном арктическим лесом, в компании книг и научных журналов вместо любимых людей. Акула, убившая его брата Коннора, лишила его руки. И с тех пор он все время проводил в попытках понять умом, какой смысл был в этой потере.
С той самой минуты, когда Лили и Роуз появились в его жизни, он полюбил их всем сердцем. Но из-за того, что Лили была такой сдержанной и так оберегала Роуз, Лайам старался держать свои чувства при себе. Он не хотел испугать Лили и потерять ее. Он понимал, что с ней случилось что-то ужасное и что ей необходимо оставаться за своими стенами, так же как Лайаму было раньше нужно оставаться за своими.
Со временем он начал понимать, что Лили была такой же, как он. На нее тоже напала «акула». В один прекрасный день она подкралась к ней, и после этого все изменилось. Лайам подозревал, что в голове Лили живут те же мысли, что и у него: «Что бы было, если бы я пришла минутой раньше? Или минутой позже?» Может быть, эта «акула» проплыла бы мимо и Лили не подверглась бы нападению?
Эдвард мог ее не заметить и нацелиться на другую женщину, которая прошла мимо, одетая в дорогие туфли и кашемировое пальто. Акула могла уплыть в другие воды и угрожать кому-то другому. Но тогда у нее не было бы Роуз. А Лайам не встретил бы ни мать, ни дочь.
Лайам обнял Лили. Он знал, что, пока они осматривают воды залива в поисках Нэнни, Лили беспокоится о том, что будет в суде. Они должны быть там уже через час. Жизнь, как ее знала Лили, сохраняла очень неустойчивое равновесие. Она скоро попадет в судебную систему, где люди в черных мантиях будут принимать решения, которые повлияют на то, как она воспитает свою дочь. Несмотря на то что Лайам был уважаемым ученым, он тоже считался северным отшельником. Он был потомок китобоев Кейп-Хок — исследователей Арктики, которые плавали от залива Святого Лаврентия вокруг мыса Горн и мыса Доброй Надежды, которые выживали в кораблекрушениях, пили дождевую воду и питались растениями. Они выходили один на один с морем и оставались в живых, чтобы рассказать о своих приключениях.
Но Лили не знала, что Лайам готов пойти на все ради нее и Роуз. Если Эдвард сегодня попытается что-либо выкинуть, хоть пальцем коснется Лили… — что ж, Лайам будет только рад.
Зазвонил его мобильный телефон.
— Алло?
— Лайам, это Пит Уэйленд.
— Привет, Пит, — поздоровался Лайам. Хотя он собирался отправиться в суд и был погружен во все эти дела, он был благодарен за то, что может отвлечься. Он отошел от Лили и Роуз, чтобы не мешаться. — Джон говорил тебе, что здесь происходит? Патрик Мерфи, детектив в отставке, считает, что Джеральд Лафарг охотится за белым китом…
— Твой друг прав, — сказал Пит. Связь была ужасной, но даже через помехи Лайам слышал, что его приятель очень возбужден. — Ты не поверишь, кто со мной связался.
— Кто?
— Ник Олсон — капитан Ник. Он позвонил мне вчера и рассказал, что кит-белуха находится в трюме — ты уже, наверное, догадался, что это «Map IV».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33