Он выпил глоток воды, потом вытер лицо, слегка опустил голову и подождал, пока рабочие не успокоились. Послушайте, всем нам известно, как много мы работаем — не забывайте, что я и сам двадцать лет в поте лица трудился у токарного станка, а это было еще до создания профсоюза, когда на предприятиях существовала настоящая потогонная система… аплодисменты… председатель поднял руки. И хозяева компании тоже знают, как много вы работаете, но разве их это волнует?.. громкое НЕ-Е-Е-ЕТ группы поддержки и некоторых других, потом рёв рабочих… а вот нас волнует, не правда ли?.. оглушительное ДА-А-А-А-А… вы правы, черт побери, волнует, и, ей-богу, среди нас нет ни одного человека, который допустит, чтобы это сошло им с рук… рёв… и могу вас заверить, что они это знают. Он сделал паузу, выпил глоток воды, откашлялся. Мы требуем всего лишь справедливой платы за добросовестно выполненную работу и приличных условий труда, а на это имеет право каждый американец как свободный человек, — подчеркнув слова «имеет право», «американец», «свободный» ударами кулаком по столу и слегка наклонившись вперед, к рабочим, которые кричали и топали ногами. Теперь все мы знаем, чего требуем… рабочие в зале принялись недоуменно переглядываться, пытаясь вспомнить, чего же они такого требуют… но я оглашу наши требования в том виде, в каком они были предъявлены руководству компании. Тридцатичасовая рабочая неделя… одобрительные возгласы… увеличение на двадцать пять процентов отчислений из доходов компании на нашу программу социального обеспечения, в дальнейшем контролируемую профсоюзом, — оторвав взгляд от бумаг, наклонившись вперед и стукнув кулаком по столу, — я сказал, контролируемую профсоюзом, чтобы эти чертовы адвокаты и бухгалтеры, работающие на компанию, не смогли обманом лишить вас того, что вы заслужили… свист и топот… шестнадцать оплачиваемых дней отдыха, в том числе день рождения каждого члена профсоюза, или двойная оплата, если он вынужден работать в любой из этих дней отдыха… аплодисменты. Он выпрямился. Так вот… ваша переговорная комиссия встречалась с комиссией компании, и после напряженных двухнедельных переговоров… а среди нас нет ни одного человека, который не знает, что вы заслуживаете всего, чего мы требовали… и через две недели вице-президент сообщил нам, что компания не в состоянии удовлетворить наши требования… крики и шиканье… Мы встретимся с ними еще раз, но я хочу, чтобы каждый из присутствующих понял, что ни сейчас, ни в будущем мы не намерены позволять им брать нас за горло и принуждать одобрять договор, который является несправедливым по отношению к рядовым членам нашего профсоюза… свист, крики, топот… и на какие бы ухищрения они ни пошли, какие бы махинации ни пытались провернуть, да и как долго ни пришлось бы нам бастовать, все это не сойдет им с рук… рёв… а если они думают, что имеют дело с недоумками, то скоро им придется изменить свое мнение…
Еще полчаса выступал председатель триста девяносто второй местной организации — его то и дело перебивали одобрительными возгласами, топотом, свистом, а он объяснял, что если сейчас рабочие пойдут на поводу у компании, их всю жизнь будут грабить и безжалостно эксплуатировать; что за ними стоят все члены профсоюза в стране, которые торжественно поклялись оказывать им всяческое содействие — то есть помогать деньгами — до окончания забастовки; что профсоюз полностью готов к забастовке и все идет по заранее намеченному плану: для размещения временного стачечного комитета арендован пустующий склад, уже сделаны надписи на деревянных нагрудных плакатах и напечатаны инструкции, где сказано, когда каждый из собратьев должен дежурить в пикете… он не скупился на обвинения и обещания…
Закончив выступление, он представил аудитории других членов президиума, которые рассказали, как они намерены содействовать успешному проведению забастовки и помогать своим собратьям по профсоюзу. Когда они закончили выступать, председатель представил аудитории собрата Гарри Блэка, цехового старосту и профсоюзного активиста, который назначен руководителем штаб-квартиры стачечного комитета. Выступая, Гарри старался смотреть поверх голов рабочих, сидевших в зале, но все же не мог не видеть их лиц, поэтому он опустил голову и прищурился так, чтобы в поле зрения остались только его башмаки и край сцены. Как уже сказал собрат Джонс, для стачечного комитета союз арендовал склад, это здание все вы знаете, оно рядом с баром «Уилли», и до самого окончания забастовки по субботам, с утра, каждому будет бесплатно выдаваться продуктовый набор на сумму в десять долларов, а помещение просторное, там все уместится, так что насчет этого можно не волноваться, и не успеем мы закончить забастовку, как хозяева будут на коленях умолять нас выйти на работу. Гарри повернулся, широко открыл глаза и попытался отыскать свое место, но перед глазами все поплыло, он помотал головой из стороны в сторону, пытаясь сориентироваться, а председатель подошел к нему, похлопал его по плечу и подтолкнул к стулу. Гарри оступился, наткнулся на одного из сидевших рядом с ним членов президиума и, найдя наконец свое место, сел, а из-под мышек у него капал пот, рубашка прилипла к спине и груди. Он опустил голову, закрыл на минуту глаза и не слышал ничего до тех пор, пока наконец не поднял голову и не увидел, что председатель опять выступает перед рабочими.
Теперь вы имеете некоторое представление о том, как много мы работаем, чтобы создать вам идеальные условия для забастовки и получить возможность заботиться обо всем до самого ее окончания. Он выпил глоток воды, потом вытер лицо носовым платком. Несколько минут он молча стоял, слегка наклонив голову и слушая, как кричат рабочие, а когда заметил, что шум начинает смолкать, вновь обратил к залу осунувшееся, смиренное лицо и поднял руки, требуя тишины. Слушатели притихли, а он медленно, с тем же смиренным выражением лица, оглядел зал, потом снова заговорил. Он проанализировал проведенную подготовку; сказал, что каждый должен пару часов в неделю дежурить в пикетах и что после каждого дежурства в учетной книжке будет ставиться штамп, а если у кого-то не будет штампа и он не сумеет доказать, что не явился по уважительной причине, то книжку у него отберут, нам штрейкбрехеры не нужны… крики и аплодисменты… и всем пикетчикам будут раздавать кофе с бутербродами, — и более подробно рассказал о том, как будет проводиться забастовка, после чего предоставил рядовым членам профсоюза самим решать, чего они хотят: принять предложение компании или объявить забастовку. Едва он договорил, как один из членов неофициальной группы поддержки выдвинул предложение послать компанию к черту и объявить забастовку. Другой член группы поддержал предложение, а председатель крикнул, что предложение выдвинуто и надлежащим образом поддержано. Все, кто за это предложение, скажите «да», — и поднялся шум: некоторые рабочие принялись роптать, кое-кто стал в замешательстве озираться вокруг, но почти все по-прежнему плыли по течению, подхватившему их в тот вечер, и после первого «да» присоединили свои голоса к общему рёву. Председатель стукнул по столу: предложение принято без голосования на основании единодушного одобрения, — стукнул еще раз, снова поднялся рёв, и заскрипели по полу ножки стульев: рабочие вставали и со всей силы хлопали друг друга по спине.
Собрание закончилось. Забастовка была официально объявлена.
Пикетирование должно было начаться в восемь часов, как и обычный рабочий день, однако Гарри уже в половине седьмого был в штаб-квартире стачечного комитета. Этот небольшой склад пустовал уже много лет, и туда провели телефон, принесли маленький холодильник, кухонную плиту и большую электрическую кофеварку. Повсюду стояли многочисленные складные стулья, а в углу — старый письменный стол. У задней стены было множество нагрудных плакатов для пикетчиков. Сев за стол, Гарри несколько минут смотрел на телефон, надеясь, что раздастся звонок и он сможет ответить: стачечный комитет триста девяносто второй местной организации, собрат Блэк, цеховой староста, у аппарата. Скоро телефон наверняка будет звонить беспрерывно, а он беспрерывно будет докладывать председателю и всем его помощникам о том, как руководит забастовкой. Гарри жалел, что ему некому позвонить и рассказать, где он находится и какие творятся дела. Вскоре должны были явиться участники пикета. Гарри откинулся на спинку стула, и тот слегка сдвинулся с места. Он посмотрел на ножки, увидел там колесики и немного покатался взад-вперед. Остановившись, он опять ненадолго уставился на телефон, потом изо всех сил оттолкнулся от стола, и стул покатился назад, к стене.
Первые пикетчики пришли без чего-то восемь. Гарри встал, откатив стул назад, похлопал каждого по спине и сказал, что все готово. Плакаты вон там. Можете взять по одному и начать пикетирование у главного входа на завод. Гарри ринулся к груде плакатов, выбрал три и раздал по одному каждому пикетчику, пытаясь вспомнить, что еще нужно сделать. Пикетчики направились к выходу, и тут один из них спросил, когда им поставят штампы в учетные книжки. На минуту Гарри застыл в изумлении, штампы в книжки, штамп. У него слегка задрожал подбородок. Ты сейчас штампы поставишь или потом, когда мы отдежурим? э-э-э-э… Значит, штамп надо ставить потом? Еще несколько человек вошли и заговорили — книжка, штамп, — с пикетчиками, которые получили плакаты и собрались уходить. На Гарри никто не смотрел. Улучив момент, он повернулся и направился к столу. Книжки надо было проштамповать. Да. Он выдвинул несколько ящиков, и тут до него дошло, что именно надо искать. Резиновую печать и подушечку. Он полностью выдвинул большой ящик. Заглянул. Ага, вот они. Достал их. Наверно, можно и сейчас. Несите сюда свои книжки. Пикетчики с плакатами подошли, и Гарри поставил им в книжки штампы. Каждый сукин сын, у которого не будет штампа, окажется по уши в дерьме. Один из только что вошедших рабочих, спросил, в чем дело. Перед уходом книжку надо проштамповать. Он подошел к столу и протянул книжку. Сперва надо получить плакат, — Гарри вернулся к груде плакатов и раздал каждому пикетчику по одному. Отлично, теперь я проштампую ваши книжки. Надо надеть плакат, чтоб тебя ребята узнали. Я как раз собирался это сделать, — Гарри поставил им штампы, а пикетчики надели плакаты и переглянулись, улыбаясь и отпуская шуточки. Всё, ребята, отчаливайте. Уже девятый час. И не стойте всей толпой на одном месте. Отойдите друг от друга подальше и все время двигаетесь. Чтоб никто не стоял столбом.
Пикетчики ушли, а Гарри вернулся к столу и печати с подушечкой. Он оторвал от блока бумаги листок, написал печатными буквами объявление: перед уходом проштампуй книжку, — и повесил его над грудой плакатов. Рабочие все подходили, а Гарри раздавал плакаты и ставил штампы в книжки; велел некоторым пикетчикам идти к задней стене завода и все время двигаться, чтоб никто не стоял столбом; а рабочие, приходя на дежурство и возвращаясь после пикетирования, наливали себе кофе, стояли на складе или у входа, на улице, болтали и перешучивались. Через несколько часов от этого столпотворения Гарри начал терять голову. Казалось, в руках, животе, ногах возникает некое напряжение, вынуждающее его скрежетать зубами. Он попросил одного из рабочих ненадолго его подменить, наказав ему не забывать ставить штампы в книжки, и направился в расположенный по соседству бар «Уилли». Подойдя к краю стойки, он выпил пару стаканчиков и постепенно начал приходить в себя. Он пробыл там еще некоторое время, выпивая, пока напряжение не спало. Потом вышел из бара и направился к заслону пикетчиков, чтобы проверить, как идут дела. Прем зрительно посмотрел на копов, прибывших на случай беспорядков, и помахал рукой пикетчикам, направляясь к боковой стене здания проверять, как идут дела там. Спросил у одного из рабочих, есть ли кто-нибудь позади здания, тот ответил, что, наверно, есть, а Гарри все равно решил пойти взглянуть. Пройдя квартал до задней стены завода, он несколько минут поговорил с пикетчиками, напомнив им, что нужно все время двигаться, чтобы эти ёбаные копы не смогли ни к чему придраться, потом вернулся в свой кабинет. Снова сел за стол и принялся ставить штампы.
Народу в кабинете поубавилось, многие рабочие стояли на улице, греясь на теплом майском солнышке, болтали, шутили, радовались выходному дню и тому, что можно просто слоняться без дела, пить пиво да чесать языки с ребятами; другие же, пользуясь свободным временем, мыли и чистили свои машины, и через весь кабинет нескончаемой вереницей шли за водой люди с ведрами.
В течение дня Гарри сделал еще несколько заходов в бар и после каждого захода останавливался на улице, чтобы поболтать с рабочими и заверить их, что они еще покажут этим кровососам, кто тут хозяин. Во второй половине дня пришел один из руководителей профсоюза и спросил у Гарри, как идут дела. Гарри ответил, что у него все в полном порядке. Я заставляю ребят все время двигаться. Копы ни к чему придраться не смогут. И будьте спокойны, окромя кучки канцелярских крыс, на завод никто не пройдет. Молодец, Гарри. Гарри расплылся в своей улыбочке. И запомни: если тебе что-нибудь понадобится, просто записывай всё на счет союза и заноси в свою расходную ведомость. И не забывай представлять ведомость раз в неделю. Гарри сиял. Он кивнул. Ни о чем не беспокойтесь. Мы им хребет сломаем. Руководитель ушел, а Гарри развалился на стуле и выкурил сигарету, время от времени заговаривая с кем-нибудь из рабочих, потом, постепенно, снова почувствовал, как давит на него всё вокруг. Он встал со стула, вышел через черный ход во двор, постоял там некоторое время и почувствовал себя лучше, но вскоре туда вышли некоторые рабочие, одни принесли стулья, другие — карты, и через несколько минут началась игра, а Гарри вернулся в кабинет. Он решил было пойти пропустить стаканчик, потом спросил одного из рабочих, не знает ли тот поблизости заведение, где можно заказать пиво с доставкой. Ага, есть тут одно, на Второй авеню. Гарри позвонил, час спустя подъехал грузовичок, в кабинет вкатили бочонок пива, вынули затычку, и Гарри нацедил первый стакан. Ближе к концу дня бочонок опустел, и Гарри позвонил, чтобы заказать еще один, но ему сказали, что смогут доставить пиво не раньше пяти часов, поэтому Гарри велел привезти его завтра с утра.
К моменту окончания пикетирования Гарри пришел в себя и принялся перебрасываться шуточками с рабочими, входившими в кабинет со своими плакатами. Когда плакаты были свалены в кучу у стены и все ушли, Гарри остался, чтобы выкурить последнюю сигарету, сидя на своем стуле за своим столом. То напряжение, из-за которого ему казалось, будто разламывается все тело, было уже позабыто. Все плакаты были не месте; книжки проштампованы; профсоюзные лидеры были довольны тем, как он руководит забастовкой, к тому же после виски он ощущал приятное тепло. Все шло просто превосходно. Пикетчики все время двигались как положено, и каждый в меру сил боролся за то, чтобы сломать хребет хозяевам. Дело-то плевое. Нам нужно только заставлять пикетчиков все время двигаться да не допускать никого на работу, и они будут на коленях умолять нас вернуться на наших условиях. Первый день забастовки миновал.
Гарри плюхнулся за кухонный стол и попытался не обращать внимания на жену, которая подавала ужин и задавала вопросы о том, как проходит забастовка и как долго она продлится… Она положила еду на тарелки, села и начала есть, продолжая задавать вопросы, а Гарри невнятно отвечал. Время от времени он поглядывал на жену, и вскоре тело его начало напрягаться, и напряжение это росло до тех пор, пока тело вновь не превратилось в один гигантский тугой узел. Ему захотелось врезать жене по роже. Он взглянул на нее. Она продолжала задавать вопросы. Он бросил вилку на тарелку и встал из-за стола. Ты куда? В контору — кажется, я кое-что забыл. Не успела она и слова сказать, как он стремглав выбежал из дома и направился в бар. Он подошел к краю стойки, где и остался, принявшись молча, в одиночестве, пить. Примерно час спустя он опять почувствовал себя лучше и заметил в двух шагах от себя компанию соседских ребят. В сущности, он обратил на них внимание только из-за высокого женского голоса. Через минуту-другую до него наконец дошло, что один из стоящих рядом с ним ребят — гомик. Гарри смотрел на него, стараясь не выдавать своего любопытства, опуская глаза всякий раз, как кто-нибудь поворачивал голову в его сторону, потом вновь медленно поднимая их, чтобы уставиться на гомика. Не в силах расслышать всего, о чем тот говорил, Гарри любовался тем, как изящно гомик руками придает выразительность своим словам и как, говоря и жестикулируя, завораживающе, словно при замедленном движении на экране, выгибает шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Еще полчаса выступал председатель триста девяносто второй местной организации — его то и дело перебивали одобрительными возгласами, топотом, свистом, а он объяснял, что если сейчас рабочие пойдут на поводу у компании, их всю жизнь будут грабить и безжалостно эксплуатировать; что за ними стоят все члены профсоюза в стране, которые торжественно поклялись оказывать им всяческое содействие — то есть помогать деньгами — до окончания забастовки; что профсоюз полностью готов к забастовке и все идет по заранее намеченному плану: для размещения временного стачечного комитета арендован пустующий склад, уже сделаны надписи на деревянных нагрудных плакатах и напечатаны инструкции, где сказано, когда каждый из собратьев должен дежурить в пикете… он не скупился на обвинения и обещания…
Закончив выступление, он представил аудитории других членов президиума, которые рассказали, как они намерены содействовать успешному проведению забастовки и помогать своим собратьям по профсоюзу. Когда они закончили выступать, председатель представил аудитории собрата Гарри Блэка, цехового старосту и профсоюзного активиста, который назначен руководителем штаб-квартиры стачечного комитета. Выступая, Гарри старался смотреть поверх голов рабочих, сидевших в зале, но все же не мог не видеть их лиц, поэтому он опустил голову и прищурился так, чтобы в поле зрения остались только его башмаки и край сцены. Как уже сказал собрат Джонс, для стачечного комитета союз арендовал склад, это здание все вы знаете, оно рядом с баром «Уилли», и до самого окончания забастовки по субботам, с утра, каждому будет бесплатно выдаваться продуктовый набор на сумму в десять долларов, а помещение просторное, там все уместится, так что насчет этого можно не волноваться, и не успеем мы закончить забастовку, как хозяева будут на коленях умолять нас выйти на работу. Гарри повернулся, широко открыл глаза и попытался отыскать свое место, но перед глазами все поплыло, он помотал головой из стороны в сторону, пытаясь сориентироваться, а председатель подошел к нему, похлопал его по плечу и подтолкнул к стулу. Гарри оступился, наткнулся на одного из сидевших рядом с ним членов президиума и, найдя наконец свое место, сел, а из-под мышек у него капал пот, рубашка прилипла к спине и груди. Он опустил голову, закрыл на минуту глаза и не слышал ничего до тех пор, пока наконец не поднял голову и не увидел, что председатель опять выступает перед рабочими.
Теперь вы имеете некоторое представление о том, как много мы работаем, чтобы создать вам идеальные условия для забастовки и получить возможность заботиться обо всем до самого ее окончания. Он выпил глоток воды, потом вытер лицо носовым платком. Несколько минут он молча стоял, слегка наклонив голову и слушая, как кричат рабочие, а когда заметил, что шум начинает смолкать, вновь обратил к залу осунувшееся, смиренное лицо и поднял руки, требуя тишины. Слушатели притихли, а он медленно, с тем же смиренным выражением лица, оглядел зал, потом снова заговорил. Он проанализировал проведенную подготовку; сказал, что каждый должен пару часов в неделю дежурить в пикетах и что после каждого дежурства в учетной книжке будет ставиться штамп, а если у кого-то не будет штампа и он не сумеет доказать, что не явился по уважительной причине, то книжку у него отберут, нам штрейкбрехеры не нужны… крики и аплодисменты… и всем пикетчикам будут раздавать кофе с бутербродами, — и более подробно рассказал о том, как будет проводиться забастовка, после чего предоставил рядовым членам профсоюза самим решать, чего они хотят: принять предложение компании или объявить забастовку. Едва он договорил, как один из членов неофициальной группы поддержки выдвинул предложение послать компанию к черту и объявить забастовку. Другой член группы поддержал предложение, а председатель крикнул, что предложение выдвинуто и надлежащим образом поддержано. Все, кто за это предложение, скажите «да», — и поднялся шум: некоторые рабочие принялись роптать, кое-кто стал в замешательстве озираться вокруг, но почти все по-прежнему плыли по течению, подхватившему их в тот вечер, и после первого «да» присоединили свои голоса к общему рёву. Председатель стукнул по столу: предложение принято без голосования на основании единодушного одобрения, — стукнул еще раз, снова поднялся рёв, и заскрипели по полу ножки стульев: рабочие вставали и со всей силы хлопали друг друга по спине.
Собрание закончилось. Забастовка была официально объявлена.
Пикетирование должно было начаться в восемь часов, как и обычный рабочий день, однако Гарри уже в половине седьмого был в штаб-квартире стачечного комитета. Этот небольшой склад пустовал уже много лет, и туда провели телефон, принесли маленький холодильник, кухонную плиту и большую электрическую кофеварку. Повсюду стояли многочисленные складные стулья, а в углу — старый письменный стол. У задней стены было множество нагрудных плакатов для пикетчиков. Сев за стол, Гарри несколько минут смотрел на телефон, надеясь, что раздастся звонок и он сможет ответить: стачечный комитет триста девяносто второй местной организации, собрат Блэк, цеховой староста, у аппарата. Скоро телефон наверняка будет звонить беспрерывно, а он беспрерывно будет докладывать председателю и всем его помощникам о том, как руководит забастовкой. Гарри жалел, что ему некому позвонить и рассказать, где он находится и какие творятся дела. Вскоре должны были явиться участники пикета. Гарри откинулся на спинку стула, и тот слегка сдвинулся с места. Он посмотрел на ножки, увидел там колесики и немного покатался взад-вперед. Остановившись, он опять ненадолго уставился на телефон, потом изо всех сил оттолкнулся от стола, и стул покатился назад, к стене.
Первые пикетчики пришли без чего-то восемь. Гарри встал, откатив стул назад, похлопал каждого по спине и сказал, что все готово. Плакаты вон там. Можете взять по одному и начать пикетирование у главного входа на завод. Гарри ринулся к груде плакатов, выбрал три и раздал по одному каждому пикетчику, пытаясь вспомнить, что еще нужно сделать. Пикетчики направились к выходу, и тут один из них спросил, когда им поставят штампы в учетные книжки. На минуту Гарри застыл в изумлении, штампы в книжки, штамп. У него слегка задрожал подбородок. Ты сейчас штампы поставишь или потом, когда мы отдежурим? э-э-э-э… Значит, штамп надо ставить потом? Еще несколько человек вошли и заговорили — книжка, штамп, — с пикетчиками, которые получили плакаты и собрались уходить. На Гарри никто не смотрел. Улучив момент, он повернулся и направился к столу. Книжки надо было проштамповать. Да. Он выдвинул несколько ящиков, и тут до него дошло, что именно надо искать. Резиновую печать и подушечку. Он полностью выдвинул большой ящик. Заглянул. Ага, вот они. Достал их. Наверно, можно и сейчас. Несите сюда свои книжки. Пикетчики с плакатами подошли, и Гарри поставил им в книжки штампы. Каждый сукин сын, у которого не будет штампа, окажется по уши в дерьме. Один из только что вошедших рабочих, спросил, в чем дело. Перед уходом книжку надо проштамповать. Он подошел к столу и протянул книжку. Сперва надо получить плакат, — Гарри вернулся к груде плакатов и раздал каждому пикетчику по одному. Отлично, теперь я проштампую ваши книжки. Надо надеть плакат, чтоб тебя ребята узнали. Я как раз собирался это сделать, — Гарри поставил им штампы, а пикетчики надели плакаты и переглянулись, улыбаясь и отпуская шуточки. Всё, ребята, отчаливайте. Уже девятый час. И не стойте всей толпой на одном месте. Отойдите друг от друга подальше и все время двигаетесь. Чтоб никто не стоял столбом.
Пикетчики ушли, а Гарри вернулся к столу и печати с подушечкой. Он оторвал от блока бумаги листок, написал печатными буквами объявление: перед уходом проштампуй книжку, — и повесил его над грудой плакатов. Рабочие все подходили, а Гарри раздавал плакаты и ставил штампы в книжки; велел некоторым пикетчикам идти к задней стене завода и все время двигаться, чтоб никто не стоял столбом; а рабочие, приходя на дежурство и возвращаясь после пикетирования, наливали себе кофе, стояли на складе или у входа, на улице, болтали и перешучивались. Через несколько часов от этого столпотворения Гарри начал терять голову. Казалось, в руках, животе, ногах возникает некое напряжение, вынуждающее его скрежетать зубами. Он попросил одного из рабочих ненадолго его подменить, наказав ему не забывать ставить штампы в книжки, и направился в расположенный по соседству бар «Уилли». Подойдя к краю стойки, он выпил пару стаканчиков и постепенно начал приходить в себя. Он пробыл там еще некоторое время, выпивая, пока напряжение не спало. Потом вышел из бара и направился к заслону пикетчиков, чтобы проверить, как идут дела. Прем зрительно посмотрел на копов, прибывших на случай беспорядков, и помахал рукой пикетчикам, направляясь к боковой стене здания проверять, как идут дела там. Спросил у одного из рабочих, есть ли кто-нибудь позади здания, тот ответил, что, наверно, есть, а Гарри все равно решил пойти взглянуть. Пройдя квартал до задней стены завода, он несколько минут поговорил с пикетчиками, напомнив им, что нужно все время двигаться, чтобы эти ёбаные копы не смогли ни к чему придраться, потом вернулся в свой кабинет. Снова сел за стол и принялся ставить штампы.
Народу в кабинете поубавилось, многие рабочие стояли на улице, греясь на теплом майском солнышке, болтали, шутили, радовались выходному дню и тому, что можно просто слоняться без дела, пить пиво да чесать языки с ребятами; другие же, пользуясь свободным временем, мыли и чистили свои машины, и через весь кабинет нескончаемой вереницей шли за водой люди с ведрами.
В течение дня Гарри сделал еще несколько заходов в бар и после каждого захода останавливался на улице, чтобы поболтать с рабочими и заверить их, что они еще покажут этим кровососам, кто тут хозяин. Во второй половине дня пришел один из руководителей профсоюза и спросил у Гарри, как идут дела. Гарри ответил, что у него все в полном порядке. Я заставляю ребят все время двигаться. Копы ни к чему придраться не смогут. И будьте спокойны, окромя кучки канцелярских крыс, на завод никто не пройдет. Молодец, Гарри. Гарри расплылся в своей улыбочке. И запомни: если тебе что-нибудь понадобится, просто записывай всё на счет союза и заноси в свою расходную ведомость. И не забывай представлять ведомость раз в неделю. Гарри сиял. Он кивнул. Ни о чем не беспокойтесь. Мы им хребет сломаем. Руководитель ушел, а Гарри развалился на стуле и выкурил сигарету, время от времени заговаривая с кем-нибудь из рабочих, потом, постепенно, снова почувствовал, как давит на него всё вокруг. Он встал со стула, вышел через черный ход во двор, постоял там некоторое время и почувствовал себя лучше, но вскоре туда вышли некоторые рабочие, одни принесли стулья, другие — карты, и через несколько минут началась игра, а Гарри вернулся в кабинет. Он решил было пойти пропустить стаканчик, потом спросил одного из рабочих, не знает ли тот поблизости заведение, где можно заказать пиво с доставкой. Ага, есть тут одно, на Второй авеню. Гарри позвонил, час спустя подъехал грузовичок, в кабинет вкатили бочонок пива, вынули затычку, и Гарри нацедил первый стакан. Ближе к концу дня бочонок опустел, и Гарри позвонил, чтобы заказать еще один, но ему сказали, что смогут доставить пиво не раньше пяти часов, поэтому Гарри велел привезти его завтра с утра.
К моменту окончания пикетирования Гарри пришел в себя и принялся перебрасываться шуточками с рабочими, входившими в кабинет со своими плакатами. Когда плакаты были свалены в кучу у стены и все ушли, Гарри остался, чтобы выкурить последнюю сигарету, сидя на своем стуле за своим столом. То напряжение, из-за которого ему казалось, будто разламывается все тело, было уже позабыто. Все плакаты были не месте; книжки проштампованы; профсоюзные лидеры были довольны тем, как он руководит забастовкой, к тому же после виски он ощущал приятное тепло. Все шло просто превосходно. Пикетчики все время двигались как положено, и каждый в меру сил боролся за то, чтобы сломать хребет хозяевам. Дело-то плевое. Нам нужно только заставлять пикетчиков все время двигаться да не допускать никого на работу, и они будут на коленях умолять нас вернуться на наших условиях. Первый день забастовки миновал.
Гарри плюхнулся за кухонный стол и попытался не обращать внимания на жену, которая подавала ужин и задавала вопросы о том, как проходит забастовка и как долго она продлится… Она положила еду на тарелки, села и начала есть, продолжая задавать вопросы, а Гарри невнятно отвечал. Время от времени он поглядывал на жену, и вскоре тело его начало напрягаться, и напряжение это росло до тех пор, пока тело вновь не превратилось в один гигантский тугой узел. Ему захотелось врезать жене по роже. Он взглянул на нее. Она продолжала задавать вопросы. Он бросил вилку на тарелку и встал из-за стола. Ты куда? В контору — кажется, я кое-что забыл. Не успела она и слова сказать, как он стремглав выбежал из дома и направился в бар. Он подошел к краю стойки, где и остался, принявшись молча, в одиночестве, пить. Примерно час спустя он опять почувствовал себя лучше и заметил в двух шагах от себя компанию соседских ребят. В сущности, он обратил на них внимание только из-за высокого женского голоса. Через минуту-другую до него наконец дошло, что один из стоящих рядом с ним ребят — гомик. Гарри смотрел на него, стараясь не выдавать своего любопытства, опуская глаза всякий раз, как кто-нибудь поворачивал голову в его сторону, потом вновь медленно поднимая их, чтобы уставиться на гомика. Не в силах расслышать всего, о чем тот говорил, Гарри любовался тем, как изящно гомик руками придает выразительность своим словам и как, говоря и жестикулируя, завораживающе, словно при замедленном движении на экране, выгибает шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36