Оказалось, что непонятная половинка яйца, привязавшаяся к парторгу в подземном коридоре, не только не покинула его, но, напротив, к ней присоединилась вторая половинка, точно такая же, видимо от того же самого яйца, сваренного когда-то вкрутую и разрезанного пополам. Они по-прежнему держались слегка за его виском, словно стараясь выпасть из поля его зрения. Наверное, он даже не обратил бы на них никакого внимания, если бы не тоненькое двойное хихиканье, исходившее от них. Стало ясно, что эти предметы озвучены и что им, а не кому-либо другому, принадлежали тоненькие голоски, проникшие в сознание Дунаева во время обморока:– ВО-ЛО-ДЯ, ВСТА-ВАЙ!Они висели рядышком, разрезанной стороной были обращены в сторону Дунаева, как если бы в желтках у них таились лица.– Вы кто такие? – спросил Дунаев.Вместо ответа они пропищали хором:– ВО-ЛО-ДЯ, И-ДИ ЗА НА-МИ!Вслед за этим то ли приглашением, то ли приказанием они повернулись к Дунаеву своими выпуклыми овальными «спинками» и поплыли в глубину туннеля. Дунаев послушно покатился следом, усмехаясь длинной, постепенно черствеющей улыбкой.Они «ехали» какими-то темными, бесконечными туннелями без станций. «Ночным зрением» Дунаев видел, что туннели не заброшены, а напротив, находятся в полном порядке: везде были аккуратно проложены рельсы, иногда они разветвлялись. Кое-где горели сигнальные лампы красного и синего цвета. «Что же это за метро такое?» – подумал Дунаев. Ему вспомнились легенды о «тайном метро Сталина», якобы построенном под московским метрополитеном и превосходящем «метрополитен имени Кагановича» длиной и извилистостью своих веток. Действительно, казалось, что они постоянно опускаются все ниже и ниже: рельсы все время вели чуть-чуть вниз. Затем парторг пригляделся к стенам и потолку туннеля. К его удивлению, потолок оказался очень высоким и терялся в темноте, а стены покрыты были какими-то изображениями. Парторгу померещилось, что это мозаика. От любопытства он даже скатился с рельсов и притерся к стене, чтобы рассмотреть ее получше. Стена оказалась деревянной и покрытой лаком. Под толстым слоем лака, напоминавшим застывший стеклянный жир, были нарисованы колоссальные аляповатые цветы, синие на красном фоне. Пораженный Дунаев продвигался дальше, держась возле стены. Через некоторое время цветы на красном фоне закончились косо идущей линией с небрежно изображенной бахромой – похоже было на край огромной нарисованной шали. После этого узор изменился: синие розы сменились гигантскими ромашками, не менее аляповатыми, а фон стал желтым.«Неужели это Сталин себе такое оформление заказал? – недоуменно подумал парторг. – Прямо как в деревнях матрешек раскрашивают».Тут же его сдобное тело пронзила легкая молния откровения: МАТРЕШКА! В памяти отчетливо всплыло лицо одного шахтера из Кузбасса, с которым он познакомился как-то в поезде году в тридцать шестом. Этот шахтер шепотом рассказывал парторгу, когда они курили в тамбуре, о «внутренней Москве». Он рассказывал, что под Москвой, под землей, имеется целый мир туннелей, ходов, связей, железных дорог, тайных заводов, складов, правительственных убежищ и прочего – целый подземный город, спроектированный большевиками якобы еще до революции и построенный за годы советской власти. Этот город уходит в глубь земли на много километров и имеет форму колоссальной матрешки, зарытой в землю вниз головой и вверх дном. На этом дне и лежит «верхняя Москва». Что касается «внутренней Москвы», то она состоит из некоторого количества «баб» (кое-кто говорит, что их шесть, другие – что их восемь или даже девять). Эти «бабы» располагаются одна в другой, и переход из каждой в более внутреннюю соответствует переходу на более засекреченный уровень. В голове последней, самой внутренней бабы находится что-то «самое важное» для жизни государства. Что это за «самое важное», шахтер не знал, но полагал при этом, что это некоторое преувеличение, созданное слухами. «Скорее всего, – сказал он, – ничего такого уж важного там нет, просто какой-нибудь запасной кабинет Сталина или актовый зал ЦК». Закончив рассказ о подземной Москве, шахтер добавил, что в древней Удмуртии МОСКВОЙ называли все вещи, вложенные одна в другую: маленький горшок в большом, нож в ножнах, хуй в пизде, пестик в ступке и так далее. Еще он сказал, что иногда в силу стечения особых погодных и атмосферных условий «внутренняя Москва» таинственным образом «дает тень», имеющую вид гигантского прозрачного силуэта матрешки, встающего над Москвой и способного продержаться на грани невидимости несколько минут. Так называемая Московица или «Богородичный колпак».Тогда, пять лет назад, в солнечном тамбуре веселого поезда, несущегося сквозь мирные просторы Родины, этот человек показался Дунаеву сумасшедшим или глупым болтуном. Но сколь мелким, излечимым и безобидным казалось теперь его безумие по сравнению с безумием самого парторга! Сколь невинной была его глупая болтовня по сравнению с той глупой болтовней, которая уже потеряла звучание человеческой речи и превратилась в космический гул, окутавший жизнь заблудившегося в лесу. Однако лицом тот шахтер из Кузбасса несколько походил на привидевшегося Дунаеву «проводника» к Энизме. Только у шахтера лицо было отравленное, изъеденное (болезнями, угольной пылью, алкоголем), а у рабочего из видения лицо было чистое, светлое, спокойное, хотя и немолодое. И все-таки сходство было, и это найденное сходство вдруг поселило в Дунаеве надежду. Надежду на то, что сон был руководством, вещим указанием и что, возможно, в голове последней, самой внутренней «бабы», в самом центре подземной матрешки, таится проход в Энизму. Ему страстно захотелось пробраться туда и кануть в этом глубинном потоке, раствориться в вечной свежести этого первозданного меда, текущего по обратной стороне дна и не знающего ни о чем, убежать в разгаре решающей битвы из мира войны, неожиданно сдаться, капитулировать, исчезнуть.«Может быть, они ведут меня туда?!» – с надеждой подумал он, найдя взглядом белые спинки двух половинок яйца, которые продолжали нестись впереди него в туннеле, замедляя скорость и поджидая его, если он тормозил, разглядывая узоры на стене, которая (как он был теперь уверен) была поверхностью второй по счету «бабы» (внутри первой они уже находились).«Должен быть проход внутрь Второй», – понимал парторг. И действительно, они вскоре достигли Трещины. Лакированная поверхность с грубыми яркими цветами здесь лопнула и разошлась, обнажив светлую древесину срезов.Половинки яйца проскользнули внутрь. Дунаев последовал за ними не без труда – щель была довольно узкая, а он все еще был слишком большим и распухшим. Там был точно такой же туннель, только чуть-чуть более тесный и темный. Рельсы здесь тоже были, но более старые, проложенные близко друг к другу, напоминая дореволюционные трамвайные пути. Они «поехали», через минут сорок свернули, и Дунаев оказался в другом «тупичке», но совсем не похожем на предыдущий. Здесь не было никакой заброшенности. Рельсы обрывались не в куче мусора, а закручивались на концах в щеголеватые сверкающие завитушки, словно полозья замысловатых дорогих санок. Два больших светильника в форме стеклянных футбольных мячей были помещены на массивные (выше человеческого роста) мраморные подставки, имевшие вид шахматных ферзей. «Футбольные мячи» ярко освещали стену, облицованную разными породами дерева, складывающимися в нечто, похожее на роскошный паркет. На этой стене висел предмет, который можно было бы принять за сильно увеличенный почтовый ящик. Сделан он был из эбонита с прожилками под черный мрамор. В остальном он ничем не отличался от почтового ящика: щель для писем, маленький выпуклый герб Советского Союза, покрытый золотой краской. Однако почему-то вместо слова ПОЧТА красовалось выложенное из блестящих металлических букв немецкое слово ZUKUNFT. Дунаев вспомнил, что по-немецки это слово означает БУДУЩЕЕ. Он совершенно растерялся в этом уголке, отличающемся довольно нелепой роскошью. Но особенно озадачило и насторожило его немецкое слово. Половинки яйца повисли по обе стороны ящика, видимо, считая свою роль чуть ли не выполненной и даже как будто сияя от довольства. Внезапно в ящике что-то загудело, ударилось, потом снова загудело, щель для писем открылась, и оттуда полезла длинная, белая и довольно широкая лента бумаги. Она вылезала прямо перед «лицом» Дунаева так, что он мог видеть написанный на ленте текст. Он состоял из больших, отчетливых букв. Вот что прочел Дунаев:«Мы ищем навозную кучу. Приблизившись к навозной куче, мы чувствуем вонь и поспешно ретируемся. Навозная куча темно-коричневого цвета, источает пар, запах ее чудовищно неприятен. Мы, конечно же, не можем прикоснуться к ней руками. Посмотрите, куда мы идем теперь. Мы идем к Королевской Обсерватории. Кухня. Холл. Палисадник. Леса. Дворцовые ворота. Дворцовая дорога. Перед Дворцом. Восточный зал. Мы обнаруживаем ботинки. Приземляемся. Королевская Обсерватория. Здесь находятся большие и малые линзы. Теперь мы видим другое. Мы подготавливаем телескоп. Королевская Обсерватория имеет форму купола, находящегося на самом верху Королевского Дворца. Там размещен телескоп, направленный на отверстие в крыше. Там есть большие и малые линзы. Жаль, что вы не видите этот роскошный зал. Мы берем большие линзы. Бросить газеты! Газеты упали. Бросить диванные подушки! Подушки упали. Достаем большие линзы. Достаем малые линзы. После этого мы проверяем телескоп. Телескоп поднимается на стойке, которая позволяет ему поворачиваться. У него есть малый конец и большой конец. Он повернут на восток. Затем мы бросаем чайную коробку. Чайная коробка упала. Мы пытаемся заглянуть в телескоп. Мы слишком малы и не можем дотянуться до окуляра. Поэтому мы встаем на чайную коробку. Мы вкладываем большие линзы в большой конец и малые линзы в малый конец. Большие линзы оказались внутри большого кольца. Маленькие линзы оказались внутри малого кольца. Мы закрываем левый глаз. Приложив правый глаз к окуляру, мы смотрим в телескоп. Мы видим Дом Герцогини. Отсюда он кажется не более четырех футов в высоту. Мы поворачиваем телескоп на юго-восток. К сожалению, кто-то поставил там стену. Мы опять смотрим в телескоп. Мы видим Дом Деревьев. Нам нужно оторвать игральную карту, прикрепленную над гвоздем, вбитым в одну из деревянных планок, составляющих обшивку стен Дома Деревьев. Теперь мы идем в Восточный зал. Выходим. Мы перестали смотреть в телескоп. Приземляемся. Почувствовав себя чуть-чуть глупо с одним закрытым глазом, мы открываем левый глаз. Восточный зал. Здесь находятся ботинки. Центральный зал. Западный зал. Вот видите, что мы нашли в Обсерватории. Но сейчас мы вам покажем самый главный список. Западный зал. Из восточного конца зала мы видим, глядя назад, на восток, Центральный зал и за ним Восточный зал. В этой части зала доминирует статуя склонившегося мужчины в человеческий рост. На юге находится Королевская Консерватория, а на севере – Банкетный зал. Мы проверяем статую. Статуя наклонилась полностью. Извините, к сожалению, мы попали не в тот зал. Мы идем на восток. Центральный зал. Отсюда зал, простирающийся на запад и восток, можно видеть во всем его великолепии. На севере – тяжелые деревянные двери с ручкой. На юге – пара золотых дверей, украшенных резьбой. Среди других блестящих произведений искусства нас привлекают доспехи. Теперь мы читаем Список Алмазов. Он показывает, какие алмазы присутствуют. Список Алмазов: Шесть алмазов – есть.Восемь алмазов – есть.Джек алмазов – есть.Два алмаза – есть.Четыре алмаза – есть.Королева алмазов – есть.Семь алмазов – есть.Девять алмазов – есть. Вот наше Алмазное Собрание. Мы обнаруживаем, что не хватает нашего алмаза, который мы нашли с помощью телескопа. Мы решаем отправиться за ним. Мы идем к Дому Деревьев. Восточный зал. Здесь несколько ботинок. Перед Дворцом. Дворцовая дорога. Ворота дворца. Леса. Мост. Гигантский вяз. Петляющая тропинка. Узкая тропинка. Тропинка. Обнаруживаем кирпич. Ореховое дерево. Дом Деревьев. Тот, кто строил этот дом, не побоялся потратить на него много времени. Крыша соединена с потолком по принципу буфетных дверей: с помощью петель. Куски старой садовой ограды. Пол сделан из цельного куска дуба, который выглядит так, как будто когда-то был столом. В полу имеется отверстие, обеспечивающее доступ к земле. Мы заметили другую, меньшую по размеру дырочку в северо-западном углу дома. И дверь, выходящую на запад. Вот мы и пришли. Сразу брать наш алмаз довольно опасно. Имеются какой-то гвоздь и дырка. Требуется сначала исследовать их. Отсюда нельзя увидеть гвоздь. Дырка находится в северо-западном углу Дома Деревьев. Она достаточно велика, чтобы просунуть в нее руку. Мы начинаем искать игральную карту. Мы не можем найти эту игральную карту. Мы просовываем руку в дырку. Мы убеждены, что игральная карта, которую мы видели в телескоп, находится где-то за дыркой. Мы протягиваем руку, чтобы достать карту. Однако в тот момент, когда мы хватаем карту, какая-то невидимая сила выдергивает ее. Карта взлетела в воздух, сделала несколько сложных кульбитов и ринулась назад, по направлению к нам, с чудовищной скоростью. Чуть не задев правое ухо, карта промчалась к ботинкам, проскользнула сквозь шнурок и вернулась в исходную точку, довольно, впрочем, неохотно. Мы интересуемся шнурком. Гвоздь вбит с обратной стороны Дома деревьев.Исследовав гвоздь, мы не обнаружили ничего интересного. Теперь давайте вернемся к Алмазному Списку и посмотрим на результат нашего путешествия. Теперь мы отправляемся в Спальню Королевы. Ореховое дерево. Выяснение. Узкая тропинка. Петляющая тропинка. Гигантский вяз. Мост. Леса. У Дворцовых ворот. Дорога к дворцу. Перед входом во Дворец. Восточный зал. Там мы обнаруживаем несколько ботинок. Приземляемся. Спальня Королевы. Опять попали не туда. Но давайте посмотрим, где мы. Мы в Спальне Королевы. Главной особенностью этой комнаты является гигантская кровать размером с Королеву. Обычно она покрыта фламинговым пуховым одеялом и подушками. Эта обширная конструкция была специально заказана Королевой, когда она порядком устала от своего Старика. С двух сторон кровати стоят столы размером с Короля и Королеву, каждый с маленьким выдвижным ящичком. Мы решили проверить корону. Корона присутствует здесь только для того, чтобы хватать людей, которые настаивают на безболезненном продвижении по всем пейзажам. Мы решили проверить сердце. Сердце присутствует здесь только для того, чтобы хватать людей, которые настаивают на безболезненном продвижении по всем пейзажам. Мы решили проверить подушки. Подушки очень мягкие и легкие. Мы решили проверить одеяло. Одеяло покрыто изумительным цветочным узором и выглядит очень теплым и уютным. Мы взяли одеяло. Жаль, что вы не видите, какое у нас красивое, теплое, мягкое, розовое одеяло. Мы шарим под кроватью размером с Королеву и не находим ничего интересного. Мы шарим на полке и тоже не обнаруживаем ничего интересного. Как видите, здесь больше ничего нет. Мы идем в Центральный зал. Приземляемся. Восточный зал. Здесь мы обнаруживаем несколько ботинок. Центральный зал. Читаем Алмазный Список: Шесть алмазов – есть.Восемь алмазов – есть.Джек алмазов – есть.Два алмаза – есть.Четыре алмаза – есть.Королева алмазов – есть.Семь алмазов – есть.Девять алмазов – есть.Три алмаза – есть. Мы сравниваем этот список с предыдущим и находим свои алмазы.Напоследок обследуем доспехи. Доспехи сделаны из железа. Мы пошарили внутри доспехов, но не обнаружили ничего интересного. Мы пытаемся взять доспехи с собой, но оказывается, что мы не в состоянии сдвинуть их с места».На этом текст на бумажной ленте закончился. Закончилась и сама лента, с шелестом свернувшись на полу у самого дунаевского «подбородка». Шум и щелканье в ящике прекратились, все затихло. Наступила такая глубокая тишина, что пришлось даже затаить дыхание. Все предшествующее время слух Дунаева был наполнен грохотом его собственных стремительных перемещений, громом туннелей, акустикой мраморных вестибюлей метро, свистом вспарываемого воздуха, эхом его собственных горячечных мыслей, внутренних вскриков, воплей и стонов, многообразным шорохом и хоровым лепетом бреда. И только сейчас он осознал, что фоном всех этих звуков постоянно являлся другой звук – приглушенный, доносящийся словно сквозь бесчисленные наслоения подушек и матрасов, – гул артиллерийской канонады. Сейчас этот звук исчез, и непонятно было, то ли бой наверху прекратился, то ли звук уже не доходит на эту глубину. И впервые Дунаев «услышал», какая в этих местах стоит мертвая, полная, немыслимая тишина. Парторг застыл, словно схваченный льдом, пытаясь расслышать хоть слабое эхо происходящего наверху, однако сверху не доносилось ни звука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56