– Можешь не отвечать, если тебе неприятно, – торопливо добавила она, – это не мое дело…
Ей давно не терпелось задать Энджи этот вопрос, но до сих пор не хватало духу. Им случалось болтать об интимных делах, но они никогда не переносили эти разговоры на себя. Если бы не предстоящее свидание, Кейт так и не осмелилась бы спросить.
– Разумеется, нет. И у тебя тоже не было.
Кейт невесело рассмеялась:
– Самое глубокомысленное изречение года! Каким образом, интересно мне знать, можно было лишиться девственности, если я к парням даже близко не подходила?
– Вот ты и решила это исправить.
– О чем ты говоришь? Мы с ним встретимся скорее всего один-единственный раз. И вообще он, наверное, выпил или был не в себе.
Энджи раздраженно остановила ее:
– Брось, пожалуйста.
– Вот увидишь.
– А что скажет твой папа?
Кейт помрачнела.
– Я ему не скажу.
– Ни за что не поверю.
– Точно. Сама посуди: ты же знаешь, какой он суровый. Неужели он разрешит мне ходить на свидания? – Голос ее задрожал.
– Но если ты сбежишь тайком, а он прознает, будет страшный скандал.
– Он меня убьет. – Кейт словно смирилась со своей участью.
Обе замолчали.
Кейт собрала все свое мужество.
– Я… ну… что-нибудь придумаю. Вообще-то… я попросила Томаса заехать за мной сюда. Ты не против?
Энджи поджала губы.
– Я, конечно, не против, но все же тебе надо спросить разрешения у отца. Как-никак Томас – сын проповедника; это должно смягчить родительское сердце.
– Может, ты и права. Когда-нибудь спрошу, но в первый раз пусть лучше Томас заедет сюда.
– Куда вы собираетесь?
– В город, в кино.
Энджи села в кровати.
– Надо заранее приготовить, что ты наденешь.
Кейт смутилась:
– Ничего не надо готовить. – У нее защипало глаза. – Я раздумала.
– Что?
– Я раздумала, – повторила Кейт. – Позвоню ему и скажу, что заболела. Мне же нечего надеть.
– Сейчас что-нибудь придумаем. – Энджи вскочила и бросилась к шкафу. – Мама мне купила новую блузку и джинсовую куртку с оранжевой строчкой. – Она сдернула вещи с вешалки. – Ну, как тебе?
Кейт смотрела широко раскрытыми глазами.
– Великолепно! Просто слов нет.
– Тогда в этом и пойдешь.
Кейт отшатнулась, как от огня.
– Нет, как же…
– Не спорь! У тебя же есть джинсовая юбка?
– Есть, но…
– Отлично. Бюст у нас с тобой – будь здоров, – засмеялась Энджи, – так что блузка будет в самый раз.
В глазах Кейт стояли слезы.
– Энджи, я прямо не знаю…
– Фу ты, опять за свое! Кстати, вот еще что, смотри сюда: это новый блеск для губ – помнишь, мы с тобой видели рекламу в журнале? Он совсем светлый, твой папа ничего не заметит.
Кейт молча обняла Энджи и не сразу смогла произнести:
– Ни у кого нет такой подруги, как ты.
Энджи на мгновение нахмурилась, потом смущенно улыбнулась:
– Да что ты, в самом деле! Давай-ка займемся примеркой.
Они угомонились только в час ночи. Энджи заснула мгновенно, а Кейт еще долго лежала, обхватив себя руками за плечи, и перебирала в памяти все подробности минувшего дня.
Впервые в жизни ей хотелось, чтобы поскорее настало завтра.
Глава 5
Преподобный Пол Дженнингс остановился перед овальным зеркалом в гостиной, поправил галстук и тщательно пригладил волосы.
Томас, крадучись по коридору к двери, заметил отражение отца в зеркале. Он замедлил шаг и скривил губы в непочтительной ухмылке.
Ему было яснее ясного, что мысли старика заняты вовсе не предстоящей проповедью. Скорее всего он размышлял, когда представится удобный случай улечься в постель с женушкой дьякона.
Ну и ханжа, думал Томас, вспоминая отцовские нотации о порядочности и уважении к девушкам. Уважение к девушкам – надо же такое ляпнуть! И кто бы говорил! Да у девчонок одно на уме, от них отбою нет, сами пристают. Кейт, конечно, исключение.
Но сейчас ему не хотелось о ней думать. Сейчас надо посмотреть, как старикан прихорашивается перед зеркалом. Не иначе, надеется сегодня после вечерни пойти налево, когда мать, как всегда, сляжет с мигренью. Папаша наврет ей, что собирается допоздна работать у себя в кабинете: дескать, если он понадобится, пусть позовет. Но еще не было случая, чтобы он ей понадобился.
Когда Томас впервые застукал отца с женой дьякона, он был как громом поражен. Ему и в голову не приходило, что папаша способен на такое распутство. Преподобный Дженнингс был высок ростом и чуть сутуловат. Его темные волосы уже тронула седина, а глаза прятались за очками в серебряной оправе. Но он всегда был безупречно одет и блистал красноречием, которое могло обмануть кого угодно, только не Томаса. К сыну он относился с равнодушным отчуждением и вспоминал о его существовании только тогда, когда поступки отпрыска могли задеть репутацию проповедника.
Однажды случилось так, что Томасу пришлось забежать днем к отцу в церковь, чтобы опередить разгневанного соседа и признаться, что, гоняя на машине, он помял соседский драндулет. В церкви никого не было, но до Томаса донесся приглушенный хохоток. Он направился к каморке с табличкой «Пастор» и обнаружил, что дверь приоткрыта. Надо же было отцу именно в этот момент запустить руку за пазуху дьяконше.
Томас следил за ними из-за двери со злорадной ухмылкой, потом на цыпочках отошел, оставаясь незамеченным, и решил, что этот случай можно будет когда-нибудь использовать к собственной выгоде.
Теперь, глядя, как отец наводит лоск, Томас не стал мысленно упрекать его в сластолюбии. Сам-то он – яблочко от яблони. Его тоже хлебом не корми – дай залезть девчонке в трусики. Томас нахмурился, вспомнив про Кейт.
– Куда направляешься, сын мой? – заметил его преподобный Дженнингс.
– Сейчас Джексон зайдет, поедем кататься.
– Помни, ты не должен опаздывать в церковь.
Томас переминался с ноги на ногу.
– Помню, помню. Я заеду за Кейт, и мы придем вместе.
– Ну что ж, она хорошая девушка. Мы с мамой одобряем твой выбор.
– Рад слышать. – Том ерзал как на иголках. – Кажется, Джексон уже здесь. Я пошел.
Он выскочил за дверь и увидел Уэйда Джексона, семенящего по дорожке.
– Где тебя черти носят? – обрушился на него Томас.
– Где-где, «травку» для тебя доставал, ты же сам просил.
– Тебя только за смертью посылать.
У Уэйда дернулась щека.
– Будешь ругаться – вообще не стану больше приносить.
– А куда ты денешься? – презрительно бросил Томас. – У самого-то в карманах хоть шаром покати.
Уэйд покраснел, но возразить было нечего.
– Пошли отсюда, пока папаша не засек.
Нырнув в свой старый, разбитый «форд», Уэйд пошарил под приборной доской и выудил несколько набитых косяков.
– О-о, кайф! – с вожделением протянул Томас, хватаясь за сигарету, как утопающий за соломинку. Через мгновение оба уже глубоко затягивались сладковатым дымом. Сгустившиеся сумерки скрывали их от глаз случайных прохожих и любопытных соседей.
– Ну вот, полегчало. – Томас набрал полные легкие дурмана и задержал дыхание.
– Ты совсем обкурился. Слушай, а с ней-то у тебя, похоже, дело не сладилось?
– Спокойно, Уэйд, за мной не пропадет.
Джексон гадко захихикал:
– Поглядим. Что-то тебе последнее время не везет.
– Отстань.
Уэйд не сдержал злорадного смешка.
– Заткнись, понял? Я сказал, что уложу ее, и точка. Это вопрос времени, вот и все.
– Может, так, а может, и нет. С чего ты взял, что она для тебя на все готова?
Губы Томаса сжались в тонкой, злой усмешке.
– Брось, тебе здесь ничего не обломится. Она в твою сторону и смотреть не станет.
Томас проклял тот день, когда проговорился, что с Кейт вышло не так, как ему хотелось. Он собирался овладеть ею в первый же вечер, но она заупрямилась, и он решил не торопить события. Однако время шло, и терпение его подходило к концу.
Он еще докажет Уэйду… Сегодня же. Иногда он спрашивал себя, зачем вообще держать при себе этого толстого болвана, но ответ напрашивался сам собой. Уэйд был у него на побегушках, только свистни. Даже «травку» для него покупал. Сам Томас не мог так рисковать: ведь у него отец – священник, а мать в родительском комитете.
Уэйду-то что: у них в семье десять детей, да к тому же, как и у Кейт, за душой ни цента. Ему терять нечего. Кроме того, Томас был уверен, что у Уэйда свой интерес: популярность Томаса отраженным светом падала и на него.
Но иногда Уэйд начинал наглеть, и Томасу приходилось ставить его на место.
– Вот так-то, друг мой, – назидательно сказал Томас между затяжками, – Кейт Колсон – не твоего поля ягода.
– Пошел ты к черту, – огрызнулся Уэйд.
– Это ты мне говоришь? Да у меня отец проповедник, мне один путь – не к черту, а к Богу.
– Не больно-то заносись. А Кейт, между прочим, не подарок. Голь перекатная.
– Да, тут ты прав, – ехидно подтвердил Томас, – да ведь мне с ней под венец не идти, мне бы только разочек ее в кусты затащить. Не пропадать же такому добру.
От этих разговоров Томас почувствовал возбуждение. Теперь он не мог думать ни о чем другом. Да еще «травка» подействовала. Желание становилось непереносимым.
– К тому же девушка она неглупая, – добавил Томас, чтобы подразнить Уэйда. – С тех пор как мы стали встречаться, я чуть ли не в отличники вышел с ее помощью.
– Ладно, хватит трещать. Надоело.
– Ай-ай-ай, что это мы так рассердились? – ерничал Томас.
Уэйд засопел и бросил на него злобный взгляд:
– Настанет час – все тебе припомнится. Вот тогда я на тебя погляжу.
– Никогда не настанет такой час, друг мой. Знаешь, как в Писании сказано: поступай с ближним так, как он хотел бы поступить с тобой.
– У тебя не все дома, Дженнингс.
Томас рассмеялся и томно сказал:
– Мне пора. Меня ждут любовные утехи.
– Тебе нравится этот парень?
– Да, мама, очень нравится.
Мейвис глубоко вздохнула:
– Папа велел, чтобы вы с ним сходили в нашу церковь, а потом сразу домой. Завтра в школу.
– Мы договорились идти в методистскую церковь, сегодня преподобный Дженнингс читает проповедь. – Кейт встревожилась: действительно, по средам и воскресеньям отец требовал, чтобы она сидела рядом с ним на передней скамье в его церкви. – Но ведь большой разницы нет, правда?
– Наверное. Церковь есть церковь.
Кейт не ответила. Она повернулась к зеркалу и принялась расчесывать волосы, но смотрела на отражение матери. Ей стало не по себе. Мейвис выглядела измученной и бледной, синяки под глазами стали еще темнее.
– Мама…
– Что, дочка?
– Папа опять… тебя обидел?
Мейвис выпрямилась, но отвела глаза.
– С чего ты взяла?
Кейт догадывалась, что мать чего-то недоговаривает, но не стала расспрашивать. Ей сейчас не хотелось слышать правду, чтобы не омрачать предстоящую встречу с Томасом.
– Так мне показалось.
– Беги, а то опоздаешь.
Мать вышла из комнаты. Кейт не могла думать ни о чем, кроме Томаса. «Я люблю», – пело ее сердце. И он тоже ее любит, он сам признался ей в первую встречу, покрыв ее лицо и грудь влажными поцелуями. Она покраснела, вспомнив, какие вольности позволила ему в тот вечер. Ну и пусть. Она сходила с ума от его поцелуев.
Она влюблена, вот и все.
Им так редко удавалось побыть наедине. Она дорожила каждой минутой, проведенной с ним. Ее преследовал страх, что отец запретит им встречаться. Она не могла поверить, что он до сих пор смотрит на их дружбу сквозь пальцы. Но Энджи оказалась права: Томас был сыном священника, а это в глазах ее отца служило гарантией порядочности.
Они с Томасом встречались уже целый месяц. Ее жизнь перевернулась…
Грубый голос отца прервал ее мысли:
– Ухажер твой приехал.
– Скажи ему, что я сейчас.
– Вот еще. Сама иди.
Но даже отцовский нрав не мог омрачить ее радость. Сияя улыбкой, она как на крыльях выпорхнула за калитку.
Глава 6
Где-то вдалеке мерцали огни Остина. Резкие порывы северного ветра бились в оконное стекло.
Но двое, сидевшие в машине, видели и чувствовали только друг друга.
Томас с трудом оторвал мягкие, влажные губы от лица Кейт. Ему трудно было дышать.
– Ей-богу, это куда приятнее, чем слушать проповеди моего папаши.
Кейт не знала, что ответить, да это и не имело значения: она все равно не смогла бы произнести ни слова. Они с Томасом уже полчаса целовались и ласкали друг друга.
Выйдя из церкви, они поехали в свое излюбленное место на полпути между Остином и городком Фор-Корнерс. Когда стояли теплые вечера, они ложились прямо на траву, где их видели только звезды.
Сегодня похолодало. Северный ветер сделал свое дело. Но на заднем сиденье «мустанга» было тепло, как в печке. Томас снова прижал к себе Кейт и языком раздвинул ей губы. Его рука крепко сжала налитую грудь, которую Кейт впервые позволила ему обнажить и рассмотреть.
Кейт застонала и попыталась высвободиться.
– В чем дело? – Его глаза сузились, в них появилось хищное выражение. – Тебе не нравится, когда я тебя тискаю?
Кейт содрогнулась. Ее коробила такая вульгарность. Но она ничего не сказала, опасаясь рассердить его.
Впрочем, сегодня он с самого начала был раздражен. Она сразу это почувствовала. Во время проповеди он нетерпеливо ерзал на скамье. В его взгляде сквозила плохо скрываемая досада. Она понимала, что он ждет не дождется, когда можно будет осыпать ее поцелуями, так, чтобы она почувствовала биение собственной плоти. Каждый раз эти ласки сводили ее с ума. Но сегодня ей впервые стало страшно.
– Нет-нет, ничего, – поспешила ответить Кейт, – просто уже пора домой.
Томас отвалился на сиденье и насупился:
– Я-то думал, ты меня любишь.
– Конечно, люблю, – сказала она сдавленным шепотом.
– Не похоже.
Эти слова пронзили ее, как нож.
– Если любишь, почему же ты мне ничего не позволяешь? – Он говорил как обиженный ребенок.
– Ты знаешь, что я тебя люблю. – Она осторожно положила руку ему на бедро.
– Почему же ты каждый раз говоришь «нельзя»? – Свободной рукой он сжал вторую грудь и зарылся лицом в ее душистые волосы.
– Томас, я не знаю…
– Что ты не знаешь? – Горячие губы покусывали ее шею. – Нам будет так приятно, вот увидишь. Я знаю, как сделать, чтобы обоим было хорошо.
Кейт не разжимала объятий. Ее охватила буря неизведанных чувств, разрывающих сердце, но страх был сильнее желания.
Так уж ее воспитали с детства. Церковь учила, и папа всегда говорил, что любовников ждут вечные муки ада.
Но если она не уступит Томасу, он бросит ее и найдет себе другую. Эта мысль была ей невыносима.
– Ну пожалуйста, детка, не сжимай ноги. – Томас становился все настойчивее.
Кейт хотелось закричать, но она сделала так, как он просил. Ведь родители не запрещали ей с ним встречаться? Его отец – самый уважаемый проповедник. И в школе к Томасу хорошо относятся: не зря его избрали председателем ученического совета. С тех пор как она стала его девушкой, на нее тоже все начали обращать внимание. Прежде такого не бывало.
Томас почувствовал, что она дрогнула, и прошептал настойчиво и вместе с тем умоляюще:
– Я люблю тебя, ты это знаешь.
Его слова точно высвободили сжатую пружину. Кейт до боли захотелось любви, которой она никогда раньше не знала. Она прижалась к Томасу, и разделявшая их стена рухнула.
– О, Томас, я тоже люблю тебя, – прошептала она, закрывая глаза.
– Значит, ты согласна, малышка?
Его прерывистое дыхание жгло ей губы. Томас быстро стянул с нее трусы, бросил под сиденье и насильно развел ее ноги. Потом поднялся над ней, стоя на коленях, и расстегнул молнию на джинсах. Кейт никогда раньше не видела мужскую плоть, и нагота Томаса неприятно поразила ее. Неужели это и есть предвестник счастья: такой тонкий, твердый, с голубыми прожилками вен?
– Томас, это нехорошо. – Ее знобило, но на лбу выступили капли пота. – Умоляю тебя, перестань.
– Не могу, – простонал он, – мне уже не остановиться.
Кейт почувствовала, что его пальцы нащупали заветную влажную ложбинку, но не успела даже вскрикнуть: он накрыл ее рот горячими губами и проник в самое лоно.
Ее пронзила острая, жгучая боль. Томас вонзался в нее снова и снова. Боль не унималась. Кейт не могла дышать; ей казалось, что у нее вот-вот остановится сердце.
Но вскоре ее мучениям пришел конец. Громко охнув, Томас всей тяжестью опустился на нее, зарывшись потным лицом в ее голую грудь. Кейт затрясло. Неужели эти пытки должны были дать ей радость и счастье? Не может быть. Он просто надругался над ее телом.
– Тебе было хорошо? – Он поднял голову и посмотрел ей в глаза.
Слезы заливали лицо Кейт. Каждый вздох причинял ей боль.
– Черт, – выругался он, отвалившись вбок и застегивая джинсы. – Ну что ты ревешь? Терпеть не могу, когда нюни распускают.
Она вытерла лицо рукой.
– Извини. Мне было больно.
– Это ерунда, в другой раз будет легче. – Томас самодовольно потягивался, как сытый кот. – Вот увидишь.
Кейт молча кивнула. Она не хотела другого раза. Томас едва удостоил ее равнодушным взглядом.
– Завтра, наверное, все пройдет, – выдавила она, чтобы только задобрить его.
– Это точно.
Говорить больше было не о чем.
– Перелезай на переднее сиденье, – распорядился Томас.
Кейт нашарила в темноте свои трусы и неловко натянула их, стараясь не обращать внимания на липкий ком, словно застрявший у нее между ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35